... Возвращались поздно. Уже в машинах многие почувствовали озноб: хватили лишку солнца. Спины неприятно стягивало и саднило. Та же тряская дорога, та же пыль и ... усталость. И всё-таки на душе было легко: целый день на природе, ощущение свободы и нужности людям, чувство удовлетворённости ОСМЫСЛЕННОЙ работой. С собой везли несколько арбузов — подарок женщин - для оставшихся в училище друзей.
В училище прибыли затемно и сразу бросились под краны смыть пыль и пот, а заодно выстирать чехлы, «гюйсы» и носки. Поджидавшие нас «неудачники» быстро разобрали «подарки». Странное дело — ни корки, ни семечка на полу после «Тайной вечери « не оказалось.
... А назавтра - опять скучная, никому не нужная работа по принуждению и приятные воспоминания об арбузном выезде, надежда на повторение. Но выезда больше не состоялось.
Те, кто посмышлёнее, улеглись в лазарет и там проблаженствовали несколько дней, лечась «от ожогов», подтвердив присказку: «Нет худа без добра».
В предыдущие годы были выезды на бахчу, но запомнился именно этот выезд и сборщицы арбузов - простые русские женщины - с их материнской заботой, добрым сестринским вниманием и девичьей симпатией к подросткам в морской форме, оживившим их женский коллектив.
Июнь 2004 года. Олег Филатов
Как генерал Подгот закрывал
тревожит душу
И нет покоя памяти моей.
Рассказ этот дался трудно: полвека спустя злые чувства переполняют меня. Чтобы они не затмили правдивость былого, пришлось многократно переписывать, вычёркивать, убирать излишние эмоции и чересчур категоричные оценки...
Процесс сокращения и ликвидации подготовительных и нахимовских училищ, начавшийся в 1947 году, докатился до нашего училища. Летом 1951 года, после выпускных экзаменов, в Саратовское Военно-Морское Подготовительное училище нагрянула инспекторская группа во главе с генерал-лейтенантом артиллерии Т. Фамилия его надолго запомнилась тем, кто был в то время в училище. Суть не в фамилии, а в понимании предназначения высокой важной персоны.
Наши представления оказались противоположными.
Высокий, статный, без брюшка, безапелляционный в суждениях, решительный и суровый в действиях - таким поначалу предстал генерал. Многорядье - в полгруди! - орденских планок боевых наград невольно внушало уважение.
Немного спустя углядели кое-какие детали во внешности и характере генерала, которые омрачили первое впечатление.
Барские замашки и властное выражение лица отдавало заносчивостью и спесью. Безапелляционность суждений оказалась следствием высокомерия и пренебрежения мнением других, а решительность и суровость в действиях - следствием предоставленных полномочий. Всё это обернулось жестокостью к людям. Своей внушительной и грозной фигурой генерал как бы нависал над всеми и подавлял окружающих. Разговорный лексикон его мало чем отличался от ефрейторского. К тому же взрывная гневливость и непредсказуемость поведения отталкивали людей, вынуждая остерегаться общения с генералом. При встрече старались обойти стороной, уйти подальше, не попадаться на глаза.
Приезд генерала породил напряженность служебного общения.
К начальнику училища контр-адмиралу Навроцкому обращались в уверенности быть услышанными с вниманием и уважением: Навроцкий обладал репутацией умною и понимающего человека.
А тут вдруг появилось чудище в генеральском мундире, одним своим явлением вселяющее ужас, но отнюдь не уважение к достоинству важной персоны.
Карьерный взлёт опьянил успехом: генерал почувствовал себя распорядителем судеб простых смертных. На каждом шагу генерал демонстрировал широкие, почти неограниченные полномочия, полученные «лично от товарища Сталина?!».
Обыденное проявление их казалось нам совсем не тем, что желал продемонстрировать генерал: его начальственная требовательность превращалась в издевательские разносы.
Генерал не был исчадием ада, как хотелось бы иным представить его. Несмотря на весь пережитый ужас, связанный прежде всего с именем генерала, я понимал, что не всё так просто, как могло показаться с первого взгляда. Ходили разговоры, что «Подгот прикроют», «остатки» училища переведут в другой город доучивать два младших курса, а на базе освободившихся зданий и территории создадут новое - сухопутное - Высшее училище. Задача поистине государственного масштаба. 2
Но генерал в ослеплении властных полномочий погряз в частностях и в пугающих своей примитивностью повседневных мелочах. В инспекторском рвении подменил и подмял начальников и командиров всех уровней, избрав из всех функций одну - властвовать единолично, не считаясь ни с кем.
Вот как это выглядело в повседневной жизни.
Ожидался обход генералом помещений училища. С утра аврально произвели большую приборку кубрика (спального помещения): выдраили, вычистили, протёрли, вымыли. Казалось, всё блестит: ни соринки, ни пылинки. Дежурный и дневальные ещё раз отгладили форму, начистили до блеска поясные бляхи, пуговицы и обувь. Из тумбочек убрали лишнее. Ходили вдоль стен и коек, чтобы не пачкать пол в центральном проходе - месте для построения личного состава.
По окончании приборки, кроме «лиц суточного наряда», попытались улизнуть из кубрика: никто не жаждал встречи с грозным начальством. Но было приказано оставаться у своих коек. На обтянутую одеялом без всяких морщин и складок койку сесть нельзя. Сели на табуреты, что находились возле коек и застыли в ожидании «набега варягов»...
... Вдалеке раздался зычный бас генерала. Он не умел говорить тихо. Ближе и ближе. И вот генерал в окружении свиты офицеров вошёл в кубрик. Прозвучала команда «смирно».
При появлении высокого начальства воспитанники онемели истуканами, терзаясь желанием укрыться от инспекторского ока. Встреча с генералом не вызывала сомнения в неизбежности неприятностей.
Генерал прошёл несколько шагов и остановился. Свита колыхнулась и тоже остановилась. Взгляд инспектора уставился в пол. Мы ахнули: там, посредине центрального прохода покоился брошенный каким-то недоумком свежий «бычок» - прикушенный окурок. Только-только ничего не было - и на тебе! Сейчас эта гадость на недавно вымытом полу нагло привлекала внимание. Она, как красная тряпка на быка, подействовала на генерала: он побагровел, глаза налились кровью, лицо приобрело бульдожье выражение (подумалось — не хватил бы удар генерала).
И раздался разгневанный рык из разинутой пасти, от которого задрожали стёкла в окнах. Генерал орал, грозился всеми карами, и оттого серенький окурочек разросся до размеров глобальной катастрофы.
Дежурный офицер держался подчёркнуто корректно, только скулы ходили желваками. Он никого не выгораживал, не поддакивал и не лебезил — никакого подобострастия перед разгневанным начальством. Это ещё больше взбесило важную персону «с широкими полномочиями».
Генерал проорал:
- Немедленно... убрать... это... дерьмо!
Подлинные слова генерала выпадали из нормативной лексики и сопровождались ефрейторскими «междометиями». Последовал четкий и краткий ответ:
- Есть убрать (но без повтора неприличных слов).
Генерал смолк. Стёкла продолжали дребезжать. Дежурный офицер повернулся к старшине команды:
- Старшина!
В ответ так же чётко:
- Есть старшина. - Убрать!
- Есть убрать. Дежурный по роте!
- Есть дежурный по роте. - Убрать!
- Есть убрать. Дневальный второй смены!
- Есть дневальный второй смены.
- Убрать!
- Есть убрать.
Генерал с изумлением следил за каскадом репетования - прохождения, повторения и принятия к исполнению команд. Его распоряжения были громоздкими, с набором засоряющих неприличных и оскорбительных лишних слов, а здесь - чёткие, краткие и звонкие команды и ответы. Точно началось состязание между генералом и проверяемыми. В те времена уставом предписывалось отвечать: «Слушаюсь». А тут — по морской традиции - «Есть», подчёркивающее готовность выполнить команду по долгу службы. Генерал это понял: лицо его исказилось (ещё бы - никакого подобострастия, только служебная необходимость), но гримаса быстро исчезла: не в характере генерала признавать поражение и тем более демонстрировать свое бессилие. Он внимательно смотрел на происходящее.
Дневальный «второй смены» подошёл, нагнулся, брезгливо двумя пальцами поднял «бычок», дунул на него, точно сдувая пепел, положил на ладонь, соединил обе ладони и на вытянутых руках, как будто нёс сияющую драгоценность, внезапно для генерала и его свиты, прошествовал церемониальным шагом с резким чётким поворотом головы в сторону высокой персоны. Генерал не понял или сделал вид, что не обратил внимания на вызывающе издевательскую выходку дневального. Зато на лицах морских офицеров появились улыбки - они-то поняли. Генерал с плохо скрытым злорадством созерцал ритуал выноса окурка. Не доставало только анекдотичных носилок для публичного выноса и назидательного захоронения окурка но сигналу боевой тревоги. Носилки были артистично заменены ладонями вытянутых рук дневального «второй смены».
В дверях дневальный, перейдя со строевого шага на обычный, пробурчал что-то нелестное по поводу солдафонства и идиотизма. Свита замерла. Дневальный вышел в коридор, добежал до курилки и выбросил окурок в урну. Потом тщательно, не торопясь в кубрик, вымыл обмылком руки и лицо, обмылок - вслед за окурком - в урну, сполоснул руки, вытерся носовым платком. Подумал и ... выбросил платок в урну, словно очистился от скверны.
... Генерал не слышал реплики дневального. Его тяжёлый упёрся в парочку изжёванных, смачно заплёванных и примятых окурков в проходе между койками почти под тумбочкой.
Последовал новый всплеск начальственного гнева, но не на тех, кто выставил нас перед инспекцией в дурном свете, а на офицеров и старшин. Те стояли, подавленные безобразием обнаглевших придурков. У меня с тех пор - стойкая неприязнь к неаккуратности курильщиков всех возрастов и рангов.
Последовали «оргвыводы»: кого-то отчислили, на офицеров и старшин посыпались неприятности. Для воспитанников назначили строевые занятия и уныло тошнотворное повторение уставов — в дни увольнений! К счастью меня это обошло стороной: я имел после болезни освобождение от занятий и работ и репутацию ярого ненавистника курения. Но в увольнение не пустили. Остальные вкусили сполна последствия пещерного бескультурья и пренебрежения азами воинской дисциплины. В отместку «невинно пострадавшие» втихую поколотили парочку «виновных».
Кошмар генеральского ора вытянул нас в струнку, заставил замереть (руки по швам!) и только вращать головами в сторону генерала, негодование которого походило на рассерженного ефрейтора - с малым запасом слов, но многими неприличными «междометиями».
В оцепенении субординации мы уже не понимали, что происходит, за что ругают, и что от нас требуют: головы превратились в пустые котелки, по которым генерал нещадно колотил бранными словами, сомневаясь в нужности самого нашего существования на земле?!.
Позднее один из косноязычных начальников изрек: «наблюдалось присутствие полного отсутствия».
Упоение властью затмило разум высокой персоне: выглядел генерал как клоун-ефрейтор, потихоньку снявший генеральский мундир с вешалки и напяливший его на потеху казарменной публике. Но нам было не до смеха. При каждом слове из генерала, словно чёрт из табакерки, выглядывал зловредный ефрейтор - зануда, с остервенением гоняющий новобранцев.
Происходящее в кубрике казалось пошлым фарсом, но вовсе не проявлением разумной требовательности: мы были вынуждены по подчинённости терпеть дурь разгневанного начальника.
Поведи себя генерал умнее, он мог бы с сарказмом заметить, что флот, который кичится сияющей чистотой, просмотрел эдакую напольную гадость - и пойти дальше - решать глобальные проблемы в объеме «неограниченных полномочий», а не выискивать под тумбочками плевки и окурки. Такой сарказм был бы понят и имел бы большее воспитательное воздействие, чем издевательский и унизительный громоподобный разнос офицеров в присутствии подчинённых. Увы! — комплексом юмора генерал явно не страдал.
Неужели генерал-лейтенанта, наделив громадными полномочиями, направили за тысячу вёрст шарить под тумбочками, отыскивать и созерцать плевки и окурки, и с ефрейторской занудливостью демонстрировать силу «неограниченных полномочий»?!
В годы войны в звании «генерал-лейтенант» долгое время ходили почти все командующие фронтами, члены Военных Советов. В этом же звании пребывали члены Политбюро.
И такое сравнение с ЕФРЕЙТОРСКИМИ ЗАМАШКАМИ генерал-лейтенанта артиллерии вызывало бурю злых эмоций.
Словом, генерал выказывал свою власть НЕ ТАК и НЕ ТАМ, КАК и ГДЕ надлежало - вот окончательный вердикт очевидцев...
... Саратовское Военно-Морское Подготовительное училище в городе Энгельсе ликвидировали. Два оставшихся курса доучивались в городе Ленинграде как «подготовительные курсы» при Первом Балтийском Высшем Воснно-Морском училище.
На месте СВМПУ и обширной прилегающей территории (до городского парка-стадиона и бывших казарм строителей) раскинулось Энгельское Высшее Военное Зенитно-Артиллерийское училище, впоследствии переименованное в Энгельское Высшее Военное Ракетно-Артиллерийское училище Противовоздушной Обороны.
... Если кому случится встретить в военной энциклопедии десяток строчек о генерал-лейтенанте артиллерии Т., то наверняка вроде: родился... закончил... участвовал... занимал... назначен... имеет... и в том же духе. И разумеется без упоминания личностных особенностей и о том, как генерал Подгот закрывал.
Случившееся летом 1951 года впечаталось в память, и никакие энциклопедические справочки не изменят впечатления о ГЕНЕРАЛ-ЕФРЕЙТОРЕ. Досадным напоминанием о нём служит мой выпускной аттестат об окончании Саратовского Военно-Морского Подготовительного училища, подписанный (к моему великому недоумению) генерал-лейтенантом артиллерии Т., а не контр-адмиралом Навроцким, волевым и УМНЫМ адмиралом.
Навроцкий Григорий Мануилович
Начало июля 2004 года
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Привожу по памяти и сохранившимся фоткам фамилии прибывших в Ригу из Саратова подгот, которые оказались славными ребятами: Обидин Владимир, Ефимов Владимир, Савостин Виктор, Наседкин Виктор, Дворкин Владимир, Велигура Дмитрий, Ваховский Валентин, Филин Альберт, Данильченко Виктор, Тарасов Александр, Богатчук Борис, Лисицын Михаил, Чернявский Владлен, Красильников Виктор, Ушанов Константин, Уразов Николай, Ермоленко Жан, Коляскин Анатолий, Бобров Владимир, Черепнёв Всеволод, Серков Вячеслав, Склифас Л.А., Томашевский И.С.
Если кого-нибудь пропустил, то прошу прощения.