Жизнь в «домике» сопровождалась некоторыми приключениями. Уезжая на юг, я захватил с собой «на всякий случай» бутылку «русского бальзама», считавшегося «благородным» напитком с якобы лечебными свойствами. Бутылка лежала у меня в закрытом рюкзаке, дожидаясь подходящего случая. Однажды днем, придя с пляжа, я заметил, что в рюкзак кто-то лазал. Обследование рюкзака показало, что винтовая пробка бутылки была вскрыта, а половина бутылки, вместо бальзама, была заполнена чем-то вроде чая. Сомнений у меня не было — это проделал пьянчуга сторож.
Весьма рассерженный я пошел к нему для крутого разговора и застал его врасплох: он стал виниться и предложил мне в качестве компенсации банку меда (у него, оказывается, где-то в лесу были свои ульи). Пришлось отдать ему бутылку с его коктейлем и взять предложенный мед.
Но с медом тоже вышла незадача. За неимением подходящего места мы положили банку с медом в полиэтиленовый мешок и повесили его на гвоздь, прибитый к стене. Через пару дней, возвращаясь с пляжа, мы увидели такую картину. По ступенькам лестницы и далее — по всему крыльцу, идущему вдоль входных дверей, двигалась непрерывная цепочка муравьев, какие можно наблюдать в лесу вблизи муравейника. Цепочка шла под дверь нашей комнаты. Открыв дверь, мы увидели, что цепочка проходит по полу и по стене, прямо к висящему на ней мешку с банкой, а в банке все пространство над медом заполнено муравьями, хотя банка сверху была закрыта бумагой.
Устав за день, мы обычно крепко спали на своих деревянных топчанах, накрытых тонкими матрасами, несмотря на определенные неудобства. Но однажды ночью жена разбудила меня, услышав, что за окном кто-то ходит. Я прислушался: в мертвой тишине рядом с нашим окном раздавались глухие топанья. Ситуация была не понятна, и я зажег в комнате свет. В свете окна я увидел большого ежа, который ходил по сухим листьям, лежащим на земле.
Знакомясь с общей обстановкой, мы узнали, что недалеко от «рабочего» пляжа, с другой стороны санатория, находится небольшой «рабочий» поселок, состоящий из нескольких трехэтажных каменных домов, в которых жили сотрудники санатория. На следующий год мы снова приехали в и сняли комнату в одном из этих домов, получив вполне приличные условия для жизни. Живя в рабочем поселке, мы опять с удовольствием пользовались санаторными пляжем и парком, помня о том, что «все в стране принадлежит народу».
Все было хорошо, но при отъезде мы чуть было не опоздали на самолет. Для того, чтобы вовремя добраться до аэропорта в Симферополе, нам нужно было около одиннадцати часов утра сесть на автобус, который шел из соседнего Фороса в Севастополь. Хозяин квартиры, работавший в санатории шофером, пообещал отвезти нас в Форос на кольцо автобуса, но в назначенное время не приехал Когда время для отъезда стало критическим, мы с вещами двинулись пешком к тому месту, где шедший из Фороса автобус выходил на автобан, и мне пришлось три километра почти бежать с тяжелым чемоданом и сумкой в руках. Следом бежали Аля с Таней. Чудом мы успели прямо к тому моменту, когда автобус подходил к остановке. Отдышавшись в автобусе, я понял, как полезно было каждый день ходить по дороге в гору.
Но оказалось, что это было еще не все. В аэропорту мы прошли регистрацию и, сдав свои вещи в багаж, долго двигались в толпе пассажиров на посадку в большой самолет ТУ-154. Когда мы, наконец, вошли в самолет, то оказалось, что наши места уже были заняты другими пассажирами с такими же билетами. Потом я узнал, что в Симферополе это было довольно частым явлением: в билетных кассах, разбросанных по курортным местам Крыма, продавали билеты на самолеты с «липовыми» местами, которых в кассе на самом деле не было. Дело было верное: в далеком Симферополе люди, стремившиеся домой, каким-нибудь образом улетали, и разбираться с проданными билетами было некому. Стюардессы в самолетах, как правило, пристраивали людей, имевших билеты с дублированными местами, на свои резервные места, или, в худшем случае, неудачников отправляли на другом самолете. Пережив небольшой стресс, мы тоже улетели: Алю с Таней пристроили где-то в первом салоне, а мне пришлось сидеть в последнем ряду, около туалетов, — кресла в этом ряду не откидывались, и сидеть было очень неудобно, но я был в те годы приучен к родному «сервису».
В начале семьдесят пятого года я стал счастливым обладателем нового автомобиля — «Жигулей» первой модели.
При существовавшем в стране огромном дефиците личных автомобилей новую машину практически нельзя было просто так купить в магазине — нужно было несколько лет стоять в очереди. Машины, в основном, продавались по спискам предприятий, составленным в соответствии с лимитами на приобретение, которые получали предприятия «из Москвы». Лимиты эти были очень маленькими по сравнению с потребностями людей, и процедуры распределения этих лимитов среди сотрудников предприятия изобиловали организационными сложностями и бурями человеческих эмоций. В «Рубине» был установлен порядок: одну треть лимита распределял начальник бюро по своему усмотрению, а две трети — профсоюзная организация.
Попасть в списки на право приобретения автомобиля называлось в народе — «получить машину». В соответствии с этими списками, оформленными соответствующим образом, магазин назначал гражданам даты приобретения автомобилей. В назначенный день будущий владелец автомобиля, оплатив предварительно его стоимость, являлся в магазин и, в порядке «живой очереди» таких же покупателей, оформлял долгожданную покупку. Покупатели, привыкшие к тому, что все и везде в родной стране делалось с каким-нибудь браком, норовили совать взятки обслуживающему персоналу в надежде получить высококачественный экземпляр. Персонал взятки с удовольствием брал, уверяя каждого дающего в том, что ему вручают «особую» машину. Не знаю, влияли ли эти взятки на желаемый результат в то время, когда я покупал свои «Жигули», — завод в Тольятти делал их тогда в строгом соответствии с итальянской технологией, без каких-либо своих «усовершенствований». Во всяком случае, моя «копейка» более десяти лет надежно служила мне без каких-либо неприятностей. С годами качество выпускаемых нашими заводами автомобилей постоянно ухудшалось, и взяточничество в автомагазинах приобрело совершенно определенный смысл (в этом я имел возможность убедиться и сам, когда в годы перестройки» приобрел престижную в то время «семерку»).
С приобретением этой машины я и моя семья обрели новый образ жизни. В первое же лето мы всей семьей поехали на машине отдыхать в Литву. В некоторых кругах ленинградцев и москвичей Литва была тогда желанным местом отдыха — там на лето снимали жилье в маленьких городках или на хуторах, или приезжали туда на машинах с палатками, находя подходящие места для стоянки. Людей привлекали красивая природа, непривычный порядок во всем и дешевизна проживания.
На отдыхе в Литве
Нашей Марине было тогда четырнадцать лет, Тане — четыре года. Я купил схему автомобильных дорог в Прибалтике, загрузил в машину взятую у приятелей палатку, спальные принадлежности, газовую плиту с баллоном и кое-какие продукты, и мы вчетвером отправились в путь, не имея никакого представления о том, куда конкретно мы едем. При этом у нас с женой не возникало даже мысли о том, что дальняя поездка на совершенно новой машине по чужим местам, по дорогам, проходящим через леса, может быть как-то опасной. Тогда еще не было бандитов ни на дорогах, ни в населенных пунктах.
Проехав по раздолбанным дорогам Псковской области, мы пересекли границу Латвии, которая была обозначена соответствующей стелой на обочине дороги и поперечной полосой, отделявшей неприглядную псковскую дорогу от ровной, пребывающей в отличном состоянии, латвийской дороги. Мы ехали не быстро, останавливались в лесу, чтобы отдохнуть и перекусить, и вечер застал нас в пути. Леса к тому времени закончились, пошел дождь, и я свернул с дороги в какое-то поле, отделенное от дороги полосой высоких кустов, чтобы устроиться на ночлег. В темноте под дождем я с трудом установил нашу палатку, в которой улеглись уставшие путешественники. На дороге совсем не было движения машин, и мы благополучно провели эту ночь. К утру дождь закончился. Рано утром я вылез из палатки и увидел, что на поле, на краю которого мы остановились, лежала скошенная трава. Вдали от нас по полю шел какой-то мужик, который, увидев меня, стал что-то кричать мне на латышском языке. Слов я не понимал, но было и так понятно, что мне не следовало заезжать на это поле. Я разбудил своих, быстро и кое-как разобрал мокрую палатку, и мы уехали «от греха подальше». Часа через два мы сделали привал на берегу довольно большого и красивого озера, окруженного высокими деревьями, позавтракали, высушили и сложили палатку и снова двинулись в путь. Проехав Даугавпилс, мы вскоре оказались на территории Литвы, и стали колесить по каким-то почти пустым, с виду — проселочным, но асфальтированным дорогам, с интересом разглядывая окружающую обстановку.
Ехали мы, ехали, и к вечеру оказались где-то в районе Игналины, и стали соображать, где же нам остановиться на ночлег. И тут вдруг увидели на обочине дорожный знак . Свернули с шоссе на грунтовую дорогу, проехали по ней через какую-то деревню и въехали в великолепный редкий сосновый лес, в котором стояло несколько легковых машин и палаток. Вблизи виднелось большое озеро. Оказалось, что это была разрешенная стоянка для машин, расположенная на окраине большого лесного массива, называвшегося национальным парком. Я поставил в удобном месте нашу двухкорпусную польскую палатку и уложил на ее пол надувные матрасы, а жена установила складной столик и стулья и стала готовить ужин. Поужинав, мы улеглись спать. Проснувшись утром и оглядевшись вокруг, мы решили, что здесь мы и проведем свой отпуск — место нам очень понравилось.
На стоянке было совсем немного машин, палатки стояли довольно далеко друг от друга, люди никак не мешали друг другу. Познакомившись с соседями, мы стали осваивать новый образ жизни. Некоторые обстоятельства этой жизни приятно удивили нас: обитатели соседних палаток днем спокойно уезжали на машинах по своим делам, оставляя свои вещи в палатках без всякого присмотра, и ни разу не было никаких пропаж. Мы тоже стали разъезжать по окрестностям, знакомясь с лежащими поблизости симпатичными литовскими городками -- Игналиной, Швенчёнисом и Швенчёниляем. В тамошних магазинах в изобилии были молочные и мясные продукты, что позволяло нам вполне прилично питаться (с нами ведь были дети), и были такие товары (одежда, обувь, посуда), которых не было в Ленинграде. Приезжий ленинградский и московский народ энергично «отоваривался» в тех магазинах. Набравшись смелости, мы даже съездили посмотреть на Вильнюс — эта поездка заняла у нас целый день, с утра до вечера. Ездить по асфальтированным литовским дорогам, окруженным красивыми лесами, было большим удовольствием. В городах и магазинах не было проблем в общении — русский язык был там достаточно распространен. Дело в том, что этот край Литвы исторически был заселен и литовцами, и белорусами, и русскими, и поляками.
Пару раз я совершил длительные прогулки в глубину огромного лесного массива, на краю которого была наша стоянка. Через лес проходили лесные дороги, по которым никто не ездил. В лесу иногда встречались лесники в зеленой форменной одежде, а сам лес выглядел каким-то ухоженным. В июле в лесу было море черники, а в некоторых местах в изобилии росла земляника.
Эта первая поездка в Литву нам так понравилась, что мы потом в течение нескольких лет проводили свой летний отпуск на той лесной стоянке у . Но с годами ситуация стала заметно меняться: приезжего народа, в особенности — москвичей, становилось все больше, машины и палатки на стоянке теснились друг к другу, становилось шумно и грязно. Кавалькады приезжих машин стали носится по окрестным дорогам, промтоварные магазины в окрестных городах стали наполняться множеством приезжих женщин, многие из которых вели себя весьма бесцеремонно. Это вызывало недовольство местного населения и соответствующую реакцию продавцов: днем, во время нашествия приезжих, с полок исчезали все привлекательные товары, которые снова появлялись вечером, когда приезжих уже не было. В конце концов, этот вид отдыха потерял для нас свою прелесть, и мы перестали ездить на ту стоянку под Игналиной. Но мы продолжали путешествовать по прибалтийским республикам (бензин в те годы был дешевым).
Прибалтика производила на нас впечатление «заграницы»: восхищали ее красивые и ухоженные «старые» города — Вильнюс, Каунас, Рига, Таллин, Тарту, Пярну; удивляли постоянный порядок на дорогах и сельских полях, обилие продуктов и товаров в магазинах, высокое качество молочных продуктов, которое существенно отличалось от того, что мы имели в Ленинграде.
Несколько лет подряд мы с женой устраивали себе кратковременную разрядку после напряженной трудовой зимы: пристроив каким-либо образом своих детей, мы на два-три праздничных первомайских дня уезжали на машине в Эстонию, в маленький симпатичный городок Вильянди, где останавливались в небольшой, но совершенно «цивильной» гостинице, сохранившейся там со «старых», то есть досоветских, времен. В праздничные дни она бывала полупустой, и мы попадали в нее без проблем, что тоже было удивительно — обычно в советских гостиницах никогда не бывало свободных мест.
Наш первый приезд в запомнился таким мимолетным событием, которое произвело на меня сильное впечатление.
Перед фасадом гостиницы располагалась небольшая площадь, все пространство которой занимал симпатичный сквер, отделенный от гостиницы улицей, проходившей вдоль гостиницы. На проезжей части улицы перед сквером была обозначена стоянка автомашин. Мы подъехали к гостинице вечером перед праздником. На стоянке находилось несколько машин с местными номерами, и я поставил свою машину на свободное место, не обратив внимания на то, что она оказалась прямо напротив выхода из ресторана, расположенного на первом этаже гостиницы. Мы разместились в гостинице в номере на втором этаже, из окна которого хорошо была видна моя машина, стоявшая на стоянке. В Ленинграде оставлять машины ночевать на улице было довольно рискованно — это я знал по собственному опыту. Два раза я оставлял свою машину ночевать в проезде около дома, и оба раза имел неприятности: первый раз у меня вскрыли багажник и унесли все, что в нем было, а второй — сняли лобовое стекло. И хотя я ни разу не слышал о том, чтобы такое воровство происходило в Эстонии, я все же невольно поглядывал в окно на свою машину. И вскоре увидел следующее. Из ресторана вышла большая компания подвыпивших парней, которая направилась в расположенный напротив выхода сквер. На пути компании была моя машинах с ленинградскими номерами, стоявшая между двумя местными машинами.
Я замер в ожидании того, какие агрессивные действия будут производить подвыпившие парни, проходя вплотную к моей машине через узкие проходы по ее сторонам (у нас в такой ситуации парни непременно стали бы стучать по машине, выплескивая свои, подогретые алкоголем, эмоции). Но, к моему большому удивлению, все парни аккуратно просочились по двум узким проходам между машинами, и ни один из них не дотронулся до моей — видимо у этих парней был другой менталитет. Пройдя мимо машин, они снова сгруппировались и, громко разговаривая, как это обычно бывает с подвыпившими людьми, пошли дальше через сквер. После этого инцидента при поездках в Эстонию я стал спокойно оставлять свою машину в любых подходящих местах, и у меня ни разу не было каких-либо неприятностей.
Каждый раз первого мая мы ездили в посмотреть на первомайскую демонстрацию, которая в этом городе была красочным, хорошо организованным, действием с многочисленными оркестрами и марширующими девушками, одетыми в различные красивые униформы. Посмотреть на эту демонстрацию со всей округи съезжалось в Пярну очень много людей — на длинной улице, подходящей к центру города, выстраивалось на стоянку несметное количество машин. Мы проводили в Пярну несколько часов, гуляя по городу и с интересом наблюдая за тем, как здесь проходит праздник, а затем возвращались в Вильянди, где тоже было на что посмотреть. А второго мая мы целый день возвращались домой, выбрав какой-нибудь длинный маршрут по пустым и ухоженным дорогам Эстонии, проходящим через ее маленькие города. Короткая первомайская поездка в Эстонию каждый раз действовала на нас очень благотворно и позволяла с новыми силами включиться в работу.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
