Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Диагностика БРЭО

Линейка комплексов
для диагностики
БРЭО

Поиск на сайте

На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 24.

На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 24.

Между тем, когда были закончены работы с перископом, связанные с отсутствием качки, лодка вышла из дока. Доводить до ума перископ приходилось уже на плаву. Экипаж корабля проделал все необходимые последоковые мероприятия (обесшумливание, определение скорости на мерной линии, глубоководное погружение, размагничивание, уничтожение и определение девиации и радиодевиации) и, если бы не продолжающиеся работы с перископом, корабль был бы вполне боеспособным.
Несмотря ни на что командование флотом лодку из списка кораблей, участвующих в осеннем учении, не вычеркнуло. В разгар работы, связанной с пополнением запасов топлива и продовольствия, на корабль с проверкой прибыли представители штаба флота и Главного штаба ВМФ. Один из высокопоставленных адмиралов «флотского» масштаба, едва поздоровавшись, отозвал меня в сторону и прошептал: «Не вздумай морочить голову москвичам со своим "Сегментом". К учению ты готов! Понял?».
Не знаю, чем этот смелый, ставший впоследствии Героем Советского Союза, адмирал при этом руководствовался. Бывший подводник, он хорошо понимал, что лодка, мягко говоря, не вполне боеспособна и не надо бы ее сейчас отправлять в море на учение. Ей же, бедняге, сразу после возвращения с учения предстоит ответственная боевая, а не учебная служба. Но... очевидно, воспитанное у нас у всех за долгие годы чувство, которое я про себя называю «эффектом щелканья каблуками», нежелание что-либо менять во флотских и московских планах в угоду своему авторитету у начальства (принципу «у нас на флоте всегда всё в порядке») было его жизненным кредо. Признаюсь, и я в этот момент с готовностью принял его сторону (а по большому счёту — попросту смалодушничал). «Гнусные мыслишки» о своем долгожданном звании, карьере, надежда на «авось доделаем всё на ходу» и другие подобные рассуждения услужливо закрутились в голове. Очень уж не хотелось выглядеть плохо (а неготовность вверенного тебе корабля к любой поставленной начальством задаче — это, конечно же, плохо!) в глазах Главного штаба ВМФ.
Ничуть не смущаясь и преданно глядя на московского адмирала, я бодро доложил, что лодка к участию в учениях готова. «Гости» с удовольствием восприняли этот доклад и, сытно отобедав в кают-компании, покинули корабль в полной уверенности в его готовности. К сожалению, так и рождается привычка к очковтирательству, в те времена (да и только ли в те?) разъедавшая страну.




Контр-адмирал Федюковский Александр Игнатьевич (1929-1978 годы).

Буквально на следующий день на борт прибыл новый командир дивизии, сменивший заболевшего предшественника, капитан 1 ранга А. И. Федюковский (впоследствии контр-адмирал. Ныне покойный.). Я знал его немного, но хорошо. Фигура нового комдива была известна на флотах. На командирских классах мы — слушатели использовали метод быстрого и относительно точного определения курса цели «по Федюковскому». Этот метод значительно ускорял и упрощал торпедную атаку. Очное же знакомство с Александром Игнатьевичем произошло у меня тогда, когда он был назначен заместителем командира нашей дивизии и совершил со мной переход с Камчатки во Владивосток в 1964 году.
То был мой первый выход в море в качестве командира лодки, и я до сих пор благодарен этому тактичному, вдумчивому, рассудительному и решительному подводнику за науку. Характерно, что комдив ни разу не вмешался в мои распоряжения и команды. Щадя самолюбие молодого командира, он мягко советовал, а не приказывал. Советы эти воспринимались без всяких обид.
Испытывая глубокое доверие и уважение к своему новому начальнику, я ничего от него не скрыл. Доложил о недоводке перископа «Сегмент» и о своем докладе москвичам. Комдив одобрил мои действия и решил сам сходить со мной на учение, проверить способность командира и экипажа к выполнению боевых задач практически. Я был искренне рад: присутствие Александра Игнатьева на борту ничуть не сковывало командирской инициативы, а наоборот, стимулировало ее. Вместе мы решили: доводить работы до конца будем в море своими силами.


Участие в учении флота

Итак, оставив на берегу гражданских специалистов, надеясь только на силы и умение своего командира БЧ-1 (штурмана) и командира электронавигационной группы (младшего штурмана), я повел лодку к острову Сахалин.
По плану учения следовало скрытно выйти из Японского моря в Тихий океан, прорвать противолодочный рубеж «синих» и нанести внезапный ракетный удар из-под воды (конечно условно, без фактического выпуска ракет) по острову, затем, не дав себя обнаружить, скрытно возвратиться в свою приморскую базу близ Владивостока.




«Б-93», «К-126», «Б-126» Проект 629, 629А

За выучку экипажа я был спокоен. Действия же по прорыву противолодочного рубежа целиком зависели от моего умения управлять кораблем и личной тактической подготовки. Тут у меня уже был основательный опыт и за себя я был спокоен. Теперь же, несмотря на бесконечные расчеты и практические действия по скрытному подходу к точке залпа, мысли мои возвращались к вопросу доверия или недоверия астронавигационному комплексу.
Противолодочный рубеж был форсирован благополучно. Признаков обнаружения нас самолетами и кораблями «синих» на подходе к району стрельбы не было.
По совету комдива перед ракетной атакой я все-таки один раз всплыл. В течение 10 минут нахождения в позиционном положении (с не полностью продутым балластом) астрономический расчет произвел необходимые наблюдения. Расчеты сверили с расчетами, полученными по данным «Сегмента». Разница в координатах места лодки была, но укладывалась в допустимые пределы. Это несколько успокоило меня и, уточнив еще раз свое место по наблюдениям в перископ «Сегмента», мы произвели условный ракетно-ядерный удар тремя ракетами по «стратегическому объекту противника». Как показал сделанный после прихода в базу анализ исходных данных стрельбы — она была выполнена на «отлично». Если бы мы стреляли с фактическим выпуском ракет, все их три баллистические головные части попали бы в условно очерченный круг допустимого отклонения от расчетных точек прицеливания. «Объект» был бы стерт с лица земли вместе с окружающей его средой. Несмотря на весь ужас такого предположения, мы были рады успеху. Увы! Таковы особенности психологии военных профессионалов.




Вид на открытые ракетные шахты. В шахте № 3 загружена учебно-действующая ракета. («Б-91». 1979 г.)

Вовремя вернулись в базу. Комдив прощаясь, шепнул, что уж теперь-то он даст ход давно написанному представлению на присвоение мне звания, и что вернувшись с боевой службы, я привинчу к погонам еще по одной звезде.
К нашему приходу на корабль вновь прибыли гражданские специалисты-монтажники и буквально набросились на перископ «Сегмента». Нужно было бы отменить их работу. Практика показала, что пользоваться перископом было уже можно. Шевельнулась мысль, что сейчас эти специалисты чего доброго разрегулируют прибор, но... Начальство слепо требовало «еще и еще раз всё проверить», сил спорить с ним у меня не хватило. А жаль. Последующие события показали, что, переборщив с регулированием, «великие» специалисты промышленности только нарушили то, чего добились мои умельцы-штурманы. Показания прибора вновь стали неустойчивыми, но я уже не унывал, уверовав, что всё можно будет наладить собственными силами.
Между тем кончился сентябрь, день выхода на боевую службу приблизился настолько, что я уже не успевал, как это было заведено командующим флотом адмиралом Н.Смирновым, поработать над своим заданием на боевую службу (в просторечии «Б.С.») в штабе флота. Комфлота Николай Иванович Смирнов был человеком весьма прогрессивных взглядов. Пытливый и думающий профессионал, он установил порядок, по которому все командиры кораблей, выходящих на Б.С., дней по десять работали вместе со специалистами служб и управлений непосредственно в штабе флота.




Николай Иванович Смирнов

В результате такой работы командир, оторванный от повседневных корабельных дел, не дергаясь по пустякам, без нервозности, спокойно мог врасти в будущую обстановку, получить доскональную информацию о предстоящих встречах с противолодочными силами вероятного противника, подробно изучить район патрулирования и подходы к нему, до тонкости вызубрить тактико-технические данные систем обнаружения подводных лодок в назначенном районе плавания, «влезть» в систему связи и многое-многое другое, с чем ему предстояло бы столкнуться в море. Кроме того, командир становился фактически соавтором «Задания на боевую службу», составленного штабом флота, а затем утвержденного Главным штабом ВМФ. Свое «Решение на боевую службу» командир лично оформлял на карте и утверждал у командующего флотом.
Так вот, всего этого, благодаря спешке с подготовкой к Б.С. и потере времени на участие в учении, я был на этот раз лишен. Времени уже не оставалось.


Недоумение адмирала

Вспоминая свою работу перед выходом на боевую службу в прошлом году, я прикидывал, на что следовало бы обратить особое внимание сейчас.



В связи с передислокацией дивизии с Камчатки в Приморье, мне предстояло несение службы не в просторном Тихом океане, а в тесном Японском море.
Боевая служба не простой переход морем, хотя бы и скрытный. Патрулирование же в «густонаселенном» кораблями, судами, самолетами Японском море было для меня делом непривычным. Это море, с точки зрения соблюдения скрытности плавания при обеспечении его безопасности, было явно неблагоприятным. Задача предстояла непростая. Обо всём этом я думал в рубке торпедного катера, доставлявшего меня во Владивосток из одной из бухт Приморья, где «К-126» пополняла запасы и готовилась к погрузке боевых ракет и торпед со специальными боевыми частями. Погрузка эта допускается только при непосредственном участии командира и вызов меня в штаб флота ее задерживал.
На торпедном катере я впервые. Он был специально прислан за мной, как наиболее быстроходное плавсредство с целью экономии времени для инструктажа у комфлота.
От тревожных мыслей о предстоящем плавании меня отвлекало наблюдение за жизнью этого крошечного корабля. Особенно интересно было наблюдать за командиром, часто лично становящимся к штурвалу. Лихость маневра, скорость и управляемость катера невольно вызывали чувство зависти. Но не успел я как следует насладиться путешествием на катере, как он совсем мягко коснулся стенки перед одним из самых внушительных, недавно построенных зданий столицы Приморского края — зданием штаба Краснознаменного Тихоокеанского флота нашей страны.




Владивосток. Вход в здание штаба Тихоокеанского флота.

Ощущая легкое дрожание ног, после расставания с постоянно вибрирующей палубой торпедного катера, я по широкой и несколько помпезной лестнице поднялся к контрольно-пропускному пункту Штаба. Пропуск на меня был заказан и уже через несколько минут я очутился в кабинете очень интеллигентного адмирала — начальника оперативного управления штаба. Доброжелательно улыбнувшись, адмирал сообщил мне то, о чём я знал, то есть о том, что ввиду острого дефицита времени поработать «по полной схеме» мне не придется. Работа над «Заданием» и «Решением» сведется только к знакомству с ними. Первый документ уже подтвержден Главным штабом, а «Решение на боевую службу», исполненное в Штабе флота, я должен представить на утверждение комфлота завтра.
Затем я прошел к офицерам-операторам, готовящим за меня мое «Решение». Ребята эти были моими старыми знакомыми, а кое-кто и однокашниками по училищу. Доверял я им абсолютно, они же принялись меня натаскивать.
На следующий день я был принят новым командующим флотом — адмиралом Масловым. Я знал этого адмирала по встречам с ним с тех времен, когда он был еще первым заместителем комфлота. Перед выходом на предыдущую боевую службу я утверждал свое «Решение» у него, в то время замещавшего комфлота. Вспомнил, что тогда он буквально загонял меня вопросами о подводных лодках «вероятного противника». Воспоминания были не из приятных и я, не без трепета вошел в кабинет командующего флотом.
Развернув карту-план своего «Решения», добросовестно зачитал приложенный к нему текст и показал указкой маршрут движения в район патрулирования. Комфлота был из подводников, знал нашу службу не понаслышке и отличался высокой требовательностью. Он сразу же обратил внимание на то, что маршрут перехода в район был проложен через, так называемую, банку Ямато, где японские рыболовные суда занимались интенсивным промыслом сайры.




Возникала естественная проблема обхода этого района в целях скрытности. Адмирал прервал мой доклад и, удивленно подняв брови, пристально посмотрел на присутствующего здесь же начальника оперативного управления. Последний, смахнув с лица свою постоянную мягкую улыбку, твердо доложил, что маршрут утвержден в «Задании» начальником Главного штаба ВМФ и обход банки Ямато не позволит лодке вовремя занять район боевого патрулирования, сроки занятия которого, опять же, утверждены Москвой. Налицо был очередной пример нашего извечного чинопочитания и боязни передоклада в вышестоящую инстанцию. При таком передокладе пришлось бы указать на ошибки в расчетах оперативного управления Главного Штаба ВМФ, а этого допустить было никак нельзя! . Маслов вздохнул, коротко глянул на меня (с выражением типа «Ты же понимаешь?») и красным карандашом размашисто расписался под крупными, старательно выведенными штабным матросом-чертежником буквами «УТВЕРЖДАЮ» на карте-плане. «Тебе всё понятно, командир?» Только и спросил он у меня. Щелкнув каблуками я произнес уставное: «Так точно!»



Владимир Петрович Маслов. - В.М.Йолтуховский. Знаменитые люди Тихоокеанского флота. Биографический справочник.

Продолжение следует


Главное за неделю