Но могло быть, что Кораблев ошибся. «Ну конечно. Конечно же, оно так и было», — успокаивает себя Беспощадный.
«А может быть, мальчика вовсе не было?» — Откуда это? Беспощадный припомнить не мог.
Над морем по-прежнему висит густая тьма. Корабль зарывается носом в черные волны. Не одну лодку обнаружил Сапетов на учениях, не одну лодку атаковал и уничтожил на кальке Беспощадный. А вот когда дошло до настоящего дела, Кораблев потерял контакт с лодкой, не доложил сразу на мостик, попытался самостоятельно разобраться; вел поиск, но безуспешно. Теперь не восстановишь контакт. А кто виноват? Он. Не допускал молодых. Надеялся на Сапетова, как на каменную гору. И вот, когда Сапетова нет, — его ученик оказался не на высоте!
До этой ночи Беспощадный всегда испытывал лишь радость победы. Сегодня он испытал всю горечь разочарования. До сих пор он жил славой. Сегодня потерпел поражение. Любил беспроигрышную игру. И наконец — проиграл. Море — не класс, море — настоящая школа. А в этой школе он не обучал молодых. «Но, может быть, было ложное эхо? — тешил он себя надеждой. — Может быть, не было лодки? Ведь был же недавно случай, когда в дивизионе подняли боевую тревогу (кому-то показалось, что он обнаружил лодку), перебудоражили все корабли, вышли в море, искали, а лодки не оказалось — да и не было никакой лодки в тот раз!»
Беспощадный убеждал себя, что Кораблев ошибся. Эхо — ложное. Лодки не было.
Над морем уже вставал бледно-желтый . Беспощадный теперь был уверен: лодки не было. Он сказал об этом и штурману.
— Но ведь поступали доклады акустика... Я наносил на кальку... — возразил штурман Коротков.
— А я утверждаю, что лодки не было. Кораблев все напутал...
С тем и вернулись в базу: лодки — не было.
6
Живцов встретил Беспощадного на пирсе: — Почему не вызвали корабли с базы? Почему мне не доложили?
— Потому что, товарищ капитан третьего ранга, я рискнул посадить на станцию еще малоопытного акустика. Риск для пользы службы. К сожалению — в этом я виноват, — акустик опростоволосился. Он перепутал шумы, принял за лодку рыбачью шхуну — мы ее встретили на рассвете; зря подняли тревогу. Эхо — ложное. Лодки — не было...
— Лодка была! —отрезал Живцов.
— Я вас не понимаю, товарищ капитан третьего ранга...
— Кажется, я говорю совершенно ясно. Лодка была, она высадила . Эхо не было ложным, как вы утверждаете. Вы ее обнаружили и упустили, вместо того чтобы уничтожить. Где же ваш Сапетов, хваленый «артист»? Почему вы не приказали ему сменить малоопытного акустика?
— К сожалению, Сапетов в отпуске, поощрен за отличную службу. — Беспощадный умолчал, что Сапетов опаздывает из отпуска уже на семь дней.
— Боюсь, вашему экипажу придется расстаться с высоким званием, — покачал головой Живцов. —А о вас вынесет решение адмирал. Мне вас искренне жаль, Беспощадный. Вы могли стать примером для других. А теперь на вашем примере будут учиться, каким быть не надо. Советую подумать, способны ли вы заново начать свою флотскую жизнь, с тем же, как раньше, энтузиазмом, но без зазнайства. Коли хватит у вас силы воли сказать себе: «Я шел не по правильному пути», вы сохраните себя для флота. Вы его любите и, уверен, потерять не хотите. Не правда ли?
«Нет, не хочу! — хотел ответить Беспощадный комдиву, — Я люблю флот, люблю службу, меня опьянила слава, но я найду в себе силы побороть свои недостатки».
Но — ничего не сказал.
А Фрол Алексеевич вспомнил, как когда-то сам совершил большую оплошность. Тогда Юрий Михайлович Крамской вступился за него: «Живцовыми мы бросаться не можем, — сказал он.— Живцов совершил ошибку, но он — прирожденный моряк». И вот я продолжаю служить, ошибка забыта. А если бы не вступился Крамской? Беспощадного испортили. Но он — не карьерист, как Сухов. Беспощадный — моряк. Большой симпатии я к нему не питаю. Но вступлюсь за него. Я верю, что он станет настоящим командиром.
И Живцов приободрил Беспощадного на прощание:
— Если вы способны одуматься, я отстою вас, Борис Арефьевич.
7
В тот же день Живцов пришел на корабль Беспощадного поговорить с комсомольцами. Он умел находить с молодежью общий язык.
— Ну, что? Дохвастались? «Мы — гвардия»... Гвардия не упустила бы врага, смела бы его с лица земли. — Фрол крепко сжатыми кулаками чуть было не ударил в сердцах по столу. — Пустословием занимались: «Мы, отличники, в ответ на освоение космоса...» А сами? Делами слова подтвердить не сумели! Не стыдно друг другу в глаза глядеть? Вы помните, я предупреждал, что зазнайство к добру не приведет, вы тогда мне в ответ: «Ни одной лодки не пропустили, задачи сдали все на «отлично»... Учебных не пропустили, — значит, и чужую, когда час придет, не пропустим. В пух и прах раздолбаем». И вот — час пришел. И чужая — пришла. И напакостила. А вы? Раздолбали ее? Простить себе можете?
— Не можем, — веско сказал Полищук. И в смущенных глазах остальных Живцов прочел молчаливое согласие с Полищуком.
8
Все офицеры корабля Беспощадного в сборе: помощник, он же штурман — старший лейтенант Коротков, начальники боевых частей Спевайло и Федоров.
— Меня интересует, что побудило вас, Борис Арефьевич,— спрашивает Петр Иванович, — утверждать, что лодки не было: уверенность в этом или желание скрыть ошибку? Я не думаю, что из личных целей; вы — не Сухов. Видимо, было желание спасти честь корабля?
— И то и другое, — начистоту отвечает Беспощадный. — Когда я понял, что мы упустили лодку, меня словно обухом по голове ударило: позор ляжет на нас! А потом и действительно зародилось сомнение — была ли лодка?..
— Я утверждал, что была, — сказал Коротков.
— Да, вы утверждали, и я вам верил. Но я пытался убедить и себя и вас в том, что лодки не было. Моя вина...
— Хорошо, что вы это сознаете, — сказал Петр Иванович. — Но я скажу больше: не только ваша вина. И мы чуть было не погрязли в тине очковтирательства. А она притупляет борьбу с недостатками. И в самом деле, мы все, признавая вас, Борис Арефьевич, умным и опытным офицером — а вы такой и есть, этого никто у вас не отнимет, — приводили в пример вас и экипаж ваш на всех совещаниях. На партийной конференции вас хвалили. Когда приезжали комиссии, вы показывали им положительное, а о недостатках умалчивали. Вы старались не замечать их. Вот у Крамского на корабле знают, что упущения не останутся незамеченными. Крамской понял отлично: высокая боевая готовность нужна не для того, чтобы заслужить похвалу. Его люди скромнее ваших. Вы, Борис Арефьевич, сами своих хвастунами сделали... Боюсь, на предстоящей партийной конференции вас будут критиковать так же горячо, как постоянно хвалили... Вы были у всех на виду... Подавали большие надежды. Ругать станут и те, кто хвалил вас... потому что вы обманули большие надежды, и те, кто завидовал вам.
Коротков выступил взволнованно:
— Мы раздували успехи, которых действительно достигли, и достигли немалым трудом! «Мы — отличники, мы — беспощадновцы, мы чуть ли не гвардия. Мы да мы, да лучше нас нет...» Все это портило людей, — а народ у нас золотой, он за корабль, за командира в огонь и в воду пойдет, — заражало их самодовольством. Мы, мол, правофланговые, нам некуда больше стремиться... Некуда? Мы должны стремиться к тому, чтобы люди не только отлично владели оружием и приборами, с какими впору справиться инженерам, но чтобы они были и высококультурными, и начитанными!
— Вполне присоединяюсь! — воскликнул следивший за Коротковым восторженными глазами худенький Федоров. — Я всегда завидовал «клубу волнующих встреч». Даже, признаюсь, бегал на соседний корабль...
— А я, — сознался Спевайло, — боялся Сухова, а то бы давно взял в свои руки самодеятельность... которая у нас прозябает.
— Вы бы слышали, какой у «беспокойных сердец» диспут был о любви! — все не мог успокоиться Федоров.— Любо-дорого послушать! У нас ничего подобного не было!
— А могло бы быть, — сказал Петр Иванович улыбаясь. — Что ж, можно попробовать...
Через несколько дней Живцов на корабле Беспощадного зашел в бухту Киви. Причалили к рыбачьему пирсу. Фрол шел , усеянным валунами. Такой же берег был и в том городке, где Фрол и Никита лейтенантами начинали свою службу. Там на берегу стоял памятник погибшим в десанте матросам.
А вот и беленький домик в саду, у самого моря; так и обрисовал его Славка. Овчарка кидается Фролу навстречу.
— Буян, Буянище! — узнает Фрол. Он видел пса щенком. Наверное, Буян не помнит его. Но Буян вспомнил. Завилял хвостом. Его лай услышала Елена Сергеевна.
— Фрол Алексеевич! — обрадовалась она. — Каким ветром к нам?
— Могу я видеть Юрия Михайловича? — спросил Фрол, здороваясь.
— Конечно! Давно вас не видели. А вы все такой же...
— Старею, — с солидностью сказал Фрол.
— Ну пойдемте, пойдемте...
И вот Фрол сидит напротив Юрия Михайловича и рассказывает о промахе Беспощадного.
— Чепе имело последствия? — участливо спрашивает Крамской.
— От адмирала получил нагоняй.
— Но, надеюсь, нагоняй не привел вас в уныние? Как это вы говорили когда-то? «Будем держаться», да? «Выдюжим»?
— Да, «будем держаться» и «выдюжим»!
Нахимовцы ЛНУ 1953 г. выпуска. И.Шагин, Государственное издательство "Искусство", 1948 год.
— И теперь придерживаетесь этих мудрых нахимовских заповедей?
— Придерживаюсь.
— Ну так все обойдется, Фрол Алексеевич. Моряк не раз в своей жизни побывает на рифах.
— Мне нужен совет. Мне кажется, ни Беспощадный, ни его «беспощадновцы», как они себя именовали, не уяснили толком, как велика их вина. Промах? Нет, не промах—расхлябанность! И этой расхлябанности цена — жизнь людей! Ведь высадились, сволочи. Вот что меня беспокоит.
Крамской набивает табаком трубку. Фрол зажигает спичку.
— Спасибо... Вот что, Фрол Алексеевич. У вас заведены «клубы волнующих встреч», я слышал?
— У Ростислава — да; на корабле Беспощадного только собираемся создать такой клуб.
— Ну и назначьте первое заседание на сегодняшний вечер.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
