Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Универсальный бронекатер

Быстроходный
бронекатер
для силовиков и спасателей

Поиск на сайте

12.1 Первые послевоенные годы

Окончание войны означало для Германии начало оккупационного режима, который осуществлялся державами-победительницами как каждой в отдельности в своей оккупационной зоне, так и совместно для всей Германии через Контрольный совет. За бегством немцев из районов, захваченных Советской Армией, последовало изгнание («выселение») немцев из Польши, Чехословакии и Венгрии. Но прежде все­го выселение коснулось восточных территорий Германского рейха по ту сторону линии Одер-Нейсе, на которые претендовали Советский Союз и Польша. Из Герма­нии вывозились промышленные предприятия и оборудование, транспортные сред­ства и другое имущество. Тем самым предполагалось хотя бы частично возместить убытки за опустошения, причиненные немцами прежде всего Советскому Союзу и Польше.

Демилитаризация и денацификация должны были создать в Германии предпосылку для строительства мирного и демократического общества.

Только небольшая часть немцев - политические заключенные, противники нацио­нал-социализма - рассматривали военное поражение Германии как освобождение. Для подавляющего большинства это было крушением и катастрофой. Но даже в условиях поражения образ врага, созданный национал-социалистской пропагандой, продолжал оказывать свое воздействие. Страх перед Советской Армией был чрез­вычайно велик. Многие бежали на Запад, немецкие солдаты стремились попасть в плен к англичанам и американцам. В первые дни оккупации созданный образ вра­га, казалось, получил подтверждение, и «обыденность» советской оккупации вос­принималась, в лучшем случае, сдержанно. Даже если бы русские, по словам Эри­ха Куби, вели себя как «небесное воинство», это вряд ли могло изменить позицию немецкого населения.

Несмотря на то, что с самого начала в публицистике велась серьезная критика вой­ны с Советским Союзом, подавляющее большинство немецкого населения было не в состоянии открыто и решительно вступить в дискуссию по этому вопросу. Голод, холод, нужда, эти повседневные явления первых послевоенных лет, ограничивали жизненную перспективу и сводили ее к индивидуальной борьбе за выживание. Память о войне связывалась, как правило, со скорбью о муже, отце или сыне, отдав­ших жизнь на «восточном фронте», или с неизвестностью о судьбе пропавших без вести солдат и военнопленных. Собственные страдания, казалось, делали людей неспособными к восприятию преступлений немцев и осознанию их вины.

И Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками 1945/46 гг., и так называемые последующие процессы (в том числе, процесс о деятельности опера­тивных групп) в период с декабря 1945 г. по апрель 1949 г. мало что изменили. Хотя преступления, совершенные в Советском Союзе, и были детально документирова­ны, это не вызвало глубокого потрясения немецкого населения. Много говорили о «правосудии победителей», о беспраправии других и о собственных страданиях. При этом во всех случаях проявлялось стремление отмежеваться от партийного руковод­ства, от СС и гестапо, чтобы тем самым снять обвинения с немецкого народа в целом. «Отныне, - писал Ойген Когон в апреле 1947 г., - мы настоятельно и откры­то требуем справедливости по отношению к нам! Но знаем ли мы, чего мы этим добьемся, и что все это значит?»


254 Маршал Георгий Жуков и маршал Константин Рок­оссовский приветствуют фельдмаршала Бернарда Л. Монтгомери у Бранденбургских ворот, 12. 7. 1945.

Текст 165
Выдержка из «Ведомственного сооб­щения о Берлинской конференции трех держав (Потсдамской конференции)» 2 августа 1945г.

Союзные армии произвели захват террито­рии всей Германии, и немецкий народ начи­нает платить за ужасные преступления, совершенные под руководством тех, кто во времена побед открыто одобрял их, и теми, кто слепо повиновался. На конференции было достигнуто соглашение о политических и экономических принципах объединенной политики союзников в отношении побежден­ной Германии на период союзнического кон­троля.

Целью этого соглашения является проведе­ние в жизнь Крымской декларации о Герма­нии.

Немецкий нацизм и милитаризм будут иско­ренены, и союзники по взаимной договоренности примут и другие меры, необходимые для того, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире. [...]

В соответствии с решениями Крымской кон­ференции, по которым Германия должна компенсировать в возможно большей степе­ни те потери и страдания, которые она причи­нила объединенным нациям, и от этой ответ­ственности немецкому народу не уйти, было достигнуто следующее соглашение о репа­рациях:

1. Репарационные претензии Советского Союза должны быть удовлетворены путем изъятия из зоны в Германии, занятой СССР, и путем получения соответствующей доли немецких заграничных вложений.

2. СССР удовлетворит репарационные пре­тензии Польши из ее собственной части репараций.


255 Объявления о розыске пропавших в газете «Геген-варт», 1-й год издания 1946, № 10/11. «Кто может сообщить о местонахождении моего един­ственного сына Ганса-Хайнца Штауденмайера, род. 4.12.1922 г., полевая почта № 23596?. 6-12.1.1943 г. находившегося на дивизионном медицинском пункте Капо-вка под Сталинградом. Просьба сообщить сведения матери по адресу: Мария Штауденмайер, Штутгарт, Арминштрассе 2в1.»

3. Репарационные претензии Соединенных Штатов и Объединенного Королевства и дру­гих стран, имеющих право на репарации, будут удовлетворены из западных зон и соот­ветствующих немецких заграничных вложе­ний.

4. В дополнение к репарациям, которые СССР получит из своей собственной оккупа­ционной зоны, СССР получит дополнительно из западных зон.

а) 15 % годных к употреблению и полных комплектов промышленного оборудования, прежде всего металлургической, химиче­ской и машиностроительной промышленно­сти, которые не нужны для немецкого мирно­го хозяйства и могут быть изъяты из западных зон Германии в обмен на продукты питания, уголь, калий, поташ, цинк, лес, гли­нозем, нефть и др. товары соответствующей стоимости по соглашению.

б) 10 % того промышленного оборудования, которое не является необходимым для неме­цкого мирного хозяйства и может быть изъ­ято из западных зон в счет репараций для

Советского Союза без оплаты или другого рода взаимных поставок.
[...]

Конференция достигла следующего согла­шения о переселении немцев из Польши, Чехословакии и Венгрии: Трем правительствам надлежит обсудить вопрос по всем пунктам и признать, что нуж­но произвести переселение немецкого насе­ления или его составных частей, оставшихся в Польше, Чехословакии и Венгрии. Они согласны с тем, что любая акция по пересе­лению, которая будет проводиться, должна быть проведена без нарушения порядка и гуманным образом.


256 В зале суда во время Нюрнбергского процесса против главных военных преступников. Карта-схема пок­азывает положение бывшего начальника главного управления имперской безопасности Эрнста Кальтен-брунера, а также гестапо и СД в немецкой полицейской системе, 28.12. 1945 г.

Текст 166
Отрывок из брошюры Ганса Фидлера (Альфреда Деблина) «Уроки Нюрнберг­ского процесса», 1946 г.

Чему учит процесс, что мы должны понять в стране? Кто является обвиняемым на этом Нюрнбергском процессе? Только эти два десятка? Почему мы следим за процессом с таким неловким чувством? Стоят ли перед судом миллионы невидимых обвиняемых или только эти два десятка? Во всяком случае, беда, несчастье, наказа­ние коснутся, видимо, миллионов. Но мы указали один главный пункт немецкой исто­рии. Виновен народ или нет после всего того, что явила нам немецкая история? Можно ли простить слабость, трусость, лень душевную? Есть два вида вины: тех, кто преднамеренно совершает преступление, и тех, кто способствует ему и допускает его. То мы не видели, другого не знали. Но мы долж­ны были видеть и знать. Это было бы трудно сделать, но нужно было бы сделать. В 1918 г. это было бы даже легко, но даже тогда мы не хотели. Мы хотели покоя и порядки и допустили нацистов к вла­сти. Итак, виновны мы или невиновны? Не должны ли и мы нести наказание? По праву или безвинно стоим мы перед судом вместе с этими двумя десятками? И что случится, если немцы в конце концов что-то осознают? Какие выводы мы из этого сделаем?

Сделают ли немцы, наученные таким ужас­ным способом, нужные, необходимые и изле­чивающие выводы, которые позволят нам считать себя немцами, то бишь европейца­ми?

Текст 167
Отрывок из статьи Ойгена Когона «О си­туации», 1947 г.

Правда ли, что вся Германия закостенела? Миллионы и миллионы в этой стране руин и невыносимого для многих душевного и физи­ческого страдания, пытаются понять смысл происходящего. Но большая часть нации ничего не хочет знать об истинной взаимос­вязи и глубоком смысле событий. Многие немцы делают свои обычные дела, сердитые на вся и всё или отчаявшиеся, громко жалу­ясь и ворча, сваливают вину за случившееся частично на «ошибки, допущенные нацио­нал-социализмом», а в основном на союз­ников, которые победили и держат теперь страну в оккупации. Все их аргументы поверхностны, черпаются лишь из очевид­ных фактов: жертвы войны с воздуха (конеч­но, против Германии, позабыв при этом немецкие террористические налеты на Польшу, на Роттердам, на Белград, на Ковентри и все другие города с мирными жителями, которые надлежало «стереть с лица земли», все это было давно и не важно ...но Дрезден, и Гам-бург, и...!). Жертвы воздушных налетов отож­дествляются со всеми ужасами концлагерей; истязание и частичное уничтожение других народов немцами - «если это действительно правда!» - противопоставляется насиль­ственному выселению 12 миллионов немцев с Востока; выкачанные национал-социализ­мом ресурсы Европы приравниваются к демонтажу экономики Германии оккупаци­онными властями; если другие годами голо­дали, то это было жестокой необходимостью военного времени, а нас заставляют умирать от голода в мирное время. [...] Эта часть нации почти ничего не желает признавать. И на деле это выглядит так, будто это есть большая часть немецкого народа. И день ото дня она все растёт.

Текст 168
Отрывок из «Сталинграда» Роберта Херд-тера (рецензия на роман Т. Пливье), 1947 г.

Германия проиграла войну в каждой битве, в которой сражались ее солдаты, даже ее победы были к конечном счете средством ослепления для зашоренного народа. Но если немец хочет очертить круг сражений, которые народ проиграл не сам по себе, а в которых его военные и политические вожди потерпели тяжелейшее поражение, какое себе можно было только представить за эти шесть лет, тогда будет названо лишь одно имя: Сталинград! Хроника этого поражения стала бесконечной темой для немцев: уби­тые в этой битве, раненые и пленные, про­павшие без вести и оставленные - весь немецкий народ пишет эту хронику и должен это делать, пока есть силы чувствовать боль и возмущение трагедией трехсот тысяч чело­век, которых сама Германия послала на смерть и лишения, и пока есть силы гово­рить - обвинять неумолимо и неустанно тех, на чьей совести Сталинград, обвинять перед лицом немецкого народа и перед лицом истории, чтобы кощунственные слова из спе­циального сообщения ставки фюрера 3 фев­раля 1943 г., которые знаменовали собой конец Сталинградской битвы: «Жертвы армии не были напрасны», - стали правдой.


257 Надпись на стене Берлинского замка «Военных пре­ступников убрать со всех постов!», 1947 г.

Вперед
Оглавление
Назад


Главное за неделю