В районе Святозера 30 июня освободили лагерь военнопленных.
К Сямозеру вышли 3 июля. Здесь противник в течение дня оказывал упорное сопротивление. Мы продвигались вперед с тяжелыми боями, теряя многих своих товарищей. В районе станции Лоймола застряли в болоте и вынуждены были перейти к обороне. Стояло жаркое сухое лето. Враг поджег лес, и огонь начал двигаться в нашу сторону. Задыхаясь в дыму, под пулями противника стали готовиться к контратаке.
С криками «ура!» и «полундра!» поднялись из своих неглубоких окопчиков, бросились вперед по задымленному лесу. Трудно было дышать, слезились глаза. Бежали почти вслепую. А здесь еще через минуту засвистели мины. Одна из них угодила в нашу цепь. Бежавшего рядом со мной бойца тяжело ранило в руку; с меня осколок сбил каску, а другой расщепил приклад автомата и царапнул по руке. Перевязав раненого, побежал вдогонку за ротой.
В последующие дни положение стабилизировалось. Однажды мы — двое старшин рот, возвращаясь из штаба батальона, попали неожиданно под огонь снайпера. Когда раздался выстрел, я мгновенно упал и укрылся за ближайшим валуном. Попытался осмотреться, но раздался новый выстрел, и на меня полетели осколки камня. Позвал старшину — не отзывается. Пришлось лежать до вечера, и только когда стемнело, мне удалось покинуть укрытие, отыскать убитого и донести его до расположения роты.
Закончилась Свирско-Петрозаводская операция . Нас перебросили в Заполярье. Здесь наша бригада совершила глубокий рейд в тыл противника. Каждый из нас нес груз 30—35 килограммов, состоящий из запаса патронов, гранат, мин и сухого пайка на 5 суток. Мы прошли по бездорожью в обход фланга обороны немцев около 70 километров. Шли днем и ночью с непродолжительными остановками по горной заболоченной тундре.
Утром 12 октября форсировали реку Печенга и атаковали аэродром Луостари; охрана с запозданием открыла огонь. Мы бежали мимо штабелей авиационных бомб, а рядом рвались мины. Что осталось бы от нас, если бы хоть одна из них попала в эти бомбы?.. Захватив аэродром, встретили свои части, наступающие с фронта.
Через несколько дней начали обходный марш-бросок с целью захвата никелевых рудников. Снова по горной тундре потянулись колонна за колонной бойцы нашей бригады. По крутым скалам карабкались наверх, вытягивали на веревках тяжелые минометы и горные пушки. Трудно воевать, но не менее трудно было нам и между боями.
Наступая, захватили немецкие склады, однако противник вскоре открыл сильный огонь и пошел в атаку. Пришлось отступать. Когда положение стало угрожающим, заместитель командира батальона по политчасти поднял всех оставшихся на КП в контратаку. Не раздумывая, я бросился за ним со своими товарищами, а за нами и другие бойцы. Немцы не выдержали, побежали. За этот бой меня представили к ордену Красной Звезды.
Последующие двое суток шло упорное сражение в районе поселка Никель. Преодолев минные поля, в ночь с 21 на 22 октября при свете пожаров мы ворвались в этот поселок. До утра шел ожесточенный бой, который закончился нашей победой.
Преследуя отступающего противника, бригада в конце октября форсировала пограничную реку и вступила на территорию , где и закончились боевые операции на Севере.
В ноябре мне вручили орден Красной Звезды, а в конце декабря 1944 года по боевой характеристике приняли в члены ВКП(б).
В начале февраля 1945 года 127-й легкий горнострелковый корпус перебросили на 4-й Украинский фронт, в Польшу. От станции Кросно наш путь к фронту проходил через Краков, Освенцим, Висла-Велька и другие польские города. От города Павловице перешли в наступление; несколько недель вели жестокие бои.
Зайдя в тыл немцев, 30 апреля форсировали реку Одер и начали бой за чехословацкий город Моравска-Острава. Утром 1 мая он был полностью освобожден.
Празднично и весело чувствовали мы себя от одержанной крупной победы.
Затем наш корпус, снова сделав марш-бросок по горным тропам и дорогам, выбил немцев из городов Мистек и Нови-Йичин, а 9 мая стало известно о капитуляции фашистской Германии. Мы спускались с гор и наблюдали впереди себя и на параллельных дорогах стихийный салют из ракет и трассирующих пуль.
Бои в Чехословакии закончились 11 мая 1945 года. За участие в боях по освобождению города Моравска-Острава меня наградили вторым орденом Красной Звезды.
В июне 1945 года мы выступили в тысячекилометровый обратный путь на Родину. Под Львовом, в конце июля, бригаду расформировали, а меня и еще двух курсантов откомандировали в Ленинград для продолжения учебы.
Надо сказать, что все выпускники нашей спецшколы, кто остался жив и после ранений смог учиться в военно-морских учебных заведениях, возвратились в свои училища.
В.Чекрыгин. В СТАЛИНГРАДЕ
В.И.Чекрыгин
Во второй половине июля 1942 года нашу 66-ю бригаду, которая участвовала в боях на Карельском фронте, срочно перебазировали на юг страны.
Утром 27 июля заняли оборонительные рубежи у станицы Нижне-Чирская, и сразу наша рота попала в переделку. Поступила команда отходить, но выполнить ее мы не могли: немецкие танки с близкого расстояния вели пулеметно-пушечный огонь, а самолеты противника буквально не давали поднять головы, стреляли с бреющего полета. Спасли нас «катюши». Все изменилось в одно мгновение. Вой, грохот заполнили все пространство между землей и небом. Затем сразу воцарилась тишина, неожиданная, неправдоподобная: наступление немцев прекратилось.
К концу дня, уже в темноте, вышли к берегу Дона. Подходили другие подразделения. Бой приближался, и немцы повели огонь по понтонной переправе, через которую двигались наша техника и люди.
Вскоре наступила очередь моего взвода. Когда я уже бежал по настилу, вспыхнула осветительная ракета и огонь немецких пулеметов сосредоточился на выходе с моста. Затем снаряд попал в один из тягачей, стоящий перед въездом на мост, вспыхнул громадный факел. Люди с обоих концов переправы бросились к ее середине, где застряли в это время тягач с пушкой и танк. Мост затрещал. «Сейчас рухнет!» — пронеслось у меня в голове. Он рухнул, и я полетел с высоты 3—4 метров в воду между танком и пушкой, среди ломающихся щитов настила. Промелькнуло: «Только бы ни за что не зацепиться!» Танк и тягач с пушкой ушли под воду. Щиты ребром скользнули за ними и быстро всплыли, едва не задев меня.
Стало светать. В воде барахтались люди, плавали обломки моста, и все это несло быстрым течением реки туда, куда враг направил ураганный огонь. Пули чиркали рядом со мной, и я, уцепившись за обломки настила, старался чаще прятать голову под воду. Когда снял тяжелые ботинки и разделся, плыть стало легче. Дон в этом месте достаточно широкий, но многие смогли добраться до противоположного берега. Организовали оборону.
Поздно вечером 26 августа роту построили, и мы стали отходить от Дона. Наш марш продолжался несколько дней, днем и ночью. Я шел в полудреме и отупении под гнетом солдатской ноши и горячего солнца сталинградских степей, проклиная англичан-союзников: их узконосые, негнущиеся, с низким подъемом ботинки, выданные нам, растирали в кровь ноги. В голове стоял туман, в ушах — гул от неимоверной усталости и от взрывов снарядов: с левого фланга била немецкая артиллерия.
Наше отделение затерялось в общем потоке отступающих к Сталинграду частей и позже пристроилось в хвост колонны подразделения 112-й дивизии. Войдя в город, дивизия заняла оборону в районе завода «Красный Октябрь». Нашему отделению отвели место в 100—150 метрах от края откоса на высоком берегу Волги. Разместились по двое в отрытых нами окопчиках. Поочередно наблюдали, спали, ходили к кухне, когда она приезжала: два раза в день получали суп из ржаной муки и по 400 граммов хлеба.
Вскоре начала действовать вражеская авиация.
С большой высоты бросали бомбы тяжелые бомбардировщики, ниже — «юнкерсы». Бомбили нас целый день, и мы едва успевали скрываться на дне своих окопов. Днем группы самолетов — до 30 машин, сделав несколько заходов, меняли друг друга. Иногда бомбежка продолжалась несколько часов подряд.
Немецкие самолеты разбомбили нефтехранилища у реки, и Волга пылала днем и ночью. Впечатление было ошеломляющее. Оглохшие от бомбежки, мы смотрели на это пожарище — море огня, которое, казалось, поглотило все и вся.
В день, когда началось общее наступление немецко-фашистских войск, на город обрушились артиллерия, танки и авиация противника. Бой шел весь день без перерыва. Мы потеряли счет времени. Казалось, не будет конца этому бесконечному крушению мира. Один взрыв был такой силы, что земля под ногами затряслась: около нас упала большая бомба. Образовалась воронка 6-7 метров глубиной и около 15 метров в диаметре. Вначале даже не сообразили, что было бы с нами, вырой мы свой окоп немного в сторону...
Опять пришлось отходить к северу, в район тракторного завода. В подвале большого дома разместился штаб дивизии, а нашему взводу поручили его охрану. Бои шли ежедневно с утра до ночи, не утихая ни на минуту. В отделении осталось всего пять человек.
Однажды с утра немцы начали прорыв в районе штаба дивизии. Оставшиеся в подвале штабные офицеры и мы — солдаты охраны — оказались отрезанными от своих подразделений. Организовали оборону дома, но фашисты ворвались на первый этаж. От взрыва гранаты я оглох, в голове шумело. Смотрю — вся шинель в крови. Начал себя ощупывать. Оказалось, осколок засел в кости подбородка и из него капала кровь.
Ночью решили прорываться к своим. На первом этаже никого не было. В зареве пожара все казалось красным и колеблющимся. Выбрались наружу, растянулись цепочкой вдоль стены дома и по команде, с криками «ура!», стреляя из автоматов, бросились через расположение противника к берегу Волги. Фашисты опешили, и мы преодолели половину расстояния. Затем с флангов ударили немецкие пулеметы, и трассы пуль заструились вокруг нас. Несколько наших упало.
Подбежал к краю обрыва высокого берега реки и прыгнул вслед за другими в темноту. Перевернувшись несколько раз по спуску, упал на песок; рядом плескалась волжская вода.
Придя в себя, мы осмотрелись. Волга отсвечивала заревом пожаров, темноту разрывали осветительные ракеты и пулеметные трассы. Вверх по реке немцы вышли к самой воде. Ниже по течению находилась переправа, которая вела на остров; фрицы сидели на обрывистом берегу. Вода в реке была холодная — конец октября. Решили прорываться через переправу.
По одному стали подходить к мостику на бочках. Около берега переправа оказалась разбитой; чтобы забраться на настил, приходилось заходить по пояс в воду. Подошла моя очередь. Весь мокрый, я вылез из воды на доски настила и побежал. Под ногами было мягко и неровно. Потом сообразил, что по всему мостику лежали убитые — те, кто тоже еще, может быть, совсем недавно пытался перебраться на остров.
Когда добежал до середины переправы, неожиданно надо мной вспыхнула осветительная ракета. Упал и лежал рядом с убитыми не шевелясь. Немцы дали две-три пулеметные очереди, и все затихло; ракета догорела. Вскочив, я бросился к берегу. Вскоре переправились остальные. Уйдя в глубь острова, мы повалились прямо в мокрой одежде на холодный песок среди мелкого кустарника. После напряжения последних суток заснули мертвым сном.
Днем на солнце немного просушили одежду, перекусили тем, что осталось. Подбородок мой распух и все сильнее болел: осколок из него вытащить я не смог, только разбередил рану.
На нашем (левом) берегу Волги нас, наконец, заметили, но только с наступлением темноты смогли перевезти через реку. Меня отправили в медсанбат.
После недельного лечения попросил в штабе дивизии откомандировать меня в свою 66-ю бригаду. Просьбу удовлетворили, и я, получив предписание, короткую рекомендацию, как найти своих, отправился в путь.
Двое суток добирался до места и все время — и днем и ночью — видел на правом берегу Волги, в Сталинграде, шапки дыма от разрывов снарядов и пожары, а здесь, в лесных массивах, замечал много нашей техники и людей.
На самоходном пароме перебрался в Бекетовку, вошел во фронтовую полосу и разыскал нашу роту автоматчиков. Вокруг снова были свои ребята, и я почувствовал себя вернувшимся домой. С грустью узнал о гибели нескольких моих товарищей и о ранении бывшего спецшкольника Володи Крыльцова; его затем откомандировали в училище.
На участке, который мы держали, гитлеровцы были остановлены. По ночам с левого берега переправлялась наша техника.
Готовилось наступление.
Утром 19 ноября на рассвете началась артиллерийская подготовка. Небо светилось от огня тысяч орудий и «катюш». Грохот стоял невероятный, но невозможно радостный. Сколько этого мы ждали! Настроение у всех праздничное.
Наша бригада вошла в состав частей, замкнувших первое кольцо окружения группировки немецких войск под Сталинградом, а 10 января 1943 года мы пошли в наступление. Сталинградское сражение закончилось полной победой советских войск.
Вскоре наша бригада уже грузилась в эшелон. Перед отправкой каждый из нас получил по апельсину. В этом было что-то удивительно трогательное. Апельсины оказались свежими, и, как их доставили именно к окончанию сражения под Сталинградом, осталось загадкой.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
