Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Универсальный бронекатер

Быстроходный
бронекатер
для силовиков и спасателей

Поиск на сайте

Новые песни о главном. Глава шестая, почти государственная. Эта ночь… О завтрашнем дне. К.Лукьяненко.

Новые песни о главном. Глава шестая, почти государственная. Эта ночь… О завтрашнем дне. К.Лукьяненко.

Новые песни о главном. Глава шестая, почти государственная

Человек придумал государство довольно давно Оно защищало оседлое население от кочевого и обеспечивало порядок вдоль торговых путей. По практическим причинам государство стремилось к тому, чтобы его границы совпадали с естественными преградами – горами, реками и т. п., потому что такие границы дешевле защищать. Естественно, на государство возлагались обязанности, которые человек единолично выполнить не мог – военная защита, дипломатия, хождение денег, защита частного имущества и жизни граждан. Наконец, государство стало впервые ассоциироваться с законами, патронировать развитие науки и технологий и внесло еще больше неравенства между людьми. Это то, что можно прочесть в учебниках. В дополнение к этому, государство выполняло еще ряд функций, на сегодня совершенно утраченных. Оно объединяло все миры, в которых обитал человек – физический мир, морально-этический мир со своими ценностными установками, но, главное, государство объединяло в себе и гармонизировало два времени – сакральное и физическое, и два пространства: то в котором обитал человек, и то, в котором храм являлся центром мира. Литургия, т. е., сакральная процедура, с помощью которой центр мира назначался, решала две практические задачи: гармонизировала мир в представлениях человека и сакрализировала власть, т. е., выводила её за пределы социума, тем самым, уменьшая вероятность посягательства на нее.
За несколько тысячелетий государство естественным образом эволюционировало, прежде всего, потому что менялась среда его существования. Как ни странно, основным фактором, повлиявшим на государство, оказались деньги, которые из естественных ценностей (золото, серебро, другие драгоценные металлы) постепенно превращались во всё более эфемерные государственные обязательства, вот-вот потеряющие всякую связь с государством. Теперь на время оставим государство и остановимся на либеральном проекте.
Мы живет во время, когда приходится говорить, что либеральный проект побеждает. Возникнув как некое романтическое движение, готовое освободить всё и вся (отсюда и название «либерализм»), этот проект в теоретическом плане всё еще надеется на процветание, а, в практическом — огромное количество внутренних противоречий обрекает его на скорый конец, который оттягивается, благодаря энергичным усилиям его реаниматоров. Но обо всём по порядку.
В основе своей, либерализм исходит из того, что существует некая человеческая природа, которая, правда, не уточняется, и, исходя из нее, у каждого отдельного человека, должны быть права, которые во что бы то ни стало нужно защищать, освобождая, тем самым человека от угнетения. Естественно, полная свобода наступает в эпоху гражданского общества, про которое старшее поколение в нашей стране много слышало – это тот же коммунизм, только в либеральных терминах. Как любит говорить молодежь, те же яйца, только в профиль. Поэтому мужчин нужно защищать от государства, женщин – от мужчин, геев – вообще от угнетения, избавиться от которого им должно помогать государство. И всё бы хорошо, если бы не эти проклятые деньги: почему-то все равны, все свободны, но у одних денег куры не клюют, а другие… другие почему-то в этом аспекте теоретиков либерализма перестают интересовать, и вся идиллическая картина всеобщего равенства и всеобщей свободы мгновенно рассыпается. Зато начинается идеологическая борьба.
Тут нужно сказать, что чем более абстрактными становятся деньги, тем сильнее идеологическое воздействие сил, которые уже достаточно умны, чтобы не во всём ассоциировать себя с государством, потому что настоящий человеческий рай – это не государство, а гражданское общество, причем, желательно, чтобы глобальное. Но о глобализме чуть позже. Сначала о свободе. Уже давно известно, что совсем без свободы человеку живется плохо, он без свободы, как скороварка, накапливает пар, и в один прекрасный день может рвануть. А это угрожает деньгам, с которыми те, у которых их много, расставаться не спешат. Поэтому теоретики либерализма вбросили идею о двух свободах – внутренней и внешней. Внешняя свобода – это стремление к установлению социальной справедливости путем социального взрыва. Внутренняя свобода — освобождение человека от поведенческих табу, традиционной морали и раскрепощение сексуального поведения. Кстати, при разложении СССР идея сексуальной свободы эксплуатировалась больше всего. В середине 1960-х спецслужбы многих западных стран, как по команде, вбросили в сильно полевевшее молодежное движение идею свободной любви и легких наркотиков, поэтому до социальной свободы то поколение «хиппи» так и не дошло. Естественно, что из двух свобод больше денег платят за пропаганду внутренней свободы. Это объясняется не только тем, что внутренне свободный человек, занятый сексуальным раскрепощением, не успевает добежать до баррикады и крикнуть: «Долой неравенство!». Здесь есть еще один нюанс. Дело в том, что поле, на котором формируются человеческие морально-этические и духовные ценности, достаточно ограничено, и на нем новой идеологии инстинкта конкурировать, например, с церковью, практически невозможно. Поэтому церковь постепенно вытесняется с этого поля только для того, чтобы церковное обращение к душе человеческой уступило место обращению к инстинктам.
Как ни странно, такая обращенность к свободе «любой ценой» скрывает в себе еще одно непреодолимое противоречие. Дело в том, что любая свобода в контексте государства должна закрепляться в гарантированных правах. Гарантия прав – это, пока не наступило светлое гражданское общество, прерогатива государства. Но как только мы начинаем говорить о правах человека, его социальные права замолчать уже нельзя, а в рамках либерального проекта не только государству отводится все меньше места, но и самому государству, пока оно еще не сдалось на милость глобального гражданского общества (а именно о глобальном обществе сейчас идет речь), предлагается постепенно освобождаться от социальной опеки, потому что те, у кого сегодня денег больше, раскошеливаться пока не хотят. Вспомните, какие вопли раздавались в СССР в период его развала, призывающие к тому, чтобы все предприятия расстались с «непрофильными активами», потому что в противном случае западные инвесторы не могут объективно оценить конкурентоспособность российской продукции и понять, во что вкладываться, а во что погодить. В результате была загублена огромная социальная сфера, уже оплаченная не одним поколением советских людей. В государстве победившего либерализма социальная забота будет вначале отодвигаться, если мы берем для примера Россию, из федерального центра на периферию, а потом начнется такая же дискуссия, как в США, когда под предлогом борьбы за бюджет будут выхолащиваться социальные программы, причем лучше всего от этого будет не тем, кто работает, а тем, кто пожинает плоды.
Текущий период – это время, когда общество потребления завершает свое развитие, потому что для дальнейшего безудержного роста потребления, которое считалось локомотивом развития, сегодня уже нет ресурсов – они в целом иссякают и качество их использования, несмотря на технологические изыски, ухудшается. Как говорят сами эксперты, в частности, члены Римского клуба, экономическая основа либерального проекта – свободный рынок в дальнейшем существовать не сможет из-за внутренних недостатков, характерных для него. Свободный рынок не позволяет переходить на долгосрочное планирование, глубина планировании при нем ограничена несколькими годами. Свободный рынок запутался в финансовых схемах, многие из которых далеки от безобидных. Свободному рынку не под силу крупные инфраструктурные проекты, например, строительство аэропортов, железных дорог и других протяженных коммуникаций. Наконец, как показала практика последних лет, среда свободного рынка мешает бороться с последствиями техногенных катастроф, например, авария на АЭС «Фукусима».
В связи с этим всё чаще звучат идеи о том, что социальную жизнь нужно выстраивать, исходя не из уровня потребления, а из ограничений, которые на нас накладывает природа. Другими словами, нужно не есть в три горла, а повышать качество человеческого существования, соразмеряясь с тем, что нам отпущено природой. Что касается отражения идеи качества жизни в законодательных документах, то еще несколько лет назад, документы, в которых прямо формулировались требования к качеству жизни населения, можно было отыскать в Бельгии, Зимбабве и Новой Зеландии. Но теоретики либеральной модели быстро поняли, что это может не туда завести, поскольку государство берет на себя слишком явные обязательства по отношению ко всему населению и ко всем социальным сферам – от медицины до образования и жилищных стандартов, и быстренько изъяли идею качества жизни из оборота. Сегодня в рамках либеральных прав человека социальные гарантии либо не рассматриваются вообще, либо рассматриваются в самом общем виде, никак не обременяющем нынешнее государство.
В либеральном проекте есть еще один порок. Основная его идеология направлена на то, чтобы воспитать человека-одиночку, и наличие такого, особенно успешного человека, либерализм ставит себе в заслугу. Но, борясь с национальным государством и воспевая глобализацию, либерализм оставляет человека одного перед лицом множества современных напастей. И тут, его теоретики, чтобы хоть как-то примирить свои конспекты с реальной жизнью, говорят, что когда свершится глобализация и восторжествует гражданское общество, человек-одиночка снова сможет объединиться в группы, способные отстаивать групповые интересы, и, совсем растерявшись, эти эксперты не нашли ничего лучшего, как назвать эти группы «группами поддержки», по аналогии с фанатскими. Как же нужно ненавидеть всё коллективное, чтобы додуматься до такого – пока мы будем с вами воевать, вы должны быть поодиночке, а когда мы победим и всё разделим, то вы можете объединиться в фанатские группы и громко кричать, например, «Зенит — чемпион!».
Я уже неоднократно писал о том, что заигрывание с идеями гражданского общества равносильно уничтожению государства и самого важного его атрибута, а именно, суверенитета. Во многом обреченный либеральный проект может еще просуществовать какое-то время на идеях гражданского общества. Поэтапно, это выглядит так: (1) глобализация идей, социальной сферы, производства; (2) стирание национальных границ и различий, пропаганда мультикультурности, социальной подвижности населения; (3) дискредитация идеи суверенитета (которая началась уже сегодня); (4) создание глобальных сил безопасности, реагирующих на все виды угроз в любом уголке земного шара; и (5) наконец, новый дележ бесхозного пирога, который защищать уже некому – нет национального государства. Есть какие-то странные люди, именующие себя гражданским обществом, и, как таковые, имеющие приоритетное право на кусочек пирога, который уже как бы ничей. Думаю, уже понятно, почему государство не может существовать без внешних врагов. Потому что тогда оно потеряет свои границы, лишится суверенитета и сольется в единое глобальное стадо, на которое обязательно найдется пастух. Понятно даже, что имел в виду Великий китайский кормчий, когда говорил, что демократия выходит из дула винтовки, ибо только умеющее защищаться государство, способное противостоять враждебной воле, может позволить себе демократические игры, да и то только до тех пор, пока крик о свободе не станет рекламой свободной любви.

1 ноября 2013 г.



Эта ночь…

Мне однажды сказали, в моих стихах не бывает людей.
Только я знаю: мне отдали мир и сказали – владей!
Мне однажды сказали: стихи мои — так, ерунда.
Только я уже знал, что не всех допускают туда.

Я не знаю, что делать с людьми,
Которых я допустил,
Ведь у них, как всегда, только миг,
Чтоб сумели они прорасти.
Мне бы только дожить
До счастливых и красных плодов,
Ощутить: мое сердце дрожит,
И я снова поверить готов,
Что мой мир населен
Всеми теми, кто счастлив со мной,
И один небосклон,
У которого дождик земной,
И одна череда,
Что наполнена звуками нот,
И все те, кому я не чета,
И всё то, что уже не пройдет,
Не изменится так,
Чтобы вновь сомневаться в стихах,
Боже мой, ведь кругом простота,
И настолько тиха
Эта ночь, эта ночь напролет,
Что никто не поймет,
Не поверит, не знает, о ком
Эта ночь обернулась стихом,
И осталась…

30 октября 2013 г.

О завтрашнем дне

Любовь уже звучит, как память
И как способность помнить то,
Что скрылось где-то за веками,
Но даже век, – увы! – ничто.

Где время – как соринки быта
В чужом глазу, а для меня
Вся жизнь лишь в этом, незабытом
Начале завтрашнего дня.

27 октября 2013 г.

Constantin Loukianenko


Главное за неделю