НА КРЫШЕ ДОМА СВОЕГО
Наша семья еще в 1938 году переехала из Ленинграда в Детское Село. Это и к природе ближе, и отцу стало легче добираться до места работы, в лабораторию института земного магнетизма (она находилась в Павловске). Здесь мы жили в коммуналке на втором этаже деревянного дома. Хорошо помню скрипучую, крутую лестницу этого дома; не раз приходилось "гонять" по ней, особенно во время бомбежек. А бомбили фрицы часто, буквально высыпая на город эти коварные "головешки" - зажигательные бомбы. Они пробивали кровлю и на чердаке начинали разгораться. А дом был сухой, старый. Во время воздушных тревог отец по очереди с соседями дежурил на крыше. Там было приготовлено несколько ящиков с песком, щипцы с длинными ручками. Это для того, чтобы попавшую в дом "зажигалку" быстро перехватить и закопать в песок. Раза два отец позволил и сыну Горику (так звали меня в семье с детства) подежурить с ним. Было интересно наблюдать лучи прожекторов над Ленинградом, зарева пожаров. Сердце замирало и от высоты на крыше, и от радости, когда видел, что вражеский самолет пойман в перекрестке прожекторов и его вот-вот собьют зенитки. А кругом - крыши затемненных, притаившихся домов да шелест деревьев…
БАБУШКА ГУТЯ
В конце августа стало очень тревожно. Оказалось, немцы уже недалеко. Родители уговорили бабушку переехать в город. Увезти вещи было невозможно, собрали зимнюю одежду и самое необходимое. Наша семья добралась пригородным поездом до Витебского вокзала в Ленинграде, но без бабушки. Отец договорился, что приедет за ней на следующий день, так как она не соглашалась переезжать без своей любимой швейной машинки. Бабушка шила на дому, и машинка ее не раз выручала. Рано утром отец отправился на вокзал и там узнал, что отменены все пригородные поезда, а в Детское Село уже вошли немцы. Так бабушка оказалась в оккупации.
Позже узнал, что наш деревянный дом загорелся при артобстреле во время вступления немцев. Бабушка Гутя выскочила из горящего дома лишь со своей швейной машинкой "Зингер". Благодаря этому она смогла выжить в течение почти трех лет оккупации. И в лихую годину женщинам нужно одеваться, не так-то просто в то время было достать хорошее платье или приличный костюм...
В КВАРТИРЕ ДЯДИ
...То ли мы приехали в гости к дяде Шуре, то ли он сдал нам жилье в наем, - уже и не помню. Сам он дневал и ночевал на заводе, как и тетя, и многие другие, работая по две смены, выдавая продукцию для обороны второй столицы - города Петра и Ленина. Иногда он навещал квартиру, встречался с друзьями, соучениками по техникуму. Они обсуждали обстановку, готовились защищать город врукопашную, изучали, как изготавливались финские резаки, кортики.…
"А вдруг ворвутся?" - не раз возникал этот вопрос. Многие годы вспоминалась мне одна из этих встреч, на которой молодые, в сущности, люди думали, спорили, планировали не как спастись самим, а как будут защищать свой родной город. После пожара на Бадаевских складах обеспечение горожан резко ухудшилось, по карточкам невозможно было что-либо выкупить. Люди метались по городу и бесполезно простаивали в очередях. На заводах было полегче - там, по талонам, работающих подкармливали два раза в день. Наступила холодная осень, но отопление в дома не подали. Затем из кранов пропала вода, а после вырубили и электроэнергию... Чтобы хоть как-то обогреться, отец соорудил маленькую печь (под дном чайника), жестяную "буржуйку". Вся семья устроилась на кухоньке в семь квадратных метров. Под потолком пристроили пружинный матрас. На этой "антресоли" иногда устраивались всей семьей, спасаясь от холода.
ДЕДУШКА НЕ ПРОСЫПАЛСЯ...
Я встал, когда совсем рассвело, и удивился: какая тишина и пустота... Лишь иногда чмокала губками Лялька, ей, наверное, снилось, что она пьет молочко. Родителей не было. Пошел спросить у дедушки, где мама. Дедушка лежал на низкой железной кровати в соседней комнате со скрещенными руками. Обычно дедушка прятал руки под одеяло. Я потрогал его руки - они были холодные. Я потряс руки, которые лежали крепко. Дед не просыпался…
Отец с мамой пришли с двумя салазками. Дедушку завернули в простынь, обвязали, зашили края, уложили на санки и привязали. На улице было снежно, по протоптанным дорожкам люди ходили гуськом. Вот и мама с папой покатили санки, запряженные цугом. До Охтинского кладбища было не очень далеко, и они вернулись часа через два, замерзшие, молчаливые и с пустыми санками. А дедушка где? - спросил я.
- Уехал, - ответила мама...
...А ПОТОМ - РАГУ С КОТОМ
Когда отец был дома, он во время воздушной тревоги поднимался на чердак. Хотя мы уже обитали на первом этаже пятиэтажки. Как-то в ноябре он вернулся очень быстро и позвал маму:
- Я на чердаке кота обнаружил, он за мышами охотится...
Это была удача!
Кошек к тому времени почти не стало, их было нечем кормить. Кто-то отпускал их охотиться, а кто-то использовал и на рагу...
Через полчаса родители вернулись, кот был в сумке. Это была последняя памятная семейная трапеза - рагу с чечевичной похлебкой, по сусекам мать наскребла и пару горстей крупы.
Как и чем родители питались последующие блокадные месяцы, трудно себе представить. Ведь и мы с сестренкой ели от случая к случаю. Представляю состояние мамы, которой нечем было накормить детей...
КИСЕЛЬ ДЛЯ ЛЯЛЬКИ
..Мама его варила на когда нашла в чулане банку из-под варенья с высохшими остатками. Получилось совсем немного, на донышке маленькой тарелки. Очень хотелось попробовать, но мама сделала вид, что не видит взгляда сына. Тарелочку поставила в холодную комнату на верхнюю полку шкафа.
Когда мама занялась умыванием Ляльки, я прокрался в соседнюю комнату. Надо было лезть по полкам, как по лестнице. Вот и верхняя, выдвижная. Держась одной рукой за край, попытался другой нащупать тарелку.
И тут полка стала вытягиваться, тарелка полетела на пол, стукнув меня по голове, а затем и сам я грохнулся почти с метровой высоты.
Обида и раскаяние были столь сильны, что я всхлипывал и размазывал слезы не менее часа. А мама даже не стала наказывать, хотя и приласкать не захотела...
ПОЛЕННИЦА
Я разглядел ее во дворе через глазок во льду из окна, который процарапал отверткой, сидя на кухне. Мама тоже глянула в центр процарапанного крестика - лед на окне был толстый, и глазок постоянно затуманивался. Поленница была как раз напротив окна, в человеческий рост, "одетая" снегом.
- Да, дрова, - сказала мама, - но ими нельзя топить, они очень сырые...
И тут я разглядел торчащие из поленницы ноги и понял, что это не дрова, это груда замороженных трупов, сложенных дворниками, покойников, вынесенных из квартир, в которых никого не осталось. Их некому было хоронить...
Поленница исчезла лишь ближе к весне, когда было организовано Пискаревское кладбище. Трупы стали вывозить для захоронения в гигантских братских могилах...
Памятный камень с указанием года захоронения в братской могиле.
ЭХ, И КРЕПКИ БЫЛИ ВЕНСКИЕ СТУЛЬЯ!..
Наша "буржуйка", печурка величиной в четыре кирпича, должна была топиться хотя бы три раза в день. Тогда теплее от нее становилось часа на два. Жгли книги, преимущественно церковные (что поделаешь, брали грех на душу). Они остались от библиотеки дедушки.
Пилили стулья - венские, они были очень крепкие, приходилось действовать ножовкой по металлу.
Увы, тепло долго не держалось. Углы у наружной стены, кухонные окна - все обросло льдом.
Нужны были дрова. Отец бродил по дворам с ножовкой, надеясь найти какую-нибудь дощечку. Однажды ему повезло: увидел фонарный столб на заднем дворе высотой метра четыре. Он его долго спиливал, а затем они с мамой втащили его в квартиру через окно. Может быть, лишь благодаря этому столбу удалось нашей семье не вымерзнуть в жуткие морозы января-февраля 1942 года. Под новый год мама даже вымыла водой из снега Ляльку и помыла мне голову.
ДОРОГА ЖИЗНИ
В феврале стало ясно, что надо пытаться выехать по ледовой дороге через Ладожское озеро. Крылатое название "Дорога жизни" этот путь получил позже.
Тетя Наташа, работавшая на заводе и порой навещавшая семью сестры, пообещала организовать выезд на воинском грузовике, когда он порожняком пойдет в Кобону.
Ждать пришлось долго. Были собраны чемоданы, на которых можно было и посидеть, и полежать. Отец уже почти не вставал со своей лежанки под потолком, поясняя, что так сберегает силы...
Машина приехала неожиданно, тетя не сумела нас заранее предупредить. Собрались за полчаса и выехали в ночь.
Уже была середина марта. Лед на Ладоге подтаивал. Ехать нужно было с выключенными фарами, почти на ощупь, по вешкам. Мама с Лялькой ехала в кабине, я с отцом - в кузове. Полдороги я проспал на чемодане.
Проснулся от грохота. Немцы бомбили дорогу. Попасть "в ниточку" было трудно, очень пугали воронки по обочинам, трещины во льду, нередко машины проваливались в образовавшиеся полыньи. Нашей машине удалось проехать, возможно, сказалось то, что мы шли без военного груза.
В Кобоне быстро распрощались с шофером и сопровождающим офицером. Они спешили на погрузку.
Отец зарегистрировался на поезд, вывозивший беженцев, и получил талоны на суп, буханку хлеба.
После голодных месяцев зимы 1941-1942 годов суп и хлеб были сказочно вкусны. Отец хлебал суп, не в силах оторваться, прямо из ведра. К вечеру объявили посадку на товарняк зарегистрировавшимся беженцам, а отцу стало плохо, и он не мог поднять чемоданы из-за болей в животе.
Погрузились с посторонней помощью в середину вагона без места, на нарах. Отца уложили на чемоданы, растолкав детей по чужим уголкам. Мама сидела около отца, корчившегося от боли в животе. Врача в вагоне, как и вообще в поезде, не нашлось. Отец терпел из последних сил... Мама на ближайшей станции поспешила за кипятком - отец просил пить.
Поезд тронулся без мамы. Я проснулся от суеты: отец метался в бреду. Я подошёл, думая его успокоить, положил руку на лоб - он был сухой и горячий. Кто-то из пассажиров ушел к начальнику поезда искать врача. Ждали остановку, а поезд всё шёл, шёл... Отец перестал стонать. Я решил, что он уснул. Потрогал лоб, он был холодный. Стало жутко и все ясно... И почему у покойников так быстро стынет тело?!
Пришли уверенные в себе мужчина и женщина, стали распоряжаться: Посмотрите в чемодане простыни, рубахи ночные, оберните, обвяжите труп... Оставлять его в вагоне нельзя!"
Когда поезд проходил по высокой насыпи после очередной остановки, труп отца скинули под откос....
Самоуверенный мужчина приказал своим подручным: "Отнесите вещи в вагон начальника поезда. Решится вопрос с детьми, с ними передадим и вещи". И распорядители исчезли с чемоданами, не забрав лишь один, на котором лежала Лялька. К вечеру на одной из станций поезд долго не отправляли: надо было пропустить санитарный с ранеными. Когда он подошел, появилась мама, бледная, измученная погоней за нами.
- Где папа?! - прокричала она тихим голосом.
- Выбросили, - указал я на дверь. - Мама медленно осела на пол.
Утром на станции Белая Глина (Ставропольский край) пришли санитары, положили маму на носилки и унесли, потом пришёл милиционер, взял Ляльку на руки и спросил, где наши вещи. Нашли начальника поезда. Он заявил, что ничего про вещи не знает, их ему не приносили. Милиционер приказал держаться за ремешок его кобуры и понёс Ляльку в пункт милиции, а я, как на верёвочке, бежал за ним.
В привокзальном пункте милиции выяснилось, что маму уже увезли в больницу, а Лялька очень понравилась начальнику милиции, и он сказал, что его жена присмотрит за девочкой до выздоровления матери. Они сели в автомобиль и уехали, словно брата у Ляльки и не было... Горькая обида, безысходность захлестнули меня. Я заревел. Громко, безнадежно.
Так я оказался беспризорным, никому не нужным, вынужденным просто выживать долгие годы детства и отрочества.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
