Пока Стэлла одевалась, Фрол тоже надел парадную тужурку, повязал галстук, хотя терпеть не мог галстуков, подошел к окну. Взглянул на осеннюю улицу, по которой ветер мел желтую сухую . Эх, нет Никиты с Антониной, остались в Балтийске! А ведь как дружно жили — водой не разольешь! Вот что значит с детских лет дружба да братство нахимовцев! Четвертый город, в котором они со Стэллой живут. Последний ли? Моряки то и дело переезжают с места на место. Нигде не могут обосноваться надолго. Такова судьба моряков. Своей судьбой Фрол доволен. И Стэлла с ним, и Алешка, и тетя Маро, ее он любит, словно родную мать, — ведь его мать давно умерла. И тетя Маро его любит, как сына. Когда, нахимовцем, Фрол приходил к ним в Тбилиси, она набивала ему карманы то сушеным инжиром, то яблоками, то орехами, то халвой. В их доме Фрол обрел семью, вместо той, которую потерял в Севастополе. И оттаял — а был он колючий, ершистый, закаленный в боях тринадцатилетний вояка. Тбилисский сапожник Мираб был душа человек. Жаль, умер. Жил бы да жил! Теперь больше незачем ехать в Тбилиси. Да и Нахимовского там давно нет: училищу моряков нельзя быть без моря. Во время войны в этом был смысл: в Тбилиси был тыл, на Тбилиси не падали бомбы, можно было учиться спокойно. Первые нахимовцы давно стали командирами кораблей, инженерами-изобретателями, подводниками — двое плавают на атомных лодках. К одному судьба ласкова, другого по головке не гладит. Встретил здесь Игнашу Барышева — не виделись целых шестнадцать лет (из Тбилисского училища Игнаша перешел в Ленинградское). И вот встретились — офицерами. Фрол стал комдивом и капитаном третьего ранга, а Игнаша — все еще старший лейтенант. Продвижению помешала болезнь. Не беда — нахимовцы независтливы... Ну вот наконец и Стэлла.
— Покажись-ка... Ух ты! — выразил Фрол свое восхищение.
Он в туалетах не особенно разбирался, но Стэлла в новом платье действительно хороша. Черный бархат вышит серебряными звездочками (Стэлла — тоже значит звезда). Своей звездочкой называл ее дядя Мираб. Своей звездочкой ее называет тетя Маро. Семь лет Стэлла и Фрол живут вместе. Сыграли свадьбу на год позже однокашника и закадычного друга Никиты. Стэлла все упрямилась: «Убедись, Фрол, в том, что ты меня действительно любишь. Убедишься— тогда позови». Фрол тосковал без нее: он, давно не имевший своего дома, заходил к Никите и Антонине и каждый свободный вечер отогревал у них душу и все спрашивал:
— Балтиец-то когда по плану появится?
Антонина смущалась, краснела и прятала глаза, а Никита как-то сообщил доверительно:
— Уже стучит!
— Неужели стучит? — удивился Фрол простодушно.
— Стучит!
— Ишь ты, шустрый какой! Ну, раз стучит — несомненно мальчишка! Счастливцы вы, черти!
Однажды Никита забежал к нему на корабль, весь взъерошенный, и сообщил, что отвел Антонину в родильный . Фрол, как мог, утешал друга, убеждал, что все окончится благополучно, звонил несколько раз в родильный — Никита был занят.
Фрола принимали за отца, ругали, что часто беспокоит, а потом вдруг поздравили: «Ну, от души поздравляем, счастливый отец! Роды были нелегкие, зато сын — богатырь». И Фрол так ликовал, сообщая Никите счастливую весть, что можно было подумать, это у него сын родился! Через несколько дней Антонина вернулась домой. И хотя у младенца было красное, сморщенное личико, как у всех новорожденных, Никита и Фрол нашли его красавцем. Вскоре Фрол притащил новорожденному парусную яхту, заводную моторную лодку и водолаза в скафандре.
— Ты соображаешь, что Юрке всего две недели? — спросила Антонина смеясь.
— Ну что ж? — не смутился Фрол. — Считай, что игрушки куплены впрок!
Так оно и вышло — и лодка, и яхта, и водолаз стали впоследствии любимыми игрушками подраставшего Юрки.
Через год приехала Стэлла. (Фрол написал: «Убедился, зову!») К ее приезду Фрол подыскал комнатку у старой эстонки Матильды Куузик и, как сумел, украсил ее. Стэлла приехала взбудораженная, счастливая, привезла фруктов и бурдюк кахетинского. Свадьбу отпраздновали на славу — пришли все друзья: и Хэльми со своим Михаилом Ферапонтовичем, и Антонина с Никитой; пили вино, танцевали и до утра веселились. На другой день Фрол проснулся женатым человеком — и было это непривычно, словно он надел новую и сшитую не по мерке тужурку. Ему хотелось побыть со Стэллой подольше, но надо было идти на корабль. Когда он наконец собрался уйти, Стэлла надула губы («Неужели опять станем ссориться?» — подумал в ужасе Фрол), но она вдруг обняла его, подала фуражку: «Возьми, Фролико. Я привыкну быть женой моряка».
А через год Фрол метался от корабля до родильного дома, от родильного — снова на корабль, беспрерывно звонил по телефону, и ему отвечали, что он зря волнуется, все обойдется. И действительно, к вечеру, когда он из Дома офицеров в двадцатый раз позвонил в родильный, чей-то голос ответил: «Поздравляем, товарищ Живцов, вас с сынишкой».
— Алешка! — гаркнул Живцов и принялся плясать тут же, в кабинете начальника .
В этот день дул холодный балтийский ветер и море выплескивалось на набережную, забрызгивая подъезд «Золотого Якоря», а разгоряченный Фрол не чувствовал холода: он торопился на телеграф сообщить о великом событии дяде Мирабу и тете Маро — думали ли они много лет назад, когда Никита привел к ним друга-нахимовца, что этот рыжий мальчишка станет их зятем?
«Поздравляю, вы деды!» — послал он им телеграмму. И подписался не «Фрол», а «Алешка». Как будто Алешка мог уже посылать телеграммы!
Фрол стал нежнейшим отцом.
Раньше они со Стэллой ссорились по любому поводу. Теперь Стэлла сдерживалась. Она остепенилась. В Калининграде, придя на завод, Фрол убедился, с каким уважением относятся к «инженеру Живцовой».
«Мне повезло. Да, повезло!» — радовался он (еще свежи в его памяти были страдания бедного Коркина). Но Фрол свою Стэллу знал не несколько дней — много лет. Тут уже не могла совершиться «роковая ошибка»...
— Ну что же, пойдем? А то смотри, опоздаем... — заторопила Стэлла. Чудачка! Сама целый час одевалась, а теперь — «опоздаем»!
— Нам нельзя опаздывать. Я хочу выступить, Стэлла. Надо выручить того самого парня... который влип .
— А я, Фролико, его знаю? Кто он такой?
— Парень хороший. Больше ничего не скажу. Пошли.
И они поспешили к трамваю.
Когда они вошли в переполненный зал, диспут был в самом разгаре. «Эх, опоздали», — сетовал Фрол. Со сцены говорил пожилой капитан первого ранга:
— На днях я услышал от племянницы: «Поздравьте! Я вышла за моряка. Завтра уезжаю на Север». — «Но у тебя же не было знакомых моряков, Надя». — «Да, не было, да вот познакомилась». Оказывается, лейтенант Володя приехал в отпуск к родителям, встретил Надю, влюбился и... меньше чем в две недели молодые люди решили, что могут навсегда связать свою жизнь. Я вижу недоуменный вопрос в глазах сидящего во втором ряду лейтенанта: «А почему — навсегда?» (Веселый смех в зале.) А как же иначе? На год? На два? Или на три? «А что же ты знаешь о своем суженом?» — спросил я племянницу. «Только то, что он очень, хороший!» — «И это — все?» — «Ну а что мне еще? Он сказал, что меня очень любит и мы будем жить на самом берегу моря». Не все юные женщины, к сожалению, учитывают, и не всем влюбленные моряки разъясняют, что
«...привыкать к борьбе суровой
Должна подруга моряка...»
Так говорил наш флотский поэт . Любимый будет часто уходить в море, придется оставаться одной. Только труженица, а не бездельница может стать верной подругой («Правильно!» — поддержали оратора многие голоса). Люди моего поколения находили своих боевых подруг на опасной в те годы комсомольской работе, в боях гражданской войны. В трудных испытаниях, в совместной, рука об руку, деятельности рождалась большая — на долгие годы — любовь. Моим сверстникам не пришлось раскаиваться, ломать жизнь, чтобы начать — неизвестно, удачно ли? — новую... А нынче некоторые считают, что можно жениться сначала «начерно», а потом уже — «набело»...
— Я согласна с капитаном первого ранга,— не дала закончить оратору рыжеволосая женщина в черном костюме. — У нас в части офицер Дмитрий Копчиков в июле прошлого года развелся с первой женой, в августе проводил отпуск со второй, в сентябре брал в канцелярии справку для третьей. А в ноябре зарегистрировался с четвертой жертвой своего дикого темперамента. И всем четырем он,— подумайте, пошлость какая! — всем четырем этот распущенный изверг клялся в любви!
— Уж и изверг! А не проще ли — донжуан?.. — сказали из зала.
— Копчиков потерял право носить погоны советского офицера! — крикнула женщина.
— А не слишком ли строго? — закричал озорной голос.
— Разрешите мне? — поднялся Фрол.
— Куда ты? — дернула его за рукав Стэлла,
— Только несколько слов.
Фрол поднялся на сцену. Оглядел зал.
— Доморощенным донжуанам на флоте не место. Согласен. Им надо воздать по заслугам. Но мог ли такой Копчиков успешно действовать, если бы не была так же легкомысленна, как и он, и противная сторона? Некоторые сроки, только что приведенные предыдущим оратором, глубоко меня заинтересовали. Хочу спросить: сколько же времени понадобилось каждой из так называемых жертв донжуана Копчикова, чтобы распознать человека? По-видимому, каждая из них думала, что, живя в космический век, можно ускорить и многие другие процессы. (Безудержный смех в зале: «Браво!») Безусловно, среди молодых офицеров встречаются люди влюбчивые, и даже весьма; им кажется, что каждая обратившая на них благосклонное внимание девица достойна немедленно стать боевой подругой. Я не верю в скоропалительную любовь. И если распущенных, вроде Копчикова, надо бить, и бить крепко, то влюбчивых и доверчивых надо предупреждать: «Осторожно, проверьте!» («Правильно!»)
Среди молодых девушек, — продолжал Фрол, — есть такие, которым жизнь с моряком представляется сплошным праздником; он наденет тужурку, всю в золоте, поведет в театр; есть и такие, которых прельщает мысль стать женой офицера, «устроиться»,— на это тоже не следует глаза закрывать! — Фрол достал из кармана письмо. — Вот послушайте, что пишет мне один пострадавший: «Я женился, Фрол Алексеевич, по первому впечатлению, встретившись с подругой жизни на танцах. Как я раскаиваюсь за «скороспелость»! Ей понравилась моя флотская форма, она думала, что жизнь на берегу моря — курорт. Беспечная, бездельница, злая, бездушная... Очень скоро я понял, что совершил роковую ошибку...» А раньше ты о чем думал? Сам, братец, и виноват! Была у нас жена старшего лейтенанта Мыльникова, бездельничала сама, других разлагала и даже оправдание безделью придумала: жена офицера, мол, это тоже профессия!
Вечер отдыха в зале Революции. Там за Невой моря и океаны: История Высшего военно-морского училища им.Фрунзе /Г.М. Гельфонд, А.Ф. Жаров, А.Б. Стрелов, В.А. Хренов. - М. 1976.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
