Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Электроэнергетическое оборудование для ледокола ЛК-120

Электроэнергетическое
оборудование
для ледокола "Лидер"

Поиск на сайте

Блог о море и не только - Сообщения с тегом " царь Александр"

Люлин В.А. "Заначка"


7. Заначка

На ежевечерней  планерке БП (боевой подготовки) у старпома очередность докладов незыблема. Начинает штурман (БЧ-1) и заканчивает механик (БЧ-5). «Бычки» (командиры боевых частей) складно врут о выполнении текущего плана и вбивают туфту на следующий день. Старпом верстает общекорабельный план и утверждает его у командира. План – закон и руководство к действию. В первозданном виде он действует до утра. В журнале суточных планов Б и ПП старпома. Но… жизнь вносит свои коррективы. С утра план может полететь к чертям собачьим. Но на два элемента суточного плана никто не посягает: подъем флага и «проворот». Древнейший флотский ритуал. Предваряется он построением, на котором старпом производит оценку наличных сил экипажа и его работоспособности. По виду, цвету и запаху. Особенно – после праздничных отдохновений. Не без помощи замполита выявляются кандидатуры для охвата заботами парткомиссии или междусобойчика. Далее  - трогательная встреча командира.  Его: «Здрасьте!»  экипажу и «Здрам желам!» в ответ. Флаг до места и «Все вниз!»
Часик –  осмотр, проверка оружия и технических средств. Проворачивание их вручную, в электрическую, гидравликой и воздухом. Музыка единения человеческих душ и железа! И первый перерыв.  На перекур и проворот языков.  
Недреманное око замполита узрело экипаж  вполне работоспособным и не нуждающимся в партийном влиянии. Суровый взгляд старпома усёк непозволительное пренебрежение образцовым внешним видом со стороны штурмана. Ниже пилотки у него на полрожи чернели шарами громадные солнцезащитные очки. Запахло междусобойчиком.
-  Штурман! Тебе не кажется, что пляжные очки при построении на подъем флага несколько неуместны?  -  возник старпом.
-  Не кажется. Одел по великой нужде и рекомендации доктора. Глаза от солнца слезятся. Ослепнуть могу… -  соврал штурман.
Доктор удивленно глянул на «потенциального слепца», но на вопросительный взгляд старпома подтвердил:
-  Да. Это моя рекомендация. Пусть недельку походит в очках. Может, глаза и адаптируются к яркому солнцу. Нет, так придется завалить его в госпиталь…
-  Ну уж хрен ему, а не госпиталь. Проморгается. Можешь, штурман, еще и противогаз надрючить.
Старпом отвязался, но жгучий интерес к тому, что скрывается под очками у штурмана, остался. И не столько к тому, что под очками, а к первопричине их появления.
-  Штурман! Сними паранджу, я тебе свеженький НАВИМ (навигационное извещение мореплавателям) покажу… - подвалил к нему связист во время проворота.
-  Всему свое время. Отвали… -  буркнул штурман.
Дождались перекура. Очередная штурманская байка сгрудила в курилке и курящих, и некурящих, как только минер проговорил:
-  Штурман! Не тяни резину. Сними очки. Мы тебе вытрем слезы, а ты рассказывай.
Под левым глазом штурмана фиолетово набухал и под переносицей переползал к правому здоровенный фингал.
-  Где же это тебя угораздило отхватить такое украшение?  Мы же, вроде, без замечаний пришлепали  в городок…  -  участливо осведомился минер. Но не удержался, хохотнул вместе с остальными.
-  Машка, стерва, сподобила! Моим же ботинком… -  тяжко  вздохнув, вещает штурман. Вернув на нос очки, без дополнительных просьб рассказывает он историю возникновения фингала. Откровенно, будто речь ведет не о себе.
-  Когда подходил к дому, не очень удачно форсировал водную преграду. Мне бы, дураку, обойти стороной гигантскую и глубокую лужу, а я поперся пересекать ее вброд. Начерпал полные ботинки воды и сам вымазался по уши. Машка прямо на пороге ошарашила вопросом:
-  Где это тебя черти носили?!!
-  Да вот, уже в городке попались мне навстречу два амбала, один с меня, другой чуть поменьше. Дай, говорят, закурить! Знаю я эти «дай закурить!»  Пришлось подкинуть им…
Машка, зараза, залилась смехом и спрашивает:
-  Это ж какие такие амбалы, с тебя и поменьше? Ты, случаем, не первоклашек загулявших колошматил?  Ври, да не завирайся. Зарплату получил?
-  Да. Вот… -  отдаю ей получку.
-  Почему так мало?
-  И этому радуйся… С меня сейчас удерживают из зарплаты за потерянный якорь. Слышала, мы его в апреле  потеряли?... – навешиваю ей лапшу на уши.  Очень удачно вспомнил о потере «яшки» нашими соседями, татарвой.
-  А почему с тебя высчитывают?! – перешла Машка на прокурорский тон  и руки в бока уперла.
-  Потому! Потому что это мое заведование. И не с одного меня высчитывают. С командира и старпома тоже.
-  Это другое дело! А то все с тебя, да с тебя… -  подобрела Машка.
-   Садись ужинать, амбал крученный. Дети уже спят.
-  А за «День Подводника» что стопочку не предлагаешь?  -  обнаглел я маленько.
-  Ты мало наподводничался?! Ешь и отправляйся спать, пока я тебя скалкой не остопарила…
Утром одеваюсь перед уходом на службу, а она, как всегда, торчит в прихожей. Обуваю ботинки. Чую, в одном что-то мешает ноге. Вытряхнул из него это «что-то», а там оказалась измочаленная вдрызг… заначка! Машка мгновенно это усекла.
-  Так вот куда и за что у тебя высчитывают! Я тебе покажу утерянный якорь!
Схватила ботинок и хряснула меня по морде. Аж искры из глаз посыпались! И какой черт меня надоумил занычить тугрики в ботинок? Еле ноги унес… Бедный я, бедный Штурман! Из гетто лодки пришлепаешь домой, а там ждет тебя геноцид… - скорбно завершил он свой рассказ. Под хохот собратьев.

В.А.Люлин "Шерше ля фам" Продолжение.

3.  69-я параллель

Третьего июля 1962 года «Санта-Мария» доставила меня на причал Мурманска. Время 17.00. Моряк вразвалочку сошел на берег. В карманах похрустывают рубли бумажные, позвякивают металлические. Душу и тело греет отпускной билет. Явственно слышу, как поют дрозды. Жутко захотелось вина, фруктов и, конечно, женщин. Жажду того, другого и третьего решил утолить немедленно, как только ступил на улицы Мурманска. Мне бы сигануть в какой-то поезд или рвануть на такси в аэропорт, но мою дорогу на юга, перекрыл шлагбаум «69-й параллели». Так назывался новый и знатный кабак. Знал бы я,  чем все это обернется, по шпалам ушел бы. Но… забурился в кабак. На минутку.

*   *   *
Кабак - он и сеть кабак. Не под березовый сок заливались соловьями дрозды. Рыбаки и прочие моряки усиленно претворяли в жизнь лозунг момента: «Гуляй рванина, от рубля и выше!»
Официантка – сама любезность.
-  Где бы вы хотели присесть, с крышей и уютом, или на скорую руку… - проворковала она.
-  Мне бы хотелось присесть на минутку… - заныл было я, благоразумно, но бес в ребро саданул.
-  Чтобы потом прилечь в уюте с Сарой… -  дорисовал свое пожелание
- Понятно… -  молвила она улыбчиво и усадила за столик с, ну, очень симпатичной телкой. Глаза – блюдца и взгляд, как у не доенной коровы. Все  при ней и такое аппетитное! Хряпнул бы стопарик и захрумкал ею, как огурчиком. Короче говоря, не Сара, а Клеопатрочка в период бурного расцвета. Все во мне перевернулось и запело.
- Стол сервировать по программе – гуляй душа. И немедленно!... -  повелел официантке. По – купечески.
- Будет исполнено… - прощебетала она, обменявшись взглядами с Клеопатрой.
- Да, и вот еще что. Надеюсь,  в вашей забегаловке найдется букет цветов? Негоже морскому волку знакомиться с дамой без их… - понесло меня во все тяжкие.
- Сейчас принесу… - ответила она и шустро умчалась. Через минутку принесла какой-то букетик.
-  Могу ли я рассчитывать на вашу благосклонность? Душа моя рыдает и просит сменить пластинку тоски на дивный вечерочек… -  расшаркался и мелким бесом засуетился перед Клеопатрой.
- Присаживайтесь. И я одна, и мне тоскливо… - голубкой проворковала она, лучезарно улыбнувшись. Лишь тогда я сел на стул, предварительно чмокнув ее лапку. Она назвала свое имя, но я его не запомнил. Бес вожделения заткнул мне уши. А тут еще, за соседним столиком какой-то горлопанистый  морячок-рыбачок прогорланил поморский тост:
-  Выпьем за нас с вами и за х… с ними!
Поддержал его фужером коньяка. В башке и душе - будто Полярный день наступил. Все запело, заиграло и заблестело. Еще пара стопарей сделали из меня безудержного острослова. Дама восхищенно внимала мне и расцветала всеми красками веселья. Приобретала вид совершенства. В моих глазах. Чтобы второй раз не выспрашивать ее имя избрал приём-верняк:
-  Милая! Поднимем бокалы за тебя!...
-  Милая! Прошу это танго подарить мне…
Болтовня и чревоугодие – это одно, а танец – это уже хмель во все чресла. Несколько танцев и… я уже созрел. Чувствую, что хмель в хотимчике  вот –вот вышибет мне мозги.
- Милая! А не хочешь ли ты послушать мою любимую песню любви? И не в этом балагане, а где-нибудь в уюте? - воркую ей в ушко в танце. Притиснул ее так, что дрожь и хруст прошлись по телесам обоих.
- Я согласна, милый! И не где-нибудь, а у меня дома… -  шепчет она в ответ. Ножкой своей, так это искусно елозит в моей промежности, будто поглаживает головку хотимчика. Он  просто-таки  взревел лосем от восторга. Взаимопонимание, полное, было достигнуто. Подзываю официантку.
- Голубушка! Мы тронуты вашим вниманием и радушием. К сожалению, мы должны откланяться. Нас ждут дела великие! Будьте так любезны, скомплектуйте суточный автономный паек на две персоны. На ваш вкус. Безлимитный…
Все было исполнено в лучшем виде. Возблагодарив официантку за ее радушие достойным образом, через десяток минут, я уже повелел таксисту:
- Ямщик, гони лошадей!
И мы помчались в микрорайон серых, как штаны пожарника, пятиэтажек. Он был послевоенной гордостью мурманчан. Среди серости табуна домов, будто бриллиантовое ожерелье на немытой шее цыганки, красовалась бело-красная вышка телебашни.
Но … в какой-то пятиэтажке, на каком-то этаже, в какой-то квартире  я воткнулся в уют, какого не видывал целую пятилетку подводного промысла. Исполнил свою песню любви. Да, пожалуй, так как не исполнял  ни до, ни после, во всем своем репертуаре. Хреновая штука слава! Она может поднять тебя до небес. Задохнешься от восторга! Вот тут-то она тебя и шмякнет оземь. Попробуй  предугадай, когда это произойдет И на фига это нужно? Восторгайся, пока восторгается, а дальше  -  будь  что будет.


4. Песня  любви

За окнами беснуется Полярный день, а я повис, как жаворонок в поднебесье,  пою свою песню любви. Уют – потрясающий. Пассия  офигенно отзывается и ненасытна поболее меня. Заступил  на бессменную вахту. За себя и за того парня, который тралил в это время… селедку, где-то на Ньюфаундленской банке. Не посрамил честь военмора. Столь славно правил вахтой, что перекусоны-выпивоны  совершались будто на бегу, а то и в процессе обслуживания материальной части. Ну, прям,  как на испытаниях кораблей. «Давай, давай!» Глоток, зажор и снова:  «Давай, давай!» На них вкалываешь по долгу, а здесь – для отрады. Будто влюбленные, часов не наблюдали. Стойко держу пар на марке, а вот подружка моя притомилась и взмолилась:
- Все! Больше не могу. Если часик-другой не посплю - умру… - прошептала она и тут же отрубилась. Будто младенец.
На часах без малого пять. Но чего  -  утра или вечера? Глянул в окно. Светлынь. Но в какой стороне солнце,  не видать. Между корпусами – безлюдье, но я не придал этому значения. Решил, что время подгребает к семнадцати  и  народ скоро появится, когда повалит с работы. В башке бродит хмель. Остаточный. Не свежий. От суточного автономного пайка остались какие-то ошметки. Такое добро вестовые сваливают в ДУКовский мешок и выстреливают за борт.
-  Пока она спит, освежу-ка запасы. Должна же быть где-то рядом лавка колониальных товаров… -  озаботился я, вдруг. Будто обсемененный хмырь. Шустренько накинул на себя военно-морской лапсердачок,  и  за порог. Столь заторопился, что не стал надевать каску(фуражку) и, машинально, не переобулся. Так и поперся,  в домашних тапочках. Минут двадцать поносился между корпусов. Пару лавок нашел, но на обоих замки. Что за напасть? И спросить не у кого. Сообразил, что  все дело во времени. На часах раннее утро. Затея со свежаком   лопнула, как мыльный пузырь. Да и если бы и были открыты лавки, то до одиннадцати можешь пополниться только хлебом и селедкой. Шампузы, и той не выпросишь. Решил возвращаться на хазу-базу.
Вот тут-то и сработало мое темное ракетное прошлое. Кобель,  шастая по чужой территории, помечает углы, чтобы отыскать обратную дорогу. Штурман  засекает ориентиры. Ни к тому, ни к другому оказался не способен.  Пламя песни любви спалило в моих мозгах все извилины. Помню лик подружки, продолжаю осязать ее тело, а как зовут – забыл еще в ресторане.  Ни имени, ни адреса, ну ничего нет в моей бестолковке. Корпуса, как близнецы. Подъезды – тоже. Двери и те одинаковые,  и отличаются только номерочками,  намалеванными краской. Кривой и пьяной рукой. Вспомнил, что  дверь моей подружки оббита дермантином и украшена стежочками в ромбик. Это уже кое-что. Можно сказать маячок.
Перескакивая из корпуса в корпус, из подъезда в подъезд,  носился как спринтер. Нашел пару похожих дверей. На мои звонки  открывали двери заспанные дамы, но не моя. Из третьей квартиры высунулся бугай водоизмещением поболее моего. Я и рта не успел раскрыть, как он сгреб меня в охапку и такое придал ускорение моему телу, что я летел до первого этажа,  не чувствуя ступенек под ногами. Хорошо, что шваркнул мне вослед тапочки. Обиделся, наверное, что я его в такую рань поднял. Вывалился из подъезда без корпусных повреждений.
Осмотрел окрестности с целью избрания очередного корпуса для поиска своего маячка. И тут меня клюнула в темя шальная мысль. Можно сказать,  гениальная. А что? Яблоко шмякнуло на голову Ньютону,  и он тут же начирикал закон всемирного тяготения. Мне на голову ничего не упало, но на глаза попалась красавица-телебашня. Мысль,  как молния, пронзила меня и показалась простой как репа, но гениальной.
Вот-вот начнутся передачи в телеэфире. Всякие там новости, в которые можно воткнуть сообщение о потерявшемся мальчике и показать его рожицу.  Уговорю дикторов, они меня и покажут. А я еще и вякну:
-  Милая! Ты где? Отзовись! Я прилечу к тебе голубем сизокрылым…
Она услышит-увидит, позвонит на телестудию,  и я помчусь к ней. Допевать  песню любви. Во мне еще трепетал крылышками жаворонок. Глянул на часы  -  время подгребает к шести. Как революционный матрос на захват телеграфа, ринулся к зданию телестудии у подножия телебашни. Столь шустро, будто я был на взлете. Как певучая птаха. И мыслишки не шевельнулось в башке, что я не взлетаю, а лечу в пропасть. Жуткая и взрывоопасная смесь из алкоголя и хмеля любви  образуется в башке мужика. Термоядерный заряд!!!
Клеопатра

К дверям телестудийного здания я пришмыгал в подлодочном состоянии. В легонькой прострации и в абсолютной готовности к решительным действиям. На мое физическое состояние намекала малая стрелка часов,   разглядывающая  «6» на циферблате. Хмуро и кисло, будто разглядывает мои тапочки. Большая стрелка часов, будто Р-13 на стартовом столе, нацелилась на цифру 12, к старту в небеса.
- Старт! … -  скомандовал я сам себе и вломился в двери  вестибюля. Прямо в объятья стражников права, порядка и социалистической собственности. На охране объекта стратегической важности  и стражники оказались матерые. Сами, как шкафы, а будки -  у каждого сорок на сорок. Может,  и температура у них была под сорок (ночь провели на страже). Уж очень горячими оказались их объятья. Трепыхнулся,  было,  как карась в руке рыболова, да быстро сник. Дыхалку перехватило. Через пару секунд  в режиме «языка»  даю показания. Как можно вежливее излагаю цель своего проникновения на государственный объект.
- Молодец! Это ты здорово придумал!... -  восхитились мордовороты моей гениальности. Придирчиво окинули меня взорами и раздобрились до участливости.
- Парень, ты - загляденье! Помочь тебе  -  сам Бог велит. И мы поможем. И очень просто. Отвезем прямо к Клеопатре. Мы знаем,  где она живет. Пару минут потерпи, пока мы вызовем карету… - завершили они допрос-осмотр  столь учтиво, будто перед ними не старлей, а, как минимум, ценнейший «язык» в генеральском чине.
- Мужики! С меня банкет. Прямо у Клеопатры его и учиним… - возрадовался я. Опрометчиво. Подкатила «карета». Обычный серый «газончик» с будкой. В народе эту карету называют «раковой шейкой».
-  Что-то эта таратайка мало смахивает на свадебную. Не загреметь бы в ней в тар-тарары… -  мелькнула мысль.
- Пошутили ребята насчет кареты. И где им ее взять, если в их распоряжении одни серые рыдваны, с окошками в клеточку. Что есть, в том и возят… - устыдился собственных подозрений.
-  Спасибо,  ребята! Век буду помнить вашу доброту… -  промолвил я радостно, влезая в будку. Один стражник влез в кабину, другие остались на крылечке. Я им трогательно помахал ручкой из  зарешеченного окошка. Они заржали. И мы поехали.
- К  Клеопатре… -  подумал ее вожделенно, хотя и не совсем уверенно.
Хотелось бы сделать запись в вахтенном журнале: «06.30. Ошвартовался левым бортом к плавбазе «Клеопатра». Команде – мыться, петь и веселиться. Вахтенный офицер ст. л. Друшлаг»
Хрен там!
«Раковая шейка» ошвартовалась к воротам комендатуры.
-  Ну, ментура  поганая! Вечно вы путаете Клеопатру с комендатурой!... -  взвыл я волком,  прежде чем оказаться на допросе у коменданта.


6. Комендант


Комендант, как все коменданты - даже без зачатков юмора. Подполковник, в черной флотской форме, но с красными просветами на погонах. Просветы, будто лучики, отлетали от его красной упитанной рожи и ложились на погоны могучих плеч. Могучесть этого детины не могла не вызвать восхищения.
- Попадаешься к такому в лапы, не только заставит заговорить, но и вырвет гланды у тебя, через твою ж…, не моргнув глазом… -  очень хорошо подумал о нем, настроившись на мажорный лад.
Силушкой Бог коменданта не обидел. Вместо юмора  напихал в него недоверчивости. До неприличия много. Мой краткий рассказ о многолетней и многотрудной службе на потаенных судах выслушал в пол уха. Скороговорку о заработанном праве на отдых в лоне ЮБК (южного берега Крыма) пропустил мимо ушей.
На мой последний аккорд  трогательного признания (без пыток) окрысился.  Всего лишь и сказал ему:
-  На пути к ЮБК у меня возникли кое-какие препятствия. Помогите их преодолеть…
Дурень! Знал же ведь, что если не хочешь нажить себе врагов, не проси ни у кого помощи.
- Все документы на стол!... -  рявкнул комендант. Будто скомандовал:
- Руки вверх!
И вот тут-то я полез по своим карманам. Впервые, как отвалил от борта-бочка Клеопатры. Сказочные бабка с дедкой  по амбарам, по сусекам наскребли жмень муки и замесили колобок. В своих карманах я наскреб… - только партийный билет. Из него даже колобка не сварганишь.
- А где-же мои документы, банкноты и доллары… -  озадачился вслух, не прекращая траления карманов.
- Что за доллары?..  -  сделал стойку пса комендант.
Пришлось ему пояснить, что долларами я называю металлические рубли. Таская их с собой жменями, как отмычки к суровым душам ресторанной челяди. Особенно в общении со швейцарами. Звякнешь-брякнешь по стеклу двери,  и ты уже желанный гость.
Неподдельно-жгучий интерес коменданта,  вспыхнув при слове «доллары»,  мгновенно угас. Презренный металл его не интересовал. Бумаг, подтверждающих мою личность и подводную доблесть, не оказалось. Мои устные признания-показания были ему до лампочки.
- Считай, что все свои документы, деньги и прочее барахло ты подарил Клеопатре. Сочтет нужным - даст о себе знать. Нет - это твои проблемы. И искать ее я не намерен, да и не имею права. В кутузку, и то не могу тебя засандалить. На фиг ты мне нужен без продаттестата ?... -  прорыкал он. Схватил телефонную трубку и начал требовать связи с «Дворцом» (скромный позывной штаба флота).
«Песня любви не допета. Не светит мне берег Крымский и даже «губа» комендантская. Спроворит он меня, похоже, в губу Западная Лица. На заклание начальникам и прозябание всего отпуска в камере плавказармы. Ох…ь можно!...» - подумал тоскливо. Добравшись до «Дворца», комендант полез на «Рекорд». Тот соединил его с дежурным нашей дивизии.
Дежурный подтвердил, что по амбарной книге дивизии за ними  числится маленький ракетчик Друшлаг, но изволит быть в отпуске. Загорает на ЮБК.
- Он уже не только загорел, но и сгорел. Отправляю его к вам. На «Кировобаде». На опознание… - гнусно пошутил комендант. Мастер черного юмора.
Отволок меня в «УАЗике» на причал и вверил меня заботам вооруженных матросов на «Кировобаде». Они были служивыми комендантской службы Западной Лицы и следили, чтобы среди пассажиров теплоходика не затесался вражеский агент. Сутки тому назад «Санта – Мария» приперла меня в Мурманск, и вот поперла обратно. Хорошего помаленьку.




Главное за неделю