Важное
Для ледокола "Виктор Черномырдин" изготовили систему управления и машинное отделение главного крана
Как БПЛА-разведчики 
|
ПОЯВЛЕНИЕ АНГЛО-ФРАНЦУЗСКОЙ ЭСКАДРЫ И ПЕРВЫЙ БОЙАнгло-французская эскадра, стоявшая в Каллао одновременно с «Авророй», прибыла к Петропавловску гораздо позже русских судов. Известие о начале войны было получено союзниками 25 апреля, но только 5 мая они покинули Каллао для поисков русских судов.При этом они отправились сначала для соединения с другими своими кораблями на Маркизовы и Сандвичевы острова, а оттуда только 13 июля пошли к восточному побережью Камчатки, куда, по их мнению, удалились русские, суда. За это время оборона Петропавловска значительно укрепилась: прибыло пополнение гарнизона на «Двине», подошла «Аврора», сооружены были новые батареи и пр. В 10 часов утра 17 августа с Дальнего маяка в Петропавловск был передан сигнал: «В море вижу неизвестную эскадру из шести судов». В порту немедленно объявили тревогу, и все защитники заняли назначенные им места. На фрегате «Аврора» оставалось к этому времени еще 60 больных. Но по первому сигналу все они также явились на места, назначенные по боевому расписанию. Неприятельская эскадра не рискнула войти в губу и оставалась в течение суток в открытом море, на траверзе входа в Авачинскую губу, а одно судно было отправлено того же 17 августа на разведку. В пятом часу дня в губу вошел большой трехмачтовый пароход под американским флагом. К такой недопустимой маскировке иностранным флагом английский тихоокеанский флот прибегал неоднократно. Пароход остановился в нескольких милях от Сигнального мыса и начал делать промеры. Моряки с «Авроры» опознали в нем известное им по стоянке в Каллао английское судно «Вираго». Тем не менее из гавани был послан бот для обычного осмотра прибывшего корабля, но последний, завидя бот, ушел полным ходом в Ворота. Проживавшие в Петропавловске п.о торговым делам американцы выразили возмущение этим злоупотреблением их национальным флагом. Французский адмирал Айи впоследствии писал, что разведку под чужим флагом предпринял сам английский адмирал Прайс, желавший с максимальной безопасностью проникнуть возможно ближе к Петропавловску. 18 августа днем с Дальнего маяка снова передали сигнал: «Эскадра из шести судов под английским флагом идет во вход губы». В начале пятого часа пополудни вся неприятельская флотилия вошла в Авачинскую губу. Команда «Авроры» снова узнала знакомые ей по совместным стоянкам в американских портах суда: английские фрегаты «Президент» (52 орудия) и «Пик» (44 орудия) и 300-сильный пароход «Вираго» (6 орудий); французские — фрегат «Ла-форт» (60 орудий), корвет «Эвриди-ка» (32 орудия) и бриг «Облигадо» (18 орудий). Всего англо-французская эскадра располагала 212 орудиями. Возглавлялась она двумя контр-адмиралами: английским — Прайсом (фрегат «Президент») и французским—, Феврие де Пуантом (фрегат «Ла-форт»). Главнокомандующим был адмирал Прайс. Подняв адмиральские флаги, эскадра направилась к Седлу. Как только она поровнялась с Сигнальным мысом, батарея № 1 сделала первый выстрел. Неприятель ответил несколькими ядрами, и тогда открыли огонь все три передовые батареи (№ 1, 2 и 4). Попадания в неприятельские суда, главным образом в адмиральский фрегат «Президент», наблюдались преимущественно с батареи № 1. Эскадра, убедившись, что ей будет оказано серьезное сопротивление, пересекла Авачинскую губу и стала на якорь в Тарье. В этот день союзники взяли первый и единственный «трофей» в Петропавловске: портовый плашкоут, перевозивший в Петропавловск кирпичи с завода в Тарье. Плашкоут вышел на рейд, не зная о появлении англо-французов. Находившиеся на нем матросы приняли англо-французские суда за эскадру Путятина, а раздавшиеся выстрелы — за приветственный салют, и спокойно направились к неприятельским кораблям. Обнаружив свою ошибку, русские устремились к берегу, но было уже поздно: семь вооруженных шлюпок окружили плашкоут со всех сторон.  Изображение Петропавловска и его укреплений в 1854 г. В плен были захвачены пять матросов и боцман с женою и детьми. Вечером на неприятельской эскадре собрался военный совет под председательством Прайса, с участием французского адмирала и командиров всех судов. Была установлена диспозиция на следующий день. Утром 19 августа неприятельские фрегаты и пароход подошли к Сигнальной горе и возобновили обстрел порта через Седло. Однако бомбы врага, достигавшие более двух пудов, не причинили порту никакого вреда. Русские батареи молчали, так как неприятель находился вне досягаемости выстрелов. Вскоре обстрел прекратился, англофранцузская эскадра отошла к Тарье и стала на якорь. Прекращение военных действий было вызвано, видимо, происшедшим в это время самоубийством главнокомандующего объединенной эскадрой адмирала Прайса(1). Прайс покончил с собою, по объяснению1 англо-французской печати, опасаясь ответственности за недопустимую медлительность и нерешительность, проявленные им во время преследования русской эскадры, а равно изверившись в возможности легкой победы над Петропавловском и русскими кораблями. Действительно, неприятельская флотилия упустила и «Аврору» и «Двину», которую тоже встречала в иностранных портах, и более двух месяцев провела в бесцельном плавании, прежде чем предприняла, наконец, преследование ушедших кораблей. Кроме того, основываясь на сообщениях экипажей зимовавших в Петропавловске иностранных китобойных судов, Прайс рассчитывал найти там лишь ничтожную команду, состоявшую из инвалидов, а никак не военные русские суда, сравнительно сильные батареи и более или менее значительный гарнизон. Очевидно, отчаявшись в возможности захватить «Аврору» и «Двину» и взять Петропавловск, Прайс и прибегнул к самоубийству. Событие это не могло, разумеется, не повлиять на состояние воинского духа неприятеля. После смерти Прайса командование эскадрой перешло к французскому адмиралу де Пуанту, оставившему в силе принятую ранее диспозицию. На следующий день, 20 августа (1 сентября), произошел первый крупный бой. Всю ночь и с раннего утра на неприятельских кораблях наблюдалось большое оживление, служившее признаком готовящегося нападения. Командование обороной Петропавловска, предвидя возможность высадки англо-французского десанта у передовых укреплений, защищавших вход в Петропавловскую губу, произвело необходимую подготовку в районе батарей № 1, 2 и 4. В кустарнике на высотах Петровской горы, между батареями № 2 и 4, был размещен 1-й отряд стрелков и отряд волонтеров под командой мичмана Михайлова, а около Сигнального мыса — 2-й стрелковый отряд, всего около 120 человек. Отряды получили приказ в случае высадки врага не тратить времени на стрельбу, а гнать его штыками. Около восьми часов утра английский пароход «Вираго» взял на буксир три фрегата и медленно пошел к Сигнальному мысу, где на батарее № 1 развевался флаг русской крепости. Команда батареи запела песни; с батареи прогремело «ура», дружно подхваченное всеми защитниками Петропавловска — на батареях, судах и в отрядах. Впечатление от кораблей неприятеля, идущих в бой на буксире, было очень комично и вызвало насмешки русских матросов, говоривших, что «англичанин (то есть английский пароход. — М. С.) выплясывает на французский манер кадриль». Приблизившись на пушечный выстрел к батарее на Сигнальном мысе и заняв позицию по западную сторону этого мыса, пароход отдал буксиры, и фрегаты выстроились в одну линию. В 9 часов утра выстрелом с батареи № 4 начался бой. Англо-французские корабли стали за мысом так, что ядра орудий «Авроры», «Двины» и батареи № 3 не могли их достичь. Ядра батареи № 2 еле долетали до неприятеля. Всю тяжесть сpaжeния приняли поэтому на себя передовые батареи — первая и четвертая, преграждавшие врагу доступ в гавань. Полтора часа длился ожесточенный неравный бои восьми орудий двух открытых батарей против 81 неприятельского орудия, находившегося на левых бортах кораблей. Среди этих орудий противника было много бомбических и мортирных. Неприятель обрушился на батареи лавиною ядер и бомб. Но стреляли англо-французы плохо, большею частью наудачу, а не по намеченной цели. Русские батареи действовали не спеша, с расчетом и метко. При крайне ограниченном запасе снарядов (у батареи № 1 было всего 36 заряженных бомб) командиры батарей очень берегли их, и ни один снаряд не должен был пропасть даром. Но численно превосходящая артиллерия неприятеля заставила в конце концов умолкнуть обе батареи (№ 1 и 4). Главный удар противника пришелся по первой батарее, но она же причинила больше всего вреда неприятелю. Батарея эта была почти совсем выведена из строя. Прикрывавшая ее с запада часть мыса была разрушена. Платформы были засыпаны землею выше колес, станки подбиты, поворачивать орудия стало невозможно. Защитники сильно страдали не только от ядер противника, но и от непрерывно падавших осколков разрушаемого ядрами скалистого утеса, находившегося в тылу батареи. Личный состав проявил изумительную стойкость, хотя с каждой минутой положение батареи ухудшалось, ряды ее защитников редели. Пример мужества и бесстрашия показал командир батареи лейтенант Гаврилов: раненный в голову и ногу, он не оставлял своего поста; еле держась на ногах, он все время ободрял команду и отдавал боевые приказы. Благодаря стойкости командира и его команды совершенно открытая батарея более часа вела бой, несмотря на шестнадцатикратное превосходство артиллерии англо-французов, и прекратила огонь только после приказа командования, стремившегося сохранить людей. Сосредоточив главную силу огня на батарее № 1, англо-французы одновременно обстреливали и другой подступ к Внешнему рейду — четвертую батарею. После того как батарея № 1 замолчала, неприятель придвинулся к Сигнальному мысу и усилил обстрел батареи № 4. Однако там положение для него сложилось менее благоприятное. Батарея была расположена на возвышенном месте, находившемся сравнительно далеко от противника, и почти не пострадала от огня (слегка было повреждено одно орудие и не было ни одного раненого). Бережно расходуя снаряды, батарея стреляла только наверняка и своими тремя орудиями нанесла большой урон врагу. Видя безуспешность своих действий и невозможность атаковать батарею № 2, пока не будет сбита батарея № 4, неприятель отправил к отлогому берегу Красного яра, несколько южнее батареи № 4, десант на 13 гребных судах и двух ботах, всего 600 человек. Командир батареи мичман Попов, видя, что невозможно защищаться ничтожными силами команды (28 человек) и с одним поврежденным орудием от многочисленного десанта противника и выполняя отданное на этот случай приказание, заклепал орудия, спрятал боеприпасы в кустарнике и отступил по направлению к батарее, расположенной на Кошке, где соединился с 1-м стрелковым отрядом мичмана Михайлова. Завойко, наблюдавший за боем с Сигнальной горы, заметив критическое положение передовых батарей (№ 1 и 4), распорядился оставить первую батарею и срочно усилить батарею № 4 и защищавшую вход в Ковш батарею № 2. Орудия разрушенной батареи № 1 были заклепаны, остаток снарядов передан на батарею № 2, а команда отправлена в помощь батарее № 4. На батареях № 3, 6 и 7, не участвовавших в этом бою, было оставлено при орудиях всего по два человека. Остальные вошли в состав резерва, предназначенного для действий в том случае, если бы, захватив четвертую батарею, неприятель двинулся на последнюю — вторую батарею или прямо в город. Вторая батарея была усилена посланными с «Авроры» 32 матросами, кроме того, к ней примкнул 3-й стрелковый отряд поручика Кошелева. Между тем высадившийся на побережье Красного яра неприятель устремился к четвертой батарее. Первыми добрались до нее французы. Но не успели они водрузить на захваченной батарее свое знамя, как неудачная бомба с английского парохода попала в самую гущу французов; последовавший затем меткий огонь «Авроры» и «Двины» привел их в панику. Тем временем отправленные в помощь батарее № 4 отдельные группы из стрелковых отрядов, под начальством поручика Губарева и мичмана Фесуна, соединились с отрядами мичманов Михайлова и Попова и матросами «Авроры» и спешили изо всех сил к занятой неприятелем батарее. Не имея времени для обходного движения, люди бежали около версты прямо по берегу под сильнейшим огнем корабельных орудий. Вчетверо слабейшая горстка храбрецов с криком «ура» дружно бросилась к батарее. Возглас этот был поддержан всем гарнизоном, наблюдавшим за происходившим боем Неприятель не принял бои и отступил так стремительно, что прежде чем русские подоспели к батарее, он уже был в шлюпках, вне досягаемости выстрелов. За несколько минут своего пребывания на батарее враг успел все же поломать прицелы, сбросить вниз одно орудие и частично повредить задние колеса станков. Завершающие эпизоды боя 20 августа разыгрались у Кошки. Добившись прекращения огня на двух передовых батареях (№ 1 и 4), англо-французы сосредоточили все усилия на последнем препятствии — второй батарее. Батарея эта, защищавшая «Аврору» и «Двину», подверглась одновременному сильнейшему обстрелу со стороны всех действовавших в этот день вражеских судов — трех фрегатов и парохода. Имея значительное преимущество в артиллерии (81 орудие против одиннадцати второй батареи) , неприятель все же не решился стать лицом к лицу с русской батареей и занял отдаленную, прикрытую Сигнальным мысом, позицию. Англо-французские суда были обращены к Кошке так, что лишь шесть орудий второй батареи могли все время вести интенсивный огонь против них, остальные орудия действовали только тогда, когда неприятель выдвигался из-за мыса. Сигнальный мыс защищал неприятеля и от орудий «Авроры». Несмотря на огромное неравенство сил, вторая батарея героически отразила нападение. Экономя снаряды, командир ее лейтенант Дмитрий Максутов (3-й) не отвечал на выстрелы неприятеля с дальних дистанций, но при каждой попытке его продвинуться ближе открывал сильный огонь. В разгаре боя командир «Авроры», предполагая, что батарея испытывает недостаток в порохе, отправил ей на катере, под сплошным обстрелом врага, новый запас пороха. Огонь неприятеля все время усиливался: в продолжение получаса он делал более 250 выстрелов. И тем не менее весь состав батареи сохранял полное спокойствие и выдержку. Вот как списывал действия батареи один из участников обороны: «Когда неприятель действовал бомбическими орудиями на дальнем расстоянии, наша батарея была молчалива и спокойна, временами острое словцо возбуждало смех. Максутов не горячился, не тратил даром пороха; но когда раздосадованный неприятель подтягивался ближе, раздавался громкий голос Максутова: «Вторая!.. третья!..» Взвивался дымок, и можно было быть уверенным, что ядро не пролетало мимо неприятеля. Временами с батареи проносили окровавленные носилки, и гарнизон провожал их грустными взглядами. Надолго останется в памяти у, бывших свидетелей боя картинное и прекрасное действие батареи № 2... ...Три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разрываются над батареей, но защитники ее холодны и молчаливы; куря спокойно трубки, весело балагуря, они не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени... Команда батареи отличалась исключительным хладнокровием: когда обстрел неприятеля ослабевал, мальчики-кантонисты, подававшие картузы к орудиям, начинали детские игры. Одному из них, 14-летнему Матвею Хромовскому, оторвало руку, и доктор тут же оперировал мальчика, который перенес операцию без единого стона...» Все попытки англо-французов вывести батарею из строя не увенчались успехом. Засыпанная неприятельскими снарядами, она выдержала девятичасовой бой с превосходящим во много раз противником. При восстановлении батареи было найдено 270 ядер, из которых многие весом в 86 английских фунтов. Как сообщала французская печать, один только фрегат «Ла-форт» произвел в этот день 869 выстрелов. В седьмом часу вечера неприятельские суда прекратили обстрел и отошли на прежние якорные стоянки. Во время боя английский пароход «Вираго» пытался несколько раз, под прикрытием образовавшейся от длительного обстрела дымовой завесы, форсировать проход в Петропавловскую гавань. Около полудня он показался из-за Сигнальной горы, но был встречен метким огнем фрегата «Аврора» и второй батареи и быстро отошел на-зад. Вторично пароход намеревался проскочить в гавань уже под вечер, но и тут он вынужден был вернуться вспять под дружный смех команды «Авроры», открывшей по нему огонь. Противник предпринял также несколько попыток высадить десант на противоположную, западную сторону Сигнальной горы. Во время боя англо-французских фрегатов и парохода со второй батареей корвет «Евридика» и бриг «Облигадо» приблизились к перешейку (Седлу), прикрывая несколько шлюпок с десантом. Их встретил меткий огонь батареи № 3. Первое ядро попало в корвет, второе потопило одну из шлюпок и прогнало остальные. Стремясь выместить зло за свою неудачу на мирном населении, неприятель попытался поджечь артиллерийским огнем жилые дома, однако и это ему не удалось: начинавшиеся пожары были немедленно потушены заблаговременно организованной пожарной командой. Поведение англо-французов в этот день было совершенно непонятно в военном отношении. Уже в начале боя на их стороне оказалось много преимуществ, помимо громадного перевеса в силах. Две русские батареи (№ 1 и 4) замолчали, и для защиты прямого входа в Ковш остались только суда и вторая батарея. Если бы неприятель пошел в это время напролом, а не ограничился семичасовым обстрелом с дальних дистанций, исход мог оказаться для русских очень тяжелым. Даже в конце дня, когда на единственной оборонявшей Внутреннюю (северную) гавань батарее (№ 2) осталось лишь три исправно действующих орудия, противник вместо решительной атаки прекратил бой, снялся с позиции и ушел на другую сторону Авачинской губы. Потери русских в этом первом бою составили шесть убитых (в том числе и командир первой батареи лейтенант Гаврилов) и тринадцать раненых на первой и второй батареях. Потери врага были неизвестны. Часть раненых и убитых на Красном яре, как и находившихся в потопленной третьей батареей шлюпке, он успел, видимо, подобрать. Суда противника получили сильные повреждения. Русские орудия били прямо в корпус, и в подзорные трубы можно было видеть много пробоин. По французским сообщениям, один только фрегат «Пик» получил восемь попаданий в подводную и надводную части Раздававшийся в течение следующих дней непрерывный шум от производимых противником работ свидетельствовал о значительных повреждениях его кораблей. На фрегате «Ла-форт» ремонтировали корпус, на пароходе «Вираго» — левый борт. В Петропавловске весь вечер 20 августа и всю следующую ночь шло энергичное восстановление разрушенных передовых батарей (№ 1, 2 и 4). Работы велись так успешно, что к утру 21 августа почти все было исправлено. На Кошке были приведены в полный порядок все орудия, на Красном яре из трех орудий — два и на мысе Сигнальном из пяти — три. Таким образом, орудий на этих батареях оказалось меньше, чем раньше, лишь на три. Батареи пополнились личным составом, получили боезапас и были готовы к встрече врага, решительное нападение которого ожидалось на другой день. Русское командование полагало, что в расчете на сильные повреждения двух передовых батарей — на Сигнальном мысу (№ 1) и на Красном яре (№ 4) — противник предпримет главный удар на Кошку (батарею № 2), преграждавшую ему доступ к военным судам. Прибывший на «Аврору» Завойко объявил команде, что нужно ожидать решительного нападения на фрегат, и выразил уверенность, что моряки постоят за себя. На это последовал единодушный ответ: «Умрем, а не сдадимся!» (1) О причинах, как и о времени смерти Прайса, было распространено несколько версий. Одни относили ее к 18 августа и категорически утверждали, что адмирал был убит русской картечью во время первой перестрелки; другие приписывали ее неосторожному обращению с оружием самого Прайса; третьи объясняли ее самоубийством после окончательного разгрома и приурочивали ошибочно к 24—25 августа. Наиболее распространенное и достоверное сообщение об этом эпизоде, подтверждаемое и русскими и иностранными (французскими и английскими) источниками, приводится в тексте. Вперед Оглавление Назад
|
