Вообще мингрелы, несмотря на коварный климат, люди очень здоровые. Тут все дело в спартанском воспитании детей с самого рождения. У дочери нашей хозяйки Нателлы младенец поначалу здорово ревел за стенкой, не давая спать. Ревел часами. Причем никто не брал его на руки и не баюкал.
— Нателла, — как-то при встрече спросил я ее, — чего это вы маленького Мишу не успокаиваете, никогда не берете на руки?
— А у нас это не принято. Ребенок должен лежать в своей кроватке и не привыкать к рукам. Дней через десять и плакать перестанет. Вы хоть раз нашу люльку видели?
— Нет, а что в ней особенного?
— Посмотрите и сами увидите.
Пришли в комнату, где лежал малыш. Действительно, многое было необычно. Мальчик лежал голенький (если не считать короткой рубашечки) в самодельной деревянной кроватке, которую можно было качать с одного бока на другой. Под головой у малыша не было подушки. Не было и матрасика. Чистая кроватка, покрытая простынкой. Зато в кроватке было сделано отверстие, и ребенок справлял свои делишки в тазик, стоявший внизу. Удобно и гигиенично. Мальчик всегда был сухой.
Не везде, наверное, это применимо. В средней полосе лежать так малышу холодно, а тут жара, практически нет зимы.
Для борьбы с заболоченностью здесь были когда-то высажены
В этой местности не росли фруктовые деревья и кустарники, не было и знаменитой лозы. Виноград, груши и ягоды нам возили крестьяне со склонов гор.
Как-то я поинтересовался у хозяйки:
— Что же вы сеете на этой заливаемой водой земле?
— Только кукурузу. Она любит воду. Еще выращиваем коконы шелкопряда.
— Как это?
— Пойдем в сарай, покажу.
На специальных решетках, положенных одна на другую и напоминавших колодезный сруб, лежали зеленые ветки тутового дерева. Меж листьев виднелось множество
— Вот выкармливаем их, а завьют коконы, сдаем.
— Кого, гусениц?
— Нет, бичо, не их, а коконы, — рассмеялась хозяйка. — Гусеницы к этому времени превращаются в куколок.
— А что дальше, Маргарита Артемьевна?
— Куколка становится бабочкой и стремится улететь. Только мы не должны этого допускать, иначе бабочка попортит кокон. Ведь чтобы вылететь, она делает в нем отверстие ну и, конечно, портит кокон. А ведь шелковая нить должна быть целой.
— Как же тогда уберечь
— Нужно сдать на предприятие кокон, пока куколка не стала бабочкой. А уж там паром или горячим воздухом убивают куколку, а с кокона сматывают шелковые нити.
С любопытством глядел я, как гусеницы, поедая зелень, выделяли тончайшие нити, обматывая свое тело похожими на восьмерку петлями.
— Вот видишь, это готовый кокон. — Хозяйка подала мне маленький бархатистый комочек, похожий на яйцо небольшой птички.
— И какова же длина шелковой нити?
— Больше километра. Причем это самый что ни на есть натуральный шелк.
— Много приходится заготавливать зелени?
— Да, гусеницы ее поедают быстро.
Вот так я открыл для себя еще одно чудо живой природы.
* * *
Трудности нашего быта с лихвой окупались взаимовыручкой и крепкой дружбой, утвердившимися в гарнизоне. За продуктами нашим женам приходилось ездить в город, преодолевая несколько десятков километров на машине. Установилась традиция: едешь в город, привези продукты соседям. Если кто-нибудь болел, каждый считал своим долгом поделиться лекарством. По вечерам в присутствии многочисленных зрителей резались в волейбол. Все вместе в клубе смотрели привезенный из города фильм. В общем, все были на виду, жили как одна семья.
В один из дней в кабинет дивизионных специалистов влетел рассыльный.
— Товарищ старший лейтенант, там у входа в штаб ваша жена, просит выйти.
— А что случилось?
— Говорит, какая-то телеграмма...
Выскочил на улицу. Растерянная Виктория сидела на лавочке, держа телеграмму в руке.
— Что случилось? От кого телеграмма?
— От твоей
Недавно писала, что хочет с соседкой по дому на месяц приехать в Адлер отдохнуть. Что же могло произойти? Дрожащими руками развернул телеграмму:
«Мама тяжело заболела. Срочно приезжай. Клавдия Ивановна».
Пошел к комдиву. Красовский прочел телеграмму, стал успокаивать:
— Ну и что ты так переживаешь? Да ничего с ней не случилось. Просто захотела тебя увидеть, вот и отбила телеграмму. Даже не заверила у врача.
— Не может моя мать на такое пойти, Владимир Александрович.
— А ты не зарекайся. Сама не могла, так люди научили. Кто эта Клавдия Ивановна?
— Соседка по лестничной клетке, подруга матери еще с блокадных лет.
— Ну, ну... Вот вернешься, скажешь, кто из нас прав. А сейчас собирайся. Даю тебе трое суток, включая дорогу. И не опаздывай в часть. Если на самом деле что-то серьезное, дай телеграмму. Ну, иди.
Вышел от комдива. Голова гудит от противоречивых чувств.
Ночью в поезде не спал, курил в тамбуре и все думал: «Как там мама?»
Вот и Адлер. Бегу по адресу: мать писала, что сняла комнату в доме железнодорожника. Толкнул калитку и увидел на крыльце... улыбающуюся маму. Кинулись друг к другу, обнялись.
— Что случилось, мама? Ты уже поправилась?
— Да я, сынок, и не болела, — ответила она смутившись.
— А телеграмма?
— Добрые люди посоветовали. Ты уж извини меня, старую, соскучилась по тебе. Вот и поддалась на уговоры. Особенно на твой приезд не рассчитывала, телеграмма-то не заверена. А ты приехал. Не знаю, как и передать, до чего я рада. А перед начальством извинись за меня. Поймут.
— Понять-то поймут, но больше так делать не нужно. У меня от этой телеграммы до сих пор голова как чурбан. И Виктория сама не своя.
— Прости меня, сынок. Сбили с толку.
— Ладно. Что случилось, то случилось. А я очень рад, что тебя увидел. Сейчас переоденусь — и айда на море.
До позднего вечера пробыли мы на море, всласть накупались. Утром следующего дня на автобусе съездили в Сочи. Могли ли мы с мамой думать в блокаду, что когда-нибудь будем гулять среди празднично одетых людей по набережной одного из красивейших приморских городов...
Вечером я уехал.
Владимиру Александровичу Красовскому по прибытии в часть я все рассказал без утайки.
— Ну, вот видишь, я оказался прав. А ты в панику. Слушай старших. А за правду спасибо. Рад, что повидал мать. Но в следующий раз отпущу только по заверенной телеграмме!
— Следующего раза не будет, товарищ капитан второго ранга.
— Дай-то бог!
* * *
Осенней ночью дивизион выходил на полигон для выполнения торпедных стрельб. В ожидании корабля-цели легли отдохнуть прямо на палубе. Обдуваемые теплым ночным ветром, разговорились с Трущелиным.
— Мне нынче в академию поступать, — проговорил Борис. — И знаешь, Виктор, не представляю себя без дивизиона, без здешних мест. А какие у тебя планы?
— Пока не знаю. Печень что-то начала сильно болеть. Как приду с моря, часа два здорово ноет. Наверное, от тряски.
— Это у тебя блокада боком выходит. Подлечиться надо.
— Да уж три раза был в Ессентуках. Врачи советуют перейти на берег. Думаю, пока еще рановато.
— Давай пожуем
— Давай, хотя говорят, что она мне вредна. Посасывая соленые кусочки рыбы, мы еще долго делились друг с другом планами.
С флагманского катера, осветив в темноте море, взвилась сигнальная ракета. Пора отдыха кончилась.
— Заводи моторы!
Над притихшим морем дружно взревели дизеля катеров. На экране радиолокационной станции белым зернышком засветилась цель.
— Боевая тревога! По пеленгу... дистанция... обнаружена цель. Определить элементы движения цели, — передал по радио своим катерам команду Трущелин, для верности плотнее прижимая рукой ларингофоны. — Атакуем строем уступа!
Задрав нос, катера понеслись к цели. На дистанции залпа, выпустив по кораблю торпеды, они помчались по их следу.
На разборе капитан 2 ранга Красовский среди других похвалил и моих подчиненных:
— Отмечаю хорошее знание техники радиометристами дивизиона. На переходе морем у «двести пятого» вышла из строя станция. Радиометрист Пантелеев мгновенно определил неисправность. Заломив мачту, в считанные минуты заменил клистрон, и станция снова заработала. Надеюсь, на призовых стрельбах дивизион не подкачает. Спасибо за службу!
* * *
...Прошло много лет. Приближалась двадцатая годовщина Победы советского народа над фашистской Германией.
В канун праздника в часть, где я тогда служил, была передана телефонограмма, предписывающая мне прибыть в Москву в одно из управлений Министерства обороны. Обеспокоенный, я помчался к командиру узнать причину экстренного вызова.
— Не беспокойтесь, — улыбаясь, сказал капитан 1 ранга. — Вас вызывают для вручения награды. Указом Президиума Верховного Совета СССР за боевые отличия в боях с немецко-фашистскими захватчиками вы награждены
Предательски дрогнули ресницы, в горле комок. В одно мгновение вспомнилось все. Блокада, бомбежки, артобстрелы, Дорога жизни, родной полк... И вот награда. Таким орденом гордится каждый фронтовик.
* * *
За час до назначенного времени я был в бюро пропусков в центре Москвы. Пропуска еще не выписывали, пришлось обождать.
— Простите, товарищ полковник, — обратился я к немолодому офицеру, — вы тоже, наверное, приглашены для получения награды?
Посмотрев на меня, полковник улыбнулся.
— Не знаю, как вам, а нам действительно будут сегодня вручать награды. Вы еще молоды, и слово «тоже» к вам, наверно, не относится.
В свою очередь, улыбнулся я.
— Да нет, подходит. Я тоже ветеран войны, и мне сегодня тоже будет вручен орден Отечественной войны, — сказал я с гордостью.
Полковник удивленно и уважительно посмотрел на меня.
— А как же ты, — как равный равному сказал он, — успел повоевать?
— Да вот так, был сыном полка.
— Ну что ж, солдат, давай сядем в зале рядом.
А потом был торжественный прием. Седой, известный еще с войны генерал вручал нам награды. Моему соседу вручили орден Красного Знамени. Подошел и мой черед. Волнуясь, держал я в руках красную коробочку с орденом. Серебро приятно оттягивало ладонь. «Какой он красивый, — подумал я. — И какой строгий, а вместе с тем простой». И еще невольно подумалось: «Пусть наши ордена, передаваясь по наследству от поколения к поколению, символизируют мирное небо и сияющие в нем звезды, так похожие на эти награды».
К 20-летию Победы был объявлен конкурс на лучший проект
* * *
Я рассказал об офицерском становлении одного из ленинградских мальчишек, судьба которого была счастливой: он не умер от голода в блокаду, не погиб на фронте. Его судьба вовсе не уникальна. В ней, как в капле воды, преломилась жизнь многих моих ровесников — тех ребят, кто не успел на гражданскую, не успел в Испанию, не успел толком и на Великую Отечественную, но все же хлебнул лиха наравне со всеми «успевшими». Разумеется, большинство моих товарищей стали военными людьми, носили и по сию пору носят погоны — армейские, флотские, пограничные... И это закономерно, в этом общая примета поколения. Мы выжили. И наш долг — дать выжить тем, кто родился после нас. Время сделало нас пожизненными солдатами.
У каждого в жизни своя звездная атака. У молодежи пятидесятых — целина, восьмидесятых — БАМ. Своя звездная атака и у героев, выполнявших интернациональный долг в Афганистане. Главное, что объединяет всех в этой атаке, — любовь к Родине, преданность своему народу. В этом — смысл жизни каждого.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru