Утром мы высыпали снова на палубу. Солнце уже взошло, и было светло как днем: стояли белые ночи. Наконец появилась узенькая полоска на горизонте, которая затем начала медленно расширяться. Через час стали различимы скалистые берега и деревья острова. Настроение у всех радостное, даже восторженное.
Еще немного — и мы у острова. Обогнув его слева, теплоход наш солидно разворачивается, дает гудок и, не сбавляя скорости, входит в узкий, длинный залив. Постепенно берега расходятся, в глубине, среди изумрудной листвы, открывается бухточка, а над ней — голубой купол церкви. На зеркальной глади залива — несколько шлюпок с краснофлотцами. Вдруг над одной, ближней к нам, точно вырос лес: моряки подняли по команде свои весла вверх, выровняли их. «Приветствуют, нас приветствуют!» — заорали знатоки морского дела. Ребята замахали бескозырками, восторженно закричали «ура!».
После десятка неспокойных часов, когда вокруг тебя только вода и под твоими ногами неустойчивая палуба, первый в жизни берег мы ощутили таким желанным! Здесь для нас все было первым — и порт назначения, и швартовка, и приятное ощущение твердой земли. Выстроились около пирса — со своими рюкзаками. По команде «Справа в походную колонну повзводно, шагом марш!» пошли через весь остров к своему лагерю. Наш школьный оркестр бодро грянул один из двух известных ему маршей.
Колонна втягивается в чуть таинственную, влажную и пахучую пущу. Идем весело. На одном из поворотов дороги читаем высеченную на скале славянской вязью надпись: «Сия дорога построена в 1873 году». Значит, остров и раньше был русским! Хотя вес рюкзака убавился мало, идти с ним по лесу было значительно легче, будто сильнее стали.
После нескольких километров пути минуем еще один залив, поднимаемся на небольшую гору и перед нами открывается восхитительная картина нашего лагеря: белый палаточный городок в форме правильного четырехугольника, охранявшийся часовыми — «спецами» из Горьковской военно-морской школы, которые прибыли первыми.
Началась наша лагерная жизнь: учеба, строевая подготовка, дежурства и, конечно, наряды вне очереди.
Пришлось привыкнуть и к белым ночам. Проснешься, бывало, глубокой ночью, а светло так, что можно даже в палатке читать, и слышишь, как изнывающий от комариных атак вахтенный отбивает «склянки» на корабельном колоколе-рынде. Узнали мы и «собачью вахту» с 12 часов ночи (четыре двойных удара в рынду) до 4 часов утра, когда особенно хочется спать.
Запомнились еще чистые, слегка вибрирующие красивые звуки горна при побудке и отбое. Кого так из нас раньше будили и укладывали спать?! А физзарядка на пропитанном запахом хвои воздухе, утреннее омовение в холодных водах Ладоги и сытная перловая каша с солониной по-флотски, которую мы съедали на свежем воздухе (столовая имела только крышу). Разве это все забудешь?
И как ни тяжелы были дежурства по камбузу с перевозкой на себе воды из озера, перетаскиванием здоровенных мешков с продуктами, огромных бочек с соленой капустой и огурцами, с чисткой долгими вечерами картошки (ведь всю школу надо накормить!), жизнь в лагере всем нравилась и напоминала нам игру.
...Игра закончилась 19 июня. В этот день в лагерь приехал батальонный комиссар. Он говорил с нами о подготовке Германии к войне с СССР, о перемещениях к нашим границам ее войск и техники, о приближении этой войны. За час мы повзрослели на годы.
В воскресенье 22 июня после завтрака всей спецшколой пошли на базу в кино. Погода стояла солнечная, и мы бодро вышагивали через лес.
Кинокартина нам не понравилась. При выходе из церкви, переоборудованной в кинозал, долетела весть:
«Война!» Быстро выстроились, и командир базы объявил о начале войны с фашистской Германией. Затем уже на площади, где собрались все военно-морские части, находящиеся на острове, состоялся митинг.
Как самые младшие, с митинга мы ушли последними. Настроение у всех боевое, все сознавали, что остров Валаам близок к району, где вот-вот могут начаться боевые действия.
Жизнь в лагере резко изменилась: были выставлены наблюдатели на берегу, особо инструктировался внутрилагерный наряд. Пришли курсанты из школы боцманов, чтобы заменить наших командиров рот и взводов, которые уезжали на фронт.
Утром две наши роты выстроились для проводов своих командиров. Тепло и прочувствованно простился с нами от их имени Ю.Р.Похвалла. Он произнес горячую, хотя и не очень связную речь, прослезился... Когда командиры садились в машину, оркестр заиграл один из своих маршей и все играл, пока машина не скрылась из вида. С тяжелым настроением разошлись мы по палаткам. Первая военная разлука...
Перед ужином к нам в лагерь пришли строем моряки школы подводного плавания с винтовками «на плечо». Так мы еще никогда не ходили с личным оружием. Моряков распределили по нашим палаткам в качестве младших командиров.
Началась новая жизнь, более суровая, ответственная. Слова уставов зазвучали теперь с особой строгостью, приобрели новый глубокий смысл. Мы начали готовиться по-настоящему. В Москве мы знакомились с устройством винтовки, некоторыми приемами обращения с ней. Теперь же приступили к тщательному изучению этого основного оружия бойца Красной Армии, уходу за ним: учились чистить, смазывать, быстро разбирать и собирать винтовку, узнавали ее замечательные качества. Позднее стали осваивать и пулемет. И конечно, каждый день с жадностью слушали сводки с фронтов, за которыми на базу ежедневно бегал Валя Григорьев.
Через день, к гордости ребят, наше отделение разбили по номерам пулеметного расчета, и мы получили приказ — изготовить привезенный в лагерь пулемет к бою. К выполнению своего первого боевого задания мы приступили с большим энтузиазмом и интересом. Но до обеда разобрать, смазать пулемет, набить ленты патронами не успели: неожиданно прозвучал сигнал «Воздушная тревога!». Первая боевая тревога! Как потом стало известно, к базе прилетало несколько вражеских самолетов, но их сумели отогнать.
После отбоя закончили смазку пулемета и набивку лент патронами. Обедали после всех. Отдохнуть не успели: в пять часов строем пошли на озеро. Началось первое занятие греблей на настоящих шлюпках — шестивесельных ялах, под командой опытных в этом деле наших новых младших командиров.
Никогда мы не держали в руках таких огромных и тяжелых весел. Нет, конечно, мы все в той или иной степени умели грести, но это на прогулочных лодках. Другое дело морская шлюпка! Весла, несмотря на то, что одно весло каждый держал двумя руками, упорно не хотели нас слушаться, норовили уйти глубже в воду. С трудом мы вытаскивали непослушные дубины, но снова и снова весла зарывались, ныряли вглубь, как только их отводили для замаха к носу шлюпки. После каждого такого замаха и пойманных «щук» весла путались, все друг другу страшно мешали, и казалось непонятным, как в такой тесноте и неразберихе вообще можно грести слаженно. Гребля продолжалась недолго, но кое-кто ухитрился натереть себе мозоли, которыми, впрочем, потом очень гордились. Уставшие, переполненные новыми впечатлениями и ощущениями, очень довольные собой, возвратились мы в лагерь.
На вечернем построении 25 июня наш новый командир роты объявил, что пришел приказ: спецшколам покинуть остров Валаам и отправиться к месту постоянного их пребывания.
Следующий день прошел как обычно: наряды, занятия строевой подготовкой, изучение винтовки и пулемета, изготовление его к стрельбе из разных положений, в том числе по воздушным целям. Вечером поступила команда — сложить палатки и убрать территорию лагеря. Ужин был очень грустный...
Сложили палатки, убрали места нашей недолгой стоянки, на дорогу получили сухие пайки. Строем, в составе двух спецшкол — нашей и Горьковской, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, двинулись к базе.
На пристани нас ожидали два небольших теплохода — «Кремль» и «Ленсовет». Лежать было негде, едва хватало мест для сидения. Спать уже не пришлось, впрочем, до сна ли было нам в эту ночь.
Через несколько часов наш «Ленсовет» причалил к Лахденпохье — ближайшему порту на Ладоге («Кремль» пошел прямо в Ленинград). На железнодорожной станции нам подали состав из теплушек и других разномастных вагонов. Наш взвод разместили в большом 50-тонном грузовом вагоне. На станции нам впервые пришлось увидеть следы недавнего налета вражеских самолетов — разбитые пути, покореженные и обгорелые вагоны...
Не успели далеко отъехать, как была объявлена воздушная тревога. Поднялась канонада. Где-то совсем близко от нас бухали мелкокалиберные зенитные пушки, били пулеметы. Как мы узнали после налета, были сбиты три самолета врага. Дальше ехали очень медленно, часто и подолгу останавливались.
Только на следующий день прибыли в Ленинград. Строем пришли в училище имени Дзержинского, отсюда нам предстояла дорога в Москву.
...Когда мы молча шли строем от Адмиралтейства к Московскому вокзалу, то не могли не видеть, как изменились и люди, и город. Мы чувствовали, что и сами стали другими — не похожими на тех, кто шел по проспекту две недели назад.
По приезде в Москву нам выдали по шесть рублей на дорогу домой и разрешили до получения других приказаний быть с родителями, но держать постоянную связь со спецшколой. Наша вторая рота на два-три дня задержалась в Ленинграде: участвовала в оборонных работах.
Москва по-довоенному бурлила людскими потоками и по сравнению с Ленинградом казалась мирным безмятежным городом. Мы же считали себя уже в какой-то мере «обстрелянными» людьми...
Т.Байдаков. В СЕЛЬЦАХ И СНОВА В МОСКВЕ
11 июля наши роты, вторую и третью, направили под Рязань в Сельцы на лагерные сборы.
Плыли на пароходе по Москве-реке и по Оке, а вечером 12 июля прибыли на пристань, в километре от которой нам выделили место для лагеря. В этот день ночевать пришлось под открытым небом, так как до темноты не успели поставить палаток.
Распорядок дня стал теперь таким: подъем в 6 часов утра, пробежка до Оки и обратно; после завтрака — пять часов военного дела, физподготовки, хождения на шлюпках; между обедом и ужином — самостоятельные занятия, а также различные соревнования с учениками артиллерийских спецшкол, лагеря которых находились неподалеку.
В ночь с 22 на 23 июля нас подняли по тревоге и мы всей спецшколой сделали марш-бросок в дальний лес, причем с полной выкладкой, как и положено в военное время.
С 23 июля по просьбе председателей близлежащих колхозов мы стали выезжать на уборочные работы в поле. Однако не забывали и о военной подготовке — 29 июля совершили поход на 15 километров в шинелях и с рюкзаками, 5-6 августа провели тактическое учение на правом берегу Оки: наш взвод оборонялся, а три других из нашей роты наступали; начали ходить в тир к артиллеристам на стрельбы из боевых винтовок.
В поле работали иногда по целым дням, с восхода и до захода солнца, чаще на молотилках. Перерывы делали только на еду; за день намолачивали до 4 тонн зерна; работали и по воскресеньям. Ребята не роптали, так как всем было ясно, что урожай необходимо собрать быстрее: он нужен фронту и стране.
25 августа, по приказанию командования, свернули свой лагерь и погрузились на теплоход «Максим Горький», а через день ранним утром прибыли в столицу. Третью роту временно распустили по домам; старшие — вторая рота — стали перевозить и разгружать спецшкольное имущество и оборудование, которое брали в лагерь. Сделать это нужно было до темноты: улицы не освещались, а при объявлении воздушной тревоги движение транспорта вообще прекращалось.
На следующий день уставшие ребята второй роты вновь собрались для подготовки школы к занятиям, но вечером им объявили, что завтра они выезжают в Подмосковье на оборонительные работы. Вернулись в спецшколу они только к сентябрю — к началу учебного года.
С возвращением в Москву вторая рота вошла в состав батальона местной противовоздушной обороны и после уроков направлялась в учреждения столицы для их охраны.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
