Лед должен быть рядом. Даю команду снова осторожно поднять перископ. Впереди, в 30-50 кабельтовых от лодки, сплошная белая полоса. Ничего подобного раньше видеть не приходилось. Мощная оптика открыла мне величественное и одновременно зловещее, сатанинское зрелище несокрушимой мощи, вызывающее тревогу и одновременно – восхищение и преклонение. Наверное, так и рождается в осознании величия природы знаменитый «зов Севера», заставляющий человека вновь и вновь возвращаться в этот край непостижимой и опасной красоты.
Где-то в подсознании мелькнула мысль: «Кромка льда – это граница жизни, за ней пустота и безмолвие». Если вспомнить поездку в поезде, когда состав пролетает туннель за считанные минуты, и вы с радостью снова видите солнечный свет, то можно хорошо представить себе, что чувствует человек, готовящийся уйти в подледный лабиринт длиной в месяц.
В центральном посту – тихо, только мерно шумят приборы и система кондиционирования. Все замерли, глядя на командира у перископа. Понимаю, что обстановку нужно разрядить. Приглашаю взглянуть на льды старпома. Он долго стоит, прижавшись к окулярам, затем молча освобождает место. Затем наступил черед боцмана, механика и трюмного. Реакция та же. Похоже, напряжение снять не удалось. Что ж, по крайней мере всем будет ясно, какие непростые мили ожидают нас впереди. На лодке информация передается быстро, и вскоре стало заметно, как подтянулся весь экипаж. Можно отправляться под лед.
Несколько пробных бросков под ледяные поля прошли достаточно буднично. Близость чистой воды успокаивала. Мы проверили функционирование установленных на «К-438» специальных приборов для арктического плавания, над которыми колдовала наша научная группа, убедились в стабильной работе всех основных систем подлодки. Последнее подвсплытие под перископ, короткая шифрованная радиограмма на базу. Вахтенный офицер получает приказание, ради которого мы вышли в этот поход:
- Курс – на Северный полюс.
В штурманской рубке
Первые два-три дня после того, как мы окончательно ушли под покров Арктики, на лодке сохранялась не совсем обычная тишина. Более ста человек напряженно вслушивались в каждый звук за бортом. Включенные НОКи – работающие по принципу гидролокатора системы наблюдения за ледовым покровом, не давали повода для хорошего настроения. На их экранах, похожих на телевизионные, то и дело появлялись громадные сталактиты. Этакие ледяные сосульки, словно гигантские ножи, вонзенные в поверхность тяжелых паковых льдов, представляли смертельную опасность для субмарины.
Еще более впечатляющую картину можно было увидеть в перископ. Его чуть-чуть выдвигали из ограждения рубки, и в окулярах этого оптического прибора начинали мелькать подсвеченные незаходящим солнцем полярного дня массивы льдов.
Вообще-то клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства, нетипична для подводников, но сейчас ее симптомы почувствовали буквально все. Для человека, разбирающегося в устройстве атомной подлодки, хорошо известно, сколько потенциально опасных приборов и механизмов совмещено в ее тесных отсеках. При большинстве аварий существует единственный выход – экстренное всплытие на поверхность. Поступление воды внутрь прочного корпуса, выброс радиоактивных материалов из первого контура реактора, возгорание – все это причины, заставляющие субмарину искать спасение в надводном положении. Даже не пожар, а сильное задымление способно подо льдами погубить экипаж. Применяемая в таких случаях герметизация отсеков может не спасти положение, а автономные средства жизнеобеспечения имеют ограниченный ресурс.
Для создания видимости обеспечения безопасности на борту «К-438» находилось своеобразное подледное спасательное средство, которым комплектовались все советские атомные подводные лодки, отправляющиеся на службу в Арктику. Это были две специальные боевые торпеды с установленной дальностью подрыва в три километра. В случае возникновения аварийной ситуации мы должны были дать ими залп и потом попытаться всплыть в образовавшейся полынье.
Для того, чтобы понять скептическое отношение экипажа к этой системе, стоит рассказать о ней подробнее.
К сожалению, на советском военно-морском флоте о спасательной службе и спасательном оборудовании традиционно вспоминали только после тяжелых аварий и катастроф. В остальное время тренировки и испытания отводилось по остаточному принципу – в свободное время, которого у подводников практически не было.
Первоначально эффективность специальных торпед для подрыва льда наметили проверить на одной из первых атомных субмарин. Однако последовало указание срочно готовить ее к достижению Северного полюса. И испытания перенесли … на озеро Балхаш, где находился специальный полигон, но подводных лодок, естественно, отродясь не было.
Результаты проб признали удачными, и спецторпеды были приняты на вооружение.
Даже нам, командирам, каких-либо убедительных свидетельств эффективности такого способа спасения не предоставили.
Между тем поводов для серьезных сомнений было предостаточно. Во-первых, никто не знал, что пострадает от взрыва торпед больше: лед, который может оказаться слишком толстым и прочным, или наша подлодка, которая, уже находясь в аварийном состоянии, должна будет принять на себя отраженную ударную волну. Во-вторых, всем было известно, насколько тяжело даже в режиме обычного плавания, в условия типичных для Арктики сильных подледных течений, найти полынью и всплыть в ней. Очень часто такой маневр занимал больше часа. На что же мог рассчитывать экипаж, имеющий в запасе считанные минуты?
Все понимали, что фактически каждое дальнее подледное плавание в Арктике становилось своеобразной коллективной игрой в гусарскую рулетку, и поэтому на борту каждый старался особенно тщательно следить за работой систем и механизмов своей боевой части.
Впрочем, человек ко всему привыкает, и через несколько часов я уже не видел в глазах наших матросов того безрадостного оцепенения, которое овладело подводниками в первые мили подледного броска к Северному полюсу. Мы еще не знали, что судьба приготовила экипажа испытание, которое могло поставить субмарину на грань выживания.
13 августа, суббота, 9.00.Моряки народ суеверный, хотя на атомном флоте и не принято было обращать особое внимание на приметы. Тем не менее, вчера, в пятницу, старпом Елькин, взглянув на календарь в кают-компании, удовлетворенно констатировал:
– Рокового совпадения не произошло, чуть-чуть не считается.
Он имел ввиду весьма нелюбимое мореплавателями всего мира сочетание 13 числа и пятницы. Оказавшийся в это время в кают-компании замполит кстати дополнил замечание Анатолия Алексеевича рассказом о судьбе семимачтовой шхуны-танкера
Она была названа в честь американского писателя, единственная книга которого называлась «Пятница – 13 число». Заглавие произведения, по роковому стечению обстоятельств, стало датой гибели в позапрошлом столетии этого уникального деревянного парусника…
Субботнее утро развеяло наши надежды на спокойное плавание и невольно заставило задуматься о магии несчастливых цифр. Тишину отсеков разорвал громкий сигнал аварийной тревоги. В центральный пост поступил доклад – воспламенился фильтр ФМТ-200.
Случилось то, чего втайне опасался весь экипаж. Глубина 200 метров, над головой многолетние паковые льды. При разрастании вспышки фильтра в локальный пожар субмарина обречена. Счет шел на секунды. Сейчас была важной каждая мелочь. Состав атмосферы в аварийном отсеке, процент кислорода, наличие посторонних предметов у источника пожара, реакция оказавшихся рядом людей – все это определяло судьбу сотни моряков, каждый из которых стал в эти мгновения клеткой единого организма, готового отчаянно бороться за жизнь.
К счастью, ситуация разрешилась благополучно в считанные мгновения – быстрее, чем заняло прочтение этих строк. Фильтр отключили и погасили штатными средствами. На командный пункт поступил доклад о ликвидации возгорания. Для постороннего человека происходящее вряд ли показалось чем-то необычным. Только подводники знали, что неукрощенный в первую минуту пожар уже при следующем обороте секундной стрелки мог превратить отсек в доменную печь – как это было на уже упоминавшейся «К- 19». На подводной лодке дистанция между предпосылкой к аварии и трагедией всего корабля неизмеримо мала, и горе тому, кто не сумеет вовремя среагировать на опасность.
Единственными, кто не успел по-настоящему испугаться, были наши ученые. Они с недоумением и тревогой смотрели на застывшую в напряжении вахту центрального поста, а «торпедистка» Татьяна с женской непосредственностью задала вопрос:
– Вы всегда так серьезно относитесь к учебным тревогам?
Пришлось собрать научную экспедицию в кают-компании и прочитать им небольшую лекцию об аварийных ситуациях под водой.
С точки зрения обычной человеческой логики и общепринятых правил безопасности атомная подводная лодка является убийственным
в обычной жизни веществ и устройств, несущих постоянную угрозу ее обитателям.
Никому не придет в голову размещать пороховой погреб на бензоскладе? Но именно так устроены атомоходы, где кислород соседствует с маслом, электрощиты с соленой водой, регенерация с соляром, и самое главное – в центре этого смертельного «винегрета», сдобренного изрядным количеством торпед и ракет, располагается ядерный реактор, для превращения которого в атомную бомбу иногда достаточно лишь нескольких кружек воды.
Предаварийная ситуация, которая только что благополучно разрешилась, относилась к числу наиболее типичных на подлодках и была своеобразной платой за возможность неограниченно долго находиться под водой.
На первых субмаринах экипаж был вынужден довольствоваться тем кислородом, который заполнял отсеки до ухода в глубину. Подводный флот развивался значительно быстрее, чем техника для регенерации воздуха, и поэтому удушье стало настоящим бичом подводников. Во время второй мировой войны, благодаря использованию запасов сжатого воздуха, подводная автономность оценивалась в 72 часа, и была достаточно условной величиной – уже на вторые сутки пребывания в подводной западне люди начинали терять сознание в пропитанной запахами соляра, испарений аккумуляторных батарей и человеческих испражнений атмосфере.
В послевоенные годы, когда я пришел на флот, появились пластины регенерации воздуха, позволявшие увеличить время пребывания на глубине до нескольких сотен часов. Однако вскоре проявилась одна страшная особенность этих химических изделий – при контакте с мельчайшими частицами масла, которое используется на субмаринах повсеместно, они вспыхивали ослепительно белым пламенем, погасить которое было практически невозможно. Десятки, если не сотни подводников погибли в пожарах, вызванных регенерацией, которая по замыслу создателей должна была сохранять им жизнь.
На атомоходах эти пластины, как правило, не использовались. Избыток вырабатываемой реакторами энергии позволял добывать кислород из воды. Регенерация, герметично запаянная в жестяные банки, их мы брали на борт около сотни, хранилась для аварийных ситуаций – на случай прекращения работы главной энергетической установки.
Однако и новая техника, призванная обеспечивать нормальную атмосферу в отсеках, тоже оказалась пожароопасной. Повышенное содержание кислорода в фильтрах превращало их в термическую гранату, готовую полыхнуть при малейшей неосторожности экипажа.
Расследование, проведенное старпомом, не позволило однозначно установить причину возгорания. Чаще всего истинные причины таких вспышек оставались невыясненными. Мощным корабельным вентиляторам достаточно было засосать в корпус фильтра мельчайшую каплю масла либо посторонний предмет, чтобы капризный прибор окутался едким дымом, оставляя морякам скупые секунды для принятия единственно верного решения. Виновных, как это было принято, находили только в случае серьезных аварий.
Нам повезло - сыграла свою положительную роль особая настороженность экипажа после недавнего ухода под лед и … некоторое пренебрежение нормативами тренировок, которые разрабатывались на берегу, в штабах.
Дело в том, что по существующим правилам, на подлодке в походе должны регулярно объявляться учебные аварийные тревоги, на которых до автоматизма предстояло отрабатывать действия в экстремальных ситуациях. Результат оказался прямо противоположным ожидаемому. Моряки настолько привыкали к сигналам тревоги, что при возникновении фактической угрозы многие продолжали действовать как на смертельно надоевших учениях – прохладцей и неизбежным на кораблях с полупрофессиональными экипажами «сачкованием». Поэтому, отметив эту неприятную тенденцию, я (да простят меня штабисты) запретил объявлять учебные тревоги по корабельной трансляционной сети.
Тренировок от этого меньше не стало, зато весь экипаж знал – ненастоящих тревог у нас не бывает, и вел себя соответственно.
Похоже, лекция произвела на научную группу впечатление, и еще добрых полчаса мне пришлось отвечать на вопросы ученых мужей и Татьяны. Все последующее подледное плавание они старательно принюхивались к расположенным в отсеках подлодки фильтрам и даже пару раз сообщали вахтенным о запахе гари, что, впрочем, оказывалось ложной тревогой, за которую их никто не упрекал.
14 августа, 10.00.Сегодня после ночной вахты отдых снова отменяется. Вчерашнее происшествие с фильтром – хороший повод «подтянуть» экипаж и, заодно, еще раз проверить состояние отсеков атомохода. Отправляюсь делать командирский обход.
Стереотипы мышления – вещь коварная, и до сих пор подводная лодка в представлении большинства далеких от флота людей ассоциируется с невероятной теснотой, дискомфортом и недостатком воздуха. Между тем «К-438» была достаточно приятным местом для жизни, если только не думать о потенциальных опасностях, возможных на борту любой субмарины.
Чтобы воочию оценить ее размеры, представьте себе обычную
Корпус нашей подлодки несколько больше этого «шедевра» архитектуры социализма и в сто крат красивее. Я помню, какое сильное впечатление произвела на меня атомная субмарина, когда я увидел ее стоящей на кильблоках в сухом доке завода. Вообще-то военному моряку не свойственны сантименты, но в этом случае эмоции оказались сильнее рассудка.
Совершенство определенных законами гидродинамики форм скрадывало истинные размеры корабля, и он казался какой-то диковинной рыбой, волею судьбы оказавшейся на берегу.
Техническое описание подлодки, спецификация – многотомный труд, весящий, наверное, больше центнера, и попытаться пересказать его – безнадежное дело. Для того чтобы понять, что представляет из себя «К-438», стоит просто мысленно пройтись по лабиринтам ее почти стометрового корпуса.
- 1-й торпедный, аккумуляторный и жилой;
- 2-й центральный пост, провизионные и вспомогательные механизмы;
- 3-й реакторный;
- 4-й турбинный (в нем же размещены и автономные турбоагрегаты);
- 5-й электротехнический и вспомогательных механизмов (в нем же находился и санблок);
- 6-й жилой и дизель-генераторный;
- 7-й рулевой (здесь же расположены гребные электродвигатели и камбуз).
Он разделен на семь водонепроницаемых отсеков. Попасть в каждый из них можно только через единственный круглый люк. Новички обязательно набивают здесь синяки и шишки, но конструкция люка отрабатывалась десятилетиями и менять ее никто не собирается. В случае возникновения аварийной ситуации его можно задраить в считанные мгновения, спасая тем самым субмарину от гибели.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
