Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Разведывательные дроны

Как БПЛА-разведчики
повышают точность
ударных подразделений

Поиск на сайте

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 25.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 25.

В разные сезоны моряки носят то белую, то черную бескозырку. Устройство белой сложнее, поэтому будем говорить о ней. Базовая модель белой бескозырки имеет съёмный, чтоб его можно было периодически стирать, чехол. Две пружины растягивают в тугую, как сам чехол, так и основание внутри него. Это – строевой, сугубо уставной вид бескозырки, сверху напоминающий бубен шамана. Девиз строевой бески – носи её в той форме, в какой получил со склада.
Однако, такая бескозырка не удобна. Она едва сидит на голове, и любой порыв ветра ее сдувает. Поэтому во все времена моряки ее дорабатывали. Существовало несколько признанных конструкций ярко выраженного архитектурного стиля.
На флоте известен «Блин» - вид бески предвоенного и военного времени, являющийся первой производной от её строевой праматери. Само название говорит о ее внешнем виде. Всем встречным он как бы говорил с характерным одесско-морским выговором: «Я настолько мариманистый и уставший, что ты лучше меня не задирай. Иначе будет как вчера». И, действительно, это - бескозырка вчерашнего дня. У нас таких никто и не носил.
Другое дело «гриб» или, ласково, «грибок»! Это когда пружина вставляется в белый чехол под его шов в натяг. Тогда плоскость чехла, увеличенная за счет шва, принимает форму гриба. В каждой роте были выдающиеся мастера «грибоделы», у каждого – своё «know haw». С грибами велась постоянная, но безуспешная война. В нашей роте закоренелыми жертвами ношения «грибов» были: Вася Семёнов, Олег Осипов и Женя Смирнов. Не отставал от них и Костя Калинин, и, конечно же, Слава Калашников: «Бережно надеваешь беску на свой черепон, при этом правой рукой удерживаешь её за талию на лбу, а левой, чистой рукой за конец чехла легко осаживаешь её вниз. Всё готово. И все девки твои!»




Слава Калашников в Александровском парке г. Пушкина. Май 1963 года.

А еще эта черная лента! Она имеет длину более двух метров и сделана из такого прочного материала, что может запросто выдержать вес человека, но, как и бескозырка в целом, она требовала особой доработки. При печатании якорей концы ленты пропитывались каким-то раствором, и теперь его засохшие остатки надо было удалить, иначе ленточка скручивается в трубочку. С этим можно справиться, если на 1-2 минуты опустить концы ленточки в кипяток. Затем обычной швейной иглой с якорей можно выцарапать золото таким образом, что оставался только их абрис. Лента была цельной и сзади завязывалась так, что два её конца с золотыми якорями свисают на спину счастливого обладателя. Но и эту ленточку можно было особым способом удлинить. Но этот хитроумный способ хранится в тайне.
«Гриб» стал визитной карточкой питона в любом высшем училище. И многие продолжали носить «грибы» вплоть до звания капитан 3 ранга. Флотское командование их также не жаловало и выказывало своё неудовольствие. Старшие офицеры переходили на ношение фуражек, пошитых на заказ. Стоили они не дёшево, но того заслуживали. Своими классными фуражечниками особенно славился Черноморский флот. Их произведения имели солидный декор: чехол из белой шерсти, тулья любой высоты, красивая внутренняя отделка и кожаный козырь. Некоторые из адмиралов (почему-то всегда малого роста) заказывали козырьки такой площади, что во время дождя под ними не мокли даже колени. Одним словом – шик!


***

Следующий элемент формы – гюйс, синий отложной воротник с тремя белыми полосками. На белой форменной рубахе (форменке) он был пришивным, а на остальных пристегивался и надевался поверх. В наше время воротник почти не видоизменялся, только заглаживались три складки. А в вороте рубахи между швов делалась прорезь, в которую можно вставлять авторучку. Очень удобно. Сама форменная рубаха носилась с напуском на ремень. Погоны пришивались так, что они налезали на шов рукава – чтобы плечи казались шире. Ворот тельняшки не трогали, то есть не вырезали его глубже, как это делалось в 1950-х годах. Из других видов одежды шинель можно было укоротить с 35 см от пола до 45 – 50 см (за испорченную таким образом шинель удерживалась сумма в 6 р 48 коп. – В.Г.), шапку лучше особым образом примять.



И только бушлат вроде бы оставался в первозданном виде.
Но самым примечательным элементом формы были флотские брюки. Отличительной особенностью флотских брюк являлись отнюдь не клеши, как принято думать, а отсутствие гульфика, то бишь ширинки. Клеши, когда приходила мода, носили и гражданские люди. Форменные брюки, кроме морской молоди всех видов, расклешивали суворовцы, и даже кадеты дореволюционных времен. А вот гульфик в морскую форму пришел не так уж и давно. Раньше считалось неприличным иметь его, если он не прикрыт другой одеждой. А у матросов и ширина брюк, и застегивание их с помощью двух клапанов по бокам было обосновано функционально: чтобы легче их сбросить с себя в воде. Но моряки прославились тем, что довели клеши до непомерной ширины. В наше время мода была другая.
Вообще, мода подразумевала не только ширину брючины, но и ее форму: прямая, заужена в коленях, конусом вниз, конусом вверх и пр. С конца пятидесятых брюки вслед гражданским дудочкам зауживались во всех местах. А ушивались брюки в швейной мастерской. Там же можно было заказать шикарные погоны и курсовые знаки, конечно, не бесплатно. Портным за эти штуки попадало, как и нам, но дело не умирало. Руководил швейным производством Аркаша (Абрам Фалкович) Пинский. Его педагогическая мудрость заключалась в том, что за приведение брюк в исходное состояние (а это тоже приходилось, в конце концов, делать) он брал вдвое дороже.
Те семь лет, которые мы носили нахимовскую форму, срок для моды большой, и если посмотреть пристальней, то пик зауживания брюк был, когда мы еще трогать форму едва решались. А в одиннадцатом классе Козловский Марк первый из нас и единственный придал своим брюкам форму «конус вниз» и тем самым опередил время.




Торжественное построение роты по случаю окончания последнего учебного года. Слева направо: Э.А.Авраменко, Ю.А.Барышев, В.Лебедь (старшина роты), В.Виноградов (секретарь комсомольской организации), далее в первой шеренге: Е.Федоров, Г.Малахов, В.Градосельский, А.Комаров, С.Мельниченко. 26 мая 1965 года.

Интегральный нахимовский стиль, пожалуй, ярче всего проявлялся в облике парадного батальона. Его можно определить тремя словами: чистота, ладность, скромность. И это имеет свои объяснения. Поскольку организм нахимовца и его тельце еще не оформлены окончательно, то любая экстремальность в форме его одежды выглядит смешно и нелепо. Но, как только строй распускают, все интегральное становится дифференциальным. Профессор В.Зиборов рассказывает, как при возвращении после парада на поезде из Москвы, он всю ночь вручную ушивал парадные брюки. Чтобы в Ленинграде не выглядеть парадным охламоном. Но на платформе Московского вокзала его засек замполит А.А.Стенин и заставил тут же привести брюки в исходное.

***



Никто ведь и не думал, что попробовав «трубку мира» на острове Тобаго, матросы и сам Христофор Колумб разнесут новое «удовольствие» по всему миру.

Еще более нелепым теперь кажется то, что нахимовцы (опять же, не все) не избежали обычных для взрослого человека пороков. Курение – это, наверное, первый из грехов, который, едва появившись, вскоре обрел массовость. Отдельные куряги заражали пагубной привычкой своих друзей, те - своих, и - так далее. Настоящая цепная реакция. В 15 лет регулярно смолили и вполне приличные мальчики. Первыми нашими сигаретами были отечественные: «Ароматные», «Ментоловые», «Аврора». Но затем их быстро сменили сначала в Москве, а потом и в Ленинграде сигареты с фильтром: польские и болгарские. Поэтому с иностранными сигаретами у нас связаны московские воспоминания, с русскими – ленинградские. Русские: «Аврора» или в Москве «Прима» стоили 14 копеек, а польские в белой пачке c красной заглавной буквой «F», кажется, копеек 18, к тому же они быстро сгорали. Впервые мы их попробовали в Москве на параде году в 1961 или в 1962. Ну, а дальше пошли всякие там: «Trezor», «Болгартабак», «Шипка», «Jebel», «Пчёлка» и др. А затем в дело пошли и крепкие кубинские с сигарным табаком сигареты типа «ligeros», «Partagos».



Игорь Задворнов (справа) и Михаил Московенко в подмосковной усадьбе Архангельское. Октябрь 1962 года.

Пойти покурить выражалось фразой: «пойти пофарить». За курение, конечно, наказывали строго. Самым безопасным местом было курение в кочегарке, которая находилась в подвале учебного корпуса. Но спуститься туда и вновь подняться на этаж за пять минут перемены надо было еще успеть. Ближе был гальюн, место общего пользования. И без того всегда чистый и свежий, он был доведен штрафниками до идеального вида, и теперь стал настоящим «общественным местом». Там кипела своя неформальная жизнь: рассказывались свежие анекдоты, делались первые затяжки табачным дымом. Курение в гальюне было чревато неприятными последствиями: из него был один выход, и если его занимал кто-то из командиров, то положение становилось «безвыходным». И все-таки выход был найден: вещественные доказательства бросались в унитаз, а дальше все зависело от того, насколько сильно ты упрешься, отрицая свою причастность к курению: не курил и всё тут. В качестве контрмер следовали: обнюхивание, вытряхивание карманов и тщетная команда: «Не спускать!» (последнее имеет ввиду – не спускать воду в унитазе). А однажды… Женя Беляев спрятал не затушенный окурок в карман, а там как на грех лежала целлулоидная расческа. Потитак, чувствуя неладное, устроил затяжной допрос, и вдруг карман полыхнул, и повалил едкий дым. Такое не забудешь, хотя ряд знатоков нашей истории считают, что этот случай произошел с сыном Героя Советского Союза Олегом Осиповым (он же Рюша-Мореман). Но шрам на ноге Жени Беляева все ставит на свои места и напоминает о былых прегрешениях. Впрочем, случай мог иметь повторение. Расчески в кармане были у каждого, потому что теперь нам уже разрешали носить некое подобие прически.
А после отбоя, когда все воспитатели, обеспечивающие и дежурные, наконец-то, покидали нас, устраивался массовый перекур, который получил только что вошедшее тогда в быт название «Голубой огонек». По жизни, чего только не приходилось курить. В лагере раскуривали сухие листья веников, и даже трубки тростника, зажигая ее с одного конца – лишь бы дым шел. Вариантов этой заразы не счесть, а вариант отказа от нее у всех один и тот же: на каком-либо участке жизненного пути подворачивается «благоприятный» кардиологический случай, и вредной привычки как не бывало. И остается только сожаление, что не решился на это раньше!

***



Сам Христос вином не гнушался, и первое Его чудо было - превращение воды в вино.

In vino veritas - истина в вине. К сожалению, эту поговорку мы, как люди читающие, узнали очень рано. Особо любопытные из нас пытались постичь ее смысл с детства. Так поиски истины незаметно превратились в поиски вина. Первые индивидуальные употребления алкоголя во внутрь совпадали с его наружным употреблением: простудившихся детей раньше часто растирали спиртом и отогревали стопкой Кагора, но это, конечно, еще до училища. В училище во время посещения кондитерской фабрики помыслы нахимовцев, наконец, обратились к специальному цеху, где делали конфеты с ликером. Первыми о нем узнали те, кто чаще бывал на фабрике, а это - участники художественной самодеятельности. У одного из танцоров, Коли Петрова, на фабрике работала мама. Попасть в цех, конечно, не удавалось, но некое стремление осталось. И первыми, кто устроил коллективную пьянку, да еще в стенах училища, были «танцоры». В истории танцевального кружка сохранился случай, датируемый ноябрем 1959 года, когда был употреблен спиртной напиток – портвейн «33». Его для них купил старший нахимовец Мурашкин, друг Мишки Московенко, тот самый, что год назад обещал его маме «за Мишей приглядеть». И эту первую бутылку они выпили на пятерых (Голубев, Грабарь, Жидких, Калашников, Московенко), замаскировавшись спортивными матами в Актовом зале училища. Потом, уже с класса девятого, это стало недоброй богемной традицией. И посоветовали им принимать перед выходом «по чуть-чуть» матросы крейсера «Киров» на совместном концерте в Зале Революции ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Затем уже перед каждым выходом на сцену наши танцоры принимали для раскованности небольшую порцию алкоголя. В высшем училище эта норма составляла четвертинку водки на двоих, и иногда приводило к падениям на сцене.



Все начинается с лимонада. Нахимовцы С.Попов, А.Белогуб и В.Иванов со своими гражданскими друзьями. 1960 год.

Тем временем, в феврале 1962 в руки правосудия попались первые наши «алкаши». Это были совсем другие люди, но отнюдь не случайные. Ерошкин и Заслонкин водили компании в своих старых дворах. В тот раз, вернувшись из увольнения, они еле стояли на ногах. Кто-то пытался натолкать им во рты зубную пасту, чтобы отбить перегар. Но это их не спасло, и они были отчислены. Известен также случай употребления отдельными личностями «Горного дубняка» в Артиллерийском музее.
Истина, которую мы так упорно искали, заключалась в известном всем взрослым людям правиле: надо знать с кем, когда и сколько. В те годы ходили поговорки: «Пить надо в меру», - сказал Джавахарлал Неру, - «А у нас водку пьют до сыта», - сказал из-под стола Хрущёв Никита. Конечно, условия училища ограничивают степень алкогольной свободы, и случаи употребления спиртных напитков были единичны но, что происходит после училища? Дальше каждый должен был сам решать, до какого момента он может заниматься этим опасным «спортом». Кто вовремя не соскочил с катящего под уклон поезда, тот поплатился жизнью.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.rumailto:karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю