«Попутчики»
Мой попутчик, – Геннадий, – в соседнем купе на свою малую родину – в Луганщину. Едет он на побывку месяца на 2 – 3, ему обратно к постоянному месту проживания в Костомуште не к спеху, он пенсионер.
Он крепкий мужчина, лет пятидесяти. Всё при нём: он опрятен, даже элегантен, обстоятелен и весьма общителен. При нём дорогой «jP-phone» с мобильной связью, УКВ-радио и видеодисплеем. Он постоянно на связи с близкими, и в теме теле- и радионовостей.
Геннадий влюблён в Карелию – в этот чудный край, в чистую, немноголюдную и уютную Костомушту, в зелень елей и сосен, голубую лазурь озёр, в грибное и ягодное изобилие этих мест. У него крепкая семья, благоустроенная квартира, добротный легковой «Фольксваген» – ну, что ещё надо человеку? Работа? Так он уже с 45 лет на пенсии! Правда, временами подрабатывает, но это от скуки.
Геннадий приехал в по комсомольской путёвке давно, ещё юношей, сразу после демобилизации по завершении срочной службы в армии, устроился работать. Бытует у народа такое понятие – «непыльная работа», т.е. необременительная, не очень ответственная и вполне доходная. Работа у Геннадия была «пыльная» – он был шофёром карьерного самосвала, поставлял руду из карьера на местный Горно-обогатительный комбинат, но бывало, что и в Финляндию, на совместное предприятие.
Вполне допускаю, что его работа была пыльной и в прямом смысле. Наверное, да. При погрузке руды экскаватором в многотонный кузов, при разгрузке, да ещё в ветреную погоду, не сомневаюсь, пыли хватало – только в кабине и .
Но! Нормированный рабочий день, плановые отпуска, льготные профсоюзные путёвки в санатории и дома отдыха, обеспеченность комфортным жильём, приличная зарплата и выход на пенсию в 45! – это же достойное вознаграждение за труд и его условия.
По секрету Геннадий поделился: его трудовая пенсия составляет 13 тысяч рублей. С регулярными денежными компенсациями на инфляцию и приработком жены, живут в достатке.
Я за Геннадия порадовался...
И сравнил. Я тоже начал с комсомольского призыва. Весь свой трудовой стаж заработал в прочном корпусе подводной лодки. Ушёл на пенсию в таком же возрасте – в 46 лет. Военная выслуга, с учётом особых условий службы, составила 34 года. Летних отпусков я не имел. Дома бывал нерегулярно и редко. Времени на воспитание детей не имел, больше приходилось проводить с любимым личным составом, на служебных и боевых дежурствах, в море на отработке многодневных учебных задач и несении боевой службы вдали от родных берегов. Отдельную однокомнатную квартиру, уже имея двоих детей, получил, будучи командиром подводной лодки.
А пенсия... Стыдно признаться, она значительно ниже, чем у Геннадия – водителя самосвала.
В грустных раздумьях о нашей социальной справедливости, под стук вагонных колёс, – не спалось.
«Бдительность»
На разломе стран «Содружества» заполняем декларации, проходим контроль двух пограничных постов, двух таможенных контрольных пунктов, двух-трёх милицейских рейдов по составу. Везде сверяют «фэйсы» по документам, личности по именным спискам, опрашивают о провозе запрещённых предметов и грузов, проверяют личный багаж. .
– Граждане, Вы не забыли забрать припрятанные огнестрельное оружие и наркотики? – обратилась к соседям на конечной станции озорная попутчица.
«Осенний этюд»
Плацкартный вагон, как в известной двусмысленности со стаканом, был, скорее, наполовину пуст, чем наполовину полон. Где-то в глубине вагона слышались какие-то оживлённые разговоры и предотъездная суета устраивавшихся пассажиров. В этом «купе» – шестиместной выгородке вагона – Он был один.
– Скучно будет, – пожаловался Он проводнику.
– Не сезон уже, – подтвердил тот, и тут же уверенно добавил: – по пути наберём.
Вскоре, на ближайшей станции, в купе вошла Она.
«Теперь можно будет хоть поговорить с незнакомкой», – подумал про себя Он. Но на любезное предложение помочь разместить багаж, Она только ворчливо ответила, типа того что – «сама управлюсь!»
Они сидели молча. Сидели так долго.
– Листики уже желтеют... – скучно вымолвила Она, глядя в окно вагона.
– Да! – более оживлённо подхватил Он глубокую мысль спутницы. – вступает в свои права!..
Разговор обретал осмысленность.
– А знаете, звонил муж и сказал, что у нас в Архангельске уже мороз два градуса, и идёт снег! – торжественно добавила Она.
Радостью осветился и Он. После столь значимых слов о цвете осенних листьев, Он услышал ключевое слово – «Архангельск»! Этот город Ему был не чужд.
– Так Вы из Архангельска? – спросил Он.
– Знаете, – несколько смутилась Она, – не совсем там... Рядом есть такой городок – Северодвинск.
При слове «Северодвинск» Его сердце забилось учащённее, Ему стало ясно: перед ним свой человек!
– Вы были в Северодвинске? – удивилась Она, заметив радость на Его лице при упоминании имени Города.
– Да! – восторженно воскликнул Он. – Улицы Арктическая, она же Ленина, Полярная, кинотеатр «Родина», площадь Ломоносова... – радостно перечислял Он, вспоминая милые и такие дорогие Его памяти места.
– Но знаете, – смущённо и без явной радости пояснила Она, – Северодвинск – это город...
Она снова замялась.
– А Вы знаете? Слышали?
От слова «Ягры» Он уже весь пылал. Ягры когда-то стали счастливой частью Его новой жизни. Он уже твёрдо знал, что перед ним почти родной человек! Он ощутил потребность в искреннем и полном объяснении.
– Ягры! Ягры! – радостно восклицал Он. – Кто же не знает ? Это я не знаю Ягры? Да на Яграх, в болотной хляби, я утопил свои первые в жизни галоши – такие чёрные, блестящие, с малинового цвета байковой подкладкой!..
Печальная история с галошами Её растрогала, Она обещала подключить всю свою семью к их поискам и хранить впоследствии как историческую реликвию.
Впереди было ещё двое суток совместного . Вагон по-прежнему пустовал. Но Им было нескучно: приятным разговорам было несть числа.
Наговорившись вдоволь днём, ночами Они дружно, в унисон, похрапывали на соседних полках.
13.10.2010, Ст. Починок.
28.10.2010, СПб.
«Сервис непутёвый...»
Сентябрь близился к исходу. И «небо осенью дышало», и день заметно укоротился, но последняя неделя ещё жила запоздалым «бабьим летом», на листьях деревьев ещё только начали проявляться красочные осенние узоры. В такую радостную погоду ноги сами несут тебя к красивым людным .
– Ба-ба-ба! – Трофимов! Жив, курилка...
Да-да, тот самый Трофимов, что я как-то помянул в повествовании «Чёрная полоса». Сколько лет, сколько зим миновало, а он вот тут, передо мной, живой и невредимый. Староват, конечно, стал, облысевший и несколько согбенный, но бодрится ещё, взгляд искрится.
Слово за слово, разговорились. Вспомнилась служба, вспомнился Дальний Восток, гарнизоны, переезды-перелёты, неустройства и подъёмы.
– А помнишь..., а помнишь?.. – чередовались воспоминания.
Да, есть что и кого вспомнить...
Сейчас, после увольнения со службы по выслуге лет, Трофимов осел на постоянное жительство в Санкт-Петербурге. А вот днями Трофимов вернулся со своей «исторической родины» на восточной Украине. Она у нас общая – мы земляки, и мне небезынтересны его впечатления, тем более что я сам, двумя годами раньше, в такую же пору, побывал там.
Поговорив о новостях с родины, плавно перешли к путевым проблемам. Я рассказал вкратце о своих впечатлениях (я их описал в миниатюрах под общим названием «В дороге»), он – впечатления от своей поездки.
Попробую восстановить по-памяти его рассказ.
Итак, середина сентября. Именно на этот благодатный период планировал свою поездку Трофимов. Застоявшаяся августовская жара на Украине, по его расчётам, должна была поубавиться, транспортный бум после отпусков и каникул должен был поутихнуть – чего ещё лучшего желать свободному туристу. Исходя из этого, он и обрёл предварительно в железнодорожной кассе билеты в оба конца. Уже на этапе выбора маршрута возникли проблемы. Оказалось, что прямого сообщения с пунктом назначения нет. Ещё совсем недавно туда и обратно ходил прицепной плацкартный вагон через Харьков, минуя Москву, (мне в прошлой поездке повезло ним воспользоваться). А сейчас его почему-то сняли. Удобства в том вагоне были не ахти-какие, но всё же, сел и тебя без проблем довезут до места назначения.
Наиболее оптимальным виделся маршрут с пересадкой в Москве, через Валуйки. Оператор железнодорожной кассы старательно сводила по времени все эти пересадочные моменты, и, тем не менее, в Москве на Трофимову пришлось утомительно коротать долгих 10 часов до продолжения пути. Да, вокзал после реконструкции преобразился – он стал просторней, чище, уютней, сервисное обслуживание пассажиров значительно улучшилось. Чего уж говорить, даже доступ к линии метрополитена сейчас ведёт прямо из здания вокзала! А вот привокзальная площадь не радует глаз – там «царит» долголетняя разруха, просматриваемая за невысоким забором.
Уже начинаются вечерние сумерки, всё больше зажигается вокруг ночных светильников и вот, наконец, звучит долгожданное объявление о начале посадки в состав . Пассажиры суетливо заполняют перрон, и Трофимов устремляется к середине состава – где-то там просматривается курящийся дымок над одним из вагонов. Да, дымок исторгался из соседнего вагона. «Молодцы проводники! Значит, скоро побалуюсь чайком», – подумал с удовлетворением Трофимов, предвкушая предстоящее чаепитие.
Вагон, хотя и был чист, выглядел как-то уныло, производил впечатление древности. Металлические поверхности оконных рам были окрашены по ржавчине, у открытой форточки отсутствовали с одной стороны задрайка, а с другой шарнирная петля. Под стук колёсных пар, когда пассажиры уже устроились и состав миновал город, Трофимов заглянул в туалет. Ни мыла, ни туалетной бумаги не было.
Помыть руки ему не удалось: у сливного патрубка не оказалось ни , ни вентиля, а в подводящих трубах, видимо, горячей и холодной воды – на одной вентиль был без маховика, а другой свободно вращался в любую сторону, но не приводил в движение шток. «Да что же это? У них что – нет воды в системе?» – усомнился Трофимов, и пошёл уточнять обстановку у проводника. Оказалось, что вода в системе всё же есть, но вот чтобы нею воспользоваться, надо под изогнутым сливным патрубком нащупать «пипочку» и вдавить её в трубочку – тогда вода и польётся…
За кипятком пришлось ходить в тот вагон, который «курился» – с крутым кипятком он был один на весь состав.
Утром Трофимову не удалось воспользоваться электробритвой – электропитание 220 вольт в вагонные розетки не поступало. Пришлось снова идти к проводникам за помощью. К двери служебного купе подошёл ещё один «заросший» пассажир. Выяснилось, что электропитание на розетках практически отсутствует по всему составу, надо самим ходить и искать где оно есть. Посетовали проводнице на низкий сервис, на что она рассказала:
– Да мы всё это знаем, после каждой поездки пишем акты с перечислением неисправностей. Руководство акты берёт, но мер по устранению замечаний не предпринимает. А вот когда количество жалоб зашкаливает, тогда составляются ремонтные ведомости, вагоны или весь состав в нашем депо выводятся из эксплуатации, отправляются, якобы, на ремонт, а фактически переводятся в другое депо, на другие рейсы. А в другом депо снова составляются такие же акты, и никаких ремонтов… Нет, финансирование этих «ремонтов» проводится в полном объёме, но вот где эти деньги оседают – неизвестно.
– «Рио-рита, Рио-рита – кружится фокстрот. На площадке танцевальной 41-й год…» – продекламировал куплет из фильма Тодоровского попутчик Трофимова.
– Да-да! 41-й, 41-й! Мы ещё там… – грустно, рефреном откликнулась проводница.
Пройдя ближайшие четыре вагона, Трофимов электропитания не нашёл, на том и успокоился. Вагонная жизнь потекла своим путём, а к вечеру, с получасовым опозданием по неизвестным причинам, поезд прибыл на конечную станцию.
Очередные двое суток гостевого пребывания на родине пролетели, как во сне. В тесном и радостном общении с родными и близкими, ушли тревожившие впечатления от неудобств и проблем поездки. И, тем не менее, пришёл час отъезда, и шевельнулась где-то в душе далёким эхом обмолвка кассирши, продававшей билеты в Санкт-Петербурге – «На обратном пути в Москву вам, возможно, придется испытать неудобства сидячего места…», – или что-то в этом духе, на что Трофимов тогда не обратил внимания. Кстати, обратный билет был оформлен в на боковую нижнюю полку. «Ну, какие проблемы? – подумал тогда Трофимов. – Ну, посижу, пока попутчик будет обустраивать для спанья свою верхнюю полку – экая невидаль!»
Поезд в Москву отошёл от перрона по расписанию около 18 часов. Впереди предстояли почти сутки пути. Вагонная суета вскоре угомонилась, наступили вечерние сумерки, и пассажиры неспешно начали готовиться к ночлегу. Верхняя полка над Трофимовым пустовала, и он коротал время в одиночестве. Но тут подошла проводница, склонилась над ним и виновато промолвила:
– Извините, судя по билету, у Вас постельное бельё не оплачено…
– Какие проблемы? Давайте я оплачу!
– Нет, мы не имеем права выдавать неоплаченное бельё, нам запрещено…
– А начальник поезда может разрешить проблему?
Оказалось, что и начальник поезда тоже не в силах решить её. Более того, розничный отпуск постельного белья строго контролируется руководством, его можно получать в пользование только оплатив в железнодорожной кассе, а если будет нарушен этот «порядок», то можно и работы лишиться – такие вот дела…
Ближайшая длительная стоянка поезда (около 2-х часов) предстояла на станции Валуйки – только там можно будет решить «постельную проблему» через железнодорожную кассу.
Поезд в Валуйки подошёл около часа ночи. Погранично-таможенная суета длилась ещё около часа, и как только она закончилась, проводница сорвалась с вагона и с зажатым в руке билетом Трофимова помчалась по виадучным переходам через железнодорожные пути к кассам. Трофимов настиг её только в пустующем зале, у единственного освещённого окошка – она уже на повышенных тонах переругивалась с кассиршей.
Оказалось, что и в кассе не имеют права взимать отдельно оплату за пользование постельным бельём, можно это делать только при покупке билета. И всё же, смилостившись, кассирша приняла старый билет, оформила новый до Москвы с доплатой за пользование постельным бельём, но уже в другой вагон и на другое место. А успокоившись, даже пояснила природу коллизии – почему плацкартное спальное место оказалось без постельного белья. Всё оказалось очень просто: лицо, ответственное за реализацию железнодорожных билетов, выставило их в предварительную продажу, не обозначив номинала, вот их и продали, как «сидячие». Всё элементарно, Ватсон!
Близился второй час ночи. Трофимова в купе полутёмного «нового» вагона не ждали, но и не спали. Там уже сложился и свой «коллективчик». На одной нижней полке полулежала пышная женщина средних лет, у её ног сидел лет тридцати, крепкого телосложения парень («крепыш»). Напротив, на другой нижней полке, сидел другой парень – моложе первого и тщедушнее, а рядом с ним сидела молоденькая, щупленькая, с кукольным личиком девушка – вылитая «Барби». Столик был уставлен выпивкой и закусками, все уже были «навеселе», но тон общения между ними шёл с трагическим надрывом. Большие, округлые, тёмные, с длинными ресницами глаза «Барби» были в слезах. Молодые парни отчаянно увещевали её, а пышнотелая «матрона», ни к кому не обращаясь, твердила разные проклятия в адрес непутёвых абстрактных мужиков. Из нестройного многоголосья Трофимов уяснил, что у «Барби» случилась семейная трагедия – её оставил муж, ушёл к другой. Эта причина и объединила «жаждущих», «страждущих» и соболезнующих.
Остальные места были заняты пассажирами, не связанными с этой «компашкой». Пустовало только спальное место Трофимова на верхней полке, появление которого в купе никого не заинтересовало.
Стенания, уговоры и проклятия возвышались в ночи иногда до «форте», пьяную «Барби» молодые «джентльмены» со своей нижней полки перенесли и втолкали на боковую верхнюю, поочерёдно целуя и уговаривая её успокоиться. Нижнюю полку «Барби» занял тщедушный кавалер, ночью он несколько раз падал с неё на пол. Вся эта суета не давала измученному Трофимову спокойно уснуть. Но сон всё же взял своё.
А поутру они проснулись… не сразу, и не все. Крепыш ещё спал в соседнем , а «Барби», отвернувшись, на той же – боковой.
Нет, не трава… Лица их были помяты. Тщедушный парень был хмур, он что-то нашептывал «матроне», та, после недолгих колебаний, сказала:
– Ладно, только по одной!.. – и достала откуда-то недопитый самогон.
Вскоре присоединился «крепыш», пришлось повторить. А дальше – «души понеслись в Рай», уже без «Барби», которая проспала почти до Москвы.
«Матрону» с трудом разбудили перед Москвой, её должен был встречать муж. Женщина-соседка завесила её простынёй, чтобы переодеться. «Матрона» приоткрыла простынный полог, показала свои пышным формы «крепышу» и. не стесняясь, изрекла: «Как, ничего? Соскучишься – заезжай!»
Рассказ Трофимова привёл меня в уныние, поблекли в глазах яркие краски тёплого солнечного осеннего дня. На разноцветье нарядной уличной толпы как бы осел серый туманный смог – «Там, вдали, как тёмным флёром, омрачилось небо тучей…»(Конст. Фофанов). Но ведь рядом же – скорые экспрессы, «Сапсаны», вежливые в фирменных одеждах проводники, набор элементарных, но так необходимых дорожных услуг, а вот тут, тоже рядом, реликт – «41-й год!»
Рис. Валентин Губин.
В дороге случается всякое. «Пути Господни неисповедимы», – твердит молва. Наверное, в том числе, а может и в первую очередь, имеются ввиду …
СПб, ноябрь 2012 г.
