Во время ходовых и государственных испытаний головных ракетоносцев Сергей Никитич обычно сам выходил в море. Его присутствие на корабле благотворно влияло на командира нового корабля и всех участников испытаний. Поскольку в работе Государственных комиссий по приемке головных кораблей участвовало много разных моряков, Сергея Никитича хорошо знали на Северном флоте и в других военно-морских кругах.
Будучи очень известным человеком, увенчанным двумя звездами Героя и званиями генерального конструктора и академика, Сергей Никитич спокойно и достойно переносил многочисленные славословия в свой адрес на разных мероприятиях и банкетах. Его умение разряжать официальную обстановку удачными шутками или репликами всегда приятно действовало на окружающих. Он бывал бесподобен, когда в своей свободной манере выступал на совещаниях, собраниях и в застольях.
Как-то раз я вместе с ним направлялся в Северодвинск. На Архангельск в то время летали самолеты ТУ-134. В небольшом и довольно неудобном самолете наши места оказались с двух сторон прохода в последнем ряду первого салона, где кресла, припёртые к перегородке, не откидывались, а расстояние между ними и передними креслами было безобразно мало. Сидеть в этих креслах было очень неудобно. Сергей Никитич, имевший довольно грузную фигуру, с трудом втиснулся в свое кресло и застыл в явно неудобной позе. Я подумал, что академик, дважды Герой и лауреат разных премий не должен так сидеть в самолете, и сказал ему, что хочу обратиться к стюардессам, чтобы они устроили его более удобно. Однако, в ответ я услышал: «Не надо, не будем базарить. Переживем — не впервой». Не знаю, чего было больше в его словах — человеческой скромности, нежелания просить, не зная, удовлетворят ли его просьбу, или многолетней привычки спокойно переносить бытовые неудобства, выработанной при хождениях в море на испытаниях головных подводных ракетоносцев, когда бытовые условия на корабле, переполненном необходимыми людьми, очень далеки от нормальных.
Несмотря на свое весьма солидное служебное положение и немолодой уже возраст, Сергей Никитич был заядлым автомобилистом и гонял на своей черной «Волге», постоянно нарушая установленные ограничения по скорости. Не знаю, как часто его останавливали инспекторы ГАИ и как он выходил из этих ситуаций, но в кругу рубиновских автомобилистов, которых тогда было еще немного, время от времени ходили байки о его контактах с «гаишниками». Часто он пренебрегал закрепленной за ним служебной машиной и ездил по делам на своей, сидя за рулем. Один раз мне довелось проехать с ним по городу, и я воочию убедился в том, что ездит он очень быстро и при этом хорошо и уверенно водит машину.
В неформальной обстановке Сергей Никитич бывал очень интересным собеседником. В годы «перестройки» мне нередко доводилось разговаривать с ним на самые разные темы (обычно — в послеобеденное время, перед началом второй половины рабочего дня). Его обширная эрудиция и житейская мудрость делали эти беседы очень интересными для меня.
В семидесятых годах многих сотрудников «Рубина» охватило увлечение изготовлением картин, выполненных из наклеенной соломки. Некоторые умельцы достигли значительных успехов в своем творчестве — их произведения высоко котировались. Сергей Никитич тоже увлекся этим делом. Однажды в бюро была устроена большая выставка этих произведений, и работы Ковалева оказались на ней в числе лучших.
Через много лет, уже в преклонном возрасте, у Сергея Никитича открылся новый талант — он с большим успехом стал заниматься живописью. Но это произошло уже потом, в другом государстве.
Никакой, даже самый выдающийся, главный конструктор проекта сам по себе не может сотворить то, что представляет собой современная атомная подводная лодка. Главного конструктора проекта можно сравнить с дирижером большого симфонического оркестра: в разработке проекта подводной лодки участвует несколько сотен конструкторов, и он «дирижирует» творческой работой этого коллектива. Чем талантливей дирижер, тем выше творческий уровень исполняемого произведения, однако творческие достижения дирижера возможны только при работе с высокопрофессиональным оркестром. Точно так же и совершенный проект подводного корабля может быть разработан только тогда, когда есть хорошо организованный и высококвалифицированный коллектив конструкторов и талантливый главный конструктор проекта.
Высокий профессионализм рубиновского «оркестра» складывался из высоких профессиональных качеств большого количества людей, занимавших разные должности в структуре бюро: главных конструкторов специализаций, начальников отделов и секторов, заместителей главных конструкторов проектов, ведущих специалистов и просто конструкторов разных категорий. Все они были связаны единой структурой и хорошо отлаженной системой взаимоотношений, которые обеспечивали качественное выполнение большого объема работ по всем четырем направлениям проектирования. В этой работе творчество и ремесло были неразрывно связаны между собой, и если творческий процесс проектирования можно было сравнить с работой симфонического оркестра, то вся производственная деятельность бюро была похожа на работу большого, хорошо отлаженного механизма.
Главным дирижером всего рубиновского «оркестра» и его руководителем был Игорь Дмитриевич Спасский.
Вступив в 1974 году в должность начальника и главного конструктора бюро, Игорь Дмитриевич в короткие сроки стал его признанным лидером — и формальным, и неформальным. Формальное признание заключалось в присвоении ему званий генерального конструктора, Героя и академика, а неформальное — в большом авторитете в коллективе, которым он руководил.
И.Д.Спасский в начале своего долгого пути руководства «Рубином». 1975 год
Прекрасно знающий то, чем он руководил, Игорь Дмитриевич был прост в общении, быстро воспринимал любую информацию, четко и понятно давал указания. Совещания в кабинете начальника бюро и его ежемесячные «оперативки» с участием большого круга должностных лиц всегда проходили деловито и в хорошем темпе. Мне не раз доводилось быть свидетелем его выступлений на «высоких» совещаниях в Министерстве — они всегда отличались четкостью, логичностью и культурой изложения мыслей. Довелось мне присутствовать и на более «высоких» совещаниях, где шли дебаты по принципиально важным вопросам дальнейшего развития средств борьбы на море, в которых шеф «Рубина» проявлял глубокое государственное мышление, увы, не свойственное некоторым высокопоставленным чиновникам.
Генеральный конструктор и начальник «Рубина» полностью владел обстановкой как в самом бюро, так и вокруг бюро. Все основные направления проектирования и постройки головных подводных лодок находились под его постоянным контролем, все основные технические решения принимались либо им лично, либо с его одобрения. В нем были сконцентрированы лучшие качества большого руководителя.
В течение пятнадцати лет я довольно часто, а временами — ежедневно, общался с этим, ныне широко известным, а в те времена — засекреченным, человеком. Мне нравилось работать под его руководством. Когда сам крутишься в череде событий и постоянно возникающих вопросов, требующих немедленного решения, когда твоя работа связана с десятками контактов с подчиненными, партнерами и многочисленными «начальниками» из Москвы, то начинаешь очень ценить то обстоятельство, что находишься в непосредственном подчинении у человека, чьи вызовы в свой кабинет не приводят тебя в трепет и не портят тебе настроения. При этом ты знаешь, что разговор пойдет по существу вопроса, и ты можешь свободно высказывать свое мнение, не боясь «не угодить», и можешь сам спокойно задавать любые вопросы, ожидая получить толковый и понятный ответ. В той среде, где я проработал много лет, «шефами» называли только тех начальников, которых глубоко уважали. Спасский был для меня шефом.
Иногда мне доводилось ездить с ним в служебные командировки, где помимо служебных дел бывали периоды свободного общения — в поезде, в гостинице, на улице. Он всегда вел себя просто, без намека на начальствующее положение, и в этой обстановке я чувствовал себя вполне свободно. При поездках в Москву или обратно он, заходя в купе, всегда закидывал свою подушку на багажную полку и спал без нее, уверяя меня, что спать так — гораздо удобнее и полезнее. И действительно, всегда хорошо спал в поезде, в отличие от меня. Несколько раз в разных городах (Москве, Киеве, Перми) мне доводилось часок-другой путешествовать с ним по городу и магазинам. Я, вроде бы, всегда любил ходить пешком, но он ходил так быстро, что я с трудом поспевал за ним — он вообще был крепок физически. А в магазинах он вел себя как обычный приезжий покупатель, и никому бы не пришло в голову, что это — генеральный конструктор, руководивший крупным конструкторским бюро.
Творцы советского стратегического подводного флота, генеральные конструкторы, академики С.Н.Ковалев и И.Д.Спасский
Мне импонировало то обстоятельство, что шеф мой окончил училище имени Дзержинского (на десять лет раньше меня), а до этого учился в военно-морской спецшколе, и у него был свой круг друзей из тех времен, дружба с которыми прошла через десятки лет (подробнее -
Игорь Дмитриевич постоянно увлекался разными новациями, не относящимися к основной производственной деятельности бюро. Прочтя как-то раз статью о том, что в странах Европы на крышах зданий строят теплицы и оранжереи, он загорелся идеей сделать такое у себя в «Рубине». Были найдены специалисты, разработан соответствующий проект, и на крыше одного из наших корпусов была построена большая оранжерея. Затем был найден агроном — энтузиаст выращивания овощей на гидропонике, и в течение нескольких лет по ночам наша крышная оранжерея сияла яркими огнями, вызывая жгучее любопытство прохожих — во всем Ленинграде не было ничего похожего, и непосвященным трудно было предположить, что там, в сиянии огней, выращивают огурцы. Зимой свежие огурцы были в «Рубине» изюминкой, а летом не знали, что с ними делать — производство их было совершенно нерентабельным.
Затем шеф увлекся идеей создания в «Рубине» своего спортивного комплекса. Строительство нового спортивного сооружения стоило огромных денег, и взять их было негде. Шеф поступил по-своему. Рядом со зданиями бюро стоял небольшой неказистый двухэтажный дом в виде буквы «П», с двориком посередине. В этом доме когда-то размещался вытрезвитель — под этим именем он и значился в среде наших сотрудников. Был куплен большой металлический ангар (их тогда только что стали выпускать) и установлен рядом со зданием «вытрезвителя». В ангаре был оборудован хороший спортзал для спортивных игр с качественным полом, отоплением, вентиляцией и освещением. А затем на месте дворика «вытрезвителя» методом народной стройки был выстроен плавательный бассейн. В помещениях первого этажа этого здания были оборудованы залы для тренажеров, раздевалки, сауна и комната отдыха, в результате чего «Рубин» обрел собственный спортивный комплекс, каких не было ни у одного из многочисленных ленинградских конструкторских бюро. Весь проект этого комплекса разрабатывался и реализовывался под личным руководством шефа — это было его «хобби». Он заряжал людей своим энтузиазмом, добывал в Министерстве какие-то небольшие деньги, необходимые для строительства и сам чуть ли не ежедневно бывал на стройке.
На Васильевском острове стоит в качестве
Однажды он сказал мне: «Настоящий руководитель должен думать о работе все то время, когда он не спит». Думаю, он так и жил в те годы.
Деловые качества и поведение руководителя всегда очень много значат для подчиненных — в те годы весь «Рубин» был увлечен своей работой. Для многих, кто работал в эти годы в «Рубине», это были счастливые годы, когда труд был в радость, когда дело, которым ты занимался, представлялось тебе весьма важным и нужным родной стране, а вокруг тебя работало много хороших людей, увлеченных общим делом и обладавших высоким профессионализмом. Чувство локтя и дух коллективизма создавали у людей хороший душевный настрой и помогали успешно преодолевать неизбежные в большом деле трудности.
"Жилось всегда трудно, но интересно".
С той поры прошло много лет. После развала Советского Союза Спасский прекрасно адаптировался к новым условиям жизни и преуспевает в бизнесе и общественно-полезной деятельности. Но я уже давным-давно никак с ним не связан.
В то время, как я осваивался в своей новой должности, на заводе в Николаеве шла постройка погружаемого стартового комплекса для отработки подводного старта ракет комплекса Д-19.
Постройка была завершена в установленные сроки, и объект был отбуксирован в Балаклаву. Пришла пора и мне отправляться на южный полигон для участия в отработке подводного старта новой ракеты. Там уже находилась наша группа обеспечения испытаний.
Когда погружаемый стартовый комплекс поступил в ведение полигона, то там, по старой привычке, его стали называть «стендом», так как ни полное название сооружения, ни сокращенное — ПСК, в процессе повседневной работы произносить было не удобно. Официальное название применялось только в официальных документах.
Когда я, осматривая построенное сооружение, первый раз заглянул в четырнадцатиметровую глубину пусковой ракетной шахты, у меня дух захватило. Потом привык — работая с новой техникой, быстро привыкаешь ко всему необычному.
Швартовные испытания корабельных систем и устройств стенда были проведены еще в Николаеве. Необходимо было провести пробное погружение стенда в Балаклавской бухте, совмещаемое с так называемой «вывеской» стенда — определением фактической величины его остаточной плавучести при полностью заполненных балластных цистернах. Эта величина была очень важным элементом проекта, так как ее расчетное значение обеспечивало нормальное «затягивание» стенда на стартовую глубину с помощью береговой тяговой лебедки, входящей в состав стартовой позиции.
Для проведения этой операции был выбран тихий погожий денек, когда вода в
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович