Оказалось, что на том пароходе шел Николай Второй из Костромы в Ярославль. Поэтому полиция, оберегая «царя-батюшку» от его же верноподданных, навела «порядок» на Волге.
Царь не был частым гостем Ярославля. И вообще приезжал ли он когда-либо в этот город на Волге? Вряд ли. Казалось бы должна была быть устроена пышная, торжественная встреча царской персоны. В Коровниках ничего подобного не было. При прохождении парохода на набережной не было ни одного человека, кроме полицейских. Не было произнесено ни одного приветственного возгласа, не сделано ни одного приветственного взмаха рукой или платочком. Слово «Ура» не гремело, в воздух чепчики не бросали. И в городе его встречали только «отцы города» со своими приближенными и полиция. На следующий день в Коровниках говорили, что император выразил властям Ярославля свое «высочайшее неудовольствие» встречей своей персоны. Говорили и о том, что на всем пути следования парохода от Костромы до Ярославля в прибрежных населенных пунктах было также безлюдье и тишина.
Конечно, полиция возможно действовала по принципу «лучше переслужить, чем не дослужить», оберегая царя от народа, но судя по разговорам, по отзывам о «хозяине земли русской», как назвал себя Николай в анкете при переписи населения на стыке веков, народ и не собирался оказывать ему какие-либо почести, называл его «убийцей, кровавым, палкиным».
А со мной при разговоре с матерью того же дня произошел казус. Над главными воротами тюрьмы в день прибытия были укреплены два крупноразмерных портрета: первого царя из рода Романовых Михаила Федоровича, взошедшего на престол в 1613 году, и царствовавшего в 1913 году Николая Александровича. Оба были окаймлены электрическими лампочками. В те годы для слобожан такое было в диковинку, у ворот тюрьмы собралась толпа зрителей. Вглядываясь в «шарики-огоньки», я услышал за спиной фразу мужчины, сказанную своему собеседнику: «Хорошо украсили дом Романовых». Придя домой , я предложил матери посмотреть, как «хорошо украсили дом Романовых».
- «Про какой это дом Романовых говоришь ты?» - спросила мать.
- «Про какой, какой, про тюрьму» - ответил я.
- «Так то ж тюрьма, а не дом» - возразила мать.
- «Нет, дом Романовых» - настаивал я на своем. «Так дяденька сказал: «Хорошо украсили дом Романовых»».
Мать посмотрела на меня со скрытой улыбкой и «согласилась»: «Ладно, Романовых, так Романовых, схожу, посмотрю».
В те мои шесть с половиной лет «дом Романовых» ассоциировался с домами коровницких домовладельцев: «Дом Кубасова, дом Полоскина» и другие. Значительно позднее я узнал, что рабочий народ всю российскую империю называл тюрьмой.
Не знаю, когда в Коровниках была построена тюрьма, но знаю, что в годы первой русской революции (1905-1907) в ней побывали, будучи осужденными царскими сатрапами Н.И.Подвойский и Емельян Ярославский. Об этом я прочитал в одной из книг о Ярославле.
Достопримечательностью Коровников является «Коровницкий ансамбль» - две церкви: Иоанна Златоуста, Владимирская, соединенные кирпичной оградой с ярусными воротами, и необычайно стройная, восьмигранная, шатровая колокольня высотою 37 метров, прозванная «Ярославской свечей». Первая церковь построена в 1649-1654 годах (Владимирская церковь построена в 1669 году) является самым живописным памятником церковного зодчества в Ярославле, является шедевром не только русской, но и мировой архитектуры. Внимание особенно привлекают: наружный изразцовый наличник алтарного окна размером 5х8 метров, красота и пышность пятиярусного иконостаса и стенопись зала с композициями на евангельские темы с большим количеством сюжетов, отличающимися изяществом рисунка и нежностью красок. Ансамбль находится под охраной государства.
Противоположный (левый) берег реки против Коровников был пустынным, покрытым травой и мелким кустарником. В глубину просматривался на 3-4 км, за которым виднелся темный силуэт лесного массива. Только на одном месте, напротив нижней оконечности Коровников стояла небольшая деревенька Савино. Перед Коровниками, за четырехсотметровой шириной реки находится остров (Нижний), длиною, наверное 300-400 метров и шириной 30-40 метров. На нем тоже трава, да низкорослый кустарник. Кому принадлежал – не знаю, но кому-то принадлежал. Из строений была небольшая сараюшка, иногда из нее появлялся пожилой мужчина. Видимо – сторож. Мы, ребята на острове редко бывали. Лишь когда взрослые парни из зажиточных семей благоволили взять нас с собой. У них были лодки. Берег острова был прекрасным пляжем (правда тогда мы такого слова не знали) – мельчайший, чистейший песок, песчаные отмели. Идешь, бывало, 20-25 метров от берега, а глубина реки, даже нам мальчишкам – по грудь, по шейку. Вода чистая, прозрачная. Купание было превеличайшим удовольствием. На берегу, на отмели, под водой – ни камушка. Накупаешься, выйдешь из воды, зароешься в горячий песок (это точно, не теплый, а горячий) и опять в воду.
Вся эта заволжская природа перед Коровниками, особенно в летние месяцы, видимая в лучах солнца, под высоким, голубым небом являла собой радужный пейзаж.
И летом и зимой на набережной слободы всегда было людно, особенно много молодежи. Летом – купанье, катание на лодке, различные игры: в лапту, в чижика, в бабки (футбола мы не видели и не знали), а зимой – лыжи, коньки, санки.
Мы завидовали ребятам из зажиточных семей. У них лыжи, санки, коньки «Снегурочки» и «Нурмис» с механическим креплением к кожаной обуви, были заводской выделки. У нас – самоделки, лыжи из досок бочки, санки из досок на гвоздях. Коньки – деревянные колодки с проволочным полозом и с веревочным креплением к валенкам. – для меня и для своего сына ( на год старше меня) изготовлял рабочий Пешков Михаил Иванович, семья которого проживала во дворе, рядом с нами, во втором флигеле Лаврентьева – одного с нами хозяина.
Я однажды спросил мать, почему она не покупает мне коньки «Нурмис» или «Снегурочки», на которых катаются дети коммерсанта Серебренникова и лавочника Полоскина. Она ответила:
- У нас нет денег на такие коньки.
- А почему у тебя нет денег?
- Потому, что мы бедные, а они богатые.
- А почему мы бедные, а они богатые?
- Так уж Богу было угодно.
- А зачем Бог поделил людей на бедных и богатых?
- А это уж не нашего ума дело. Вмешиваться в дела господни нельзя – не прощаемый грех.
. Надписи на лезвиях: "НУРМИС". "ПАВМУРМЕТ". Середина ХХ века. В начале XX века коньки производила финская фирма "" (Oy Nurmi Ab).
Так мы с Мишуткой и катались на самоделках.
Если панорама, окружающая Коровники была красивой, то про саму слободу этого не скажешь. Переулки и набережная были без вечернего освещения. Электрический свет был только в тюрьме. По вечерам и ночам слобода погружалась в глубокую тьму. Про коровницкую грязь, особенно после наводнений, весенних и осенних дождей и вспоминать-то страшно: серо-бурая, липкая, склизкая, глубокая, ноги бывало не вытащишь. А летом в сухие дни – облака дорожной пыли, разносимые ветром. Во многих канавах, ямах после наводнений вода сохранялась практически все лето, они служили местами свалки всякого хлама, отбросов. В них топили котят, мышей, крыс. Некоторые такие водоемы покрывались сплошной, густой, зеленой плесенью, превращались в вонючее болото. Водопровода и канализации, конечно, не было, не было и колодцев. Воду для всех потребностей брали в Волге, ведрами таскали на коромыслах. Но тут же в реке, где купались люди, купали и мыли лошадей, стирали и полоскали белье. Бани в слободе не было, не было больницы, хотя бы захудалого медпункта. А про поликлиники и амбулатории мы и слыхом не слыхивали, слов-то таких не знали. Единственным «просветительным» заведением в Коровниках была церковь, в которой поп Малиновский и дьякон Сальников (ох, сколь раз «бедняги» они в гробу, поди, перевернулись от моих воспоминаний) дурманили умы темных, безграмотных людей, их страхом божьим.
На коровницких предприятиях не было забастовок. Во всяком случае в годы моего проживания здесь. Не было классовых стычек. Однако некоторые участники забастовок, проходивших в городе, в Коровниках проживали. Вспоминаются два случая. Был я однажды наблюдателем игры «в казаки разбойники» ребят несколько старше меня. И вот помню, один их них крикнул: «Бей казаков! Тятька сказывал, что казаки в Сибири рабочих из ружей поубивали, он бастует». Отец мальчугана работал на одном из заводов в центральной части города. Видимо, тятька ему рассказывал о расстреле в 1912 году рабочих приисков на реке Лене. Придя домой, я рассказал матери, что слышал от мальчика.
Второй случай был не ранее 1914 года, т.к. он имел место вблизи церковно-приходской школы, в которой я обучался. Нас ребят было человек 5-6. По соседству с нами стояли и разговаривали две женщины. По улице три жандарма вели в тюрьму двух мужчин. Наблюдая это шествие, одна из них сказала: «Смотри, смотри, забастовщиков ведут, держиморды проклятые». Вспоминая этот эпизод, полагаю, что вели коровницких жителей. Откуда женщине было знать, что они «забастовщики?». Видимо, соседи по домам или знакомые?! Были выражения гнева, неудовольствия, протеста против из года в год ухудшающихся условий жизни, войны, у которой не было видно конца. Но забастовок, демонстраций, классовых стычек, в том числе с полицией, в Коровниках не было.
Когда пришла весть об отречении Николая Второго от престола, в Коровниках пошли оценки и суждения, «прямо» и «криво» «толки» по данному событию. Всякие посиделки начинались на эту тему. Конечно, я уже не могу передать в точности то, что приходилось невольно слышать. Но суть тех толков я позволю себе изобразить в виде диалога участников беседы с разными, как говорится, точками зрения, некоторые из которых, похоже, высказывались с чужого голоса.
- «Ай, яй, яй!, - глубоко вздыхая, произносила пожилая женщина. – «Как же таперича без царя-то жить?!!».
- «Правильно, что с престола прогнали» – как бы возражал «убежденный» мужчина. - «Какой из него верховный, коль с германцем справиться не мог». (В августе 1915 года Николай Второй занял пост Верховного главнокомандующего, сместив с поста своего дядю, великого князя Николая Николаевича).
- «Конечно, правильно, ничего! Взамен него другого, поумнее подберут».
- «А я тоже думаю, - вступил в разговор «думающий» - что Николай обыкновенный человек – помещик с устаревшими взглядами на хозяйство. Помехой был деловым-то, хозяйственным людям».
- «Хватит над народом измываться!» - раздался строгий, басовитый голос. - «Крышка дому Романовых!. Очередь за Дунаевыми, Вахромеевыми, Карзинкиными (назывались фамилии крупных ярославских купцов и коммерсантов). Вся власть Советам!».
