В нашей роте первая морская корабельная практика проходила после 8-го класса (летом 1962 года) на легендарном Краснознамённом крейсере «Киров». Первые впечатления начались еще в училище, когда нам выдали белую брезентовую робу. В училище мы ходили в синей, более мягкой и тонкой, а главное – не такой маркой. Кроме нас в синих робах ходили только подводники и курсанты ВВМУПП. На крейсере в ходу была, конечно, белая.
На палубе морского буксира мы отправились в Кронштадт. Для большинства из нас это было первым морским путешествием, и мы должны были испытывать душевный трепет: буксир шел мимо портовых сооружений и стапелей судостроительных заводов. Но в памяти осталось лишь то, как в Морском канале мимо борта буксира лениво проплывали свидетельства любовных утех предохраняющихся ленинградцев.
***
Крейсер “Киров” считается первенцем советского флота. В середине 1930-х годов были задуманы корабли, которые при водоизмещении 8600 т несли бы девять 180-мм пушек и развивали скорость хода в 35 узлов.
Легкий крейсер "Киров" на Большом Кронштадтском рейде. 1960-е годы.
Таким образом, они по водоизмещению и скорости были легкими крейсерами, а по артиллерийскому вооружению приближались к тяжелым. Итальянская судостроительная фирма “Ансальдо”, в Генуе взялась консультировать их проектирование и обязалась поставить машины для головного корабля. Головным из них стал крейсер “Киров” [1], он вступил в строй на Балтике 28 сентября 1938 года. За ним последовал “Максим Горький”, “Ворошилов” и “Слава”.
15 октября 1939 года в составе эскадры КБФ “Киров” прибыл в Таллин. 1 сентября 1940 года совершил переход из Таллина в Лиепаю под флагом Наркома ВМФ Н.Г.Кузнецова. На корабле находились также замнаркома Л.М.Галлер и командующий КБФ В.Ф.Трибуц. В море корабли встретил шестибальный шторм. Ветер усилился до 9-10 баллов, волна — 7 баллов.
22 июня 1941 года «Киров» встретил на Рижском рейде и уже днем вступил в бой. Противник, выйдя к Западной Двине, заминировал выходы из Рижского залива. Свободным от мин оставался только мелководный пролив Муху-Вяйн (Вяйнамери), соединяющий Рижский и Финский заливы. Углубив фарватер, удалось перевести крейсер в главную базу флота — Таллин. И 22 августа 1941 года в 20.55 «Киров» первым из кораблей на Таллинском рейде открыл огонь по позициям немцев в районе мызы Кейла.
Началась эвакуация Таллина. На «Кирове» находились Военный совет КБФ, члены правительства Эстонской ССР, а также Краснознаменное знамя Балтийского флота. Кроме того, на крейсер были погружены ценности Госбанка.
После легендарного перехода флота из Таллина в Кронштадт 30 августа буксиры ввели крейсер в Лесную гавань и поставили у стенки, а позднее он был перебазирован в Ленинград.
В зависимости от назначаемого главному калибру сектора обстрела «Киров» не раз менял место стоянки. Сначала он стоял у стенки завода № 194, затем у 19-й линии Васильевского острова. В 1942 году крейсер был поставлен на бочки между мостами Лейтенанта Шмидта и Республиканским (ныне Дворцовый). В конце июня его перевели к правому берегу Невы, к Университетской набережной. В январе 1944 года началась операция по разгрому немецких войск под Ленинградом. Утром 19 января буксиры взломали невский лед, крейсер вышел на середину реки и стал на якорь напротив Академии художеств (Университетская набережная). А 20 января загремели зенитные орудия крейсера салютуя в честь долгожданной победы под Ленинградом. В июне 1944 года «Киров», заняв огневую позицию в Ленинградском торговом порту, огнем главного калибра уже разрушал доты и дзоты «линии Маннергейма».
Крейсер «Киров» с доблестью прошел войну, 27 февраля 1943 года «За образцовое выполнение экипажем боевых заданий командования и проявленные при этом мужество и отвагу» первым среди надводных кораблей КБФ был награжден орденом Красного Знамени. Не раз бомбы противника попадали в корабль, но самое крупное повреждение он получил уже после войны. 17 октября 1945 года в носовой части с левого борта раздался сильный взрыв. Причиной разрушения явился взрыв немецкой донной магнитной мины типа «С» с весом заряда взрывчатого вещества 700 кг ТГА (эквивалентного 910 кг тротила) на расстоянии 20 м от днища в районе носовой башни.
Ремонт на Кронштадтском Морском ордена Ленина (1944) заводе продлился до 20 декабря 1946 года. Это было второе рождение корабля, которое примерно совпало с нашим первым рождением. А 29 апреля 1958 года заслуженный корабль вывели из боевого состава и поставили в Кронштадте на отстой - осенью того же года мы поступили в Нахимовское училище. В сентябре 1960-го корабль был расконсервирован, введен в строй и передан в состав ЛенВМБ, а 3 августа 1961 года переклассифицирован в учебный крейсер. На нем проходили первую плавательную практику курсанты военно-морских училищ.
16 июня 1962 года, миновав ворота Военной (ныне Петровская) гавани Кронштадта, к борту крейсера подошел морской буксир. На палубу крейсера высадилась наша орава.
После войны в гаванях Кронштадта стояло много кораблей. А с 1958 года, когда была принята программа сокращения корабельного состава ВМФ, их число поубавилось. Порезан линкор «Октябрьская революция» (бывший «Гангут»), зенитное орудие и огромные якоря корабля установлены в городском Летнем саду, ныне они стоят на Якорной площади. Порезан обрубок линкора «Петропавловск» (бывший «Марат»). В 1956 г. была переформирована в учебный корабль, а в 1960 году сдана на слом канонерская лодка «Красное знамя» (бывший "Храбрый", спущен 9.11.1895 г.). В 1961 году поставлен на разборку ровесник «Авроры» учебное судно «Комсомолец» (бывший «Океан», немецкой постройки). Учебное судно «Неман» (бывший немецкий минзаг «Изар») переведено на СФ, и в качестве плавбазы поставлено в Лиинахамари. Порезан крейсер «Адмирал Макакров» (бывший «Нюрнберг»).
Шхерный монитор "Vainamoinen". 1950-е годы.
К 1962 году из старых кораблей оставался только финской монитор «Vainamoinen» [2], переименованный в «Выборг», только вот что-то не помнится, чтобы его кто-нибудь так называл, а чаще звали «Ваня–Маня». Две войны на него охотились балтийские летчики, но потопить так и смогли. В 1947 г. корабль был куплен у Финляндии. Монитор произвел на нас колоссальное впечатление. Он отличался низким бортом и мощными 254-мм стволами орудий в двухорудийных башнях, до того тяжелыми, что их поддерживали специальные подставки. Видом он напоминал скорее какого-то крокодила, лежащего почти незаметно на поверхности воды, но с высоко торчащим перископом. Служил этот «крокодил» до 1966 г.
***
Нам выпала честь проходить морскую практику на учебном легком крейсере (УКРЛ) «Киров», который и стал нашим пристанищем на целый месяц. С нами были наши командиры: Н.П.Оверченко, Э.А.Авраменко и В.М.Румянцев, мичман Лесничий. Вместе с нашей ротой была еще и рота Л.Ф.Бориченко, старше нас на год, но это почему-то не всем запомнилось. К тому же в одну из практик на крейсере по несколько дней были и преподаватели: Е.Г.Пупков и В.В.Певцов.
Учение по постановке дымовой завесы на крейсере "Киров". 1962 год.
Как же начинается знакомство с кораблем у мальчишки неполных пятнадцати лет? Едва ступив на борт, и даже не распаковав еще вещмешки, мы первым делом разбежались кто куда, словно тараканы. День был субботний, и никому до нас дела не было. Большинство из нас первый раз были на боевом корабле. Вокруг масса любопытных вещей. Когда все доступные места на верхней палубе были осмотрены, самые шустрые из 3-го взвода: Овчинников, Хрущалин и еще кто-то третий, как помнит Задворнов, по трапам фок-мачты вскарабкались под самые радиолокационные станции, не сознавая того, как это было опасно. «Выше нас, - далее вспоминает он, - были только топовые огни. Погода была прекрасная, и Ленинград был виден невооруженным глазом. Кто-то пытался отбивать чечетку на крыше дальномера главного калибра. Было невдомёк, что можно не только «загреметь» с высоты метров в 20-30, но и получить дозу облучения от радиолокационных станций, если бы они вдруг заработали».
Когда это дошло до командования корабля, все силы были брошены на то, чтобы «сбить» наших верхолазов с высоты. Шуганул их оттуда вахтенный офицер. С годами эта история дополнилась одной подробностью - подействовала прозвучавшая по трансляции команда: «Прибывшим из нахимовского училища обезьянам срочно слезть с мачт и построиться на юте!» - так рождаются байки. На деле нахимовцы катились вниз по крутым трапам, подгоняемые крепкими словами старпома.
***
Старпом от нахимовцев просто шалел, и его можно понять, он отвечает за все, что творится на корабле. Его: «Сгною на камбузе!» -- превратилось из должностного девиза в принцип воспитания подрастающего поколения. За старпомом следовал главный боцман, который отвечал за порядок, а за ним поспешали и офицеры корабля.
Офицеры проводили с нами занятия, но особой радости при этом не выказывали, потому что мы для них были довеском к их многочисленным заботам. В их лицах можно было прочесть одновременно жалость к себе и зависть к нашей беззаботной судьбе, и, похоже, эта смесь вызывала у них жажду мщения.
В общем, наши шалости теперь оценивались совсем по другой шкале. Порой и жестоко. Вспоминает Виктор Строгов: «Уже в 1963 году со мной был такой случай. По каким-то причинам я проспал подъём в 6.00 и во время зарядки дежурный по кораблю поднял меня, заставил одеться и отправил в наказание чистить дымоход в котельном отделении. Никакого респиратора предложено не было. Стальная щётка и теснота корабельного дымохода. Там под бдительным оком вахтенного машиниста и проходил процесс чистки до 20.00 - без завтрака, без обеда и без ужина. Самое интересное, что никто не спохватился, и меня не искал. Сам дежурный, назначивший меня на эту каторгу, тоже забыл, давно сменился и сошёл на берег. Фамилию его не знаю, но вспоминаю всю жизнь тихим и недобрым словом».
Матросам, наоборот, было в радость научить малолетних умников вещам, которые на корабле знает каждый. Удивляло искреннее стремление рассказать все известные только ему тайны устройства своего боевого поста, и то терпение, с которым они это делали. Срочная служба на кораблях составляла тогда четыре года. «Годки», матросы последнего года службы, казались нам пожилыми людьми. У одного старшины срочной службы была лысая голова и чуть ли не двое детей. Годки относились к нам покровительственно, в минуты отдыха нас допускали курить в самом начале полубака за нулевым шпангоутом, куда по неписанным корабельным правилам заходить разрешалось только им.
В.Лебедь на полубаке за нулевым шпангоутом. Здесь можно было услышать самые задушевные песни и самые захватывающие рассказы. 1964 год.
А в нашу третью практику годками стали те, кого мы знали еще молодыми матросами, через них и мы теперь пользовались в команде определенным почетом. На всю жизнь сохранили нахимовцы благодарность команде крейсера. И вряд ли кто из нас, в каких бы рангах мы потом ни были, хоть раз в жизни преступил уважительное отношение к матросу.
Но самым главным человеком на корабле был, конечно, командир. Он – царь и бог! Особенно такой, как Борис Васильевич Викторов. Про него ходили легенды. Главная из которых, как он без буксира заводил крейсер в гавань Кронштадта. Правда, мы такого не видели. Командовал он кораблём с 1958 года, и еще два года до этого (когда корабль был на отстое) был на нём старпомом. В 1962 он ушел на командные курсы при ВМА, и затем командовал 10 бригадой ПЛО СФ. А в 1967 назначен начальником факультета ПЛО во ВВМУ им М.В.Фрунзе.
Через пару дней после нашего прибытия этот опытный командир, решил собственными глазами посмотреть, что за чудо объявилось на его корабле. Нас построили, он долго рассказывал о традициях корабля, а в конце спросил, есть ли жалобы? Жалоба была одна – хотим есть. Командир, вдруг опешил: здоровенные матросы его команды никогда не жаловались на недостаток еды, а эти желторотые… Разгадка была та же, что и у всех подростков: мы росли. А свежий морской воздух разжигал аппетит до нестерпимых пределов.
После Викторова кораблем последовательно командовали его старшие помощники: В.П.Макаров и С.А.Налетов.
***
Мы провели на этом корабле три практики кряду. Первая совпала с запоздалой сдачей кораблем курсовых задач, что обычно проводится перед вступлением корабля в кампанию. Нахимовцы все были расписаны по боевым постам. По тревогам (а в период сдачи кораблем курсовых задач их было немало) мы исполняли обязанности дублеров боевых номеров. Исключение делалось только, когда что-то интересное происходило на верхней палубе. Корабль, естественно, больших плаваний не совершал, но мы были свидетелями таких учений, какие мало кто видел и в настоящей службе. В таких случаях по трансляции звучала команда: «Учебно-боевая тревога! Нахимовцам собраться на верхней палубе».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
