Приняв присягу и водрузив свои винтовки в «пирамиды», строимся во дворе, против главного входа в училище, украшенного традиционными адмиралтейскими якорями и колоколом-рындой (мы отбивали на ней традиционные «склянки», неся службу рассыльных дежурного офицера по училищу).
Сейчас перед нами составленный из нескольких длинный стол, покрытый зеленым сукном. На столе аккуратными стопками разложены аттестаты нашей «зрелости», рядом чернеют ножнами «морские шашки»— рудименты абордажных боев — палаши. Вызываемые по одному из строя получаем аттестаты и «шашки». Закрепив палаши на своих широких флотских ремнях и придерживая их левой рукой, четко печатаем шаг, равняясь на своего любимого Бориса Викторовича, маршируя мимо превратившегося в трибуну длинного стола. От переполняющей нас гордости практически не различаем лиц еще каких-то адмиралов и офицеров, стоящих рядом с ним...
Наступает новый период жизни. После уже упоминавшегося «Курса молодого бойца»в нахимовском лагере у озера Суло-Ярви и отгуливания месячных отпусков начинается учеба в Высшем училище. На первый взгляд, если судить по распорядку дня и некоторым общеобразовательным предметам, особых изменений в нашей жизни не было: та же математика, та же физика и та же химия, только высшие. Даже плавное перерастание химии в химическое оружие было не очень заметно. Показали нам и совсекретный фильм об атомном оружии, но и он как-то не произвел особого впечатления. Тогда мы еще не осознавали, что атомная энергетика скоро, не спрашивая, ворвется в нашу жизнь. Что многим из нас придется служить на подводных лодках с этой энергетикой, а еще через несколько лет — и командовать такими лодками. А уж то, что носить на своих «бортах»ядерное оружие придется всем, кто будет служить на кораблях, мы даже не представляли.
Появились в программе нашего обучения и совсем новые общеобразовательные предметы: теоретическая механика, начертательная геометрия, ну и, конечно же, «Основы марксизма-ленинизма» (ОМЛ). Специальные же предметы, такие, как навигация, лоция, мореходная астрономия, теория и устройство корабля, устройство и управление подводной лодкой, тактика, история военно-морского искусства, военно-морская география, артиллерийское, торпедное, минное и противоминное оружие и их использование, приборы управления стрельбой и электронавигационные приборы, средства связи и связанные с ними электротехника, радиоэлектроника — изучались нами с интересом и даже с удовольствием, укрепляли наши романтические чувства и любовь к морской службе.
Было, правда, и несколько предметов, которые, видимо по нашему возрастному легкомыслию, воспринимались с большой долей юмора. Например, очень полезная в морском деле гидрометеорология именовалась «гидромутью», хотя многие используемые ею народные приметы, прогнозирующие погоду, запомнились на всю жизнь. Тут и чайка, которая села в , предсказывающая хорошую погоду, и та же чайка, ходящая по песку и сулящая моряку тоску, и многое, многое другое. Но вот «гидромуть» и все тут! А с высоты прожитых бок о бок с «личным составом» лет понимаю, что наука «Основы воинского воспитания» и вовсе не воспринималась всерьез. Впрочем, может быть от того, что читал нам этот курс «политрабочий»— полковник Макушкин. Он, правда, произнося свою фамилию, умышленно делал ударение на первом слоге. Но от этого было еще смешнее.
На занятиях по общевойсковой подготовке уже упоминавшийся полковник Мочало и его подчиненные капитаны и майоры учили нас обороняться и наступать, как водится, на «ящике с песком». Это было, пожалуй, интересно. Особо хочется сказать о нашей строевой выучке. К ней мы питали привитое еще в «подготии» уважение даже... Воспитанники подготовительного и курсанты-балтийцы любили строй. Разве можно забыть лихие марши-переходы под оркестр и под барабан, со знаменем от училища по Лермонтовскому, Измайловскому и Майорова (ныне Вознесенскому) проспектам на предпарадовые тренировки и парады на Дворцовой? Я как-то сосчитал, и получилось, что «оттопал» я 14 парадов...
Помню, как перед последним броском через Невский под Арку Главного Штаба мы, сложив в «козлы», то есть в эдакие шалашики свои «винторезы», перекуривали и отдыхали на Исаакиевской площади, вокруг конной статуи Николая Первого. И что интересно, разбирая по команде перед построением эти «козлы»никто не путался: брал сразу только свою винтовку, которую знал «в лицо»! Вспоминается и выезд в Москву на майский парад в 1952 году. Перед этим выездом мы два месяца тренировались на площади перед Кировским исполкомом. Здесь, под сапогами Сергея Мироновича, мы ходили «гусиным шагом» одиночно под барабан и маршировали, держа равнение, под оркестр, в строю-«коробочке». Наконец, привезли нас в столицу где-то в первых числах апреля. И что же? На первой же тренировке на площади перед Речным вокзалом нашу строевую подготовку раскритиковал «в пух и прах» помощник начальника Главного штаба ВМФ адмирал с мрачной фамилией Могильный (Дмитрий Сергеевич). Между прочим, в конце своей службы мне довелось работать с его сыном — капитаном 1 ранга Могильным, в одном из управлений ВМФ в Москве. Но это к слову. А тогда разочарованию и досаде нашей не было предела. Мы же два месяца оттренировались в Ленинграде и считали себя вполне готовыми к прохождению по Красной площади! Мы-то надеялись (святая наивность!), что отдохнем в столице перед парадом... А нам адмирал бросил фразу: «Никуда не годится! Начинайте все снова, с одиночной подготовки!» И началась самая настоящая муштра. Но и в ней были «окна». Обедали мы в ресторане Речного вокзала. Ресторан был в то время почти загородным. Сюда частенько подкатывали «лимузины»с какими-то, очевидно, высокопоставленными мужчинами с очаровательными молодыми дамами, явно не женами. Их ждал конфуз. Ресторан работал только на обслуживание парадного Морского полка. Так что лимузины были вынуждены разворачиваться и уезжать... Как-то подкатил черный автомобиль, из которого выпорхнула известная уже в то время актриса с известным же колоритным актером. Это были герои «Кубанских казаков»: артисты Клара Лучко и ее будущий муж - ныне покойный Лукьянов. Они, узнав, что ресторан фактически закрыт, не уехали сразу, а немного поболтали с нами к нашему же «жеребячьему» восторгу: как же, познакомились с «живыми» артистами!
А однажды, на очередную тренировку с проверкой приехал всего Военно-Морского Флота страны, командовавший этим флотом всю войну, Николай Герасимович Кузнецов. Был он к тому времени возвращен из опальной ссылки на Дальний Восток усатым генералиссимусом, назначившим его военно-морским министром СССР (было тогда два министерства: Военное и Военно-Морское). Поскольку пребывал тогда Николай Герасимович в относительно странном звании «вице-адмирал»(будучи наркомом ВМФ имел он самое высокое звание на флоте - Адмирал Флота Советского Союза), титуловать его, отвечая на «Здравствуйте, товарищи курсанты!», следовало «Здравия желаем, товарищ военно-морской министр Советского Союза» вместо обычного «товарищ адмирал!». Ну, и, как это всегда бывает, перед самым приездом министра, то есть уже после того, как нами был отработан до автоматизма этот титул, какой-то начальник, прибывший из Главного штаба непосредственно перед приездом министра, сократил ритуальную фразу: следовало здороваться «Здравия желаем, товарищ военно-морской министр! »То есть произнести титул, не добавляя «Советского Союза». Все вроде бы поняли, но лишний раз потренироваться не успели. Николай Герасимович опередил такую тренировку. И вот, после слов «...товарищ Военно-Морской министр...»чей-то тонкий голосок попытался было по привычке прокричать «...Совет...», но опомнясь, захлопнул рот. К чести министра, он сделал вид, что не заметил оплошности, а мы, к нашей чести, не расхохотались. В ходе подготовки к параду была проведена традиционная строевая прогулка по улице Горького (ныне Тверской) от Белорусского вокзала до Манежной площади. Тут мы не подкачали! Четко печатая шаг, пели «Варяга» и после слов «Прощайте, товарищи, с Богом, ура!» дружно подбросили вверх свои бескозырки, аккуратно поймав их где-то на уровне штыков. После парада перед посадкой на голубые «форды»— грузовики, отвозившие нас в Алешинские казармы, в переулке, примыкавшем к площади Маяковского, мы, по традиции оторвав от своих парадных каблуков прибитые к ним металлические подковы, выложили ими прямо на проезжей части гигантский якорь со звездой, точно такой же, какой был изображен на наших бляхах! На самом же параде, равняясь на Мавзолей, мы смотрели только на легендарного вождя, сухощавого старика — Иосифа Виссарионовича Сталина. Культ личности был в своем апогее!
Любимцева Ирина Анатольевна в разные годы
Кстати, коль уже речь зашла о культе личности Сталина, хочу привести один весьма печальный пример «политической близорукости». В одном из классов еще Подготовительного училища на уроке истории произошел такой эпизод. Изучали «Историю ВКП(б)». Урок вела преподаватель Ирина Любимцева. Она, кстати, была довольно привлекательной, вполне соответствовала своей фамилии: все мы были в нее немножко влюблены. Один из воспитанников (фамилии его я, к сожалению, уже не помню) задал ей вдруг, как сейчас говорят, не вполне корректный вопрос: «Товарищ преподаватель! Вот Вы говорите, что Иосиф Виссарионович Сталин — очень скромный человек. Говорите, что «Историю Партии» написал он сам. Почему же тогда учебник этой «Истории» изобилует фразами, восхваляющими вождя? Как он мог такое допустить?» В классе воцарилась тишина... Ирина Владимировна помолчала, а затем, как можно спокойнее, пообещала ответить на этот вопрос на следующем уроке.
В ту же ночь в кубрик (спальное помещение), как рассказал потом воспитанник, стоявший дневальным, прибыли командир роты, начальник особого отдела училища и старшина-баталер (заведующий «каптеркой», где хранились вещи). «Любопытного»воспитанника разбудили, попросили одеться и взять необходимые вещи, вывели из ротного помещения, и больше никто из нас никогда его не встречал... Такие были времена, как сказал бы ведущий телепрограммы Владимир Познер... Однако продолжим рассказ об учебе в высшем училище...
Курсант Р.Рыжиков
Практика тоже заметно отличалась от плавания по Финскому заливу на парусниках. Практиковались мы в основном на Северном флоте. Бывали и на крейсерах, и на эсминцах, и на тральщиках, и на противолодочных кораблях, и на торпедных катерах, и даже на самолетах морской авиации нас «облетывали»! Но, самое главное, выходили мы в море на подводных лодках. Это были «Катюши»(«К»), «Ленинцы»(«Л»), «Сталинцы»(«С»), и «Шуки»(«Щ»). Лодки были, конечно, старые. Большинство из них имели на своих рубках звезды, обозначавшие количество потопленных вражеских судов или сбитых немецких самолетов. Помню, что в Полярном, на практике, листая «Исторический журнал»одной из лодок, перешедших с Балтики на Север уже после войны, а в 1941 году зимовавшей в Ленинграде, я наткнулся на трагическую запись. Записано было примерно так: «Стоим у стены набережной, против Летнего Сада. Начался налет вражеской авиации. Ведем огонь по врагу из всех огневых средств. Налет окончен. Во время него убит верхний вооруженный вахтенный матрос Степан Кузьмин. Он до последнего вздоха стрелял по самолетам из своего карабина». Боже мой, что творилось в моей душе! Мое юношеское воображение рисовало героическую смерть этого матроса. И я ему всерьез завидовал!
Случались, как всегда, и курьезные «приключения». Остановлюсь на некоторых, особо поучительных.
Практика в Полярном
Вместе с экипажем одной из лодок проходили довольно неприятную процедуру, обязательную для всех подводников — легководолазную подготовку. В специальном бассейне сооружен тренажер - отсек подводной лодки, из торпедных аппаратов которой, имитируя выход из потерпевшего аварию подводного корабля, следовало выходить в воду бассейна, а затем по буйрепу (специальному тросу, прикрепленному к выпущенному буйку) выйти на поверхность. Маски индивидуально-спасательных аппаратов, в которых это упражнение отрабатывалось, были для нас великоваты и, естественно, пропускали воду к нашим лицам. Я умудрился выпустить из своего рта загубник (приспособление, соединяющее рот с дыхательным клапаном аппарата) и ... ртом и носом хлебнул-таки порядочное количество воды. Естественно, спаниковал. Фактически утонул. Помню только зеленую воду перед глазами и все. Сознание потерял. Очнулся уже на стенке бассейна от того, что кто-то надо мной производил какие-то манипуляции, и из моего рта фонтаном била вода. Теперь-то я знаю, что меня откачивал мичман-инструктор. Этот же мичман, как только я пришел в себя, заставил меня вновь лезть в торпедный аппарат и повторить упражнение. «А то бояться будешь!» Сгоряча я выполнил неприятную процедуру и действительно больше никогда не боялся.
Второй курьез был связан с извечной проблемой борьбы за живучесть подводных лодок. Дело было так.
«Катюша», на которой группа курсантов и я в том числе дублировала торпедистов, отрабатывала одну из задач боевой подготовки в море. В ходе отработки выполняли упражнение «Покладка лодки на грунт». «Покладка»совершалась на глубине 60 метров, грунт — каменистый. На борту лодки был командир бригады лодок — Герой Советского Союза, капитан 1 ранга Калинин (он некоторое время спустя сменил на должности начальника кафедры тактики нашего училища известного подводника Петра Грищенко).
Продолжение следует
