Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Новый метод соединения листов металла для судостроения

Судостроителям предложили
соединять листы металла
методом сварки взрывом

Поиск на сайте

Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 23.

Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 23.

Очередной боевой поход Л-3

Л-3 была счастливее. Но новых испытаний, коварных неожиданностей её экипажу выпало в море немало.
Ещё на пути от Кронштадта к Лавенсари, недалеко от острова Сескар, лодку пытались атаковать прорвавшиеся сюда вражеские торпедные катера. Л-3, конечно, сопровождали сторожевые катера, но в бой вступили и лодочные комендоры. Катера противника были отогнаны. А за Гогландом, в опасном районе банки Кальбодагрунд, где уже случались серьёзные неприятности с другими подлодками, Л-3 задела антенну противолодочной мины. Взрыв, однако, произошёл не слишком близко, и больших повреждений лодка не получила.
Особенностью этого похода Л-3 было то, что капитан 2-го ранга Грищенко имел приказ выставить мины в разных районах моря. Такое задание дал штаб флота, а смысл его заключался в том, чтобы и в наступавшее зимнее время, когда наших лодок в море не будет, препятствовать перевозкам противника.
Первую минную банку Грищенко поставил в районе островного маяка Утэ, уточнив двухдневными скрытными наблюдениями, где именно проходят теперь морские конвои. Вторая банка выставлялась за сотни миль отсюда — на подступах к Мемелю. А последние мины предназначались для неприятельских фарватеров близ Либавы. В том же районе, на прибрежных коммуникациях у Мемеля, Либавы и Виндавы, командир Л-3 искал цели для своих торпед. Одна из предпринятых тут атак едва не кончилась для лодки трагически и поставила её в трудное положение на весь остаток похода.
Встреча с крупным конвоем противника произошла ночью невдалеке от всё того же мыса Акменьрагс, в районе которого наши лодки уже не раз перехватывали врага. Над морем светила луна, и Грищенко не счёл возможным атаковать, как обычно делается ночью, из надводного положения. Тем более что намеревался для сокращения дистанции залпа прорваться за линию корабельного охранения. Пётр Денисович одним из первых стал пользоваться при торпедных атаках данными гидроакустики.
Акустик Л-3 Дмитрий Жеведь, кавалер ордена Ленина, славился на всю бригаду. И сейчас командир тоже ориентировался по данным гидроакустики, сближаясь с целью на глубине ниже перископной. Но внутри конвоя акустику мешали шумы нескольких судов, и перед залпом потребовалось подвсплыть под перископ для проверки расчётов. Оказавшись при этом рядом с одним из транспортов, лодка непредвиденно попала под таранный удар.
Всё могло кончиться гораздо хуже. Удар пришёлся на массивную перископную тумбу. Командира, прильнувшего к окуляру, как рассказывал он потом, «словно дубинкой по голове», и он упал на настил боевой рубки, ненадолго потеряв сознание. Атака, конечно, сорвалась, но противник, по-видимому, не заметил лодки, никто её не преследовал. А оба перископа вышли из строя. Один из них, командирский, отогнуло вправо на 90 градусов.




Подводная лодка Л-3 вернулась в Кронштадт с погнутыми перископами



Флагманский штурман 2-го дивизиона Н.Н.Настай

Словом, Л-3, как подводный корабль, ослепла. А до Лавенсари было без малого 400 миль, из которых большую часть надо было пройти под водой, не имея возможности проверять счисление пути по недоступным без перископа ориентирам.
В этом походе участвовал (весьма кстати!) штурман 2-го дивизиона капитан-лейтенант Н.Н.Настай. Ему и штурману лодки старшему лейтенанту А.И.Петрову пришлось решать сложнейшую навигационную задачу. К чести штурманов и командира, решавшего эту задачу вместе с ними, надо сказать, что они показали очень высокий класс кораблевождения. Лодка благополучно форсировала Финский залив. После четырёх суток движения по счислению Л-3 подошла к точке встречи с нашими катерами с невязкой, не превышающей двух с небольшим миль.
Потом начали поступать сведения о «работе» выставленных лодкой мин. Уже в день её возвращения в Кронштадт (мы узнали об этом, конечно, не сразу) на минах, выставленных близ острова Утэ, подорвался и затонул крупный транспорт «Гинденбург», а затем и другой — «Вольфрам». На минную банку у Либавы наскочил и погиб транспорт «Остланд». Позже, зимой, на минах Л-3 подорвались ещё три транспортных судна и немецкая подлодка U-416. Столь высокой результативности минных постановок в боевой практике бригады ещё не бывало.
Когда комбриг в моём присутствии слушал доклад Грищенко об этом походе, вдруг выяснилось (Пётр Денисович счёл необходимым об этом упомянуть), что политработник лодки старший политрук М.Ф.Долматов в море упрекнул командира в недостаточной боевой активности и чуть ли не в трусости. И вот в связи с чем. После того, как Л-3 перешла из северной части Балтики к побережью Латвии, Долматов стал предлагать, чтобы лодка, всплыв, произвела артилерийский огневой налёт на Либаву. Грищенко же это отверг.




Пётр Денисович Грищенко с политруком М.Ф.Долматовым. Слева старшины Н.Ф.Миронов и П.А.Еремеев, справа — Ф.А.Волынкин и В.Ф.Бондарев

— Как-как? Всплыть, чтобы обстрелять Либаву? — переспросил комбриг, удостоверяясь, правильно ли понял услышанное.
Командир лодки подтвердил, что именно на этом настаивал Долматов.
Артиллерия на «Ленинцах» довольно мощная. Но лодка успела бы дать лишь несколько залпов, которые могли, конечно, что-то повредить в порту или в городе, могли ненадолго привести гитлеровцев в смятение. Однако какой ценой? На преследование показавшей себя подлодки были бы немедленно брошены все имевшиеся в этом районе противолодочные силы, прежде всего, — авиация. И если бы даже лодке посчастливилось уцелеть, что представлялось маловероятным, то ей уж никак не удалось бы сделать всё то, что она тут сделала, нанеся врагу гораздо больший урон, чем мог бы нанести короткий демонстративный артобстрел.
Предложение об огневом налёте на Либаву было настолько несостоятельным, что на разборе похода его вообще не касались, щадя репутацию самого Долматова. Иначе пришлось бы, наверное, вспомнить, что раньше он же (и тогда ещё не замполит, а военком, облечённый «по сути дела» равными с командиром правами), возражал против использования осваивавшегося в бригаде метода залповой стрельбы с временными интервалами, требуя от Грищенко «бить не по площадям, а по врагу…»
Что и говорить, трудно командиру, если нет согласия между ним и политработником корабля. Но хочется подчеркнуть, что не бывало этого согласия чрезвычайно редко. Характерным, типичным было, наоборот, глубокое взаимопонимание. И хотя, конечно, очень важно, чтобы политработник хорошо знал специфику подводной службы, возможности своего корабля, командиры обычно быстро срабатывались даже с комиссарами, пришедшими из сухопутных войск.




Заместитель командира подводной лодки «Лембит» по политчасти П.П.Иванов (фото 1943 года)

Я уже говорил о старшем политруке П.П.Иванове, который пришёл на «Лембит» в армейских галифе и быстро стал душой экипажа. Когда он впоследствии был назначен с повышением в морскую пехоту, об этом все жалели, а командир лодки, кажется, больше всех.
Так что всё зависело от того, что за человек, назначенный на подводную лодку политработник. Ну а замполита Л-3 пришлось тогда перевести на другую лодку, а потом он вообще ушёл из подплава.




Командиры «Малюток». Слева направо: П.А.Сидоренко, Н.В.Дьяков, П.В.Рубан, В.С.Урбан, Н.И.Карташёв, Л.Н.Костылёв, С.Я.Катков. К.С.Кочетков. Кронштадт, осень 1942 года

«Малютки» третьего эшелона

К рассказу о третьем эшелоне надо добавить несколько слов о «Малютках». Они, как и раньше, действовали в пределах Финского залива, выполняя в основном разведывательные задания. Разведка велась «Малютками» до самого конца кампании и не только в интересах нашей бригады.
В ноябре подлодка М-96 капитан-лейтенанта А.И.Маринеско (в походе участвовал и командир дивизиона капитан 3-го ранга П.А.Сидоренко) высаживала разведгруппу на побережье оккупированной гитлеровцами Эстонии, а потом, когда разведчики сделали своё дело, приняла их на борт в условленном месте и доставила в Кронштадт.


Краткие итоги кампании 1942 года

К исходу ноября, когда большую часть Финского залива сковало льдом, наших подводных лодок за его пределами уже не было. Кроме тех, которые остались на дне Балтики навсегда.
Кампания 1942 года, проходившая в беспримерно тяжёлых условиях, ознаменовалась высокой боевой активностью подводников. Е сли же говорить о результатах этой активности, то за лето и осень (по данным, полностью подтверждённым) было потоплено 40 транспортных судов противника и четыре повреждено, а ещё 13 транспортов потоплены предположительно.
Чтобы представить, что это значило, следует помнить: атаковались, как правило, суда, следовавшие к фронту. Многие из них везли боеприпасы и боевую технику, горючее, живую силу. А на борту одного транспорта могут находиться тысячи тонн снарядов, мин, бомб, крупная воинская часть или равночисленное маршевое пополнение.
Расчёты гитлеровского командования на то, что Балтика станет для Германии внутренним водным бассейном, позволяющим спокойно и беспрепятственно осуществлять воинские перевозки, были ещё раз сорваны. Всех мер и средств, которыми враг пытался воспрепятствовать выходу наших подлодок из Финского залива, оказалось для этого недостаточно. Под ударами наших подлодок находилась не только вся система морских перевозок, питающих сухопутный фронт. Проникая за Борнхольм, в предпроливную зону, они стали угрожать водному сообщению и паромным переправам в немецких тылах, не давали противнику чувствовать себя в безопасности в Данцигской бухте, где проводились испытания и боевая подготовка германских подводных лодок.
Не обольщаясь достигнутым (успехи, очевидно, могли быть и более значительными), мы имели право сказать себе, что со времени прошлой кампании кое-чему научились. Возросло тактическое мастерство командиров.
Многое дали переход от прежних ограниченных позиций в море к крейсерству в назначаемых лодкам обширных районах и освоение более эффективного метода торпедной стрельбы. Улучшилось, думается, и боевое управление лодками в море, быстро стали доходить до них данные разведки. Этому способствовало то, что в ходе кампании на лодках начали появляться выдвижные антенны, монтируемые на зенитных перископах. Они позволяли принимать радиограммы под водой, на перископной глубине.
Пошли на пользу и другие технические новшества. Сколько раз бывало в первые месяцы войны, что на подводной лодке, вынужденной затаиться на грунте, пока не уйдут подкарауливающие её вражеские катера, не решались включить производящую шум систему регенерации воздуха, и люди в отсеках почти задыхались. Теперь же мы имели на вооружении новые регенерационные установки, которые работали практически бесшумно и вместе с тем обеспечивали лодке возможность дольше находиться под водой. О создававшихся и осваиваемых новых средствах защиты от мин я уже говорил. Пусть и несовершенные, они помогали преодолевать вражеские заграждения.
«Балтика остаётся нашей!» — так, в трёх словах, помню, охарактеризовал обстановку кто-то из подводников, выступая на митинге, посвящённом возвращению одной из последних лодок третьего эшелона. Эти слова выражали то, что стояло за цифровыми итогами боевых действий подводников, и было важнее всяких цифр. Врагу не удалось и во второе военное лето вытеснить наш флот с балтийских просторов.
Непосредственно прикрывая Ленинград мощной артиллерией надводных кораблей, Краснознамённый Балтийский флот на всём морском театре наносил врагу удары своими подлодками.
Давалось это, как читатель уже знает, нелегко и обходилось недёшево. Наши потери, существенно сократившиеся в середине кампании, вновь резко возросли осенью. Мы сознавали, что, уделяя много внимания минной опасности как главной, в какой-то момент недооценили угрозу со стороны подводных лодок врага, которые он начал активнейше использовать против наших лодок. Из походов сорок второго года предстояло извлечь и другие уроки. Их опыт нуждался в глубоком изучении и осмыслении.
Подводные лодки возвращались в Ленинград, остававшийся во вражеском кольце, в осаде, под обстрелом немецкой артиллерии. Лодки разводились по заводским ковшам, рассредоточивались у невских набережных. Нас ждала новая блокадная зима, заполненная ремонтной страдой и подготовкой к походам будущего лета.




Средняя подводная лодка девятой серии («Сталинец»)

Глава десятая

ПРЕДЕЛЫ ВОЗМОЖНОГО

Прорыв блокады Ленинграда


Эта вторая блокадная зима всё-таки была уже с самого начала не такой, как первая. Ленинград иначе жил, иначе выглядел, многое изменилось к лучшему.
Улицы, правда, оставались малолюдными. На лето 1942 года ещё сотни тысяч человек были эвакуированы в глубь страны, но люди стали заметно бодрее. Давно уже ходили трамваи. Получили электроэнергию и жилые дома. Она подавалась по кабелю, проложенному по дну Ладожского озера. Параллельно с ним протянулся подводный трубопровод, по которому поступало горючее, в том числе и для флота. Интенсивно шли, как ни пыталась вражеская авиация их срывать, перевозки через Ладогу грузов, которые зимой вновь приняла на себя ледовая автотрасса.



Дорога Жизни 1943 года. Машины шли ночью сплошной колонной

Окружение и разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом обозначили долгожданный перелом в ходе войны. Всё чаще мы слышали экстренные сообщения «В последний час», передававшиеся обычно поздно ночью, о новых победах Красной Армии. Эти известия поднимали дух у людей, как ничто другое. Мы знали, что готовится наступательная операция и под Ленинградом.



Эсминец «Опытный» ведёт артиллерийский огонь главным калибром по позициям немцев на Пулковских высотах. Ленинград, январь 1943 года

22 января 1943 года ударные группировки Ленинградского и Волховского фронтов (их поддерживали огнём также и стоявшие на Неве корабли и флотские береговые батареи) двинулись навстречу друг другу и после шести дней тяжёлых боёв сомкнулись южнее Ладоги. От врага была очищена неширокая полоса суши, освобождён Шлиссельбург.
Сильное сопротивление противника, подтянувшего резервы, не дало наступлению развиваться, однако цель операции была достигнута, — блокада Ленинграда прорвана. По пробитому коридору быстро проложили железнодорожную ветку, и в начале февраля в Ленинград пришёл первый почти за полтора года поезд с Большой земли.
На других участках Ленинградского фронта положение не изменилось. Город оставался осаждённым, его по-прежнему могла обстреливать вражеская артиллерия. Но отпала висевшая над Ленинградом угроза соединения немецких и финских войск восточнее Ладоги, что означало бы конец ладожской Дороги Жизни. А появившийся «локтевой» контакт между Ленинградским и Волховским фронтами, восстановление сухопутного сообщения с тылом, со всей страной, придавали обороне города большую устойчивость и надёжность. И это сознавал каждый.




Встреча наступающих войск Ленинградского и Волховского фронтов, прорвавших блокаду Ленинграда. Конец января 1943 года

После прорыва блокады стали ощутимо улучшаться продовольственное и материально-техническое снабжение. Возрастали производственные возможности предприятий, что не замедлило сказаться на ремонте подводных лодок и достройке новых. Жизнь пошла веселее.



Прорыв блокады Ленинграда и восстановление железнодорожного сообщения города с Большой землёй. Январь 1943 года

Четвёртый за войну комбриг

В середине зимы ещё раз сменился командир нашей бригады. Военный совет решил вернуть капитана 1-го ранга А.М.Стеценко в штаб флота, на прежнюю его должность начальника отдела подводного плавания, одно время практически не существовавшую. А новым командиром бригады подлодок, четвёртым с начала войны, был назначен капитан 1-го ранга С.Б.Верховский.
Прибыл он к нам в сухопутной общевойсковой форме прямо с Карельского фронта, где в последнее время командовал морской стрелковой бригадой, укомплектованной тихоокеанцами.
Я знал Сергея Борисовича Верховского по Дальнему Востоку. В своё время мы оба командовали «Щуками» одного соединения. А в конце тридцатых годов, когда меня послали в академию, он принял одну из тихоокеанских бригад подводных лодок. Это был человек решительный, волевого склада, с немалым командирским опытом. Но, воюя на сухопутье, он, естественно, не мог быть знаком с тем, чему научили подводников две боевые кампании. Да и Балтийский морской театр он знал мало, тем более тогдашнюю обстановку на нём.




Четвёртый с начала войны командир бригады подводных лодок Сергей Борисович Верховский

Словом, осваиваться в должности ему было нелегко. Андрей Митрофанович Стеценко и я старались помочь новому комбригу войти в курс дел, познакомиться с условиями боевых действий на Балтике.
Служебные отношения с капитаном 1-го ранга Верховским сложились у меня вполне нормально, но той товарищеской близости, какая возникала в общении с прежними комбригами, между нами не было. Верховский никогда не обращался ко мне по имени-отчеству, и я при любых обстоятельствах называл его не иначе как «товарищ комбриг». Делу это, впрочем, не мешало.


Освоение бесценного опыта

Все подлодки, готовившиеся к кампании, проходили ремонт. На некоторых, получивших серьёзные боевые повреждения, его объём был очень значительным. Хотя заводы стали оживать, большая часть работ всё ещё выполнялась экипажами подводных лодок.
На каждой ремонтирующейся подлодке механизмы и приборы ставились на резиновые прокладки-амортизаторы, если это не было сделано раньше. Амортизаторы, как уже показал опыт, неплохо защищали технику от сотрясений при взрывах за бортом, а также приглушали корабельные шумы. Первые амортизаторы изготовлялись в мастерских плавбазы «Иртыш», а потом это делалось и на заводах.
К началу планомерной зимней учёбы по специальности, для которой, как и раньше, выделялись особые дни, и теперь больше, чем в прошлую зиму, стало прибывать пополнение — выпускники Учебного отряда подводного плавания, эвакуированного в Махачкалу. Они должны были ещё многое узнать и освоить, чтобы стать настоящими подводниками.
Когда приходится теперь слышать или читать об уродливых явлениях в жизни армии и флота, связанных с понятием «дедовщины», я вновь вспоминаю, как радушно встречали старослужащие моряки нашей бригады пополнение, как помогали молодым освоиться и в кубриках плавбаз, и на подлодках. Разумеется, старшина или матрос, побывавший в боевых походах, заслуживший уже орден, а то и два, не мог не гордиться этим, не сознавать своего превосходства над новичком — «салажёнком».
Но при всём этом отношение ветеранов к младшим товарищам было братским, точнее не скажешь. К ним, конечно же, проявлялась, и не только их прямыми начальниками, высокая требовательность, но в не меньшей мере по отношению к ним проявлялись и забота, и уважение. Молодым сразу давали понять, что в них видят полноправных членов экипажей, и что все кровно заинтересованы, чтобы они стали таковыми, как можно скорее.
Никаких проблем, касающихся отношений между «стариками» и «молодыми», у нас не возникало. Если бы дело обстояло иначе, то, убеждён, мы просто не смогли бы при всех перемещениях личного состава (бывалые моряки нужны были, например, на новых, ещё не плававших лодках) сохранить сплочённость и слаженность экипажей, в которых люди наперечёт, и каждый должен быть способен сделать всё мыслимое и немыслимое для боевого успеха, а в иные минуты — для спасения корабля. Молодых приобщали к традициям соединения, дивизиона, своей подводной лодки.
Краснофлотцев, впервые вступивших на её палубу, подводили к «Звезде Побед» на рубке. И потом новички узнавали, как была достигнута каждая из них и что сделали для этого их предшественники по боевым постам.
В учёбе подводников использовалось всё, чем обогатилась бригада за прошлую зиму. Действовали кабинет торпедной стрельбы и кабинет гидроакустики на «Иртыше», весь личный состав вновь пропускался через водолазную башню. В тренировки по борьбе за живучесть, на которых отрабатывались навыки действий и в воде, и в темноте, вводилось всё самое поучительное из практики устранения боевых повреждений в походах минувшего года.
Можно уверенно сказать, что накануне новой кампании бригада располагала кадрами подводников всех служебных категорий, подготовленными лучше, чем когда-либо с начала войны.


Перемещения офицерского состава

Многие помощники командиров были способны самостоятельно командовать подводными кораблями. Когда перевели в штаб флота капитана 2-го ранга П.Д.Грищенко, гвардейскую подводную лодку Л-3, которой он командовал две боевые кампании, без колебаний вверили его старпому капитану 3-го ранга В.К.Коновалову.



Новый командир подводной лодки Л-3 Владимир Константинович Коновалов

Перемещения коснулись и штаба бригады. В штаб флота был переведён наш старший оператор А.Н.Тюренков, надёжнейший мой помощник с первых дней войны. Инициативного и предприимчивого флагманского минёра С.Е.Иодковского отозвали в Москву, и вскоре он вошёл в состав советской военной миссии в Великобритании.
С.Е.Иодковского сменил его помощник капитан-лейтенант А.А.Гусев, но быть флагмином ему суждено было недолго.
Вместе с флагманским артиллеристом капитан-лейтенантом В.П.Курошем А.А.Гусев попал под разрыв немецкого снаряда на одной из невских набережных, когда они возвращались на КП после проверки стоявших в том районе подлодок.
После этого флагмином штаба назначили минного специалиста одного из дивизионов капитан-лейтенанта П.В.Беспалова, а новым флагартом — капитан-лейтенанта Н.В.Дутикова. Последний был из надводников, командовал артиллерийской боевой частью эсминца «Гордый», подорвавшегося на минном заграждении у острова Кэри, где погибли и две подлодки Л-2 и М-98. Об этом я рассказывал.
В ту ноябрьскую ночь шлюпку, на которой находился Дутиков с группой моряков эсминца, отнесло в сторону от других наших кораблей, но они дошли под парусом и на вёслах до Гогланда. Воюя потом в морской пехоте, Дутиков стремился вернуться на корабли и получил назначение на подводные лодки.
Прискорбный случай, когда погибли Гусев и Курош, даёт представление о том, какова была обстановка в Ленинграде и после прорыва блокады. По-прежнему попадали люди под разрывы снарядов и на улицах Кронштадта. Но не было больше такого, как в прошлую зиму, когда ленинградцев косила от голода дистрофия. Уже как кошмарный сон вспоминалось, что год назад, отправившись навестить родственников старого товарища по Дальнему Востоку, я натыкался на Марсовом поле на занесённые снегом замёрзшие человеческие тела.
Как и все ленинградцы, совсем иначе выглядели теперь наши подводники. У медиков бригады уже не было таких тревог за здоровье личного состава, как в прошлую зиму. Люди успели окрепнуть.


Введение погонов и офицерских званий

И всех как-то подтянули введённые вскоре после прорыва блокады погоны: в сухопутных частях — полевые, защитного цвета, а на кораблях — золотистые.
Вслед за погонами вернулось в воинский обиход понятие «офицер», не признававшееся в наших Вооруженных Силах со времени революции. Той весной оно было узаконено для всего командного состава. Стали возрождаться на новой, конечно, основе представления об офицерском достоинстве, офицерском долге и чести, имевшие глубокие исторические корни. Рядовые флота официально продолжали именоваться краснофлотцами, но старинное корабельное звание матрос (вновь вошедшее в уставы только после войны) постепенно утверждалось в правах самой жизнью. Освящённое боевыми и революционными традициями флота, силу которых дала ощутить война, звание матрос импонировало морякам.
Как и в прошлом году, весна не для всех балтийцев означала скорый выход в море вслед за ледоходом. Но подводники знали, что уж они-то в базах не застоятся. Не хочется говорить общих слов о том, как наши люди рвались в море, где ждало их столько опасностей. Скажу лишь об одном человеке, настроение и стремление которого разделялись очень многими.
Читатель, наверное, помнит, как во время прорыва флота из Т аллина осенью сорок первого подорвалась на мине подводная лодка С-5, на которой чуть не погиб наш комбриг Н.П.Египко. В числе спасшихся был и командир лодки капитан-лейтенант Александр Аркадьевич Бащенко, которого после этого назначили командиром плавбазы «Смольный». Он безупречно исполнял свои обязанности. При полной неподвижности плавбазы они заключались главным образом в хозяйственном обеспечении подлодок. Но он страдал душою, неловко чувствовал себя перед товарищами, ибо был истинным командиром-подводником.




Командующий Балтийским флотом адмирал В.Ф.Трибуц вручил гвардейский флаг экипажу подводной лодки Щ-303. Кронштадт, март 1943 года



Гвардейский флаг подводной лодки Щ-303. Хранится в Центральном Военно-Морском музее

Бащенко неоднократно ставил вопрос о возвращении его на плавающие лодки, не давал нам забыть, что к «спокойной» должности привыкать не хочет и ждёт перемен в своей судьбе. После того, как перевели на Северный флот командира С-12 капитана 2-го ранга В.А.Тураева, Бащенко, теперь уже капитан 3-го ранга, вступил в командование этой лодкой. И задолго до того, как можно было начать выходы в море, он доложил о готовности своего корабля.

Минная опасность ещё больше усилилась

На исходе зимы и весной 1943 года, после великой Сталинградской победы и очищения от фашистских оккупантов Северного Кавказа, после того, как были уже освобождены Краснодар и Ростов-на-Дону, Курск и Харьков, и прорвана, хотя и не снята, блокада Ленинграда, все мы жили ожиданием новых больших военных событий. Наступившее на фронтах относительное затишье воспринималось, как предгрозовое. Твёрдо верилось, — врагу больше не повернуть в свою пользу общий ход войны. Не приходилось, однако, сомневаться, что гитлеровцы ещё очень сильны, и никакие победы не дадутся нам легко.
Под Ленинградом противник по-прежнему держал крупную группировку войск и явно ещё не отказался от планов захвата города. А на море немецкое командование, следовало полагать, не смирилось с тем, что созданные им заграждения оказались преодолимыми для наших подводных лодок, и должно было попытаться ещё более их усилить. Но насколько сложной станет обстановка в Финском заливе, мы всё-таки в полной мере не представляли.
О вражеских минах, об их устройстве и действии мы знали уже много, можно сказать, почти всё. Загадки, тайны, связанные с этим оружием, успели проясниться. Имелся богатый собственный опыт форсирования заграждений. И очень помог нам минно-торпедный испытательный полигон, где самоотверженно, рискуя жизнью, раскрывали секреты неприятельских боевых средств. Существовал уже справочник, содержавший сведения о гальваноударных, антенных, магнитных и акустических минах всех типов, применённых противником в Финском заливе с начала войны. Это было существенное подспорье при выборе тактики форсирования минных заграждений.
Но заграждения, знакомые по прошлой кампании, не могли остаться неизменными, следовало ожидать, что они и расширятся, и уплотнятся. А вскоре стало ясно, что противник уделяет особое внимание установке противолодочных сетей. С ними подводники Балтики, как знает читатель, уже встречались, но пока лишь на отдельных участках залива, которые можно было обойти. И, конечно, возникали тревожные мысли: а что, если врагу удастся перекрыть сетями все доступные нам фарватеры?
Ранней весной, когда восточную часть залива ещё сковывали льды, воздушная разведка обнаружила, что противник уже ведёт работы на противолодочном рубеже, пересекавшем залив между мысом Порккалан-Калбода на северном берегу и островом Нарген близ южного. Этот рубеж, расположенный западнее Гогландского, начал создаваться гитлеровцами ещё в 1942 году, и вот они взялись усиливать его.
Экипажи 15-го отдельного разведывательного авиаполка продолжали наблюдение за тем районом, производили аэрофотосъёмку. Именно этот полк доставлял нам важнейшие сведения об обстановке в заливе. Его командира майора Ф.А.Усачёва подводники считали своим старым другом. В апреле мы располагали снимками, на которых отчётливо просматривались два ряда буйков, — несомненный признак поставленных сетевых заграждений. Видны были и катера, очевидно, нёсшие дозор.


Продолжение следует


Главное за неделю