На главную страницу


Последние сообщения блогов


Испытание совестью.




Мне рассказал эту историю,человек прошедший Афган комбатом,получивший
ранение,вытащеный солдатами с того света,чтобы на операционном столе сквозь одурь боли услышать:»Не жилец....» и оказаться в морге.Но это отдельная история.
То что он мне рассказал не уладывалось в понимание всего того,что мы называем Афганской войной,мне трудно было поверить,да и честно признаться
не хотелось. Предательство мёртвых один из самых страшных грехов,но вдвойне страшен грех предательства солдата,отдавшего жизнь Родине.
Прошло много лет и вот передо мною документы,подтверждающие тот страшный рассказ.

НА ПЕРВЫЙ взгляд лагерь беженцев в пуштунском селении Бадабер ничем не отличался от десятков других, разбросанных вдоль афгано-пакистанской границы: глинобитные мазанки и видавшие виды армейские палатки, в которых проживало несколько тысяч человек, скученность, антисанитария. Но главным предназначением лагеря было отнюдь не размещение бежавших от ужасов гражданской войны людей. На протяжении нескольких лет под гуманитарным прикрытием в Бадабере действовал центр военной подготовки мятежников, принадлежавший контрреволюционной афганской партии Исламское общество Афганистана — одной из самых влиятельных и крупных оппозиционных организаций. В ходе 10-летней войны ИОА доставляла немало хлопот и Кабулу, и советскому командованию. Именно ее представителями были Ахмад-шах Масуд на севере и Исмаил-хан на западе, а лидер ИОА Бурхануддин Раббани после победы талибов в 1992 году стал первым главой Исламского государства Афганистан.
Особой зоной крепости считались склады с оружием и боеприпасами, а также три подземных тюремных помещения, так называемые "зинданы". Первых пленных в Бадабер стали привозить ближе к середине 80-х. По разным оценкам, к апрелю 1985 года здесь содержалось до 40 афганских и 12 советских военнослужащих. Не секрет, что контрреволюционеры, подогретые религиозным фанатизмом мулл, проявляли к нашим солдатам изуверскую жестокость, пленные находились в нечеловеческих условиях. Документальных примеров тому немало, и Бадабер исключением не был.
Здешний комендант Абдуррахман за малейшую провинность избивал узников плетью со свинцовым наконечником, заковывал их в цепи и кандалы, от которых на руках и ногах гноились не только кожа, но и кости, посылал на работы в каменоломню. По другим свидетельствам, ребят долгое время морили голодом, давая лишь соленую пищу и глоток воды в сутки. Правда, сами моджахеды всегда утверждали, что в Бадабере к "шурави" относились гуманно, почти как к родным: дескать ели они из одного котла с курсантами, играли с ними в футбол и вообще могли свободно передвигаться по территории лагеря.

Вот выдержка из аналитической записки, с которой лишь недавно был снят гриф секретности. Этот документ был составлен разведцентром 40-й армии (находилась в Афганистане) и передан руководству СССР:
«26 апреля 1985 года в 21.00 во время вечернего намаза группа советских военнопленных тюрьмы Бадабер сняла шестерых часовых у артиллерийских складов и, взломав замки в арсенале, вооружилась, подтащила боеприпасы к спаренной зенитной установке и пулемету ДШК, установленным на крыше. В боевую готовность был приведен миномет и гранатометы РПГ. Советские воины заняли ключевые точки крепости: несколько угловых башен и здание арсенала.
По тревоге был поднят весь личный состав базы – около 3000 человек во главе с инструкторами из США, Пакистана и Египта. Они попытались штурмом вернуть контроль над крепостью, но были встречены шквальным огнем и, понеся большие потери, вынуждены были отступить. В 23.00 лидер ИОА (Исламское общество Афганистана) Бурхануддин Раббани поднял полк моджахедов Халид-ибн-Валида, окружил крепость и приказал мятежникам сдаться, однако получил ответное требование – вызвать представителей посольств СССР, ДРА, Красного Креста и ООН. Начался второй штурм, который был также отбит восставшими советскими воинами. Место боя к тому времени было блокировано тройным кольцом окружения, составленным из душманов и военнослужащих пакистанской армии, бронетехники и артиллерии 11 армейского корпуса ВС Пакистана. В воздухе барражировали боевые самолеты ВВС Пакистана.
Жесточайшее боестолкновение продолжалось всю ночь. Штурм следовал за штурмом, силы восставших таяли, однако и враг нес ощутимые потери. 27 апреля Раббани снова потребовал сдаться и снова получил отказ. Он приказал вывести тяжелую артиллерию на прямую наводку и штурмовать крепость. Началась артподготовка и затем штурм, в котором участвовали артиллерия, тяжелая техника и звено вертолетов пакистанских ВВС. Когда войска ворвались в крепость, оставшиеся раненые советские военнопленные сами взорвали арсенал…»

Из сообщений американского консульства в Пешаваре в госдепартамент США от 28 и 29 апреля:
«Территория лагеря площадью в квадратную милю была покрыта плотным слоем осколков снарядов, ракет и мин, а человеческие останки местные жители находили на расстоянии до 4 миль от места взрыва... В лагере Бадабер содержалось 14-15 советских солдат, двоим из которых удалось остаться в живых после того, как восстание было подавлено».


11 мая советский посол в Исламабаде В. Смирнов заявил президенту Зия-уль-Хаку решительный протест в связи с расправой над советскими военнослужащими на пакистанской территории. В его заявлении указывалось:
«Советская сторона возлагает всю ответственность за произошедшее на правительство Пакистана и ожидает, что оно сделает надлежащие выводы насчет последствий, которыми чревато его соучастие в агрессии против ДРА и тем самым против Советского Союза».


Все началось около 18 часов по местному времени. Группа советских и афганских военнопленных, примерно 24 человека, совершила вооруженное выступление с целью пробиться из душманского плена. Момент был выбран не случайно: весь личный состав учебного центра построился на плацу для совершения вечерней молитвы, а из 70 охранников на своих постах остались только двое. Как вспоминал позже лидер ИОА и бывший президент Афганистана Б. Раббани, сигналом к восстанию послужили действия одного из советских солдат. Крепко сложенный парень сумел разоружить надзирателя, принесшего похлебку. Затем боец открыл камеры и выпустил на свободу других узников, в том числе и афганцев. Завладев оружием, которое оставили охранники, все вместе они стали с боем пробиваться к воротам тюрьмы. По некоторым данным, главной задачей восставших было добраться до радиоузла крепости, чтобы выйти в эфир и сообщить о своем местонахождении. Столь громкая акция позволила бы послу СССР в Исламабаде выступить с нотой протеста и привлечь внимание мировой общественности. К тому же это был весомый аргумент, подтверждающий вмешательство Пакистана в афганские дела. Удалось ли им осуществить задуманное, неизвестно, но склад с оружием и боеприпасами спустя несколько минут оказался под их контролем. Вооружившись, пленные заняли позиции, выгодные для уничтожения курсантов, преподавателей и подразделений охраны. На крышу были выставлены крупнокалиберные пулеметы и минометы М-62, приведены в боевую готовность ручные противотанковые гранатометы. Но к этому моменту территория учебного центра уже обезлюдела: нашлись предатели из числа бывших военнослужащих-таджиков, которые в начавшейся суматохе перебежали на сторону душманов и предупредили о намерениях восставших. Забаррикадировавшись в одной из глинобитных башен, советские и афганские военнослужащие заняли оборону.
Очень быстро прилегающий к лагерю район был блокирован отрядами афганской оппозиции, пакистанских малишей, а также пехотными, танковыми и артиллерийскими подразделениями 11-го армейского корпуса ВС Пакистана. Прибывший к месту событий Раббани, используя громкоговорители и телефонную связь, вступил с восставшими в переговоры. Пленники выдвинули следующие требования: организация встречи с советским послом, представителями ООН или Красного Креста. Исламисты ультиматум проигнорировали, в свою очередь, предложив узникам сдаться. Услышав категорический отказ, Раббани, по согласованию с пакистанскими военачальниками, отдал приказ о штурме тюрьмы. Защитники крепости плотным прицельным огнем отразили первую атаку. Бой, то затухая, то разгораясь вновь, продолжался всю ночь. И хотя силы были явно не равны, сломить оборону советских и афганских военнопленных моджахедам не удалось.
К 8 утра стало окончательно ясно, что сдаваться восставшие не собираются. Более того, сопротивление становилось все более ожесточенным. Один из гранатометных выстрелов со стороны крепости даже едва не убил самого Раббани — серьезные осколочные ранения получил его телохранитель. Руководивший операцией лидер ИОА принял решение бросить в бой все имевшиеся силы и средства. Против обороняющихся были применены артиллерия, в частности реактивные системы залпового огня "Град", танки и даже… звено вертолетов ВВС Пакистана. Радиоразведка 40-й отдельной армии зафиксировала радиоперехват между их экипажами и авиационной базой, а также доклад одного из пакистанских военных летчиков о нанесении по лагерю бомбового удара. В результате прямого попадания снаряда сдетонировали хранившиеся на складах боеприпасы. Первый взрыв был такой силы, что осколки разлетелись в радиусе нескольких километров. За ним последовало еще несколько десятков разрывов. В чужое небо, словно последний салют героям Бадабера, взметнулись сотни горящих снарядов и мин. Казалось, что в огненном аду не мог выжить никто. Но даже после того, как стены были разрушены и в крепость ворвались озверевшие моджахеды, бой продолжался. Раненые и обожженные советские воины встретили врагов автоматными очередями. Тех, кто еще дышал и сопротивлялся, душманы добивали штык-ножами, забрасывали гранатами.
Президент Пакистана Зия-уль-Хак:- Шурави в плен не брать!
ПОСЛЕ подавления восстания в Бадабер был заброшен тайный агент 206 разведцентра "Шир" МГБ Афганистана. Подробности его доклада, а также информация, предоставленная ГРУ ГШ ВС СССР, шокировали советское военное руководство. В результате штурма тюрьмы все пленники погибли. Противник также понес ощутимые потери: около 100 моджахедов, 6 иностранных советников, 13 представителей пакистанских властей, 28 офицеров ВС Пакистана. Были уничтожены 3 РСЗО "Град", примерно 2 млн. ракет и снарядов различного типа, около 40 арторудий, минометов и пулеметов. Взрыв и возникший затем пожар уничтожил ряд построек, в том числе и тюремную канцелярию, в которой, по имеющимся данным, хранились документы со списками узников.
Бадаберский инцидент вызвал озабоченность пакистанской администрации, а также руководства афганской непримиримой оппозиции. Раббани и его подручные все произошедшее постарались представить в выгодном для себя свете. Сразу же после штурма до руководства Пакистана в лице президента Зия-уль-Хака было доведено, что восставшие подорвали сами себя. Правда, спустя буквально несколько часов на совещании руководства ИОА Раббани признал, что был вынужден отдать приказ на применение артиллерии ввиду решительных намерений восставших. 29 апреля лидер Исламской партии Афганистана Гульбеддин Хекматияр передал по радио шифрованное циркулярное указание всем подчиняющимся ему бандформированиям, в котором потребовал усилить охрану "советских военнопленных" в связи с тем, что в Бадабере "среди братьев были убитые и раненые". В приказе командующим фронтами ИПА также предписывалось "впредь русских в плен не брать, а уничтожать на месте захвата".
В тот же день на месте происшествия побывал губернатор Северо-Западной пограничной провинции генерал-лейтенант Фазл Хак. Учитывая всю серьезность случившегося под Пешаваром, район посетил президент Пакистана Зия-уль-Хак, который потребовал от главарей банд исключить повторение подобных "инцидентов", подтверждающих нахождение на пакистанской территории советских военнослужащих, захваченных душманами в ДРА. Для того чтобы предотвратить утечку информации, официальный Исламабад принял все необходимые меры. В частности, Раббани было предложено сделать официальное заявление, что в районе Бадабера произошло вооруженное столкновение между двумя враждующими группировками его организации. Рядовым моджахедам их командиры приказали молчать под страхом смерти. Кроме этого в район запретили въезд посторонним лицам, а тираж пешаварского журнала "Сафир", опубликовавшего заметку о восстании, был полностью конфискован и пущен под нож.
Однако огласку все случившееся в Бадабере все-таки получило. Шутка ли, артиллерийская канонада была слышна даже в Пешаваре! Уже 2 мая многие телеграфные агентства, со ссылкой на своих корреспондентов в Исламабаде, сообщили о неравном бое, который вели советские и афганские военнослужащие в Пакистане. Даже радиостанция "Голос Америки" 4 мая вынуждена была передать, что "на одной из баз афганских моджахедов на территории Пакистана в результате взрыва погибло 12 советских и 12 афганских пленных". Факт вооруженного выступления в Бадабере подтвердил и посетивший 9 мая 1985 года советское посольство в Исламабаде представитель Международного Красного Креста Дэвид Деланранц. Спустя еще два дня посол СССР в Исламабаде заявил Зия-уль-Хаку решительный протест советского правительства. В заявлении внешнеполитического ведомства указывалось: "Советская сторона возлагает всю ответственность за произошедшее на правительство Пакистана и ожидает, что оно сделает надлежащие выводы насчет последствий, которыми чревато его соучастие в агрессии против ДРА и тем самым против Советского Союза…". Глядя на "большого соседа", с протестом выступило и руководство Афганистана. 16 мая постоянный представитель ДРА при ООН М. Зариф направил письмо на имя Генерального секретаря этой организации, которое было распространено в качестве официального документа Генеральной Ассамблеи ООН.

Но правительство СССР, кроме своего декларативного заявления, никаких других шагов так и не предприняло. Партийные боссы не желали признавать, что в лагерях афганской оппозиции содержатся советские военнопленные. Ведь по официальной версии Ограниченный контингент советских войск не участвовал в боевых действиях, а оказывал "интернациональную помощь братскому народу" — строил школы, больницы, детсады и дороги, сажал деревья и рыл арыки. А если нет войны, то откуда взяться военнопленным?
В 2002 году в Министерство обороны РФ было направлено ходатайство о награждении россиян, геройски павших в ходе вооруженного восстания. Вот выдержка из ответа наградного отдела Главного управления кадров Минобороны РФ:
«По имеющимся в нашем распоряжении спискам (Книга Памяти о советских воинах, погибших в Афганистане), указанные вами воины-интернационалисты в числе погибших не значатся. Сообщаю, что награждение за выполнение интернационального долга в Республике Афганистан завершилось в июле 1991 г. на основании Директивы заместителя министра обороны СССР по кадрам от 11 марта 1991 г. Исходя из вышеизложенного, а также учитывая отсутствие документального подтверждения конкретных заслуг бывших военнослужащих, указанных в списке, в настоящее время оснований для возбуждения ходатайства о награждении, к сожалению, не имеется».
Неоднократные обращения в разное время к президентам Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву с просьбами посмертно представить к государственным наградам участников героического восстания в лагере Бадабер не находят положительного отклика. Отсутствие реакции руководителей нашего государства в этом вопросе выглядит весьма неоднозначно на фоне награждения в 2003 году Белоруссией, Казахстаном и Украиной участников восстания в Бадабере Александра Зверковича, Николая Саминя и Сергея Коршенко. Между тем не менее 10 человек из приведенного выше списка призывались с территории России.

Так кто же мы вместе с нашими павшими,пыль на ветру?

Взято полностью по ссылке http://bukioti.com/tezisno/badaber-peshawar.html там же фотографии наших погибших ребят

"Чудаки" из "Чудильника". Капитан 1 ранга в отставке, ветеран-подводник Рудольф РЫЖИКОВ. - "МОРСКАЯ ГАЗЕТА". 8 марта 2009 года.

К 55-Й ГОДОВЩИНЕ 2-ГО ВЫПУСКА ОФИЦЕРОВ ИЗ 1-ГО БАЛТИЙСКОГО ВЫСШЕГО ВОЕННО-МОРСКОГО УЧИЛИЩА

Мы тем горды,
что, не рядясь,
Прошли пути,
не потеряв лица,
Свой долг перед Присягой и
Страной исполнили сполна
И до конца!

Б.И.Козлова: БИК (Борис Игоревич КОЗЛОВ,  выпускник 1949 года из ЛВМПУ и 1953 года из 1-го Балтийского высшего военно-морского училища, доктор философских наук, Профессор, заслуженный деятель науки).



Выхожу из вестибюля станции метро «Балтийская».  Перехожу на противоположную сторону Обводного канала. Еще несколько десятков метров и... «Лево на борт!». Я уже в Приютском (извиняюсь!) - Морском переулке. Приютским этот переулок был тогда, когда в одном из его зданий располагался приют, построенный на деньги известного в России мецената, родственника самодержца, генерала и принца Ольденбургского.  Приютили полуразрушенные стены приюта в 1944 году учащихся двух специальных Военно-морских школ - Московской и Ленинградской.



Превратились тогда бывшие «спецы» в курсантов созданного по приказу любимца флота, мудрого и здравомыслящего Наркома ВМФ адмирала Николая Герасимовича Кузнецова  Ленинградского Военно-морского подготовительного училища, скоро их воинское звание «курсант» было, правда, заменено на более «детское» - «воспитанник», но это дело не меняло. Перейдя из ведения Наркомата просвещения под крыло Вооруженных Сил, а заодно и на казарменное существование, бывшие спецшкольники по-прежнему готовились стать курсантами высших военно-морских училищ, а затем и славными военно-морскими офицерами. А переулок продолжал именоваться «Приютским», и только тогда, когда на базе нашей любимой «Подготии» было создано 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, переулок стал называться «Морским». И это было справедливо! Справедливо потому, что сегодня, когда я, свернув в этот переулок, подошел к знакомому, можно сказать с детства, Контрольно-пропускному пункту родного, много раз к настоящему времени менявшего свое название, училища, совершенно неожиданно для себя ощутил самый настоящий душевный трепет... И, как видно, немудрено. Ведь через этот вход-выход с казенным названием - КПП - несколько поколений, преданных Родине и флоту офицеров, проложили свой курс на моря и в океаны. С учетом «дрейфов» и «сносов» они превратили этот курс в, не побоюсь сказать, Славный путь! Так что переименование переулка в «Морской» наиболее соответствует его современной истории.
А училище действительно многократно меняло свое название. От уже упоминавшегося Ленинградского военно-морского подготовительного и 1-го Балтийского высшего военно-морского до второй территории Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе, ныне тоже переименованного в Санкт-Петербургский Военно-морской институт - Морской корпус Петра Великого... Не пойму - грешник, «ретроград», почему нормально воспринимаемое на слух - «училище» ныне заменено каким-то полуштатским - «институт»? Неужели только ради того, чтобы избавиться от ненавистных нынешним «демократам» имен вроде Фрунзе, Дзержинского, Сталина и других, вошедших в нашу историю выдающихся Личностей с большой буквы? Может быть, это и не так, но такие мысли приходят в голову, когда вспоминаешь, что даже до, как говаривал О. Бендер, «исторического материализма», Россия не чуралась называть военные учебные заведения - училищами. Например, находившаяся аккурат против Приютского переулка (на другой стороне проспекта, названного в честь ее знаменитого выпускника «Лермонтовским») Школа гвардейских подпрапорщиков была еще до Революции переименована в Николаевское кавалерийское училище, да и тот же Морской корпус перед Революцией был назван Морским училищем. Так что какая-то загадка в названиях военных учебных заведений «институтами» и «университетами» все же, на мой взгляд, есть.
Итак, предъявив дежурному по КПП очень красиво и, главное, очень содержательно оформленный пропуск-приглашение, шагаю через «вертушку» и оказываюсь в том самом дворе, на выбитый ленинградскими дождями асфальт которого я впервые шагнул жарким летом памятного 1947 года.
Вспоминаю, что где-то здесь, недалеко от ворот, украшенных изображениями якорей со звездами, находилось сооружение, напоминавшее сигнальный мостик военного корабля. Над «мостиком» возвышалась самая настоящая, с реями и вантами мачта. Мачта эта, конечно же, возымела свое воздействие на романтически настроенное воображение мальчишки, каковым я в то время являлся.
Позже на занятиях по военно-морской подготовке я и мои товарищи множество раз поднимали и разбирали значения сочетаний флагов на этой самой мачте и, размахивая флажками, «читали» тексты «флажного семафора». Чувствовали мы себя тогда заправскими сигнальщиками военных кораблей. Сигналы этого самого «семафора» я, кстати, помню до сих пор.



Сейчас я, конечно же, понимаю, что мачта и непременно украшающие входы в любую организацию, мало-мальски связанную с флотом, адмиралтейские якоря, украшавшие, естественно, парадный вход в училище, а особенно укрепленный над этим входом, надраенный до умопомрачительного, зеркального блеска корабельный колокол - «рында», раскачивая язык которой за «рындобулину», рассыльный дежурного офицера по училищу каждые полчаса был обязан «отбивать склянки», - были своеобразным морским антуражем, действовавшим на воображение мальчишек безотказно! Тем более, что антураж этот был рассчитан на романтику послевоенного поколения мальчишек.
Только что закончилась победоносная война, и профессия военного была очень популярна. А зачитанные до дыр морские романы, повести и рассказы таких писателей, как Стивенсон, Жюль Верн, Грин, Джек Лондон, Станюкович, Новиков-Прибой, Соболев и т. п. (к сожалению, Сергей Колбасьев был тогда недоступен), сдобренные многократными просмотрами таких фильмов, как «Четвертый перископ», «Подводная лодка «Т-9», «Я -черноморец», «Малахов Курган», «Морской батальон», «Иван Никулин - русский матрос» и т. п. возбуждали во многих из нас жгучее желание стать военными моряками и морскими офицерами особенно! Да и красивая форма играла в этом желании огромную роль!
Меня, например, это жгучее желание подвигло на преодоление природной лени. После сдачи экзаменов за седьмой класс средней школы я удалился от шумной московской суеты за город. Уехал с учебниками к тетушке в Химки и там на живописном берегу канала «Москва-Волга» (ныне «Канал имени Москвы») заново дважды (!) проштудировал ответы на билеты по предметам, вступительные экзамены по которым мне предстояло сдавать в училище. В Ленинграде перед сдачей экзаменов я еще раз (!) «пробежался» по ним. И результат не замедлил сказаться. После медицинской (довольно строгой) комиссии, придирчивой мандатной комиссии, преодолев довольно значительный конкурс, был я зачислен на первый курс (в восьмой класс) ЛВМПУ. Испытывая неимоверную радость и гордость, облачился я тогда вместе со своими будущими товарищами и закадычными друзьями в синюю рабочую одежду («робу») и украсил подстриженную «под ноль» голову казенной, не перешитой еще в соответствии с тогдашней «военно-морской модой» фуражкой без ленточки. Ленточку с заветной, золотом по черному, надписью «Подготовительное училище» надели мы тогда на бескозырки только перед первым увольнением в город - 1 сентября 1947 года...



Мог ли я тогда представить, что через семь с небольшим лет я буду маршировать по этому вот самому двору в еще не обмятой офицерской шинели, сверкая золотистыми погонами, украшенными двумя малюсенькими, но такими желанными (!) серебристыми лейтенантскими звездочками? Думаю, что, конечно, не мог. Не представлял тогда и детали будущей офицерской службы. Но уверенность в том, что флоту я буду нужен, была!



А годом раньше по этому же двору прошли те, на юбилей к которым я сегодня пришел. Флот бешено пополнялся новыми подводными лодками и испытывал явный офицерский голод. Именно поэтому значительная часть ребят этого выпуска убыли на флоты даже без обычной предофицерской стажировки. Многие из них, кстати, стали гордостью нашего флота. Но об этом чуть позже...
Итак тогда прошагали по этому двору-плацу, образно говоря, на моря и океаны Родины те, к которым на юбилей их выпуска я сегодня и приглашен. «Подготы-первобалты» - такое название придумали себе эти ребята, выпустившиеся пятьдесят пять лет тому назад.
Теперь это название закрепилось за выпускниками первых трех выпусков из высшего и последних трех выпусков из подготовительного училищ. Вообще эти три выпуска, проучившиеся в одних стенах вместе по пять и шесть лет, очень дружны между собой. И это несмотря на разницу в возрасте и на разбросавшую нас по флотам и кораблям службу.
Безусловно, общее детство и юность под общей крышей и военное воспитание этому причиной. Годы далеко не простой учебы и все-таки веселой казарменной жизни - незабываемы!
В шутку, по-моему, по инициативе выпустившихся в 1952 году старшекурсников, прозвали мы тогда себя «чудаками», а соответственно, училище свое - «Чудильником».
Смех смехом, но «Чудильник» свое дело сделал. Военно-морское детство и военно-морская юность, благодаря очень грамотным преподавателям и чутким, талантливым воспитателям, сделали из нас, без ложной скромности скажу, совсем неплохих моряков и воинов, вынесших на своих плечах бремя «холодной» войны. Не случайно на, как я уже сказал, красочно оформленных пригласительных билетах-пропусках разместил Оргкомитет выпускников-53 портреты любимца флота Н. Г. Кузнецова и любимца ребят этого, сегодня юбилейного, выпуска и их бессменного, начиная с «подготских» времен, воспитателя - командира курса - Ивана Сергеевича Щёголева.



Активный участник Великой войны, раненый на этой войне - человек небывалой душевной щедрости и чуткости был для них настоящим заботливым и, главное, умным отцом. А о годах «холодной» войны напоминает изображение первого советского подводного корабля, вооруженного баллистическими ракетами - проекта 629.  Между прочим, горжусь, что одной из таких лодок мне довелось командовать.



Такие мысли-воспоминания проносятся в моей голове пока я, обогнув ближайший к КПП угол здания, проникаю через малозаметную дверь в расположенный между лестницей (как мы, будущие марсофлоты, именовали её - «трапом») и входом в фойе клуба училища. Этот небольшой, своеобразный вестибюль был «в мое время» местом весьма оживленном. Тут опять начинаются воспоминания...
Дело в том, что на одной из его стен висел единственный на все училище телефон-«таксофон»-автомат. А на автомате этом очень часто (если не сказать всегда) «висел» один из курсантов старшего курса - Витя Штейнберг. Ох, если бы мы, обиженные недоступностью телефона, знали, что курсант этот совсем скоро будет известен не только в СССР, но и во всем мире как талантливейший писатель-маринист и автор сценариев таких фильмов, как «Если позовет товарищ», «Путь к причалу», «Полосатый рейс», «Тридцать три» - Виктор Викторович Конецкий! Ах, если бы мы знали! Мы бы уже тогда гордились тем, что учимся с ним под одной крышей нашего любимого «Чудильника»...



Танкер "Виктор Конецкий". Как говаривал сам Виктор Викторович, теперь он ходит по морям с трубой...

Однако путь мой лежит в клуб, где встретятся выпускники 1953 года, чтобы посмотреть самодеятельный концерт и далее посидеть уже в курсантской столовой за товарищеским ужином. Поднимаюсь в фойе клуба, и тут опять меня охватывают воспоминания...
В Подготовительном училище в этом фойе чета преподавателей - мужа и жены Бельских  - учила нас... бальным танцам! Тут на натертом нами же паркете мы «выкаблучивались», взяв друг друга за руки, выделывая замысловатые «па». Время было тревожное: борьба с так называемым «космополитизмом», даже в области танцев, привела к тому, что гласно или почти гласно такие танцы, как фокстрот (переименованный в «быстрый танец») и танго (переименованное в «медленный танец») были фактически запрещены. Вот и скользили грубые каблуки наших рабочих ботинок, именуемых на курсантском сленге «гадами», по паркету в «мазурках», «па-де-катрах», «па-де-патенерах» и, довольно, кстати, нравящихся нам «польках», вроде «польки-бабочки». Её мы, почему-то, отплясывали самозабвенно!
Однако, оставив за спиной связанные с танцами воспоминания, вхожу в зрительный (он же актовый) зал. Пятьдесят четыре года назад и я, грешный, услышал свою фамилию в приказе Министра обороны о присвоении звания «лейтенант - корабельный состав» именно в этом зале.



В этом же зале проходили и танцевальные вечера с приглашенными девушками, а на сцене частенько мелькали маститые ленинградские и московские актеры, да и многие из тех, кто сейчас медленно втягиваются в зал, пробовали свои силы на ниве самодеятельного искусства. Удивлял нас - тогдашних курсантов - своими музыкальными фельетонами, к сожалению, слишком рано ушедший из жизни, однокашник нынешних юбиляров -Лёша Кирносов - очень талантливый писатель, поэт, драматург и даже композитор.
Нужно заметить, что вообще этот курс товарищей, учившихся годом старше моего курса, отличался множеством талантов. Четверо из тогдашних «подготов», например, имели «наглость» создать своеобразное .«Общество», вроде «Зеленой лампы», назвав его по начальным буквам своих имен - «Люксом»:
- «Л» - Лёша (Алексей Алексеевич Кирносов);
- «Ю» - Юра (Юрий Юрьевич Гладких);
- «К» - Коля (Николай Николаевич Калашников);
- «С» - Саша (Александр Александрович Спиридонов).
Общество это, собираясь то в небольшой «пещере» среди кладки дров в дальнем конце, двора училища, то на крыше примыкающего к тому же двору тира, то еще в некоторых укромных местах «Чудильника», выпускало, а вернее, пускало по ротам и курсам некое рукописное, иллюстрированное тем же многогранным Лёшей Кирносовым, произведение, названное «Обо всем и ни о чем». В этом полужурнале-полулистовке отражались, как правило, смешные и остроумные эпизоды из жизни и быта воспитанников, приводились «крылатые» высказывания младших и старших командиров и самих воспитанников. «Журнал», обойдя «читателей», возвращался в «Люкс» с добавлением эпизодов, эпиграмм, цитат и зарисовок, что позволяло «широкой» публике «Чудильника», вдоволь посмеявшись над училищными порядками, активно обмениваться своеобразными мнениями об этих порядках, проявляя столь любимую в нашей стране «кухонную» критику снизу. Критику, надо сказать, не злобную и не подрывающую, а лишь слегка «лягающую» устои. Однако, несмотря на это, при очередном «шмоне» по тумбочкам, столам и койкам, периодически производимом начальством, люксовские «труды» были обнаружены. До членов их редколлегии довольно быстро добрались, и на всю четверку было выдано сорок суток- карцера. Дисциплинарно арестованных воспитанников Подготовительного училища, по малолетству, содержали не на гарнизонной гауптвахте, а в имеющемся для этой . цели карцере.
Внимательный читатель уже наверняка заметил, что имена и отчества вышеуказанных членов «Люкса» представляли из себя их имена, возведенные в квадрат. Это само по себе интересно, но просто к слову...



Первое, что отметил мой взгляд при входе в зал, это множество пустующих пока кресел.
Однако это и не удивительно, поскольку из вестибюля до сих пор слышались возгласы давно не видевших друг друга друзей: «Ты где?»; «Ты как?»; «Как жив?»; «Как супруга?»; «Как дети и внуки?» и т.п.
Неожиданно ощущаю, что кто-то дергает меня за рукав. Оборачиваюсь. - Ба! Это мой хороший приятель - выпускник первого, 1952 года выпуска «подгот-первобалт» Лёня (Леонид Феликсович) Андриевский. Рядом с ним его замечательная Надя - жена и подруга, надежная помощница во всех Лениных начинаниях. А начинаний у Лёни - ого-го! Он и прекрасный поэт (эпиграммы, просто стихи), он и художник, творящий дружеские, но довольно остроумные «подколы» - шаржи (в том числе и на меня и на некоторых присутствующих в зале), он и активный книголюб-книгочей, прекрасно освоивший компьютерные системы.
С Лёней Андриевским мы сдружились на почве совместного представительства «подготов-первобалтов» в президиуме ветеранов - выпускников подготовительных училищ, возглавляемом тоже одним из выпускников Ленинградского подготовительного контр-адмиралом в отставке Львом Давыдовичем Чернавиным.  В этом президиуме я представляю свой, а Лёня свой выпуск. Леонид Феликсович основную часть своей службы провел на Камчатке. Командовал «тружеником моря» - тральщиком, служил на ответственных должностях в Штабе Камчатской военной флотилии. Лёня был и остается горячим патриотом флота и нашего «Чудильника». Он лично и бескорыстно выпустил «в свет» не только такие, например, рисовано-стихотворные книжки - шаржи, как: «Разрешите доложить!» и «Военморы мои - военморы», но и проделал огромную работу по сбору и обобщению послеучилищных биографий выпускников нашего «Чудильника»...
Славная чета Андриевских приглашает присесть рядом с ними, что я и делаю, продолжая оглядывать зал.



Первый ряд уже заполнен. Здесь сидят: известный артист Ваня (Иван Иванович) Краско,  контр-адмирал в отставке Володя (Владимир Георгиевич) Лебедько  - адмирал, по моему мнению, вполне заслуживший это высокое звание, мыслящий широко и масштабно, но... Опять же, на мой взгляд, и на взгляд некоторых наших «чудаков», излишне эмоционально критикующий промахи и ошибки некоторых наших «флотоводцев», скромно умалчивая, при этом, о своих промахах... Рядом с ним талантливейший поэт, мастер сиюминутного-поэтического экспромта, двойной тезка известного советского писателя - Илья Эренбург. Илья в любой момент способен «выдать» шуточное (и не только!) четверостишие на злобу любого события. Ныне он трудится в порту славного города Сочи, занимая должность, равноценную адмиральской. Рядом с ним сидит почти легендарная личность - Женя (Евгений Дмитриевич) Чернов. Вице-адмирал. Не каждый, даже достигший звания «контр-адмирал», удостаивался чести получить к своему званию приставку - «вице», да еще и Золотую Звезду Героя Советского Союза на грудь, а Женя всего этого удостоен заслуженно!
Тут же вспоминаю, что в числе сегодняшних юбиляров был и целый адмирал флота - Костя (Константин Валентинович) Макаров.  Кстати, очень скромный, приветливый и доброжелательный человек. Мне во время службы в одном из управлений ВМФ приходилось с ним встречаться тогда, когда он еще не был начальником Главного штаба нашего флота, а был заместителем начальника оперативного управления этого штаба. Всегда он шел навстречу решениям любых проблем, к которым я был причастен, подходя к этим решениям без излишнего формализма и проволочек. Но это опять же, к слову. Хочется еще несколько слов посвятить Жене Чернову.  Перед самым своим выпуском он был помощником командира взвода в соседнем с моим классе. Так вот, он не поленился и, прибыв в свой первый офицерский отпуск, собрал «свой» бывший взвод - класс, а заодно и «мой» - соседний - взвод на беседу. Много интересного, а главное, полезного поведал он нам, тогдашним выпускникам, о службе на флоте и того, как нужно начинать эту службу в первом ее году. Советы эти мне лично очень пригодились. Помню я Женю и в тот период его службы, когда он был старшим помощником командира ПЛ «С-80». Тогда ему крупно повезло: осенью он уехал на учебу, на командирские классы, а зимой «С-80» трагически погибла... Теперь я с удовлетворением наблюдаю его затылок.
Женя жив и продолжает активно участвовать в этой жизни: возглавляет фонд помощи семьям погибших подводников на ПЛ «Комсомолец».



В центре Евгений Дмитриевич Чернов. День памяти погибших подводников. "Комсомолец". Санкт-Петербург. Никольский собор.

Постепенно зрительный зал заполняется. Среди юбиляров то и дело встречаются знакомые, как по училищу, так и по службе лица. Здесь и знакомые мне по службе на Тихоокеанском флоте Эрик Ильин, Толя Пикалёв - оба они командовали подводными лодками, здесь и очень хороший мой приятель, а если точнее, друг - Виталий Ленинцев. Фигура последнего - весьма одиозна. Мы служили с ним на средней подводной лодке - я в качестве старпома, а Виталий в качестве помощника командира. Замечательный это был помощник! А по характеру он - весельчак, «остроумец», организатор (организовал, например, на нашей лодке самодеятельный коллектив, в котором принимал участие абсолютно весь экипаж), поэт и музыкант. Каждая встреча с Виталием - для нас обоих - праздник!
Или вот, например, тоже мой друг- Игорь Владимиров. Примечателен он тем, что, окончив артиллерийский факультет (училище в 1953 году еще не было «подводным») и служа по радиотехнической специальности, он добился того, что стал командиром подводной лодки. Для того времени это было большой редкостью и свидетельствовало не только о его грамотности и эрудированности, но и любви к подводной профессии...
Однако мой осмотр зрительного зала и попытки по поседевшим и «поредевшим» затылкам, спинам и фигурам вспомнить, где, когда, и при каких обстоятельствах я встречал их владельцев, прерывается началом официальной части встречи.
Из-за стола президиума поднимается председатель организационного, комитета.- «49-53» Толя (Анатолий Николаевич) Смирнов. Цифры «49-53» означают даты окончания юбилярами училищ: в 1949 году - ЛВМПУ и в 1953 году -1-го БВВМУ. Одетый в парадную форму Толя успокаивает зал. После прекращения шума он делает небольшой отчетный доклад о работе оргкомитета «49-53».
Он перечисляет имена и фамилии ребят, ушедших из жизни за пять лет, прошедших после последней юбилейной встречи сегодняшних юбиляров. Объявляется минута молчания...
Вспоминаю тех ребят этого выпуска, которых смерть уже успела унести из жизни. Иных я знал лично по службе и дружбе, иных встречал мимолетно во время учебы, но помню всех в лицо... Теперь память услужливо воспроизводит их светлые образы...



Командир "Авторы" с нахимовцами.

Вот, например, перед глазами, Юра Федоров. Знаменитый не только в нашей стране искуснейший модельный мастер, создающий уникальные модели кораблей, командир легендарного крейсера «Аврора» Юрий Иванович Федоров. Капитан 1 ранга, занимавшийся любимым делом до самой своей кончины. Приходилось встречаться и с его знаменитой в свое время спортсменкой-женой Галиной Зыбиной...
Прошел перед глазами и образ Джемса Чулкова.  Контр-адмирал, командир соединения, в которое входил авианесущий крейсер «Минск» (на борту этого современного, для того времени, корабля, мы с ним встретились), перспективнейший адмирал... До сих пор страшно вспоминается авиакатастрофа, унесшая вместе с жизнями руководящего состава Тихоокеанского флота и жизнь этого замечательного человека...
Но... минута молчания заканчивается. Доклад продолжается. Между прочим, я не перестаю восхищаться работой организационного комитета ребят предыдущего выпуска. Работает этот ..комитет очень четко. Все его члены выполняют определенные обязанности. Имеет комитет и даже денежные средства от добровольных взносов «подготов-первобалтов», выпуска 49-53...
Например, уже упомянутый Игорь Владимиров, ныне преуспевающий бизнесмен, иногда вносит в общий фонд оргкомитета довольно приличные суммы... Собирается оргкомитет обычно на квартире одного из его членов - Саши (того самого А. А. Спиридонова - члена редколлегии «Люкса»). Саша тоже, кстати, личность далеко не ординарная. Окончив артиллерийский факультет и курсы специалистов радиотехнической службы, он, после нескольких лет службы на надводных кораблях, поступил и окончил Военно-морскую академию, по окончании которой он превратился в специалиста по ракетному оружию подводных лодок. Из-за аварии (неисправности) одной из крылатых ракет, во время очередного испытания, упал он за борт подводной лодки в непереносимую человеком северную воду. В результате лишился Саша возможности ходить, да и руки его с тех пор работают не совсем нормально (хотя он и умудряется играть этими руками на рояле). Саша пишет стихи, публикуется в периодической печати, а самое главное, «держит руку на пульсе» жизни оргкомитета. Его так и называют «ОД» - оперативный дежурный оргкомитета 49-53.
Талант общения и коммуникабельность Саши позволяют ему быть в курсе всех флотских и литературных событий.
После отчетного доклада начинаются выступления присутствующих у «свободного микрофона». Со своеобразным выступлением, продолжающим отчетный доклад, выступает член оргкомитета 49-53 Гарик (Гарри Робертович) Арно. Он, в частности, критикует некоторые, по мнению оргкомитета, неудачные публикации, претендующие на объективность, но фактически искажающие и даже огрубляющие историю Ленинградского военно-морского подготовительного училища.
Слово берет мой друг и сосед - Лёня Андриевский. Он от имени оргкомитета предыдущего выпуска (1952 года) поздравляет юбиляров и подчеркивает дружбу последних трех и первых трех выпусков из ЛВМПУ и 1-гоБВММУ.
Выступления продолжаются. У меня тоже возникает желание сказать присутствующим несколько слов, но...
Слово берет наша гордость -Иван Иванович Краско. Он «подводит черту» под выступлениями и объявляет о начале второй, концертной, части встречи... Он же берет на себя роль ведущего концерт. Участникам встречи доставляет истинное удовольствие концертные номера курсантской самодеятельности и особенно музыкально-танцевальные выступления детских коллективов, в том числе с участием внуков одного из присутствующих юбиляров - Эрика Ильина.
После окончания концерта всем предлагается перейти в курсантскую столовую для более тесного общения за столами, покрытыми «скатертями-самобранками».
К великому моему сожалению, поучаствовать в этом приятном «мероприятии» мне не приходится: именно в этот день нужно было заступать на дежурство по мемориалу «Подводная лодка Д-2» («Народоволец»),  где я сейчас работаю экскурсоводом и по совместительству - сторожем.



Так что, тепло простившись с друзьями-юбилярами, выхожу на уже описанный мною двор. И тут меня опять охватывают воспоминания...
Да, о многом и о многих «чудаках» из «Чудильника» пришлось вспомнить в этот день. В метро под звук движущегося в тоннеле поезда из головы не выходила одна и та же фраза: «Побольше бы таких «чудаков» было у нашей Родины!».

Горестное событие.

 

13 августа, в Санкт-Петербурге, на Красненьком Кладбище,  родственники, друзья, однокашники и сослуживцы похоронили ветерана ВМФ Николая Павловича Панкова – выпускника 1-го БВВМУ 1952 года, черноморца, капитана 1 ранга в отставке, командира подводной лодки, а затем ответственного работника Ленгорисполкома. В последний путь его провожали не только те, с кем он учился в Подготовительном и Высшем училище, но и выпускники 1953-го и 1954-го года. Это не удивительно. Всей своей жизнью он являл пример служения родине и флоту. Он был достойнейшим офицером, образцом для друзей, товарищей и подчинённых. Всеобщее уважение сопровождало его и на море, и на суше. Он был гражданином и патриотом. Его облик – и внешний, и внутренний – в полной мере соответствовал словам «Честь имею!»
В ноябре 2007 года Николай Павлович отмечал своё восьмидесятилетие. В посвящённом ему стихотворении, прозвучавшем тогда в клубе подводников, были отражены, с долей юмора, соотвуетствующей истинно флотскому характеру юбиляра, некоторые эпизоды его жизненного пути. Несмотря на горестность постигшей нас потери, приводим это оптимистическое стихотворение.

К 80-летию Николая Павловича Панкова, капитана 1 ранга

ВЫПИСКИ ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА

Он рождён давным-давно
В деревушке Больцино.
С детства рвался к службе флотской,
К морю шёл тропой подготской.
В математике был хватом,
И его заметил Хватов,
И – отнюдь не медалиста –
Записал в артиллеристы.
Черноморский выбрав флот,
Лейтенант приказа ждёт.
Вот беда – для пушкарей
Не хватает кораблей!
Выпускник стремится в море –
Нету места на линкоре,
Не берут на крейсера
И на бронекатера...
Он, без лишних разговоров,
Превращается в минёра
И постиг азы науки
На забытой Богом «Щуке».
Изучая свой отсек,
Стал подводником навек.
И – отнюдь не из под палки –
Перешёл на «Зажигалки».
Мы читаем в деле личном:
«Командиром стал отличным
И во многом преуспел –
Не тонул и не сгорел.
Отслужив, ушёл домой
С флотской выслугой двойной».
А потом и на «гражданке»
Он успешно «вышел в дамки»:
Ухватив судьбу за хвост,
В Исполкоме занял пост.
Каждый день в приёмной рота
Однокашников-подготов!
Всем и каждому помог,
Как умел и сколько мог.
Он бессменно служит дружбе.
Благородней нету службы.

17 ноября 2007 года. Н.З.

В.А.Люлин "Шерше ля фам" Продолжение.

3.  69-я параллель

Третьего июля 1962 года «Санта-Мария» доставила меня на причал Мурманска. Время 17.00. Моряк вразвалочку сошел на берег. В карманах похрустывают рубли бумажные, позвякивают металлические. Душу и тело греет отпускной билет. Явственно слышу, как поют дрозды. Жутко захотелось вина, фруктов и, конечно, женщин. Жажду того, другого и третьего решил утолить немедленно, как только ступил на улицы Мурманска. Мне бы сигануть в какой-то поезд или рвануть на такси в аэропорт, но мою дорогу на юга, перекрыл шлагбаум «69-й параллели». Так назывался новый и знатный кабак. Знал бы я,  чем все это обернется, по шпалам ушел бы. Но… забурился в кабак. На минутку.

*   *   *
Кабак - он и сеть кабак. Не под березовый сок заливались соловьями дрозды. Рыбаки и прочие моряки усиленно претворяли в жизнь лозунг момента: «Гуляй рванина, от рубля и выше!»
Официантка – сама любезность.
-  Где бы вы хотели присесть, с крышей и уютом, или на скорую руку… - проворковала она.
-  Мне бы хотелось присесть на минутку… - заныл было я, благоразумно, но бес в ребро саданул.
-  Чтобы потом прилечь в уюте с Сарой… -  дорисовал свое пожелание
- Понятно… -  молвила она улыбчиво и усадила за столик с, ну, очень симпатичной телкой. Глаза – блюдца и взгляд, как у не доенной коровы. Все  при ней и такое аппетитное! Хряпнул бы стопарик и захрумкал ею, как огурчиком. Короче говоря, не Сара, а Клеопатрочка в период бурного расцвета. Все во мне перевернулось и запело.
- Стол сервировать по программе – гуляй душа. И немедленно!... -  повелел официантке. По – купечески.
- Будет исполнено… - прощебетала она, обменявшись взглядами с Клеопатрой.
- Да, и вот еще что. Надеюсь,  в вашей забегаловке найдется букет цветов? Негоже морскому волку знакомиться с дамой без их… - понесло меня во все тяжкие.
- Сейчас принесу… - ответила она и шустро умчалась. Через минутку принесла какой-то букетик.
-  Могу ли я рассчитывать на вашу благосклонность? Душа моя рыдает и просит сменить пластинку тоски на дивный вечерочек… -  расшаркался и мелким бесом засуетился перед Клеопатрой.
- Присаживайтесь. И я одна, и мне тоскливо… - голубкой проворковала она, лучезарно улыбнувшись. Лишь тогда я сел на стул, предварительно чмокнув ее лапку. Она назвала свое имя, но я его не запомнил. Бес вожделения заткнул мне уши. А тут еще, за соседним столиком какой-то горлопанистый  морячок-рыбачок прогорланил поморский тост:
-  Выпьем за нас с вами и за х… с ними!
Поддержал его фужером коньяка. В башке и душе - будто Полярный день наступил. Все запело, заиграло и заблестело. Еще пара стопарей сделали из меня безудержного острослова. Дама восхищенно внимала мне и расцветала всеми красками веселья. Приобретала вид совершенства. В моих глазах. Чтобы второй раз не выспрашивать ее имя избрал приём-верняк:
-  Милая! Поднимем бокалы за тебя!...
-  Милая! Прошу это танго подарить мне…
Болтовня и чревоугодие – это одно, а танец – это уже хмель во все чресла. Несколько танцев и… я уже созрел. Чувствую, что хмель в хотимчике  вот –вот вышибет мне мозги.
- Милая! А не хочешь ли ты послушать мою любимую песню любви? И не в этом балагане, а где-нибудь в уюте? - воркую ей в ушко в танце. Притиснул ее так, что дрожь и хруст прошлись по телесам обоих.
- Я согласна, милый! И не где-нибудь, а у меня дома… -  шепчет она в ответ. Ножкой своей, так это искусно елозит в моей промежности, будто поглаживает головку хотимчика. Он  просто-таки  взревел лосем от восторга. Взаимопонимание, полное, было достигнуто. Подзываю официантку.
- Голубушка! Мы тронуты вашим вниманием и радушием. К сожалению, мы должны откланяться. Нас ждут дела великие! Будьте так любезны, скомплектуйте суточный автономный паек на две персоны. На ваш вкус. Безлимитный…
Все было исполнено в лучшем виде. Возблагодарив официантку за ее радушие достойным образом, через десяток минут, я уже повелел таксисту:
- Ямщик, гони лошадей!
И мы помчались в микрорайон серых, как штаны пожарника, пятиэтажек. Он был послевоенной гордостью мурманчан. Среди серости табуна домов, будто бриллиантовое ожерелье на немытой шее цыганки, красовалась бело-красная вышка телебашни.
Но … в какой-то пятиэтажке, на каком-то этаже, в какой-то квартире  я воткнулся в уют, какого не видывал целую пятилетку подводного промысла. Исполнил свою песню любви. Да, пожалуй, так как не исполнял  ни до, ни после, во всем своем репертуаре. Хреновая штука слава! Она может поднять тебя до небес. Задохнешься от восторга! Вот тут-то она тебя и шмякнет оземь. Попробуй  предугадай, когда это произойдет И на фига это нужно? Восторгайся, пока восторгается, а дальше  -  будь  что будет.


4. Песня  любви

За окнами беснуется Полярный день, а я повис, как жаворонок в поднебесье,  пою свою песню любви. Уют – потрясающий. Пассия  офигенно отзывается и ненасытна поболее меня. Заступил  на бессменную вахту. За себя и за того парня, который тралил в это время… селедку, где-то на Ньюфаундленской банке. Не посрамил честь военмора. Столь славно правил вахтой, что перекусоны-выпивоны  совершались будто на бегу, а то и в процессе обслуживания материальной части. Ну, прям,  как на испытаниях кораблей. «Давай, давай!» Глоток, зажор и снова:  «Давай, давай!» На них вкалываешь по долгу, а здесь – для отрады. Будто влюбленные, часов не наблюдали. Стойко держу пар на марке, а вот подружка моя притомилась и взмолилась:
- Все! Больше не могу. Если часик-другой не посплю - умру… - прошептала она и тут же отрубилась. Будто младенец.
На часах без малого пять. Но чего  -  утра или вечера? Глянул в окно. Светлынь. Но в какой стороне солнце,  не видать. Между корпусами – безлюдье, но я не придал этому значения. Решил, что время подгребает к семнадцати  и  народ скоро появится, когда повалит с работы. В башке бродит хмель. Остаточный. Не свежий. От суточного автономного пайка остались какие-то ошметки. Такое добро вестовые сваливают в ДУКовский мешок и выстреливают за борт.
-  Пока она спит, освежу-ка запасы. Должна же быть где-то рядом лавка колониальных товаров… -  озаботился я, вдруг. Будто обсемененный хмырь. Шустренько накинул на себя военно-морской лапсердачок,  и  за порог. Столь заторопился, что не стал надевать каску(фуражку) и, машинально, не переобулся. Так и поперся,  в домашних тапочках. Минут двадцать поносился между корпусов. Пару лавок нашел, но на обоих замки. Что за напасть? И спросить не у кого. Сообразил, что  все дело во времени. На часах раннее утро. Затея со свежаком   лопнула, как мыльный пузырь. Да и если бы и были открыты лавки, то до одиннадцати можешь пополниться только хлебом и селедкой. Шампузы, и той не выпросишь. Решил возвращаться на хазу-базу.
Вот тут-то и сработало мое темное ракетное прошлое. Кобель,  шастая по чужой территории, помечает углы, чтобы отыскать обратную дорогу. Штурман  засекает ориентиры. Ни к тому, ни к другому оказался не способен.  Пламя песни любви спалило в моих мозгах все извилины. Помню лик подружки, продолжаю осязать ее тело, а как зовут – забыл еще в ресторане.  Ни имени, ни адреса, ну ничего нет в моей бестолковке. Корпуса, как близнецы. Подъезды – тоже. Двери и те одинаковые,  и отличаются только номерочками,  намалеванными краской. Кривой и пьяной рукой. Вспомнил, что  дверь моей подружки оббита дермантином и украшена стежочками в ромбик. Это уже кое-что. Можно сказать маячок.
Перескакивая из корпуса в корпус, из подъезда в подъезд,  носился как спринтер. Нашел пару похожих дверей. На мои звонки  открывали двери заспанные дамы, но не моя. Из третьей квартиры высунулся бугай водоизмещением поболее моего. Я и рта не успел раскрыть, как он сгреб меня в охапку и такое придал ускорение моему телу, что я летел до первого этажа,  не чувствуя ступенек под ногами. Хорошо, что шваркнул мне вослед тапочки. Обиделся, наверное, что я его в такую рань поднял. Вывалился из подъезда без корпусных повреждений.
Осмотрел окрестности с целью избрания очередного корпуса для поиска своего маячка. И тут меня клюнула в темя шальная мысль. Можно сказать,  гениальная. А что? Яблоко шмякнуло на голову Ньютону,  и он тут же начирикал закон всемирного тяготения. Мне на голову ничего не упало, но на глаза попалась красавица-телебашня. Мысль,  как молния, пронзила меня и показалась простой как репа, но гениальной.
Вот-вот начнутся передачи в телеэфире. Всякие там новости, в которые можно воткнуть сообщение о потерявшемся мальчике и показать его рожицу.  Уговорю дикторов, они меня и покажут. А я еще и вякну:
-  Милая! Ты где? Отзовись! Я прилечу к тебе голубем сизокрылым…
Она услышит-увидит, позвонит на телестудию,  и я помчусь к ней. Допевать  песню любви. Во мне еще трепетал крылышками жаворонок. Глянул на часы  -  время подгребает к шести. Как революционный матрос на захват телеграфа, ринулся к зданию телестудии у подножия телебашни. Столь шустро, будто я был на взлете. Как певучая птаха. И мыслишки не шевельнулось в башке, что я не взлетаю, а лечу в пропасть. Жуткая и взрывоопасная смесь из алкоголя и хмеля любви  образуется в башке мужика. Термоядерный заряд!!!
Клеопатра

К дверям телестудийного здания я пришмыгал в подлодочном состоянии. В легонькой прострации и в абсолютной готовности к решительным действиям. На мое физическое состояние намекала малая стрелка часов,   разглядывающая  «6» на циферблате. Хмуро и кисло, будто разглядывает мои тапочки. Большая стрелка часов, будто Р-13 на стартовом столе, нацелилась на цифру 12, к старту в небеса.
- Старт! … -  скомандовал я сам себе и вломился в двери  вестибюля. Прямо в объятья стражников права, порядка и социалистической собственности. На охране объекта стратегической важности  и стражники оказались матерые. Сами, как шкафы, а будки -  у каждого сорок на сорок. Может,  и температура у них была под сорок (ночь провели на страже). Уж очень горячими оказались их объятья. Трепыхнулся,  было,  как карась в руке рыболова, да быстро сник. Дыхалку перехватило. Через пару секунд  в режиме «языка»  даю показания. Как можно вежливее излагаю цель своего проникновения на государственный объект.
- Молодец! Это ты здорово придумал!... -  восхитились мордовороты моей гениальности. Придирчиво окинули меня взорами и раздобрились до участливости.
- Парень, ты - загляденье! Помочь тебе  -  сам Бог велит. И мы поможем. И очень просто. Отвезем прямо к Клеопатре. Мы знаем,  где она живет. Пару минут потерпи, пока мы вызовем карету… - завершили они допрос-осмотр  столь учтиво, будто перед ними не старлей, а, как минимум, ценнейший «язык» в генеральском чине.
- Мужики! С меня банкет. Прямо у Клеопатры его и учиним… - возрадовался я. Опрометчиво. Подкатила «карета». Обычный серый «газончик» с будкой. В народе эту карету называют «раковой шейкой».
-  Что-то эта таратайка мало смахивает на свадебную. Не загреметь бы в ней в тар-тарары… -  мелькнула мысль.
- Пошутили ребята насчет кареты. И где им ее взять, если в их распоряжении одни серые рыдваны, с окошками в клеточку. Что есть, в том и возят… - устыдился собственных подозрений.
-  Спасибо,  ребята! Век буду помнить вашу доброту… -  промолвил я радостно, влезая в будку. Один стражник влез в кабину, другие остались на крылечке. Я им трогательно помахал ручкой из  зарешеченного окошка. Они заржали. И мы поехали.
- К  Клеопатре… -  подумал ее вожделенно, хотя и не совсем уверенно.
Хотелось бы сделать запись в вахтенном журнале: «06.30. Ошвартовался левым бортом к плавбазе «Клеопатра». Команде – мыться, петь и веселиться. Вахтенный офицер ст. л. Друшлаг»
Хрен там!
«Раковая шейка» ошвартовалась к воротам комендатуры.
-  Ну, ментура  поганая! Вечно вы путаете Клеопатру с комендатурой!... -  взвыл я волком,  прежде чем оказаться на допросе у коменданта.


6. Комендант


Комендант, как все коменданты - даже без зачатков юмора. Подполковник, в черной флотской форме, но с красными просветами на погонах. Просветы, будто лучики, отлетали от его красной упитанной рожи и ложились на погоны могучих плеч. Могучесть этого детины не могла не вызвать восхищения.
- Попадаешься к такому в лапы, не только заставит заговорить, но и вырвет гланды у тебя, через твою ж…, не моргнув глазом… -  очень хорошо подумал о нем, настроившись на мажорный лад.
Силушкой Бог коменданта не обидел. Вместо юмора  напихал в него недоверчивости. До неприличия много. Мой краткий рассказ о многолетней и многотрудной службе на потаенных судах выслушал в пол уха. Скороговорку о заработанном праве на отдых в лоне ЮБК (южного берега Крыма) пропустил мимо ушей.
На мой последний аккорд  трогательного признания (без пыток) окрысился.  Всего лишь и сказал ему:
-  На пути к ЮБК у меня возникли кое-какие препятствия. Помогите их преодолеть…
Дурень! Знал же ведь, что если не хочешь нажить себе врагов, не проси ни у кого помощи.
- Все документы на стол!... -  рявкнул комендант. Будто скомандовал:
- Руки вверх!
И вот тут-то я полез по своим карманам. Впервые, как отвалил от борта-бочка Клеопатры. Сказочные бабка с дедкой  по амбарам, по сусекам наскребли жмень муки и замесили колобок. В своих карманах я наскреб… - только партийный билет. Из него даже колобка не сварганишь.
- А где-же мои документы, банкноты и доллары… -  озадачился вслух, не прекращая траления карманов.
- Что за доллары?..  -  сделал стойку пса комендант.
Пришлось ему пояснить, что долларами я называю металлические рубли. Таская их с собой жменями, как отмычки к суровым душам ресторанной челяди. Особенно в общении со швейцарами. Звякнешь-брякнешь по стеклу двери,  и ты уже желанный гость.
Неподдельно-жгучий интерес коменданта,  вспыхнув при слове «доллары»,  мгновенно угас. Презренный металл его не интересовал. Бумаг, подтверждающих мою личность и подводную доблесть, не оказалось. Мои устные признания-показания были ему до лампочки.
- Считай, что все свои документы, деньги и прочее барахло ты подарил Клеопатре. Сочтет нужным - даст о себе знать. Нет - это твои проблемы. И искать ее я не намерен, да и не имею права. В кутузку, и то не могу тебя засандалить. На фиг ты мне нужен без продаттестата ?... -  прорыкал он. Схватил телефонную трубку и начал требовать связи с «Дворцом» (скромный позывной штаба флота).
«Песня любви не допета. Не светит мне берег Крымский и даже «губа» комендантская. Спроворит он меня, похоже, в губу Западная Лица. На заклание начальникам и прозябание всего отпуска в камере плавказармы. Ох…ь можно!...» - подумал тоскливо. Добравшись до «Дворца», комендант полез на «Рекорд». Тот соединил его с дежурным нашей дивизии.
Дежурный подтвердил, что по амбарной книге дивизии за ними  числится маленький ракетчик Друшлаг, но изволит быть в отпуске. Загорает на ЮБК.
- Он уже не только загорел, но и сгорел. Отправляю его к вам. На «Кировобаде». На опознание… - гнусно пошутил комендант. Мастер черного юмора.
Отволок меня в «УАЗике» на причал и вверил меня заботам вооруженных матросов на «Кировобаде». Они были служивыми комендантской службы Западной Лицы и следили, чтобы среди пассажиров теплоходика не затесался вражеский агент. Сутки тому назад «Санта – Мария» приперла меня в Мурманск, и вот поперла обратно. Хорошего помаленьку.



Командиры АПЛ «К-3» «Ленинский комсомол» - выпускники нахимовских училищ. Рижский нахимовец и его однокашники. Часть 10.

Какая станция московского метро самая красивая?
Нашёлся в группе один смельчак, который ответил с нескрываемым и явным намёком:
Курская - самая красивая!



Щербань Георгий Николаевич. Щеткин Юрий Николаевич. См. НА РОДИНЕ ИММАНУИЛА КАНТА. Калининградское ВВМУ в 1953-1956 годы. АГРОНСКИЙ Марк Дмитриевич. Часть 1.

Яковлев Виктор Павлович.

Много лет работал начальником ОТК завода по ремонту вертолетов.



Слева направо: вдали Ильичев Вадим Викторович, на первом плане Яковлев Виктор Павлович, Храмченков Александр Семенович, Агронский Марк Дмитриевич.

Яковлев Владимир Константинович.

Командовал подводной лодкой.

Ниже приводим коллективные фото и сведения из книги "Рижское Нахимовское военно-морское училище. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ: ЛЮДИ, СОБЫТИЯ, ФАКТЫ". Издание второе, исправленное и дополненное. Санкт-Петербург, 2009. Составители: Г.Г. Лойкканен, М.Д. Агронский. К сожалению, книга не издана.



41 класс воспитанников, окончивших 7 класс. Рига, 1949.
1 ряд: Ильичев Вадим Викторович, Сорокин Вадим Николаевич, Занин Александр Никонорович, Иванов Эдуард Михайлович, Х, Логвинов Михаил Михайлович, Х,
2 ряд: Иванов Георгий Васильевич, преподаватель географии; Левин Гирш Давыдович, преподаватель естествознания; Павловский Игорь Генрихович, преподаватель черчения; Закожурникова Галина Ивановна, преподаватель русского языка и литературы; майор Светлов Михаил Александрович, командир роты; Пригорьевская Евгения Яковлевна, преподаватель истории; Касперсон Анна Матвеевна, преподаватель английского языка.
3 ряд: Сабуров Евгений Григорьевич, Голанд Лев Ильич, Степанов Юрий Федорович, Васильев Леонид Викторович, главный старшина Невзгляд Михаил Филиппович, старшина роты; Х, Х, Никифоров Дмитрий Дмитриевич, Бабашин Геральд Устинович, Вечеслов Николай Георгиевич, Кондаков Борис Николаевич.
4 ряд: Младший лейтенант Шаповалов Иван Алексеевич, офицер-воспитатель, старшина 1 статьи Сысоев Петр Захарович, помощник офицера-воспитателя, Обухов Павел Алексеевич, Нестеренко Лев Сергеевич, Симонов Николай Михайлович, Хромов Юрий Сергеевич, Боярский Евгений Георгиевич.



42 класс воспитанников, окончивших 7 класс. Рига, 1949.
1 ряд: Кудрявцев Алексей Александрович, Добровольский Вилин Константинович, Авдеев Всеволод Иванович, лейтенант Губин Виктор Александрович, офицер-воспитатель, Мироненков Владимир Фомич, Яковлев Владимир Константинович, Малышев Леонид Павлович.
2 ряд: капитан-лейтенант Ширяев И.А., Левин, Павловский, Касперсон Анна Матвеевна, преподаватель английского языка; майор Светлов Михаил Александрович, командир роты; Тарабарина Александра Михайловна преподаватель русского языка и литературы, Пригорьевская Евгения Яковлевна, преподаватель истории; Никитина,.
3 ряд: Халошин, Гриневич В.В., Гранин, Милов, старшина 1 статьи Утробин – помощник офицера-воспитателя, главный старшина Невзгляд Михаил Филиппович, старшина роты; Кизимов Е.А., Френк Борис Михайлович, Данилкин Альберт Андреевич, Семенов В.А., Гуськов Дима (учился с 1946 по 1949 г.), Ширинкин Валентин Сергеевич, Лойкканен Гарри Генрихович.
4 ряд: старший матрос Кононов Степан Николаевич, Душацкий Виталий Борисович, Храмченков Александр Семенович, Ушпалевич Эдуард Александрович, Щеткин Юрий Николаевич, Власов Владимир Д., Носенков Игорь Александрович, Герасимов Юрий Всеволодович, Козлов Владимир Федотович.



43 класс после окончания 7 класса. Рига, июнь 1949 г.
Слева направо: 1 ряд: Соколов Виктор Александрович, Саенко Борис Ильич, Агронский Марк Дмитриевич, капитан-лейтенант Свирский Павел Мефодьевич, офицер-воспитатель, Гулин Анатолий Иванович, Семенов Евгений Павлович, Кузнецов Ефим Васильевич, Пашков Борис Иванович.
2 ряд: Иванов Георгий Васильевич, преподаватель географии; Левин Гирш Давыдович, преподаватель естествознания; Павловский Игорь Генрихович, преподаватель черчения; Касперсон Анна Матвеевна, преподаватель английского языка; майор Светлов Михаил Александрович, командир роты; Закожурникова Галина Ивановна, преподаватель русского языка и литературы; Пригорьевская Евгения Яковлевна, преподаватель истории; Никитина Зинаида Андреевна, преподаватель математики.
3 ряд: Иванов Эдуард Дмитриевич, Смирнов Дмитрий Семёнович, Орленко Валентин Григорьевич, Носенков Игорь Александрович, главный старшина Невзгляд Михаил Филиппович, старшина роты; Борисов Виктор Фёдорович, Стригин Юрий Александрович, Заико Роберт Абрамович, Забелло Евгений Иванович, Герасев Владимир Михайлович.
4 ряд: Герасимов Орлеан Константинович, Яковлев Виктор Павлович, Богочанов Павел Георгиевич, старшина 2 статьи Быкадоров Дий Агафонович, помощник офицера-воспитателя, Молочников Арон Абрамович, Промыслов Валентин Владимирович, Столяров Станислав Георгиевич, Гостомыслов Леонид Петрович, старший матрос Кононов Степан Николаевич, помощник офицера-воспитателя, Евдокимов Валентин Александрович."

Примечание.
Офицер-воспитатель с 7 февраля 1948 по июнь 1952 года – капитан-лейтенант Свирский Павел Мефодьевич.
Родился 7.03.1920 в селе Маньковка, Маньковского района Киевской области. Окончил 7 классов и техникум механизации сельского хозяйства в 1939 г., ВВМУ им.М.В.Фрунзе в 1942 (3 курса и досрочный выпуск 24 октября 1942 года), курсы ускоренной подготовки комсостава в 1943 г., после окончания которых был направлен в заграничную командировку для приема кораблей по ленд-лизу. Награжден медалями: «За победу над Германией», «30 лет РККА» и др. Свободно говорил на английском языке (прозвище – Чарли), для получения официального диплома заочно учился во Всесоюзном институте иностранных языков. С 1952 года преподаватель военно-морской подготовки. В 1953-1954 году – командир роты в Ленинградском нахимовском училище, затем переведен в Рижское ВВМУ. Дочь Тамара 1942 г.р. и сын Игорь 1947 г.р.



Выпускники 1952 года с командованием и преподавателями. Слева направо: 1 ряд: майор Кириллов Николай Кириллович, начальник финчасти, подполковник Эстрин Наум Соломонович, преподаватель математики, майор Ершов Михаил Иванович, старший преподаватель истории и конституции, майор Слотинцев Владимир Николаевич, преподаватель химии, капитан Рычев Павел Николаевич, преподаватель математики, капитан 2 ранга Тарабарин Василий Александрович, старший инструктор политотдела, подполковник Винокуров Яков Иосифович, начальник отделения кадров.
2 ряд: подполковник Светлов Михаил Александрович, командир роты; подполковник Мармерштейн Саул Маркович, начальник медицинской службы училища, старший лейтенант Курская Роза Владимировна, преподаватель английского языка, Галибина Елена Анатольевна, преподаватель математики, капитан 2 ранга Тимошенко Всеволод Иванович, начальник учебного отдела, Мигрина Елизавета Ивановна, преподаватель английского языка, капитан 1 ранга Розанов Григорий Васильевич, начальник политотдела, капитан 1 ранга Цветков Анатолий Иванович, начальник училища, капитан 1 ранга Плискин Лев Яковлевич, заместитель начальника училища по учебно-строевой части, Турченко Антонина Михайловна, шеф-повар, майор Соколов Андрей Дмитриевич, преподаватель химии, капитан Кравченко  Дмитрий Григорьевич, преподаватель физики и астрономии, майор Усович Вячеслав Иосифович, начальник цикла физподготовки, мастер спорта, майор Михальченко Юлий Андреевич, преподаватель старший преподаватель русского языка и литературы.
3 ряд: старший лейтенант Киселев Петр Алексеевич, воспитатель, Лозинский Израиль Яковлевич, преподаватель русского языка и литературы, Волосникова Нина Диадоровна, преподаватель английского языка, Васильев Леонид Викторович, Вечеслов Николай Георгиевич, Душацкий Виталий Борисович, Борисов Виктор Фёдорович, Аксельрод Михаил Самуилович, Боярский Евгений Георгиевич, Хромов Юрий Сергеевич, Пузаков Геннадий Петрович, Беляев Василий Иванович, Бабашин Геральд Устинович, Герасимов Орлеан Константинович, лейтенант Зотов Владимир Иванович, преподаватель английского языка, Пашков Борис Иванович, Молочников Арон Абрамович, Гулин Анатолий Иванович.
4 ряд: Занин Александр Никонорович, Сорокин Вадим Николаевич, Столяров Станислав Георгиевич, Герасимов Юрий Всеволодович, Ильичев Вадим Викторович, Никифоров Дмитрий Дмитриевич, Макаров Владимир Александрович, Иванов Эдуард Михайлович, Смирнов Дмитрий Семенович, Орленко Валентин Григорьевич, Сабуров Евгений Григорьевич, Петров Иван Васильевич, Кудрявцев Алексей Александрович, Копылов Владимир Андреевич, Романов Дмитрий Михайлович, Обухов Павел Алексеевич, Симонов Николай Михайлович, Семенов Евгений Павлович, Бубеннов Владимир Фадеевич, Гостомыслов Леонид Петрович.
5 ряд: Кондаков Борис Николаевич, Смирнов Краснослав Иванович, преподаватель английского языка, Лагерев Петр Сергеевич, Авдеев Всеволод Иванович, Носенков Игорь Александрович, Щербань Георгий Николаевич, Данилкин Альберт Андреевич, Заико Роберт Абрамович, Евдокимов Валентин Александрович, Соколов Виктор Алексеевич, Богочанов Павел Георгиевич, Курганович Эдуард Федорович, Френк Борис Михайлович, Нестеренко Лев Сергеевич, Пылев Анатолий Иванович, Логвинов Михаил Михайлович, Карпов Александр Григорьевич, Ушпалевич Эдуард Александрович, Ширинкин Валентин Сергеевич, Саенко Борис Ильич.
6 ряд: Виноградов Олег Петрович, Добряков Виктор Александрович, Мироненков Владимир Фомич, Яковлев Виктор Павлович, Забелло Евгений Иванович, Козлов Владимир Федотович, Агронский Марк Дмитриевич, Дикарев Герман Николаевич, Коновалов Альберт Васильевич, Голанд Лев Ильич, главный старшина Попов Валерий Николаевич, мичман Фролов Михаил Иванович, Яковлев Владимир Константинович, главный старшина Сараев Иван Ильич, Шабанов Валентин Михайлович, Швындин Виктор Валентинович, Халошин Владимир Захарович, Добровольский Вилин Константинович, Пирогов Юрий Михайлович, Степанов Юрий Федорович, Маурин Виталий Августович, Малышев Леонид Павлович, Литвиненко Лев Николаевич.
7 ряд: Милов Лазарь Самуилович, Силантьев Юлий Алексеевич, Кузнецов Ефим Васильевич, Храмченков Александр Семенович, Лойкканен Гарри Генрихович, Куталов Анатолий Иванович, главный старшина Нехорин Александр Александрович, Щеткин Юрий Николаевич.

Приведенные персональные сведения - результат скрупулезной работы в Центральном Военно-Морском архиве Агронского Марка Дмитриевича, за что ему большая и искренняя благодарность.

В заключение еще две фотографии преподавательницы английского языка Розы Владимировны Курской.



Гриневич В.В.: Наши педагоги.

Верюжский Николай Александрович (Воспоминания о прошлом).



"Среди большого числа педагогов английского языка была семейная, весьма колоритная пара: он - капитан береговой службы (погоны стандартной ширины, но с красным просветом и окантовкой), высокий, крупного телосложения, голубоглазый, светловолосый - настоящий былинный русский богатырь (Зотов Владимир Иванович); она - старший лейтенант а/с, стройная, изящная, черноволосая красавица, которую звали Роза Владимировна Курская. На занятия английского языка класс из 25 человек обычно делился на две учебные подгруппы. Среди преподавателей иностранного языка по каким-то причинам в учебных классах ежегодно происходили замены. Был однажды такой период, когда я оказался в подгруппе, которую вела Роза Владимировна. На мой взгляд, ничего особенного в ней не было (а что я тогда понимал в женской красоте?), но некоторые ребята, в первую очередь старшеклассники, восхищались изящной красотой этой молодой женщины. На уроках английского языка обстановка, как правило, существовала более раскованная, поскольку предусматривала обмен мнениями и разговор на свободные темы. Однажды, когда мы только-только возвратились из Москвы после участия в очередном военном параде, на занятиях по английскому языку Роза Владимировна задала вопрос:
Какая станция московского метро самая красивая?
Нашёлся в группе один смельчак, который ответил с нескрываемым и явным намёком:
Курская - самая красивая!
Роза Владимировна безусловно заметила стремление юноши сделать комплимент, но не придала никакого значения и даже сделала замечание за ошибку в использовании артикля этому малоопытному льстецу с наклонностями молодого ловеласа."

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта

 nvmu.ru.

Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Страницы: Пред. | 1 | ... | 1412 | 1413 | 1414 | 1415 | 1416 | ... | 1583 | След.


Copyright © 1998-2025 Центральный Военно-Морской Портал. Использование материалов портала разрешено только при условии указания источника: при публикации в Интернете необходимо размещение прямой гипертекстовой ссылки, не запрещенной к индексированию для хотя бы одной из поисковых систем: Google, Yandex; при публикации вне Интернета - указание адреса сайта. Редакция портала, его концепция и условия сотрудничества. Сайт создан компанией ProLabs. English version.