Палатка начальника шлюпочной базы мичмана Гуляева располагалась отдельно от лагеря на берегу реки Лиелупе, рядом с плавсредствами. В палатке вместе с мичманом проживали ещё двое старшин-сверхсрочников и один матрос-водовоз. В один из вечеров бывалые моряки, позволявшие себе иногда такие вольности, распили пару бутылок “Degvina”, закусили, чем Бог послал и что достали с камбуза от шеф-повара, травили морские байки и, разморённые теплом наружным и внутренним, довольные заснули.
Так вот, в одну из таких благодатных и ничем не отличающихся ночей мичман Гуляев проснулся от постороннего жаркого дыхания над своей головой и скрежета зубов. Мичман повернулся на спину, открыл глаза и его охватил ужас. В ночном полумраке он различил огромную чудовищную голову, которая торчала в небольшом палаточном окне, расположенном прямо над его кроватью. Глаза «неизвестного существа» сверкали холодным блеском, огромные зубы скрежетали, издавая звуки, леденящие душу.
Видевший в жизни всякое, побывавший в военных переделках, а главное – убеждённый атеист, мичман Гуляев впервые столкнулся с таким невероятным явлением. Что делать? Не производя никаких резких движений, чтобы не спровоцировать «чудовище» на агрессию, мичман просто-напросто натянул одеяло на свою ещё не протрезвевшую голову. Он тихонько (на всякий случай) перекрестился, беззвучно, как бы про себя, произнёс: «Чур меня, чур меня!» - и оцепенел. Первый испуг прошёл, но и спокойствия на душе не было. В его всё ещё мутной голове стали появляться далёкие детские воспоминания о сказках и легендах, рассказах очевидцев про злых домовых, коварных русалках и о вероломных проделках нечистой силы. Пролежав без сна неподвижно значительное время, мичман подумал, что если бы поблизости была деревня, то уже наверняка прокричали бы и третьи петухи, а после этого, как известно, исчезает всякая ночная нечисть. Мичман Гуляев слегка сдвинул с головы одеяло, но голова «чудовища» продолжала находиться на прежнем месте.
Однако, что это? В ранних предрассветных летних сумерках мичман различил лошадиную морду, признав в ней находящуюся на служебном штате кобылу, которая использовалась для подвоза воды в лагерь. Мичман Гуляев откровенно выругался, обозвав нехорошими словами ни в чём не повинное доброе и послушное животное.
Выяснилось, что матрос-водитель кобылы оставил на ночь её на свободном выпасе, как это делал всегда. Очевидно, лошадь привлёк запах хлеба, оставшийся после вечерней трапезы, а может, могли быть и другие причины, которые вызвали интерес лошади к живущим в палатке людям.
Арнольд Думбре
КУПАНИЕ КРАСНОГО КОНЯ
Вызывают восторг и удивление многие русские поговорки. До чего же точно они отражают различные стороны общественной, семейной жизни, характер отдельных людей, природные явления. Например, «Тише едешь – дальше будешь». Хотя эта поговорка возникла в далёком прошлом, когда основным средством передвижения был гужевой транспорт, но и сегодня такой совет уместен, если учесть состояние наших дорог. Или вот ещё, «Не подмажешь – не поедешь». В старые времена имелось в виду подмазать колёса дёгтем, теперь – это характеристика нашего бизнеса, коррупции и прочих негативных моментов наших реалий. Но я затеял разговор о поговорках, в связи с тем, что усомнился в справедливости утверждения − «Под лежачий камень вода не течёт». Поделюсь своим мнением на этот счёт.
Летний лагерь на острове Буллю. Ряды палаток. Палатки армейские большие, в которых на двухъярусных кроватях размещался весь взвод - до 24-х воспитанников. Палатки имели два входа-тамбура. Один вход выходил на главную линейку, другой – с противоположной стороны - запасный, служил местом для расположения старшин-помощников офицеров-воспитателей, где они ставили свои кровати и тумбочки. Теперь ближе к теме.
Тёмная, душная, предгрозовая ночь. Питоны давно уснули, убаюканные размеренным шумом вековых сосен, плотной стеной окружающих лагерь. Брезент палатки слегка содрогался от ещё не сильных порывов ветра. Только один юный злоумышленник не смыкал глаз: он находился в глубоком раздумье, как «отомстить» своему старшине за несправедливое, по его мнению, отношение. Он терпеливо ждал часа «отмщения». Наконец, по брезенту палатки ударили первые крупные капли дождя. Послышались раскаты грома. Дождь с каждой минутой усиливался. Пора действовать! «Мститель» покинул свою кровать, незаметно выскользнул из палатки и стал подкрадываться к её тыльной стороне. Здесь, под ближайшей сосной у него был припрятан на всякий случай увесистый камень округлой формы. Это было орудие добычи древнего человека, затем оружие революционного пролетариата, а теперь средство мести «обиженного» питона. Он аккуратно положил свой булыжник на крышу палатки над кроватью крепко спящей своей жертвы. Быстро возвратился к себе на своё место и, удовлетворённый, содеянным терпеливо стал ждать результата.
Дождь продолжал лить всё сильней и сильней. Но минуты так долго тянулись до момента ликования. Скажу о физике происходящего. Камень на крыше палатки образовал углубление, где стала обильно скапливаться дождевая вода, образуя наполненную воронку. Наступил, в конце концов, момент, когда начал действовать известный закон физики − «количество» стало переходить в «качество». Другими словами, вода, накопившаяся в наполненной воронке на крыше палатки, стала протекать на голову спавшего старшины. Вопль ругательств старшины слился с громкими раскатами грома. Некоторые питоны на короткий промежуток времени даже пробудились, но вскоре под мерный шум дождя снова погрузились в сон.
А что же бедная жертва? В первый момент старшина попытался выйти наружу, но усилившийся дождь загнал его в свою «келью». Тут, видимо, он окончательно осознал случившееся. Вновь раздался его возмущённый рёв и он, словно атлант, поддерживающий небо, упёрся руками в крышу тамбура палатки, сбросил камень и остатки накопившейся дождевой воды.
В этот момент юный «мститель» представил себе побагровевшее от ярости лицо старшины со свисающей на лоб гривой мокрых волос и удовлетворённо улыбнулся.
Одновременно с этим в его голове промелькнула аллегория к картине Петрова-Водкина, и он прошептал: «Свершилось «купание красного коня». Ну а что касается поговорки «под лежачий …», то выходит, что иногда течёт и ещё как течёт!
Арнольд Думбре
Наконец, как и обещали, попробуем объяснить причины "своеобразного" взгляда контр-адмирала Блинкова. Были ли "барчуки" в рядах воспитанников нахимовских училищ? Конечно, были, да только, как правило, не задерживались.
Предоставим слово самому автору воспоминаний "Война и мир контр-адмирала Блинкова...":
"Кроме этого, вице-адмирал Богденко возложил на меня решение вопросов, связанных с комплектованием нахимовских училищ. В них, по положению, должны были принимать детей погибших на фронте родителей. Однако многие «именитые» родители почему-то стремились отдать именно в них своих «недорослей». С такими просьбами ко мне обращались, звонили и писали из ЦК партии, Совмина и других высоких учреждений. Много звонков было от личного секретаря Н. С. Хрущева по фамилии Долуда. Много писал записок о «содействии в приеме» начальник Морского генерального штаба адмирал А. Г. Головко. В большинстве это были дети артистов МХАТа им. М. Горького, в котором работала К. Н. Головко - жена адмирала.
Много раз по этому вопросу довелось беседовать с дважды Героем Советского Союза И. Д. Папаниным. Когда он позвонил первый раз, то как-то обезоружил своей простотой обращения. «Иван Григорьевич! - раздался голос в телефонной трубке. - Это говорит Иван Дмитриевич Папанин. Здравствуйте!» Я, конечно, знал его, но знаком не был, не встречался, не разговаривал. «У меня к тебе, дорогой, просьба. Надо принять одного мальчика в Нахимовское училище. Он с мамой уже в Ленинграде. Они зайдут к тебе. Фамилия его... Очень прошу!» Я ответил, что разберемся.
Мальчик под условия приема в нахимовское не подходил, но, учитывая просьбу Папанина, мы его приняли. После от Ивана Дмитриевича последовало еще несколько звонков с аналогичной просьбой. Когда он позвонил во второй раз, я ему разъяснил условия приема. Выяснилась такая деталь: Иван Дмитриевич по своему характеру не мог отказать никому, кто обращался к нему с просьбой. «Ты, - говорит, - Иван Григорьевич, не обижайся, я, видимо, еще буду звонить, а вы уж там решайте, можно принять или нет». Получилось так: разговоров по телефону у нас с ним было много, а вот встретиться не пришлось. В общем, в училищах этих было много детей высокопоставленных родителей. В Ленинградском нахимовском учился сын Министра финансов страны Зверева. Начальник финансового управления Ленинградской области в дни увольнений присылал за ним свою персональную машину. Нам стоило большого труда убедить его этого не делать.
Однажды на имя начальника ВМУЗов начальник Тбилисского нахимовского училища капитан 1 ранга Алексеев прислал паническую телеграмму с просьбой или отчислить одного ученика, или он подает рапорт об освобождении его от должности. Вице-адмирал Богденко приказал мне выехать в Тбилиси и разобраться, в чем дело. Выяснилось: заместитель министра ВМФ Н. И. Виноградов дал приказание начальнику училища принять сына народных артистов СССР Александрова и Любови Орловой. Родители привезли его прямо в училище.
По всем данным он не подходил для обучения в нем. Как оказалось, его возраст, указанный в справке о рождении, не соответствовал действительному, как и справка из школы -действительным знаниям. «Мальчику» было не 11 лет, а 14, знаний никаких. Он был морально разложен до предела, невероятный хам. Оскорблял и устраивал обструкции всем, начиная от начальника училища и до младших командиров. Я в этом убедился при первом же разговоре с «мальчиком». Мне было невероятно трудно оставаться спокойным во время разговора. Было неодолимое желание встать и набить «мальчику» морду. Видимо, он стал неуправляемым для родителей, если они пошли на подлог, чтобы сдать с рук свое чадо.
Посоветовавшись с руководством училища, я принял решение немедленно отчислить «мальчика» из училища и отправить к родителям с сопровождающим, что и было выполнено. Не успел я уехать из Тбилиси, как меня вызвал к телефону Н. И. Виноградов и выразил неудовольствие: почему без его разрешения отчислили Орлова? Я ответил: «Право отчисления предоставлено положением нам, а если Вас интересуют причины, прошу разрешения доложить их по прибытии в Москву».
( Так и решили. Выяснив всю обстановку, Николай Игнатьевич попросил меня прямо из его кабинета позвонить родителям, «а то они снова придут», − сказал. Я позвонил. Подошла мать, Любовь Орлова. Я сказал, что справки о возрасте и знаниях ее сына не соответствуют действительности, «а о поведении «мальчика» Вы, видимо, знаете, поэтому для обучения в этом училище он совершенно не подходит». Возражений не последовало".
Выводы делайте сами. Однако нельзя не подчеркнуть, автор не мог судить о повседневной воспитательной работе командиров и преподавателей училищ, о повседневной жизни воспитанников, для него эти "сферы", в отличие от "высших", были недоступны. В дальнейшем, видимо, мы еще не раз будем возвращаться к проблеме так называемых "блатных".
Другие истории Арнольда Думбре: "
Верюжский Николай Александрович.
