Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Новые возможности комплекса наблюдения и разведки серии Пластун

Зоркий "Пластун"
на военной службе

Поиск на сайте

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 4.

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 4.



Морской подготовке, хождению на веслах и под парусами в Ленинградском нахимовском училище уделялось большое внимание

В общем, самостоятельности и свободы было достаточно. В какой-то мере это воспитывало и ответственность. С позиций сегодняшнего дня удивительно, но нас отпускали самостоятельно на Неву даже под парусами. Помню, будучи старшиной шлюпки и маневрируя перед Кировским мостом, я ухитрился в пролете моста сломать мачту. Течение под мостом очень сильное, водовороты. С управлением я не справился, нас навалило на бык, и мачты мы лишились в одно мгновение. Шлюпку едва не перевернуло. Однако чтобы меня наказали — не помню. Думаю, что сегодня разрешить хождение по Неве под парусами не может даже оперативный дежурный по ЛенВМБ. Тогда все было много проще. Только что закончившаяся война приучила всех к самостоятельности. Победить без этого было просто невозможно.



Шлюпочные гонки на озере Суло-ярви, где располагается лагерь училища. Теперь озеро называется Нахимовским

Что же касалось остального — коллектива, порядка, сложившихся традиций — они мало отличались от тбилисских. Отношения с воспитателями были такими же теплыми, я бы сказал, взаимно доверительными. Мы любили своего командира роты Григория Максимовича Карпеченко и обожали старшину роты Сергея Федоровича Федоренко. Отношения с последним были совершенно неформальными. С.Ф.Федоренко мог, например, вызвать к себе провинившегося нахимовца, бросить ему пару боксерских перчаток, надеть перчатки сам и, скомандовав: «Защищайся!», слегка извалтузить провинившегося. Причем это не несло в себе ни капли издевательства.



Григорий Максимович Карпеченко и Сергей Федорович Федоренко

Такими же были и наши отношения с младшими классами. В числе развлечений, а мы были самыми старшими, существовало так называемое «похищение малыша». В нашей роте на стене, на высоте около двух метров, торчал крюк. Иногда вечером после самоподготовки мы совершали набег на малышей. Выхватив из отчаянно оборонявшейся кучки одного из них, под свист и улюлюканье тащили малыша на свой этаж. Здесь «жертву» подвешивали за ремень на крюк. Вокруг начинались ритуальные танцы дикарей. Скажу сразу, все делалось при полном удовольствии и похитителей, и похищенного. Если говорить серьезно, то младших мы оберегали и защищали. Стоило пройти слуху, что мальчишки соседней школы обидели кого-нибудь из наших, в ход пускались ремни и бляхи. Младшие роты это знали и всегда чувствовали себя защищенными.
В связи с этим не могу не вспомнить, как через много лет после описываемых событий, попав как-то в морской госпиталь, я прочитал в традиционно расписанном фольклорными изречениями гальюне афоризм: «Карась, не бойся смерти, бойся питона!» Что такое питон — я знал. Это слово произошло еще в наше время, когда нахимовцев называли воспитанниками. Слово «воспитанник» трансформировалось в «воспитона», а потом и в «питона». Все мы называли себя «питонами». Но почему карась должен бояться питона, да к тому же больше смерти, мне было неясно. Со мной в отделении лежал нахимовец.
— Ты — питон?
— Нет, я карась.
Так я узнал, что сегодня в Нахимовском училище младший, 9-й класс, — это караси, а старший, 11-й, — питоны. Довольно сбивчиво «карась» объяснил мне, почему нужно бояться питонов. К счастью, в наши годы такого и близко не было.




Посвящение в питоны. Начало 1990-х годов.

Если говорить о нашем нравственном воспитании, то оно формировалось в основном с помощью двух книг — «Морские рассказы» К.Станюковича и «Капитальный ремонт» Л.Соболева. Последней мы зачитывались особенно. Понятия «родина», «флот», «честь», «офицерские погоны» для нас, маленьких романтиков, были святыми. Ими мы руководствовались и в своих практических действиях, подчас не без перебора. Помню, во время летней практики на шхуне «Учеба» меня назначили вестовым в кают-компанию. Быть официантом, подавать тарелки даже своим офицерам я считал унизительным. Однако выход был найден. Измазав руки в смоле, я опустил их в ящик с песком, потом попытался отмыть. Естественно, ничего не получилось. Так я и приступил к исполнению новых обязанностей. Опустив большой палец в тарелку с супом, подал ее командиру роты.
— Что у тебя с руками?
— Измазал, не могу отмыть.
— Два наряда вне очереди и передай, чтобы тебя заменили!




Летняя практика на шхуне "Учеба": палубу драим до блеска



На "Учебе" идет уборка парусов, работаем на бушприте

Что еще можно сказать о нахимовском детстве? Мы много читали, очень много. В случайно сохранившейся у меня тетради, озаглавленной «Перечень книг, прочитанных мною с поступлением в ТНВМУ», за 1943-1944 годы числится 251 книга, в том числе достаточно серьезных авторов: Флобера, Мольера, Гюго, Байрона и других.
Не скажу, чтобы запомнилось что-то особенное в учебном процессе, разве что такой эпизод. В Тбилиси мы больше, чем других, любили преподавателя математики инженера-майора Н.И.Мишина. Он почему-то всегда носил кобуру с пистолетом, которую постоянно поправлял тыльной стороной ладони, испачканной мелом. Преподавал Николай Иванович весело, интересно и всегда с шутками. Артистически пользуясь мелом, Н.И.Мишин ставил на доске точку — центр будущей окружности. Отходил, прицеливался, и в одно мгновение на доске без всякого циркуля появлялась идеальная окружность. Выделив сектор, начинал его ровно штриховать. При этом, как бы обращаясь к нам. говорил: «А теперь мы его заштри...» Мы хором и с явным удовольствием заканчивали фразу. Мишин поворачивался к классу, улыбался и поправлял: «Мелом..., мелом...»
В Ленинграде запомнились экзамены. Их сдача всегда предварялась заготовкой шпаргалок — «шпор». Накануне экзамена, ночью, совершался набег на Марсово поле за огромными букетами сирени.




Марсово поле...и кругом сирень....

Ставились они на стол экзаменаторов, прикрывая готовящихся к ответу от их взора. Наконец, разрабатывалась так называемая «схема». Ее суть заключалась в следующем. На экзамене в параллельном классе записывалась очередность выхода билетов. Билеты преподаватели тасовали редко, только особенно вредные. Обычно билеты брались из конверта и просто раскладывались на столе в несколько рядов. Срочно вычерчивалась схема их расположения. Первыми шли отличники, производилась «пристрелка». После трех-четырех вытянутых билетов становилось ясно, где какие номера лежат. Теперь, еще раз повторив «свой» билет, каждый тянул только его. Обычно «схема» работала без сбоев.
Вот так мы и доучились до 1948 года, когда состоялся первый выпуск Ленинградского нахимовского училища. Выпустилось нас 69 человек. При торжественном построении командир роты, наш любимый Г. М. Карпеченко, рапортуя начальнику училища, почему-то произнес с ударением не «шестьдесЯт девять», а «шЕстьдесят девять». Эта оговорка так и осталась в нашей памяти. В 1998 году празднуя 50-летие выпуска, все оставшиеся в живых собрались в училище. Увы, нас было всего 29. Тех, кого уже не было, мы помянули за скромным нахимовским обедом. Правда, потом свой праздник продолжили в одном из лучших ресторанов. Для нас это был незабываемый день.




Встреча на "Авроре" через 50 лет после выпуска. Нас осталось 29

ЛИМУЗИН РИББЕНТРОПА

Почти сразу после окончания войны, в августе 1945 года, отец был назначен начальником Конструкторского бюро ВМФ в Берлине. Собственно говоря, такого бюро еще не было, его надо было создавать. Главная задача КБ заключалась в работе с немецкими специалистами, в изучении опыта военного кораблестроения Германии. Вскоре в Берлин уехала мама с сестрами. Я учился в Нахимовском училище и, естественно, остался в Ленинграде. Но прошло менее года, и нахимовцы стали разъезжаться в очередной отпуск. В моем отпускном билете значилось — Берлин.
Надо сказать, что жизнь нашей семьи в Берлине к этому времени уже вполне наладилась. КБ и дом, в котором мы занимали по понятиям тех лет прекрасную пятикомнатную квартиру (у немцев, наверное, она принадлежала мелкому служащему), находились в Карлсхосте. Это был закрытый для немцев и почти не разрушенный район Берлина. Здесь размещались советские оккупационные учреждения и жили только русские. Кстати, неподалеку от нас находилось училище, в котором 9 мая 1945 года Г.К.Жуков вместе с союзниками принял капитуляцию фашистской Германии.




Общее фото советской делегации в ходе подписания Акта о безоговорочной капитуляции всех вооружённых сил Германии.

Продолжение следует.




Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю