Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Импортозамещенные системы водоочистки

Судовые системы
водоочистки
защитили от санкций

Поиск на сайте

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 6.

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 6.



С.М.Буденный во время парада. Паоло Трубецкой. Памятник императору Александру III.

Теперь о втором московском эпизоде. Как-то в субботу за мной приехал однокашник и давний сослуживец отца начальник Главного управления кораблестроения вице-адмирал Н.В.Исаченков. Для нахимовского начальства чин Николая Васильевича был очень высок и, естественно, меня незамедлительно отпустили с ним до воскресенья. Два дня, проведенные в семье Исаченковых, несомненно, внесли разнообразие в московскую жизнь, если бы... Если бы не одно происшествие.
В воскресенье после детского застолья место за столом заняли взрослые. Мы же, мальчики и девочки, в основном мои сверстники. спустились с волейбольным мячом во двор. Поначалу все шло хорошо. Перетянутый ремнем с начищенной до блеска бляхой парадный мундир со множеством пуговиц и жестким стоячим воротником отнюдь не мешал мне быть ловким. Но вот откуда-то из соседнего двора появилась компания мальчишек. Были они нашего возраста, но явно хулиганистые. В наш адрес и, главное, в адрес девочек пошли комментарии, далеко не всегда цензурные. Я один из всей компании был в погонах, и это, по моему глубокому убеждению, налагало на меня определенные обязательства. Без особой задиристости, но достаточно твердо я потребовал прекратить ругань. В результате завязалась потасовка. Не помню как, но мальчишек мы одолели. Однако, ретируясь, они начали швырять в нас камни. Не то чтобы камни, так, камешки. Тем не менее один из них угодил мне в голову. Ничего страшного не произошло, но камешек, видимо, попал в сосуд, и крови было мною.




И.К.Айвазовский «Морское сражение при Синопе 18-го ноября 1853 года

Увы, самое неприятное для меня было впереди. Выскочили перепуганные взрослые, схватили меня и потащили домой. Все дети последовали за нами. Что пугало меня больше всего? Представьте себе, отнюдь не текущая кровь, а... манжеты, да, да отцовские жестко накрахмаленные манжеты. Они в моем понимании в какой-то мере являлись символом моего будущего офицерства. Я уже упоминал, что все мы воспитывались тогда на «Морских рассказах» К.Станюковича и «Капитальном ремонте» Л.Соболева. Ну, а так как белоснежной офицерской сорочки под мундиром, естественно, не было, а была лишь обычная тельняшка, то пристегнуть манжеты было не к чему. Закрепил я их просто — с помощью шнурков от ботинок, пропущенных через рукава, как крепят варежки у малышей. Когда я представил себя, стоящим при всех в тельняшке, с манжетами на шнурках, мне стало не по себе. Вцепившись в мундир, я ни за что не давал его снять. Сдался только в ванной, когда за оставшейся со мной Марией Викентьевной, женой Н.В.Исаченкова, закрылась дверь.




Парадный расчет Нахимовского училища готов к следованию на Красную площадь
Много лет спустя, встретив как-то в Москве служившего тогда в ГУК капитана 2 ранга В.Н.Исаченкова, сына Николая Васильевича, мы вспомнили наших родителей. С удовольствием вспомнили и потасовку с мальчишками во дворе.

ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА

Вот уже многие десятилетия ежедневно по будним дням ровно в 9 часов вечера из распахнувшихся ворот училища, что на 13-й линии Васильевского острова, рота за ротой выходят на вечернюю прогулку курсанты. Говорят, так было и до революции, когда училище называлось Морским корпусом. Так было и в годы моей учебы, а называлось оно тогда Высшим военно-морским училищем им. М.В.Фрунзе.
Из ворот — налево на набережную Невы, затем опять налево, на 12-ю линию, по Большому проспекту и назад, в те же ворота, а иногда и еще один круг, в зависимости от погоды и настроения дежурного по училищу. Не знаю, как сегодня и как было до революции, но в наше время на вечерней прогулке обязательно пели.




Старая открытка. Памятник Крузенштерну.

Прокачать легкие после дня, проведенного в помещении, было не только полезно, но и приятно, поэтому пели не по принуждению, а от души. Об одном случае, связанном со строевой песней, я и хочу рассказать.
В 1951 году после перехода на третий курс меня назначили старшиной роты младшего курса. По училищным меркам это была достаточно высокая должность. Из общего кубрика я переехал в отдельную, так называемую старшинскую каюту, а на мои погоны легла широкая нашивка главного старшины, бескозырку же сменила фуражка с кокардой. Мое главстаршинство совпало с присвоением отцу контр-адмиральского звания, и свои новые погоны мы обмывали вместе.
Но вернусь к описываемому событию. Произошло оно накануне зимней экзаменационной сессии. Моя рота, выведенная на вечернюю прогулку, маршировала в общем ротном потоке. Как и другие старшины, я шел слева от строя. Рота пела песни, одну за другой. Пели лихо, с присвистом, соревнуясь с шедшими впереди и сзади, О чем пели — я и не задумывался. На мой взгляд, пели неплохо, во всяком случае, громко.
Когда свернули на 12-ю линию, запевала начал «Марусю». Есть такая песня о девушке, которая «ничего не говорила, только рядом до речки дошла...», но «первой роте она ночью приснилась, а четвертая рота заснуть не могла». Песня появилась недавно, и восемнадцатилетние мальчишки пели ее с особым задором. Неожиданно слышу из темноты, с тротуара, знакомый голос начальника строевого отдела училища:
— Старшина роты, остановите роту!
— Рота, стой!
Песня замолкла.
Капитан 1 ранга А.И.Востриков, живя где-то поблизости, имел обыкновение периодически контролировать вечернюю прогулку. Кавалер многих боевых наград, герой боевых действий под Новороссийском, строгий, но всегда справедливый начальник, Александр Иванович пользовался у курсантов не только уважением, но и любовью.




Капитан-лейтенант А. И. Востриков ставит задачу командирам подразделений. Слева направо: политрук Н. Н. Голованов, старший лейтенант А. М. Фишер, лейтенант А. В. Куницын, капитан-лейтенант А. И. Востриков, секретарь партбюро 144-го батальона сержант Г. М. Рожковский. - Монастырский Ф. В. Земля, омытая кровью. — М.: Воениздат, 1961.  А.И. Востриков – герой боев под Ленинградом, в Приазовье и на Кавказе. Почетный гражданин г. Темрюк.

— Кто разрешил петь эту песню? Похабель, безобразие! Главный старшина Коршунов, после прогулки ко мне!
Что мне оставалось делать? Только ответить: «Есть!»
— Рота, шагом марш!
Возвращались в училище, естественно, уже без песни.
После прогулки являюсь к А.И.Вострикову. В кабинете уже собраны все старшины рот. После короткого, четкого и, как всегда, не оскорбительного разноса получаю взыскание - трое суток ареста.
Нельзя сказать, что гауптвахта меня испугала, хотя я на ней ни разу еще не сидел. Дело заключалось в другом. На носу были экзамены, и гауптвахта срывала мне, по крайней мере, два из них. Сдавать экзамены пришлось бы уже в каникулы, которых я практически лишался. Это означало: прощай ежедневный каток, театры, девушки и все удовольствия, связанные с коротким зимним отпуском. Одним словом, настроение было препаршивое.




Утром, расстроенный, докладываю своему командиру роты капитану 3 ранга Н.Р.Любавину:
Вчера получил от Вострикова трое суток ареста.
За что?!
За песню на вечерней прогулке.
— Какую?
— «Маруся.»
— Что он сказал?
— Похабель, безобразие!
— Так и сказал?
— Да.
Наум Рафаилович, длинный, чернявый, известный в училище шутник и прибаутчик, вечно смешивший роту своими остроумными и поучительными житейскими историями, отошел к окну, посмотрел в него, помолчал и сказал:
- Ничего, эту проблему мы решим. Иди на занятия, в обед зайдешь ко мне.
Так я и сделал.




- Садись и слушай. Эту песню написал Соловьев-Седой. Ее исполняет ансамбль Советской Армии имени Александрова, но главное — она вошла в сборник песен, за которую Соловьев-Седой получил Сталинскую премию.
Н.Р.Любавин помолчал и многозначительно, с ударением добавил:
- Стал лауреатом Сталинской премии. Мой тебе совет: если не хочешь сидеть на гауптвахте, иди к начальнику политотдела и скажи, что Востриков арестовал тебя за то, что рота пела эту песню. Спроси его, если эта песня действительно «похабель», то почему за нее дали Сталинскую премию? Если не «похабель», то за что ты получил трое суток ареста? Понял? Дальше думай сам.
Не могу сказать, что предложение командира роты привело меня в восторг. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что здесь не все чисто и честно. Однако нежелание потерять отпуск оказалось сильнее. И вот я у кабинета начальника политотдела. Прошу разрешения зайти. За столом невысокого роста толстенький капитан I ранга П.И.Бельский.
— Заходите, товарищ курсант, садитесь (фамилию мою он, конечно, не помнит). Рассказываю о своем аресте и с самым наивным видом задаю коварный вопрос. Помню, как забегали маленькие глазки начпо. Теперь-то это понятно: ведь до смерти И.В.Сталина оставалось еще два года. Задав пару уточняющих вопросов. П.И.Бельский меня отпустил.




В тот же день после ужина А.И.Востриков снова собрал старшин рот.
- Вчера главному старшине Коршунову я объявил трое суток ареста. Свое взыскание отменяю.
И потом в сторону, как бы между прочим: "обыграл меня Любавин".
Итак, дело было сделано. Арест отменен, отпуск сохранен. Из кабинета начальника строевого отдела я вышел окрыленный. Однако душевное спокойствие не наступало. Звоню отцу. Он в то время был начальником Центрального научно-исследовательского института военного кораблестроения.
— Пап, есть вопрос, можно к тебе?
— Приезжай.
Беру у Н.Р.Любавина увольнительную и лечу к отцу за советом.
В приемной знакомая секретарша, приветливая и улыбчивая. Скидываю шинель. Палаш, естественно, беру с собой. Отец в конце большого кабинета за письменным столом. Взгляд. как всегда, поверх очков, отец приветливо улыбается.
— А. Юрка, заходи. Располагаюсь в одном из огромных кожаных кресел, стоящих перед столом. Палаш кладу на стол, который, как и вся мебель, стоявшая в кабинете, когда-то принадлежал ведомству фашистского гросс-адмирала Деница. Ее вывезли из Германии в 1945 году в счет репарации. Рассказываю про арест. Отец слушает внимательно. Однако понимаю, что главное — впереди. Главное — это как я от ареста избавился. Не без внутреннего волнения перехожу к главному. Отец, все так же внимателен, но насторожен. Наконец заканчиваю и молча жду. Молчит и отец. Чувствую - - грозы не миновать. Так оно и было. Единственными словами, произнесенными им, были: «Подлец, негодяй! Вон отсюда!»


Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю