Юра Кулик организовал секцию самбистов. Слава Коншин вел от победы к победе команду баскетболистов, вызывая восторг у самого Мухи — лучшего игрока команды летчиков, часто приходящей играть в наше училище.
У футболистов царствовал Гена Крашенинников - вратарь команды.
Подготы мужали, крепли, становились славными юношами.
О всех спортивных соревнованиях, проходящих в училище, начиная с репортажа о шахматных соревнованиях в честь столетия со дня рождения Чигорина, я публиковал статьи в центральных военных газетах. Это воодушевляло ребят.
Занятными были ночи, когда взвод отправляли согласно графику на чистку картофеля. Садились с ножами вокруг огромной кучи, а одного назначали читать интересные рассказы. Чаще патриотические с военно-морской тематикой. Хорошо это получалось у Толи Максимова и Юры Малькова, обладающих отменной дикцией.
Патриотическому и военно-морскому воспитанию ненавязчиво уделялось огромное влияние. Некоторые выросли в неблагополучных семьях, у других родители погибли на фронте. Те и другие тянулись к офицерам-воспитателям, старшинам и гражданским преподавателям, как к родным. Воспитатели отвечали тем же. Капитан второго ранга Чугунов, капитан третьего ранга Феоктистов, старшины Власов, Симаков, Трифонов, преподаватель Чурсина и многие другие заменяли отца и мать. При всем внимании и нежности они глубоко осознавали, к какой цели готовятся эти сорванцы-подготы.
Ясность и чистота помыслов, честность и открытость в общении, смелость и трезвый рассудок, любовь к Родине и полная самоотдача: вот те качества, которые воспитывали в подготах. Резко отрицательно некоторые подготы встретили произошедшее с двумя Редькиными. Юра Редькин — сын полковника, заведующего канцелярией Министра Военно-морского флота, второй В.Редькин (8) был отчислен за неуспеваемость. Папа Юры узнал и подумал, что отчислен его сын.
Немедленно поступило распоряжение из Москвы: Редькина оставить в училище. В.Редькин буквально с поезда был возвращен в училище.
За три года обучения не было ни единой ссоры на национальной почве. Жора Романец - украинец из Ровно, Валера Гунько из Грозного, Ваня Буланов - русский из Энгельса—все мы были равными, как родные братья. Этот вопрос даже никогда не поднимался. Просто не возникал. Вместе росли, взрослели, думали о будущем. Учились вязать морские узлы (особенно тяжело давался беседочный), осваивали азбуку Морзе, отчаянно размахивали флажками, на скорость передавали послания друг другу.
После второго года обучения нас повезли в товарных вагонах на практику в Севастополь (на практику отправляли ежегодно). Вагоны старательно промыты, но еще не просохли после перевозки скота. Был ясный летний день. Из раскрытых дверей смотрели на измятые гусеницами танков и самоходных орудий чернозёмные, опустошенные поля. Говорили, что с этих мест немцы вывозили плодородную землю в Германию. Сейчас земля плакала черными слезами плодородия, умоляла вспахать её, ухаживать за ней. Обещала обильный урожай.
Перед отправкой эшелона перепачканный мазутом и соляркой осмотрщик вагонов с деловым видом написал на нашей двери мелом «Люди». На стоянке в Харькове внимательный железнодорожник дописал «живые».
На месте довоенного опрятного харьковского вокзала лежали груды разбитого кирпича и остовы десятков сброшенных с обрыва товарных вагонов.
Лето было засушливое. Голод давил людей. К вагону подходили оборванные детишки, старики с выцветшими, потухшими глазами. Стыдливо протягивая ладони, вполголоса шептали: «хлебушка». Аттестат у нас по сроку иссяк. Планировали доехать быстрее. С питанием было не ахти. Давали что могли, со слезами на собственных глазах. Плакали от беспомощности, что не можем помочь всем.
То, что уцелело от Севастополя, городом назвать было нельзя. Целыми стояли три здания: почта, Дом офицеров и в центре на горе собор, служивший ориентиром для обстрела немцам при захвате города, а нашим войскам при освобождении.
Пыль от цемента и мятого инкерманского камня вражьей тучей поднималась над нашей ротой, когда мы шагали но улицам мёртвого города. И вдруг ... о боже: увидел напротив Дома офицеров киоск, в котором торговали фруктовой газированной водой.
- «Товарищ старшина, - обратился я из строя к старшине Трифонову - разрешите выйти из строя к киоску». Трифонов, не раздумывая, показал один палец, что означало: один наряд вне очереди за разговоры в строю, вечером после отбоя чистить общественный гальюн.
Раздосадованный, неожиданно глубоко вздохнул едкую пыль. Закашлялся, хотелось пить. Рука нащупала в кармане монетку. Откашлявшись, вновь обратился к Трифонову, показывая блестящую на солнце монету. Трифонов показал два пальца.
Я продолжал шагать, вздымая разношенными ботинками клубы пыли. Теперь предстояло чистить гальюн две ночи.
Во время шлюпочных гонок на шестивесельных ялах я сидел в носу левым боковым. Впередсмотрящим лежал Коля Кривошея. На вёслах: Витя Коренной. Коля Путушкин, Г. Кликунец, Игорь Дубов, Саша Харламов. Старшиной сидел в корме грозный Власов. Во время гребли мне на ладони попали брызги воды. Образовались мозочи Почувствовав острую боль у основания пальцев, выпустив валек весла и показал старшине ладони. Власов наклонился, набрал полный совок воды и выплеснул в мою сторону. Схватил весло, превозмогая боль, я продолжил грести.
Вечером с гордостью показывал друзьям - подготам прорвавшиеся кровяные мозоли. Светящиеся глаза и приподнятые плечи говорили, что я доволен своим маленьким мужеством.
Так капля за каплей, шаг за шагом становились крепче, настойчивее будущие офицеры военно-морского флота.
Примечание:
1 Г. Шинкевич - командир гвардейской атомной подводной лодки.
2. Ю.Каменев - известный врач, профессор.
3. Ю.Солдатенков - окончил училище с золотой медалью, автор книги воспоминаний подготов.
4. С.Бессонов - командир атомной подводной лодки, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза.
5. С.Орлов - командир атомной подводной лодки.
6. А. Харламов - подводник-поэт.
7. Олег и Игорь Филатовы—активно работают над книгой воспоминаний о СВМПУ.
8. В.Редькин - не был допущен к выпускным экзаменам, имея три неуда.
Игорь Филатов. МОРСКАЯ ПРАКТИКА В СЕВАСТОПОЛЕ 1950 г.
В Севастополь ехали товарным эшелоном в обычных грузовых вагонах, где были оборудованы возвышения - громадные деревянные нары, на которых располагались подготы-воспитанники. Если какому-либо воспитаннику, лежащему в глубине, надо было выйти по какой-либо причине, то приходилось беспокоить весь слой спящих, перекатываясь через их тела. К этому быстро привыкли и не обращали на это никакого внимания. Регулярности движения эшелона не было. Состав, то как сумасшедший двигался непрерывно, то простаивал часами на каком-нибудь полустанке или железнодорожной станции. Находиться в раскаленных душных вагонах было нестерпимо. Воспитанники, чтобы проветриться во время остановок, перебирались на соседние полувагоны или платформы, загруженные кварцевым песком для каких-то производственных нужд. Однажды так и сделала группа из 8 человек. В это время поезд тронулся. Двое успели спрыгнуть с платформы и добежать до своего вагона. Остальные замешкались и остались «на песке». Делать было нечего и они решили позагорать. Скинули ботинки, робу, сняли тельняшки и улеглись загорать, словно на пляже. Под мерный стук колес и мерное покачивание вагона вначале задремали, разморившись солнечным теплом. Затем крепко заснули. Кто не помнит как хорош, приятен и прекрасен сон молодых? Не то, что у «старпёров».
Они, естественно, не заметили, что состав постепенно набрал скорость. Встречный ветер стал передвигать песок. Вначале образовывались поперечные валики песка, которые, словно дюны, перемещались вдоль вагона, скатывались в ложбинки, засыпая их, затем опять возрастали груды песка. Боковой ветер, который в этот день был значительным, превращал эти валики в ряд небольших горок (куч), которые разрушались вновь, закручивались в маленькие вихри. Маленькие вихри закручивались в большие смерчи, перемещающиеся параллельно поверхности. Через некоторое время еще больше закручивалось и превращалось в какое-то торнадо! Ребята враз и дружно проснулись от ощущения, что кто-то драит их большим куском крупнозернистой наждачной шкурки. Кое-как, на ощупь, схватив свою одежду, натянули тельняшки, робу и сунули ноги в ботинки, пересыпанные песком. Затем сбились в тесный кружок, лицами внутрь, натянули на кисти рук и пальцы рукава тельняшек, чтобы защититься от песка. Когда представилась возможность, вернулись в свой вагон. Представляли они картину неприглядную, которая стала совсем мрачной, когда скинули одежду и ботинки, чтобы привести себя в порядок. Кожа тела, рук, ног, лица, головы представляли сплошные царапины и порезы, стертости, которые кровоточили. На приведение их в подобающий и товарный вид — на смыв грязи, песка, промывку царапин и порезов пришлось «ухнуть» весь запас воды - два бачка. Один для помыва, другой для питья. Один с сырой водой для помыва, другой с кипяченой питьевой водой, которые ставились по штатному расписанию. От начальства и других подготов в остальных вагонах, происшествие скрыли.
На наших вагонах были сделаны надписи: «Осторожно! Люди!». Когда въехали на территорию Украины, какой-то железнодорожник дописал: «ЖИВЫЕ!» (Напомнил Толя Селезнев). Прибыли в Севастополь где-то в 17 часов. Сгружались, спрыгивали прямо на перрон, представляющий собой ровную земляную площадку, посыпанную толстым слоем ракушечника. Вокзала как такового не было. Стояли руины, голые полуразрушенные стены с бойницами вместо окон. Цвет этих развалин был какой-то желтоватый. Нас переправили и разместили в учебном отряде, готовившего коков для всего Флота СССР. В казармах места не было, и нас разместили в бане отряда: в предбаннике и в помывочном огромном зале. Там стояли длинные деревянные скамьи-лавки (хорошо, что не каменные!) Было сухо и чисто. Там мы, по-походному, переночевали.
Утром нас накормили в столовой отряда и доставили на славный моторно-парусный учебный корабль Так началась военно-морская практика. Там впервые мы увидели подвесные койки, которые каждое утро скручивали и складывали в отведенные места.
Мне почему-то запомнилось - вдоль бортов на верхней палубе - впервые научились по-настоящему владеть шваброй и драить палубу, драить медяшки, стирать матросскую робу. Изучали снасти, рангоут, паруса, материальную часть корабля. Учились вязать морские узлы и плести маты. Правда, нас этому учили в училище, но больше теоретически, за исключением прямого, шлюпочного, беседочного и рыбацкого штыка. Здесь всё наяву и в полном ассортименте. Научились различать расположение различных мачт и рей: фок, грот, бизань и т.д. Всё протекало в размеренном темпе, насыщенно и романтично. Однажды, во время тренировок «бега по вантам» с одного борта с переходом на другой борт в районе фока-реи, один из подготов, которому стало очень весело от переизбытка чувств на высоте, запел и стал приплясывать. И каким-то непостижимым образом, с припевом «ОЛЬ-ЛЯ-ЛЯ!» сорвался и полетел вниз. Успел чудом ухватиться за какую-то снасть, повис на руках, раскачиваясь, болтая и дергая ногами и еще больше раскачиваясь, чего нельзя было делать. ВСЕ ЗАМЕРЛИ! И здесь вмешался Главный боцман. Зычным голосом, точнее рыком, изобразил флотскую брань с невообразимым колоритом, литературно-фольклорными, высокохудожественными словами-коленцами (как бы развевающимися по горизонтали) и складывающимися в двенадцатиэтажную структуру по вертикали. Его выражения, начиная от ... «КОКА И КОТЛА ЕГО И РОДСТВЕННИКОВ ЕДИНОУТРОБНОГО КОЛЕНА» ... и до ... «В ТРИДЦАТЬ ТРИ ПОТОПА ОКЕАНА ... « и прочих «боцманских загибов», привели в нормальное чувство несчастного певуна и танцора. Он очнулся, пришел в себя, перестал болтаться «как дерьмо в прорубе» - по выражению боцмана. Стал подтягиваться на руках. Рядом стоящий кадровый старшина помог ему подняться. Тот со страху так вцепился в старшину, что его невозможно было оторвать. Спускали их обоих вместе вниз на палубу с помощью каната, предварительно объвязав беседочным и ещё какими-то фантастическими страховочными узлами. Потом, когда мы все вместе попытались воспроизвести выражения боцмана, ничего не получилось!
Во-первых, у него при всём этой не было ни одного нецензурного слова!
Во-вторых, у нас не хватило опыта, литературно-художественной поэтики и той громадной экспрессивности речи, с которой он всё это в многообразии и многоэтажности воспроизвел!
Капитан-лейтенант Бирюков и мы на палубе «Дуная», Севастополь.
В момент нашего пребывания корабль «Дунай» ремонтировался и не мог выходить в море (были разобраны дизеля). Но Игорю Филатову уже в отпуске удалось уговорить начальство взять его в поход под парусами, когда на корабле проходили практику курсанты мореходного училища. Поход проходил по акватории Черного моря. Впечатление от похода на паруснике просто невообразимо, интересно, красиво, романтично, загадочно. Особенно, когда глубокий вечер или ночь и светит луна. Мягкий ход. При этом едва шуршащий звук при движении корабля, разрезающего морскую гладь. Поскрипывание мачт и оснастки. Надувшиеся паруса, наподобие больших крыльев птиц. Свежий ветер и воздух, которым дышишь, находясь на верхней палубе, приводят к отрешенности от бытовых мелочных забот и появляется какая-то возвышенность чувств и окрыленность! Такого чувства не испытываешь, когда пребываешь на современном боевом корабле, запертый в душном, ограниченном объеме — боевом посту со спертым жарким воздухом и всяческими шумами, вибрациями, гулом машин.
С целью ознакомления с боевыми кораблями выезжали на экскурсии. Попали на крейсер «Красный Кавказ». Нас водили по кораблю. Показали вооружение, машинное отделение, кубрики, кают-кампанию. Провели по палубам корабля. Только не пустили на радиотехнический (радиолокационный) пост из-за повышенной секретности. Игорь Филатов откололся от всей группы, и пока все восхищались внешним антуражем - орудиями, тихонько и осторожно пробрался на пост РЛС. Там оказался очень отзывчивый старшина. Он показал ему РЛС воздушного обнаружения. (РЛС «ГЮЙС» или её аналог). Поразила аппаратурная (приборная) насыщенность поста. Особенно индикатор и планшет воздушной обстановки. Игорь и до поступления в Подготию бредил «Радио» и с малых лет был радиолюбителем. Здесь и родилось желание - мечта после окончания Подготии пойти учиться в радиотехническое (радиолокационное) Училище. Что и осуществилось после окончания СВМПУ.
Гвардейский крейсер "Красный Крым" на параде в Севастополе, на заднем плане плавбаза "Дунай", бывший итальянский "Христофор Колумб", 1947 год. -
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
