19.
В полночь ошвартовалась «С-275», на которой прибыл замкомбрига Зеленцов. Мы с Богдановым встретили его, доложили обстановку, и он сразу же отправился на «С-140», а мы вернулись на плавбазу и улеглись спать. Только мне долго не спалось. Общение с матросами-водолазами пробудило воспоминание давнего события, когда я вот так же очумелый от физической и моральной встряски, принял от старшего начальника сердцем искреннюю благодарность, а рукой – стакан спирта. Тогда я был 26-летним старпомом, а благодарил меня мой суровый командир Николай Иванович Китаев.
Мы тогда следовали из Баку в Астрахань, и был, кажется, сентябрь 1956 года, и в районе Дербента попали мы в
Хоть Каспийское море не очень велико и иногда называется озером, но шторма в нём по силе своей иногда океанским не уступают. А учитывая то, что волна там короче и из-за этого круче, ощущения получаешь тоже незабываемые. Обуславливается это особенностью той местности. К востоку от Каспия простираются обширные песчаные равнины, и с закатом солнца пески остывают, а море долго хранит тепло. Нагретый воздух с водной поверхности поднимается вверх и на смену ему движутся воздушные массы с Каракумов и Кызылкумов. И если восточный ветер дул и до этого, то он начинает разгоняться до большой скорости, закручиваясь в гигантские воронки. Так рождается каспийский шторм.
Тогда во время такого шторма, который с началом рассвета шёл уже на убыль, но свирепости своей ещё не потерял, мы там наткнулись на подводную лодку, которая вышла в том же направлении, только на 12 часов раньше нас. На ней кончилось топливо, и её, находящуюся в дрейфе, волны швыряли как щепку.
Этот район является своеобразной аномальной зоной, в которой иногда почти на сутки пропадает радиосвязь и хаотично меняется магнитное склонение. И надо было этому случиться как раз в это время. Поэтому та лодка оказалась без радиосвязи и уже не надеялась получить своевременную помощь. Переговорив с ней с помощью прожекторной связи, Китаев принял рискованное решение, но в данной ситуации единственно верное – швартоваться к её борту и передать ей топливо.
Для этого нужно было к ней подойти, но не близко, а так, чтобы между бортами умещались вершины волн и впадины между ними, и делать это с наветренной стороны. Так что уже это был фантастический цирковой номер. В те времена синтетических тросов на лодках ещё не было, мы располагали тяжёлыми стальными швартовами, и их нужно было завести не менее двух – один с носа, другой с кормы, чтобы лодка имела некоторую свободу маневрирования. И
тогда ещё в моду не вошли. Потом ещё нужно было подать и закрепить топливный шланг и, чтобы он не порвался от возможных рывков, его нужно было подавать со стальным тросом, обмотав штертом.
И всё это должно было готовиться и оборудоваться на палубе, на которую постоянно обрушивались водяные валы, так что все участники этого танцевального шоу должны быть концами привязаны к палубному лееру и должны обладать сноровкой и достаточным запасом хладнокровия и сообразительности. Все должны быть готовы оказаться, и не раз, за бортом, и не задерживаться там, а быстро вылезать обратно на палубу. И не все сразу кувыркаться за борт, а соблюдать возможную очерёдность, чтобы топливный шланг не оказался предоставленным сам себе. Старшим каскадёром Китаев назначил меня, поскольку, видимо, проникся ко мне доверием, после того как ещё перед этим я успешно выполнил одно его полукриминальное поручение. Но об этом позже. И швартовщиков-ныряльщиков он тоже сам назначил, так как очень хорошо изучил каждого члена экипажа. И было нас - то ли семь, то ли восемь человек. Не помню уже.
Не буду повторять того, что однажды я уже описал. Скажу только, что незабываемых ощущений мы огребли немерено. Был непрекращающийся, то усиливающийся, то ослабевающий, первобытный страх. В тот момент я очень хорошо понял, что когда-то чувствовали наши волосатые предки, когда загоняли в свою ловушку не менее волосатого мамонта. А ещё мы постоянно демонстрировали злость и кошачью ловкость. А то, что при этом переживал наш командир, я понял уже потом, когда увидел у него слева на голове седую прядь, которой до этого не было. Не знаю, смог ли кто-нибудь так управлять лодкой, чтобы она, скрепленная тросами с другой лодкой в расстоянии от нее 10-15 метров, ни разу не ударилась бортом. Вот тросы рвались, по-моему, дважды и с мясом была вырвана швартовая утка.
Но его умения, хладнокровия и реакции было бы недостаточно, если бы ещё не отменная реакция боцмана на руле, который перекладывал руль, ориентируясь самостоятельно по командам командира на моторы да по метаниям в водной карусели обеих лодок.
А ещё виртуозами показали себя электрики на ходовых станциях. Сколько всё это длилось, я не помню, да и тогда не мог заметить, потому что тогда чувство времени у меня пропало напрочь. То ли вечность прошла, то ли одно мгновение, до сих пор сказать не способен. Но задача, казавшаяся невыполнимой, была выполнена.
Только помню – стою я со своей швартовой бандой (а как её иначе назовёшь) в центральном посту, а из второго отсека вылазят командир и доктор с чайником в одной руке и несколькими пачками шоколада в другой. Командир обнял каждого из нас, горячо отблагодарил, а доктор из чайника налил каждому по полкружке спирта.
Разве такое можно забыть?
20.
…А утром ПЛ «С-140» была полностью в строю. Где-то около семи часов въехали со стороны завода на наш мол два джипа и остановились против плавпирса. Из каждого повылазили те, кто явился по наши души, то есть комиссия из Владивостока во главе с крупным пожилым контр-адмиралом из спасательной службы флота.
Здесь произошёл забавный инцидент, правда, не вызвавший у нас даже и тени улыбок.
потому что всем было.
Замкомбрига из-за
сильно переволновался и поэтому перепутал всю последовательность привычного этикета. Он строевым шагом, забыв приложить руку к козырьку, подошел к адмиралу и представился ему. Тому было, видимо, не до формальностей, поэтому он спокойно выслушал замкомбрига и протянул ему руку. А тот, некстати вспомнив допущенное упущение, вместо рукопожатия приложил свою руку к козырьку и что есть мочи заорал: «Смирно!»
И опять все присутствующие сохранили спокойствие, как на похоронах. Адмирал же вдруг взял замкомбрига под руку и повёл на плавбазу.
И вся процессия за ними зазмеилась. Мы же с Богдановым закурили, рассуждая мысленно, что если понадобимся, то нас позовут.
Позвали же нас уже только во второй половине дня, и явились мы в каюту замкомбрига, где нас ожидал тот самый адмирал.
Мы представились.
– Владимир Иванович, – обратился адмирал к зам. комбрига, – вы пока свободны, а я тут побеседую с организаторами спасательной операции.
Замкомбрига вышел, адмирал предложил нам сесть, и мы сели, сразу поняв по его тону, что разговор для нас будет не совсем лицеприятный. Так оно и оказалось.
Много нам было задано вопросов. Нет смысла их перечислять. Сообщу только то, что нам с Богдановым вменялось в вину, и что мы сделали не так.
Само собой, прелюдия всего случившегося больших рассуждений не требует. Допущено элементарное нарушение организации службы вообще и правил обеспечения непотопляемости, в частности. Это вина командира ПЛ «С-140» и его старпома с механиком. А всё последующее вызывало у меня противоречивые эмоции, которые я, естественно, сохранял внутри себя. Как оказалось, так же внутренне реагировал и мой друг, только он всё это уже предвидел заранее, так как был старше меня по возрасту, а значит – и опытнее.
Во-первых, адмирал подчеркнул, что наше решение поднимать лодку своими силами связано с неоправданным риском и могло всё закончиться трагически. А то, что это нам удалось осуществить без потерь, есть чистое везение. Правильно же было - убрать всех людей из отсеков лодки, пока её кормовой люк был свободен для доступа, задраить потом этот люк и пусть лодка лежит себе на грунте. Через трое суток, максимум, прибыли бы с Камчатки спасательные средства, и поднять лодку с такой глубины труда бы не составило. Единственная неприятность заключалась бы в том, что на восстановление её в боевом ядре флота потребовало бы от 3-х месяцев до полугода и затраты больших средств.
Да, техническая сторона этого укора нам – безукоризненна. Но вот моральная – не совсем. В течение всего предшествующего времени нас учили другому.
Всегда во время всех учений в условиях, когда подводная лодка стоит у причала базы или, тем более, у стенки завода, лишённая возможности двигаться и без оружия, почему-то по тревогам личный состав должен был бежать именно на неё и находиться там до отбоя тревоги, то есть представлять вместе с ней беззащитную мишень.
Всего одна бомба или ракета – и нет больше ни лодки, ни экипажа. Тогда как благоразумнее было бы на это время «безлошадному» экипажу влиться или в состав сил ПВО или занять место в окопах вместе с другими подразделениями, защищающими данный участок территории. Однажды я изложил такую идею на одном из собраний. Тогда докладчик в своем заключительном слове, а это был наш комбриг, поднял меня на смех, сказав, что такие предложения я должен поберечь, хотя бы до того времени, пока не стану командующим флотом, как минимум. А потом, принимая решение поднимать лодку, мы вовсе не бесшабашность демонстрировали, а руководствовались сложившейся ситуацией, своими знаниями и с учётом всех обстоятельств.
Да, риск был, но такой, который практически сопутствует подводным лодкам всегда. Единственно, с чём я полностью был согласен, так это с тем, что мы подвергли опасности водолазов, которые были не специалистами-водолазами, а просто подводниками, прошедшими обычную водолазную подготовку.
Но опять же, любой подводник для того и обучается водолазному делу, чтобы использовать свою подготовку в любой момент, когда это потребуется. Вот и наступил этот момент. А разве не рискуем мы, посылая сигнальщика на раскачивающийся и накрываемый волной мостик лодки. Или разве не риск посылать людей в лёгководолазном снаряжении в торпедный аппарат для отработки выхода на поверхность. Вокруг нас всегда присутствует риск.
И ещё я представил, что бы нам выговаривала эта комиссия, когда, прилетев к нам, увидела бы, что лодка лежит на грунте, а мы в ожидании помощи безмятежно посапываем в своих койках. И без всякого
Бывает риск такой, что глуп и не оправдан,
Что в ком-то слишком мало здравого ума,
Но также глупо было б, на примере данном
Учась, от риска отказаться навсегда.
Всё, что бы ни происходило, чему-то учит.
Со временем я понял, что там, в высоких сферах Владивостока, получив доклад о случившемся в бухте Нагаева, сильно перепугались, и больше всего за себя. Нас же с Богдановым и других на нашем примере просто решили застращать, чтобы инициативами не увлекались.
Когда-то, кто-то сказал, что на флоте инициатива даже пьянства опаснее.
И ещё помнится мне, как однажды пошутил комбриг ЭОНовской экспедиции 1957 года капитан 1 ранга Тёмин. Уже не помню по какому конкретному случаю, но только побывав на одной из лодок, он обнаружил какой-то непорядок и потом на предпоходовом собрании выразился так: «Вам то что, потонете и всё, а мне потом за вас отвечай».
Он любил и умел пошутить, и эти его слова тоже были шуткой из серии чёрного юмора, но во всякой шутке всегда есть доля правды. Так уж всё вокруг нас устроено.
Инспекция во всём разобралась. В заключении проверки высказала мнение, что в данном случае, который произошёл из-за грубых нарушений организации службы, личный состав и ПЛ «С-140» и соединения в целом проявил высокие моральные качества, мужество и морскую выучку. Инспекция убыла, а через некоторое время всё командование ПЛ «С-140» было снято со своих должностей.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
