Жесткий отбор производился и на мандатной комиссии. Володю Балашова, который имел тройку по немецкому языку, как он говорил, «по принципиальным соображениям», зачислили лишь условно. Впоследствии он стал полноправным «спецом».
В августе состоялось общее собрание, на котором зачитали списки зачисленных. Мы, восстановленные, держались несколько высокомерно: небось уже не салажата, как нам казалось. Вручили нам обширный список вещей, которые надлежало взять с собой.
В начале сентября выехали из Москвы, а 19-го поздно вечером прибыли в Куйбышев. Разместили нас на втором этаже здания школы на двухъярусных, а у стен даже трехъярусных деревянных нарах. Матрацев и подушек в первую ночь не оказалось. Кто-то стал возмущаться, но обычно улыбающийся, приветливый Володя Рябов на этот раз не выдержал:
— Заткнитесь, мамины сынки. На фронте бойцы из окопов не вылазят.
Его поддержали.
Непривычный для большинства отрыв от дома, строгий режим подействовали угнетающе. Но длилось это недолго, благодаря уже освоившимся «спецам», которые приехали раньше нас из Ачинска.
Командовал нашей ротой Иван Алексеевич Кириллин. Наше отношение к нему лучше всего характеризует запись из дневника Володи Русанова от 28 декабря: «Вот кто настоящий человек, понимающий всех нас и знающий нас до косточек!»
Нелегко было нас приучить к строго регламентированной жизни, которая включала и соблюдение порядка в «кубриках». По этой части ответственность в первую очередь возлагалась на старшину роты Женю Тучкина, из набора 1941 года. Был он требователен, правда, иногда излишне шумлив. Ни одному из нас перепали от него наряды вне очереди. Состояние «кубриков» проверял и директор школы Д.Н.Таптыков. Однажды, еще в сентябре, завершая проверку, Дмитрий Николаевич сказал осуждающе:
— Плохо «кубрик» содержите, не по-флотски.
Для нас такая оценка была ниже, чем очень плохо.
На стене висела гитара Саши Шадрова, поломанная при высадке из поезда, но сохраненная им, как подарок отца. Указывая на инструмент, директор сказал:
— какая-то. Эта разбитая гитара навевает мысли о разбитой жизни.
Пришлось Шадрову гитару снять. Так постигалась житейская мудрость: не все, что хорошо для тебя, хорошо для коллектива, и с этим надо считаться.
Набрали один взвод в Куйбышеве. Называли мы их «приходящими», и прошло немало времени, пока мы их признали. Из «приходящих» быстрее всех влились в коллектив острослов и насмешник Гриша Шпарага, эвакуированный из Киева, и коренной «самаритянин» Геннадий Рощепкин — доброй и широкой души парень. Когда я после выздоровления выписался из больницы, где мой желудок врач лечил довольно своеобразно — голодной диетой, Гена встретил меня, повел к себе домой и накормил, что по тем временам сделать было совсем не просто.
Прошел уже месяц занятий, и мы успели оценить наших преподавателей. Кириллин излагал историю так, что знания влезали в голову, как гвозди в древесину. Проверял их необычно. Заданный урок не спрашивал, а открывал наугад учебник — это и отвечай: мы все должны были знать и помнить. Военно-морское дело вел влюбленный в свой предмет, всегда подтянутый и требовательный Ю.Р.Похвалла. Л.А.Блитштейн прививал нам интерес к английскому языку и многого достиг, уча нас, как он говорил, даже думать по-английски.
Но, пожалуй, больше всего нам нравились уроки литературы, которые вела обаятельная, остроумная, умеющая найти подход к каждому учащемуся, раскрыть его способности Сельма Рубеновна Брахман.
Все преподаватели, включая женщин, дежурили по школе. Им было положено проверять подъем. В первое свое дежурство, приоткрыв дверь и заглянув к нам, Сельма Рубеновна не крикнула, как это делали многие из дежуривших мужчин: «Подъем!», а ласково произнесла: «Вставайте, мальчики». Учуяв ее слабину — постесняется, не зайдет в «кубрик»,— многие продолжали возлежать на нарах. С джентльменской по содержанию, но противоположной по обращению речью к тем, кто еще лежал, выступил Володя Фокин:
— Ну и паразиты же вы! Пользуетесь женской слабостью!
Кто-то спросонья проворчал «шат ап», что в переводе с английского означает «заткнись». Но лежавших уже стягивали вместе с тюфяками с нар. Благородство победило. А на следующее дежурство Сельмы Рубеновны ко времени побудки все мы были уже одеты. Наградой нам была милая, добрая улыбка нашего преподавателя.
Брахман Сельма Рубеновна, переводчик произведений мировой классической литературы, профессор кафедры мастерства актера (01.09.2007.)
Очень досаждала нам голодуха. Правда, 8 октября открылся камбуз в школе и питание несколько улучшилось. Но все равно мы оставались как бы травоядными. Зеленые помидоры, преобладавшие в меню, теперь заменило блюдо, называвшееся пшенно-тыквенной кашей, в которой, конечно, тыква преобладала. Суп на первое строго соответствовал выражению: «Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой». Нередко вместо сахара нас потчевали отварной сахарной свеклой.
Совсем бы изголодались, если бы не вещи, взятые нами, согласно обязательным спискам — тем самым, которые мы так кляли перед выездом из Москвы. В первую очередь через базар начали снабжать местное население валенками. Чтобы моряк их надел?! Да не в жизнь! А когда 6 ноября нам выдали форму, то вслед за валенками на базар отправилась наша гражданская одежда.
Конечно, преподаватели учитывали, что «пустое брюхо к ученью глухо». Иногда они очень умело использовали наше желание его наполнить в педагогических целях. Так, К.Д.Синявский, наш преподаватель химии, рассказывая о серной кислоте, начал с того, что она используется для обработки клетчатки при изготовлении ирисок. Формула и свойства такой полезной кислоты запомнились сразу: а вдруг удастся сделать ?!
Взаимоотношения со старшей ротой складывались в основном нормально. Постепенно мы становились дружнее, сплоченней. Крепло чувство коллективизма, устанавливался своеобразный кодекс чести. Конечно, не все в нем складывалось идеально. Иные постулаты теперь кажутся мальчишескими. Но из песни слова не выкинешь — ангелами во плоти мы не были. Иногда раздоры и споры решались с помощью кулаков. Существовавшее тогда в гражданских школах на этот счет выражение «стыкнемся» заменилось у нас благородным — «вызвать на дуэль». Кулачных схваток было две: пятнадцатисекундная и до первой крови. Непременное их правило — лежачего не бьют.
Чувство справедливости, обостренное у всех подростков, было у нас особенно развито, и, защищая его, мы проявляли крепчайшую сплоченность. Существовало у нас такое правило, во всяком случае в нашем «кубрике», что любая полученная посылка с продуктами становилась общим достоянием взвода. Определенная часть (насколько помню — одна треть) оставалась собственностью истинного владельца, а остальное в мгновение ока перемалывалось нашими молодыми зубами.
Наши «спецы» внесли свой вклад в развитие художественной самодеятельности спецшколы. Мы организовали джаз под руководством темпераментного и энергичного Володи Русанова, проучившегося пять лет в музыкальной школе по классу фортепьяно. Правой рукой у него был Адольф Кнабе. За ударными инструментами, состоявшими вначале из одного пионерского барабана, лихо вскидывал палочки Володя Рябов. Джазистами стали Миша Кофман и Толя Иванов.
Благодаря нашему участию самодеятельность вышла на городскую орбиту. 26 февраля совместно с райкомом комсомола был дан концерт в . Фурор! Все 900 мест заняты. (Не меньше, чем на в 1967 г.!?) Особенно понравился зрителям наш джаз. Концерт длился до полуночи. В марте дали еще один концерт: весь сбор — 12 тысяч рублей — отчислили в Фонд обороны.
В нашей роте учились «спецы», отцы или родственники которых занимали высокие должности. Скромностью и прямотой отличался Стасик Архангельский. Что он племянник Буденного, мы узнали случайно, уже в подготовительном училище в Ленинграде. Только что открыли коммерческие продовольственные магазины. Тщетно ворошили мы свои чемоданы, чтобы отметить ноябрьские праздники чем-нибудь вкусным. И вдруг Стас достал из чемодана настольную сигаретницу из желтого металла. Кто-то высказал предположение, что она золотая. Володе Маслову поручили показать сигаретницу в ювелирном магазине.
Как сейчас перед глазами картина: сидим мы в «кубрике», является Володя с пачками денег. Не помню, 17 или 19 тысяч. Всеобщее ликование. Стас начинает раздавать пачки товарищам. Себе из этих денег он купил только гитару и кожаные перчатки. Сигаретницу он, оказывается, взял «у дяди Семы». Правдивость не позволила ему скрыть эту историю от маршала, и тот одобрил поступок племянника.
Учились в спецшколе и явные приверженцы военно-морской авиации: Володя Бочевер, Толя Надточеев и Володя Мышко. Первым ушел в школу морских летчиков, размещавшуюся тогда в Куйбышеве, Владимир Юрьевич Бочевер. После окончания училища он служил в авиации Северного флота: участвовал в бомбежках фашистских кораблей, встречал и сопровождал конвои союзников, совершал разведывательные полеты. Однажды самолет сбили, но его, раненого, подобрал сторожевик. В.Ю.Бочевер был награжден орденом Красного Знамени. Уйдя в 1950 году в запас, он шестнадцать лет проработал директором в ансамбле Игоря Моисеева (позже - директор Московского мюзик-холла). Заслуженными военными летчиками стали и . «Красная звезда» за 30 октября 1974 года с прискорбием известила о трагической гибели при исполнении служебных обязанностей полковника Надточеева. Полковник Мышко перед уходом в запас служил в Звездном.
Соблюдение дисциплины было у нас непреложным законом. Никаких скидок на мальчишество не делалось. Наряду с наложением взысканий командование широко использовало в воспитательных целях взводные и ротные собрания. Как правило, проступок обсуждался объективно и бескомпромиссно. А когда тебя судят твои же товарищи, это пострашнее любых взысканий.
Сданы экзамены за восьмой класс, и нас отправляют в лагерь на . Жара. Мы с полной воинской выкладкой: вещмешок, скатка шинели, противогаз, только винтовки не хватает, но не легче ее одеяло и подушка. Дошли до дебаркадера близ лагеря. Разморенные, вспотевшие, мы в тот раз еще не приметили всех красот окружающей природы, карабкаясь по крутому подъему.
Учебный день в лагере очень напряженный. Сухопутные бои со взятием крутых яров, с преодолением поля по-пластунски (чуть поднимешь зад — бери рубеж заново). Невесело и по нескольку раз в жару натягивать на вспотевшее лицо противогаз.
Эти занятия нашими любимыми не назовешь. К морской практике мы относились куда лучше — предмет-то наш, святое дело. Хотя гребля требовала немалых физических затрат, но здесь сачкануть считалось позорным. Да и боцман Ф.Ф.Цисевич этого не допустил бы.
...Горели от взбугрившихся мозолей ладони рук. Только мало-мальски приспособишься грести на левом борту, пересаживайся на правый; был баковым — становись загребным. Непреклонность свою Цисевич разъяснял: «А как же ты будешь учить матросов, если сам не освоил греблю?» Хотя внешне боцман был суров, но мог поддержать, когда видел, что «спец» на пределе сил. Но если замечал, что силы-то есть, а вот тратить их кто-то не желает, то мог и цепочкой от боцманской дудки перетянуть. Вполсилы, конечно.
Высшей похвалой у Цисевича было: «Я на тебя надеюсь». В доверенных на плавсредствах у боцмана ходил Миша Копытников. Река не море, но и там бывали ветры, которые превращали рябь в волны. И не раз Мише приходилось метаться по мосткам, чтобы не унесло или не выбросило на берег большое хозяйство: два шестивесельных яла, четыре катера без моторов, которые по этой причине использовались как гребные, и катер-лимузин с мотором.
На катер-лимузин были назначены мотористами Володя Балашов и Аркаша Бескурников. Однажды они перебирали двигатель. А Эндзелина зачем-то срочно вызвали в город. Пришлось готовить шлюпку. Смотреть, как она будет отходить, на пригорок выбежали несколько «спецов». Запомнилось, как Герман Янович в светящемся белизной щегольском кителе подходил к ялу. Цисевич для его приветствия дал команду: , и весла взметнулись вверх, застыв в вертикальном положении. Подумалось: когда-нибудь в будущем и мы будем так вступать на шлюпку, став командирами на Военно-Морском Флоте!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
из спецшколы и
училища.