С соседями в те довоенные, и особенно военные времена, жили дружно. Так, похоже, повелось со времен первопоселенцев. Будучи бывшими сослуживцами, они вместе прошли через трудности прошедшей войны, а они, как известно, сближают. Еще и от того, что успели оценить мудрость кавказского закона: «Люби соседа. Близкий сосед лучше дальней родни». В конце концов, неважно почему, важен результат. Я не помню ни одного скандала с соседями за все время проживания, как в первом, так и во втором доме. Добрососедству способствовали обязательные лавочки около каждого дома, на которых летними вечерами сиживали многочисленные соседи и вели неторопливые беседы, наслаждаясь прохладой с гор. Машин тогда было мало, асфальта еще не было и тишину нарушали только цикады, поэтому переговариваться с соседями, не повышая голоса, можно было даже через улицу. Но наши соседи любили сидеть на нашей стороне, под огромной липой и рядом с ручьем.
Вот одно из воспоминаний, связанных с соседями:
- Из дома напротив слышны громкие крики и хныканье. Это тетя Ашхен проверяет как ее сын наш сверстник Ваня выучил уроки: «Баран! Баран! Пчила женски род! Пчила женски род!» - многократно повторяет тетя Ашхен, стуча кулаком по столу при каждом слове. Эта тирада стала нарицательной в нашем доме.
Или вот еще, проходя мимо домов, в которых проживали соседки любительницы поиграть в лото, тетя Аня, любительница пошутить, начинала громко выкрикивать, как ведущая в лото, произвольные цифры. В ответ из-за забора слышалось: «Ура! Аня-джан, я выиграла!» А другая, по грузински: «Гаватаве ка! Рас квирихар? (Кончила! Что кричишь?)»
ТБИЛИСИ. ВОЙНА 1941 г.
Лето 1941 года я провёл, вместе с тётей Лизой и девочками в Лагодехи.
В первый день войны на нашем стадионе около казармы шел футбольный матч с приезжей юношеской командой, не помню, какой деревни. В нашей команде играли мой брат Вова Калишук, сосед Женя Яловой и их товарищ Боря Иноземцев. Мы отчаянно болели за наших ребят и, попутно, обсуждали сообщение о начале войны. Настрой у пацанов был оптимистичный. Все сходились на том, что немцев через пару недель прогонят. Взрослые, судя по всему, наш оптимизм не разделяли. В тот день наши матч легко выиграли, а вот с войной очень скоро, даже мы поняли, все не так просто, как нам казалось. Через год ушел на войну Женя Яловой и вскоре погиб. А Боря Иноземцев через несколько месяцев после ухода на фронт, пропал без вести.
Вернувшись к началу учебного года в Тбилиси, мы столкнулись с множеством нерадостных изменений, которые внесла война в нашу жизнь. В нашей 71-й школе разместился военный госпиталь и нас перевели в старую 63-ю школу, которая находилась тоже рядом с нашим домом только с другой стороны.
Трёхэтажное здание старой постройки, с открытыми балконами вдоль классов и гораздо меньшими площадями. Был введён двухсменный режим работы. Мой пятый класс оказался в первой смене. Тбилиси хотя и не бомбили, но налёты, главным образом ночные, совершались частенько. Днём летали разведывательные самолёты.
И, конечно, объявлялась воздушная тревога, и палили зенитки, осколки от снарядов которых падали на землю. Ходить в это время по улицам было опасно, и городские власти перевели многих учеников из нашей новой и оттого престижной школы в другие поближе к местам проживания. Это коснулось и моих сестрёнок, которых перевели в авлабарскую школу. И с этого времени были отменены мои хождения к тёте Лизе, и я обрел, таким образом, почти полную самостоятельность. Утром мама уходила на работу, я в школу, а по возвращению из неё разогревал оставленную мамой еду на керосинке, обедал, делал наспех уроки и отправлялся во двор. Там собирались такие же, как я, вольноопределяющиеся и мы колобродили до возвращения родителей в поисках всё новых развлечений и приключений. Так начался тяжёлый для мамы период, так называемого, отбивания сына от рук. Телефона у нас не было, и неработающие соседки присматривали за нами как могли. Но уследить за нами, даже родным, было трудно.
УБЕЖИЩЕ
К этому времени в нашем дворе построили бомбоубежище, так называемую щель, в виде траншеи глубиной около двух метров и шириной около полутора и общей протяжённостью около пятидесяти метров, с четырьмя изгибами, коленами под прямым углом и двумя входами. Стены были обиты горбылём. Бревенчатый накат был засыпан землёй. Слава Богу, убежище ни разу не было использовано по прямому назначению, но для нас пацанов, открыло необозримое поле игровых возможностей.
Безраздельно владея таким сооружением, мы устраивали в нём то фронтовые землянки, то штабы наших войск, то госпитали и ещё многое, на что хватало ребячьей фантазии. Свет туда провести не успели, поэтому оно стало отличным местом для прятолок, главным образом от взрослых. Вечерами там проходили традиционные посиделки с бесконечной болтовнёй на разные волнующие нас темы. Самым опасным было использование убежища для испытания и использования различных самодельных стрелялок.
Помню как в 1942 году мы умудрились собрать и испытать автомат, собранный из деталей найденных на свалке отбракованных деталей 31-го завода в Навтлуге.
Старшие ребята с нашего двора Толик Калинин, Володя Корнеев и другие ребята в то время работали на этом заводе и помогли нам собрать один автомат.
Стрелять очередями наш автомат не умел, а вот отдельными получалось. Достать патроны в доме военнослужащих тогда не было проблемой, тем более что к этому автомату подходили патроны от пистолета ТТ. Эту опасную игру взрослые прикрыли буквально через пару дней после начала испытаний. Кто-то проболтался и слава Богу, неизвестно чем бы это занятие могло кончиться.
ОСКОЛКИ
Другая забава пацанов того времени заключалась в коллекционировании осколков от разорвавшихся зенитных снарядов. Собирали их во дворах, на улицах и даже на крыше нашего дома Для того чтобы на неё попасть надо было, преодолевая страх, забраться по вертикальной металлической лестнице прианкеренной к стене дома. Лестница начиналась где-то около трёх метров от земли и имела перекладины из арматуры с шагом, рассчитанным на взрослого человека. Мы раздобыли, где-то стащили, деревянную стремянку длиной около двух метров и с неё перебирались на основную. Главная трудность заключалась в том, что лестница была видна со всех балконов. Приходилось ловчить. На крыше по всему периметру здания шёл невысокий кирпичный парапет.
Встав коленями на крышу и облокотившись локтями на парапет, можно было часами наблюдать улицу сверху, как разведчикам. Однажды увидели такое, о чём вспоминать страшно. Проехал грузовик с высокими бортами, а в нём лежали вповалку тела мёртвых людей. Наверно, вывозили на захоронение умерших бойцов из госпиталей, так решили мы тогда, или расстрелянных «врагов народа», думается теперь. Брезент снесло при движении, и половина кузова была на виду. Это зрелище произвело настолько сильное впечатление, что забираться на крышу как-то всем расхотелось. А через несколько дней, видимо, по просьбе родителей нижняя часть лестницы была зашита досками и стала недосягаемой для нас.
А осколки всё-таки сделали своё чёрное дело. Возвращаясь из школы, наш сверстник Вова Коньюков попал под очередной налет, и осколок пробил ему голову. После похорон многие ребята повыбрасывали свои коллекции осколков и интерес к этому собирательству сошёл на нет.
ПАТОКА
По нашей улице ежедневно на длинной телеге с низкими бортами в деревянных бочках возили патоку на конфетную фабрику, которая находилась на полпути от нас до ишачьего моста (ныне 300 арагвинцев). Повернув налево с улицы Шаумяна, телега оказывалась между нашим домом и школой. Здесь мы совершали пиратские нападения на телегу с целью полакомиться вкуснятиной. Странно, но бочки закрывались, почему-то, только во время дождя. Происходило это так, Группа ребят пристраивалась рядом с телегой с двух сторон и начинала канючить у кучера патоку на всех известных им языках, отвлекая, таким образом, его внимание. А в это время кто-нибудь из самых длинных и ловких, засучив рукава, повисал на телеге с задней стороны и ухитрялся окунуть свободную руку в патоку. Как только он заканчивал свою часть операции и спрыгивал с телеги, все устремлялись к нему и на ходу, убегая от телеги, перехватывали пальцами патоку, стекающую с руки ловкача, и начинали её торопливо слизывать. Через несколько секунд от добытой патоки не оставалось и следа. Возница махал кнутом, орал на нас, но ни разу не спрыгнул с телеги, чтобы догнать. Уже в пятидесятых годах, будучи студентами, мы вспоминали эту шкоду и единодушно пришли к выводу, что возница просто нас жалел. Ведь что ему стоило закрыть последние две бочки, какой-нибудь холстиной. Что такое сахар мы в те времена уже успели забыть.
ДВАЖДЫ ГЕРОЙ ДНЯ
Однажды, меня за плохое поведение выгнали с урока. В таких случаях надо было зайти в учительскую и получить свою порцию нагоняя от завуча, которая постоянно находилась там. Я пришел, доложил, получил и уселся по команде завуча досиживать до конца урока.
В это время кому-то из учителей показалось темно, и она попросила меня зажечь свет, благо я сидел рядом с дверью. Розетки было две, мне не сказали какую. И я, не спрашивая, нажал на ту, что поближе. На радость всей школе это оказался звонок. Все, как обычно, мгновенно с шумом высыпали на балкон, на десять минут раньше. Это был самый весёлый последний урок. Так я стал героем дня в масштабах школы.
Другой раз я стал героем дня в масштабе пятого класса. В тот раз последний урок тянулся невыносимо долго. Я сидел на задней парте у окна и думал, что бы такое придумать, чтобы поскорее попасть домой, утолить голод и отправиться во двор в нашу компанию. Несколько дней назад к одному из моих друзей вернулся с фронта отец после ранения и лечения в госпитале. А наш дядя Ясон в то время служил в специальных войсках в Иране. А под окнами школы была остановка трамвая, и тут меня осенило.
Дождавшись очередного трамвая, когда из него начали выходить люди, я вскочил на сидение парты, замахал руками и заорал: «Дядя Ясон с фронта приехал, дядя Ясон!» Потом схватил заранее подготовленный портфель и через весь класс мимо учительницы выскочил за дверь и рванул на улицу. Мне повезло. Не только учительница, на и даже одноклассники поверили. Экспромт сработал.
ГОСПИТАЛЬ
Госпиталь в школе № 71. Медицинский персонал с добровольными помощницами. Мама в первом ряду вторая справа. 1942 год.
Учась в 63-й школе, мы и наши родители не порывали связи с нашей старой № 71. Почти все женщины нашего дома, так или иначе, работали санитарками, уборщицами, поварихами и на других работах помогали выхаживать раненых бойцов. Те, кто нигде не работал, устраивались туда на постоянную работу, а мама и те, кто где-то работал, ходили в госпиталь вечерами и в воскресные дни.
Мама иногда брала меня с собой, чтобы я был, как говориться, на глазах, а получилось для того, чтобы знал, видел и помнил. Очень тяжело было видеть этих молодых искалеченных людей. От школы учителя тоже водили нас, и мы читали стихи, пели песни или просто болтали с ранеными на разные темы, слушали их рассказы. В госпитале, как и у нас во дворе, тоже был интернационал. Помню, раненые молодые грузины научили нас грузинской, как они сказали, строевой песне. Мы ее быстро выучили и распевали во дворе. Один куплет я запомнил и как-то перевел.
«С Гитлером как быть? Дом его спалить,
Горячий шампур в жопу засадить»
ТРАМВАЙНАЯ ДЖИГИТОВКА
Пожалуй, самая опасная наша забава была связана с запрыгиванием и спрыгиванием с трамвая на ходу. Пневматически закрывающихся дверей тогда еще не было, а были ступеньки и выступающие за габариты трамвая поручни. Трамвай, идущий от Авлабара в Навтлуги, делал очередную остановку около нашей 63-й школы, строго напротив нынешнего входа в метро «Триста арагвинцев», и далее, трогаясь, набирал постепенно скорость. Мы в этот момент устремлялись от тротуара к трамвайной линии навстречу приближающемуся трамваю и, набрав равную с ним скорость и ухватившись за поручень, запрыгивали на нижнюю ступеньку и ехали так до следующей остановки. Когда трамвай начинал притормаживать, мы спрыгивали на ходу, перебегали на другую сторону и повторяли то же самое на встречном трамвае, идущем в сторону Авлабара. Автомобильное движение тогда было редким, не то, что сейчас, поэтому мы «отрывались» по полной.
. Подъем на Авлабар.
Кстати, садиться или выходить из трамвая не на остановках, а там, где тебе было необходимо, для тогдашней мужской половины Тбилиси было в порядке вещей. Я видел виртуозов, которые выполняли это на предельных для трамвая скоростях. Спрыгнуть было труднее, чем запрыгнуть. Для этого надо было встать лицом к трамваю на самой нижней ступеньке, затем, чуть присев, отпустить сначала правую руку и тут же левую, откинуться всем телом в сторону противоположную движению трамвая, и при касании земли устроить мелкие и частые «топотушки» ногами, притормаживая себя до полной остановки, оставаясь лицом к голове трамвая.
Высшим классом считалось умение спрыгивать стоя на нижней ступеньке спиной к трамваю и, отпуская левую руку, спрыгивать с наклоном корпуса в сторону хвоста трамвая, то есть делая все наоборот по сравнению с первым способом. Один из учеников нашей школы потерял ногу во время таких забав, но трамвайная джигитовка продолжалась в Тбилиси до тех пор, пока не вошли в жизнь современные трамваи.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
