1. Друшлаг Друшлаг – это не кухонный инвентарь, а фамилия одного из первопроходцев освоения ракетных комплексов на подводных лодках. По имени Володя. Все в нём было по уму: фамилия, имя и профессия. Происхождения чисто славянского. Родился и вырос на киевском Подоле. Высок, статен, силен, голубоглаз. Ума – палата. Оптимизма – через край. Обожал женщин, вино и фрукты, но брачные узы считал порочными. Самозабвенно отдавался освоению своей профессии моряка-подводника и ракетчика. До самоедства. Столь же самозабвенно кутил на берегу, когда выпадала такая возможность, руководствуясь славянским принципом: «Авось, пронесёт!». Дело возносило его, а «авось» швыряло на исходные рубежи. Выше должности «маленького ракетчика» - командира группы подготовки и старта ракет боевой части два (КГС БЧ-2) ракетного подводного крейсера он так и не поднялся. Но его знания подводного ремесла, честность и откровенность в общении с собратьями, достойны повествования. Его девиз: «Не учите меня жить!...», которому он неукоснительно следовал, ничуть не мешал ему в наставничестве других. Володины рассказы о себе – наставления на тему: как надо и не надо жить. Преамбула о Друшлаге моя, а дальше - его рассказы, вычищенные от специфических выражений. Конечно, не до полной преснятины.
2. Р – 11 ФМ
Первая лодочная баллистическая ракета Р-11ФМ – это не ракета, а фейерверк. Раскочегаришь ее, она выдаст шапку дыма и… если и полетит, то летит на 150 км. Бахнешь, руку козырьком, и наблюдаешь, где она шлепнется. Уж не знаю, какую мощь предполагалось запихивать в ее дурью башку, но с песочной мы научились стрелять лихо. Шварк, и она уже шлепается у какого-нибудь ненецкого сельсовета. Пока штатные наблюдатели к ней подбегут, шустрые ненцы и лопари растащат ее на поделки. Для испытаний ракеты сварганили опытовую подлодку «С-80», 611АВ – проекта. Пришпандорили побортно контейнера, как мешки на осла, и вперед! Попал я на эту каракатицу сразу после выпуска из училища. Рад был до макушки! Как же, опытовая, да еще ракетная подводная лодка! Мытарили нас два года подряд без отпусков и передыха. Только и слышали: «Давай, давай!» Нормально. Летом - в Белом море даем, зимой - в Баренцевом. Мы даем, а нам поддают. И то и дело шлялись в док. Подмандиться. Лодке. Самим - ни-ни! Некогда, да и негде. Ракушками стали обрастать. Два года пахал на «С-80», практически не вылезая из прочного корпуса. Хотимчик завязал узлом. Про женщин, вино и фрукты пришлось забыть. Хряпнешь в день подводничка стопарик шильца, закусишь таранечкой, да и вкалываешь дальше. Но, доложу я вам, подводницкую лодку изучил, как свои пять пальцев. Стал лучшим специалистом по раскочегариванию и запуску Р-11ФМ. Капитуся подкинул старлейскую звезду на погоны. Вознамерился двинуть меня на командира БЧ-2 сразу после завершения летних испытаний. Пошлепали мы на них летом в Белое море. В Северодвинск. Лето. Теплынь и белые ночи. Ягры – не Гагры, но все-таки. Есть где развернуться. Один ресторан Эдельмана чего стоит. Но оскоромиться в нем удалось только разок. - Вы чего это здесь, как дерьмо в проруби, болтаетесь? Сдайте курсовые задачки и подтвердите свою линейность, а то морского довольствия лишим…. - ругнулось бригадное начальство. Дало нам пинка под зад и пошли мы морячить в Белое море. Болтались в нем почти три недели, пока на фабрику не приперли несколько ракетных дубинок. Вот сволочи, озабоченные государственным планом испытаний! Нет, чтобы дать нам слегка отдохнуть и оттянуться, выпихнули в море. С глаз долой. Можно подумать, что до этого мы в Гаграх прохлаждались. Южный берег Баренцева моря засчитали нам как Южный берег Крыма. Приказано было: раньше думать о Родине, потом о себе. Мы так и делали. Испытания пошли тип-топ. - Цыплят по осени считают…. - сказал нам капитуся, когда мы сделали два успешных пуска. - В сентябре сделаем последний и пойдем в Кольский залив. В базу – где приткнут. И сразу пошлепаем в отпуск. На ЮБК. Эх-х-ма! Бархатный сезон! Отдохнем, как белые люди, и за все сразу. Это я вам обещаю. Нам так спланировано…. - совсем уж воодушевил он нас через несколько дней. Перспектива – закачаешься! Я и закачался. А вот когда командир обрисовал мою личную перспективку, выпал в осадок. - Тебе предлагаются два варианта. На личное усмотрение. Первый. С возвращением из отпуска - назначение на должность командира БЧ-2 «С-80». Второй. По завершению испытаний у нас - назначение командиром группы ПиС на новейший атомный ракетный подводный крейсер «К-16»… - заговорщицки улыбаясь, предложил он мне. Великолепный командир и мужик, что надо. По фамилии – Ситарчик. Капитан 3 ранга. Молодой и подающий надежды. Мы его обожали, но кликуху прилепили – Старичок. - Ох…ть можно!... - вякнул я. И ищу место, куда бы мне присесть, чтобы не грохнуться. - Это не ответ…. - А можно мне подумать… - Можно. Только не долго. Не жениться собираешься. Если пойдешь на «К-16», то мое представление на тебя должно быть у комбрига сегодня же вечером. Через пару недель атомоход пойдет на испытания. Полчасика можешь пошевелить мозгами. Некогда мне валандаться с тобой… - пробурчал он, вышагивая по причальной стенке. Я – рядом, щенком. Пока он это говорил, я уже все решил. И уж коли что-то решу, то выпью обязательно - Товарищ командир! Можно я сбегаю в прочный корпус? Слегка очухаюсь и доложу вам свое решение… Он разрешил: Я ссыпался в лодку. Ошарашил новостью своего «бычка». - И что ты решил?... - Пойду на «К-16»… - Правильно!... - Сам знаю, что правильно. Вот поэтому не жмись и … наливай… Впервые, без стонов и ахов о лимите и дефиците шила, «бычок» плеснул по полстакана. Разбавили его дистиллатиком по широте Северного Полярного круга (66° 33') и хряпнули. Я тут же заспешил с докладом о своем решении командиру. - Товарищ командир! Я пойду на «К-16»… - Вот и молодец! Я и не сомневался, что мой лучший вахтенный офицер - парень не дурак, и не промах. Сам бы убежал на атомоход с нашей коломбины. Теперь снова беги вниз. Пусть командир БЧ-2 напишет на тебя представление. Бланк возьми у старпома… Заметался я по корпусу и внутри лодки пошустрее, чем Р-11ФМ. Только без дыма и копоти. - Пиши на меня представление. Срочно. Вот бланк… - повелеваю «бычку». - Счас! Разбежался. Пиши сам. Без ложной скромности. Чтобы наверняка прорезало… Мука это адская, писать на себя представление! Проще раскочегарить и запустить пару рыдванов. Надо и расхвалить, и не переборщить. Для пущей объективности указать легонькие недостатки. Больше всего маялся над ними. Где их взять, коли их у меня нет? Как правильно написать: пьет мало, но с удовольствием или много, но с отвращением? Здесь уж подключился и «бычок». Он предложил: - Напиши, … алкогольные напитки употребляет, но в умеренных дозах и только в семейной обстановке… - Какая, к черту, семейная обстановка, если в графе семейное положение, я уже написал – порочных связей не имею? То бишь холост… - Ну и что? Был бы офицер – семья найдется. Впрочем, это можно и не писать, а вот про дозу оставь… Очень обтекаемая получилась формулировочка, про умеренные дозы. Типа: «пользуется заслуженным авторитетом». И вашим, и нашим угодил. Короче говоря, великолепную болваночку представления состряпал на себя. Она мне потом не раз пригодилась. Погоняешь фразочки с боку на бок и сверху вниз, отразишь усиленную борьбу с недостатками и можно ее замантулить хоть на награду, хоть на очередную звездочку. Прорезало представление влет. Через две недели я уже обретался на «К-16». Правда, не обошлось без «ньюансика». «К-16» еще только строилась, и до ее испытаний было очень далеко, но меня прикомандировали на испытания «К-55». Опыта и ума набираться. Так это ж пароход, а не наша каракатица «С-80»!. Пришлось мне на нем землю рыть копытом. Экипаж-то, где только ни учился, пока влез в лодку, а я пришлый. В атомной энергетике – неандерталец. Все на ночь уходят на плавбазу тараканов и крыс гонять, либо в «Эдельман» девок щупать, а я, как матрос первогодок, круглосуточно ползаю по лодке. Питался с вахтой, или ходил в заводскую столовую. К концу заводских и государственных испытаний, на чем-то подловить меня не мог ни один пижон. И потом двухлетняя школа вахтенного офицера на дизелюхе, куда как круче, чем на атомоходе. На «С-80» я чувствовал себя вахтенным командиром, а на крейсерюге - попка. Репетуешь команды командира или старпома, а самостоятельности - с гулькин хер. Но все равно, это махина, да и мощи – 35000 лошадей! Моих ракетно-ядерных дубин - три штуки. Заныканы в трех вертикальных шахтах ходовой рубки. Ракеты - Р-13, с дальностью стрельбы до 650 км. Это уже кое-что! А если учесть, что в башке у нее зарядик на одну мегатонну в тротиловом эквиваленте, то вообще, ого-го! Решил для себя, что поднимусь на мостик этого крейсера, не только вахтенным офицером, но и командиром. Чем быстрей, тем лучше. Вот тогда и подумаю, накидывать на себя уздечку семейных уз или повременить. До этого: ни-ни! «К-55» под ёлочку 1961 года была сдана флоту и ушла в Западную Лицу, а я вернулся на «К-16». Даже расстроился слегка, что погорячился с уходом с «С-80» и что мне еще год придется торчать в Северодвинске. Потом жалеть перестал и окончательно убедился в справедливости поговорки: все, что ни делается, все к лучшему. Зимой отхватил отпуск почти на два месяца. Впервые за третий год службы в офицерах. С визгом помчался на днепровские кручи. Активно включился в дегустацию женщин, вина и фруктов. Но недолго музыка играла. Отозвали и направили в Западную Лицу на продолжение испытаний «К-55». Акт передачи флоту – это одно, а доделки-переделки и фактическое завершение испытаний – совсем другое. В Лице – тоска. Сухой закон. По части женского пола – дефицит страшенный. Хлеб в блокадном Ленинграде было легче найти, чем девку в Западной Лице. Скалы, причалы и подлодки. По окрестным сопкам и буеракам шлындают партизаны (стройбатовцы). За бутылку шила могут самосвал или автокран отдать. Но не это меня огорчало. К воздержанию приспособился, шильца было достаточно. Из-под полы, краем уха прослышал о гибели «С-80». Официально – ни звука. И вякать на эту тему запретили. Ушла в полигоны и… исчезла. Вроде бы, ее искали, но не нашли. Где и чем искали – непонятно. Может, с ног сбились, отыскивая ее в закордонных базах? Паскудно мне было. Будто сбежал с подлодки перед ее гибелью. Я здесь, а мои собратья где-то в глубине упокоились. От таких мыслей не до женщин, вина и фруктов мне было. Даже в Северодвинске, когда туда вернулся. Зубром в подводном ремесле на атомоходах. На испытаниях «К-16» сдаточная команда шарахалась от меня, как черт от ладана. Навыдавал я им замечаний с три короба. Ну и что? Нас тоже выпихнули на флот по акту и под ёлочку 1962 года. До самой весны на флоте, вместе со строителями устраняли замечания. Доделывали и переделывали. Шлялись в море на продолжение испытаний и отработку задач. К июню 1962 года завершили всю трихомудию со вводом корабля в первую линию. Фактически. Заработали право на нормальный отпуск и перемещения по службе. Перемещений у меня не предвиделось, а вот отпуск был желанным. В ушах свистело от длительного воздержания. Порубил бы моральный кодекс строителя коммунизма на капусту. Когда передали корабль второму экипажу, и получил отпускной билет, готов был мчаться на большую землю пешком со скоростью подводного атомохода. Еле дождался рейсового теплоходика «Кировобад». «Санта-Мария», как ласково называл её подводный люд Западной Лицы, первой базы атомных потаённых судов. Лучше бы я завязал свой хотимчик вторым узлом и зашхерился на весь отпуск в каютке плавказармы. Скопытился на «69-й параллели». Самом бойком ресторане Мурманска.
10 августа 1904 года на Особом совещании было принято окончательное решение о посылке в Порт-Артур 2-й тихоокеанской эскадры.
Не говоря ничего о том, как конкретно действовала бы эскадра на Дальнем Востоке, что делала бы в случае уже произошедшего падения Порт-Артура, план Николая- Рожественского ставил перед Русским флотом задачу небывалой сложности- перехода через два океана.
Поскольку радиус автономного плавания броненосцев составлял не более 3.000 миль, то в пути нужно было сделать не менее пяти остановок для загрузки углем. А с учётом всяких непредвиденных сложностей (поломка в пути, нападение японских миноносцев), число остановок могло значительно возрасти.
На всём 18.000-мильном пути у России не было ни одного порта, ни одной плохонькой военно-морской станции. Вход кораблям эскадры в любой иностранный порт был закрыт- это означало бы нарушение этими иностранцами нейтралитета и автоматическое вступление в войну с Японией. В случае крайней нужды заход в порт был возможен только на 24 часа, после чего русским кораблям следовало либо убираться в открытое море, либо интернироваться до конца войны.
Проблема снабжения углём была решена подписанием договора с немецкой частной Гамбургско-Американской линией. Её угольщики должны были поджидать Рожественского в точках рандеву и своевременно пополнять запасы топлива для машин. При том обстоятельстве, что заход в порт был невозможен, грузиться предстояло в открытом море.
Последнее никогда не бывает абсолютно спокойным, что исключает пришвартовку лихтеров к русским боевым кораблям. Стало быть, уголь нужно сначала перегрузить в мешки, затем перевезти с кораблей-доноров на корабли-реципиенты, втащить на палубы и ссыпать в угольные ямы. В ямах нужно было поступавший сверху уголь разравнивать и трамбовать, задыхаясь от жары (температура там достигала 60 градусов).
Каждый новейший броненосец требовал 1.200 тонн угля, причём брали больше, с запасом, размещая угольные кучи на палубах и чуть ли не в каютах. Эта регулярная погрузка «чёрного золота» вручную была подобна строительству пирамид египетских и подвигам воистину геркулесовым.
Для борьбы с возникающими неисправностями в состав эскадры была включена плавмастерская «Камчатка» с квалифицированными питерскими рабочими- добровольцами, а в штабе Рожественского находился флаг-инженер Политовский- большая умница, оставивший интереснейший дневник. Если бы не они, 2-я Тихоокеанская не добралась бы до Цусимского пролива.
«Иными словами, впервые в истории был создан плавучий тыл для материально-технического обеспечения перехода крупного соединения флота на отдалённый театр военных действий.» («Три столетия…». Т.2)
В случае же большой поломки, или внезапной атаки японских эсминцев, положение Рожественского становилось бы более, чем безнадёжным- ни одного сухого дока по пути! Единственный- во Владивостоке…
Таким образом, 10 августа 1904г. в высших петербургских сферах был задуман грандиозный план межтеатрового манёвра главными броненосными силами с Балтийского театра на Тихоокеанский.
В научно-фантастическо-пропагандистском романе Г. Адамова «Тайна двух океанов» (1939г.) в далёкое путешествие с Балтики во Владивосток отправляется одиночная супер-субмарина «Пионер». Те, кто читал эту амбициозную книжку, помнит, сколько опасностей и невероятных приключений пришлось пережить её храброму экипажу.
Между тем, переход одной-единственной подлодки в мирное время не таил в себе ничего сверхъестественно-необычного. Просто вымышленными подвигами у нас стремились затмить событие истинно великое и грандиозное- океанское плавание Зиновия Петровича Рожественского.
Забегая вперёд, скажу, что основное ядро 2-й Тихоокеанской преодолело все невзгоды и тяготы кругафриканского перехода, что в бухте Носси-Бэ на о.Мадагаскар соединилось с тремя броненосными крейсерами контр-адмирала Добротворского, а близ берегов Индокитая- с силами 3-й Тихоокеанской (вышедшей из Либавы 3-го февраля 1905г.) контр-адмирала Небогатова. Ни один корабль, включая транспорты сопровождения, потерян не был!
За одно это свершение имя адмирала Рожественского должно было быть поставлено число первых в истории Русского флота- ещё прежде имён Крузенштерна и Лисянского.
Капризом природы Империя Российская имела три совершенно изолированных военно-морских театра. И, если Чёрное море и Балтийское море были разобщены политически, то Дальний Восток был недоступен географически. Зиновий Петрович не побоялся принять вызов природы- и победил…
2 октября 1904г. 2-я Тихоокеанская эскадра вышла из Либавы навстречу судьбе. В её состав входили:
Эскадренные броненосцы «Князь Суворов» (флагман), «Император Александр 111-й», «Бородино», «Орёл», «Ослябя», «Сисой Великий» и «Наварин».
Крейсера 1-го и 2-го рангов «Олег», «Аврора», «Жемчуг», «Изумруд», «Светлана», «Дмитрий Донской» и «Алмаз».
Вспомогательные крейсера «Урал», «Кубань», «Терек», «Рион», «Днепр».
Плавмастерская «Камчатка», госпитальное судно «Орёл» (тёзка броненосца), транспорты «Малайя», «Русь» и др.
7 октября 1904г. была получена телеграмма о том, что контр-адмирал Рожественский произведён в вице-адмиралы с пожалованием звания «генерал-адъютант.»
-4-
Подробное описание перехода эскадры через два океана можно прочесть в замечательных книгах И. Бунича «Долгая дорога на Голгофу» и «»Князь Суворов»». Автор с присущим ему мастерством, используя богатый документальный материал, живо рисует нам день за днём эту борьбу с океаном- борьбу не на жизнь, а на смерть.
Главной задачей, поставленной перед вице-адмиралом, было «овладеть Японским морем». Сделать это предполагалось во взаимодействии с 1-й Тихоокеанской, деблокировав Порт-Артур с моря.
Известие о падении Порт-Артура и гибели эскадры Ухтомского пришло с опозданием- 26 декабря 1904г., когда корабли Рожественского достигли Носси-Бэ и встали там на двухмесячную стоянку. И на командующего, и на всю эскадру это известие произвело крайне удручающее впечатление.
Моральное состояние офицеров и нижних чинов имело важное, если не решающее значение для успеха всего предприятия. Между тем, барометр настроения русских моряков падал с каждым днём всё ниже и ниже.
Предполагаемая атака японских эсминцев, подвергнуться которой эскадра могла в любой момент, держала экипажи в постоянном нервном напряжении. В ходе «Гулльского инцидента» в ночь с 8 на 9 октября 1904г., когда за вражеские суда были приняты мирные английские траулеры, вызвало панику и открытие беспорядочной пальбы, в ходе которой пострадали как рыбаки, так и свои суда, и едва не спровоцировало войну с Великобританией. И до самого «дня Цусимы» 14 мая 1905г. русские моряки находились в постоянном напряжении- ночной кошмар встречи с японскими эсминцами, столь блестяще атаковавшими порт-артурскую эскадру 27 января 1904г., перманентно висел над 2-й Тихоокеанской, всё возрастая по мере приближения к японским берегам.
Не способствало подъёму боевого духа и то обстоятельство, что русских почти отовсюду гнали, точно шелудивых псов. Первый заход в иностранный порт Виго 13 октября был недолог- испанцы, напуганные международным скандалом вокруг «Гулльского инцидента»[27], отказались разрешить грузить уголь с немецких лихтеров и попросили Рожественского покинуть акваторию порта.
«А жаль, что не дошло до разрыва с Англией!»- заметил лейтенант Богданов капитану 2-го ранга Семёнову. «Почему так?» - «Да потому, что тогда, как вышли бы в море,- тут нас сразу и раскатали бы! А теперь- извольте за тем же самым ехать так далеко!»[28]
Довольно пессимистично для самого начала похода- если не сказать, мазохистически…
21 октября 1904г. эскадра пришла в Танжер, где воспользовалась гостеприимством султана марокканского. Английский консул попытался протестовать «по поводу нарушения марокканского нейтралитета боевыми кораблями воюющей стороны». Его протест превежливо отклонили…
29 октября пришли во французский Дакар. Там эскадру ждали немецкие угольшщики, но разрешения на погрузку командир порта не давал, а губернатор предложил провести сию операцию где-нибудь вне территориальных вод Франции. Пока шёл обмен телеграммами с Парижем, русские в лихорадочной спешке, на тропической жаре, начали перегрузку, принимая до 120 тонн угля в час- мировой рекорд!
Уже двенадцать лет, как союзный нам, Париж ответил категорическим отказом- отказом в разрешении загружаться углём в пределах своих территориальных вод.
«И, как будто всего этого было мало, «Гамбург-Американская линия» запретила своим угольщикам следовать за эскадрой и потребовала, чтобы пароходам были сообщены порты, куда собирается заходить эскадра, чтобы те могли заранее туда приходить. Рожественский сообщил в Петербург, что таких портов, которые могли бы быть указаны как места для погрузки угля, по пути эскадры нет и что все колониальные власти Африки предупреждены своими правительствами не допускать его эскадру в пределы территориальных вод. Адмирал просил правительство повлиять на «Гамбург-Американскую линию», чтобы та разрешила своим пароходам следовать за эскадрой и в хорошую погоду снабжать её углём в море при помощи баркасов.» (Там же)
Повлияли, разрешили. Ни в один порт русских больше не впустили. Погрузка угля в штормовом море превратилась теперь в экстремальное испытание, чуть ли не в подвиг. И никаких известий ни с Родины, ни с театра военных действий! Плюс эсминцебоязнь… Всё это не могло не действовать угнетающе.
Два месяца прошли в полной «автономке», пока 26 декабря эскадра не вошла во французский порт Носси-Бэ на Мадагаскаре, где была запланирована длительная стоянка. Радость возможности сойти, наконец-то, на берег, уничтожили отвратительные новости, достигшие Рожественского: гарнизон Порт-Артура капитулировал, 1-я Тихоокеанская эскадра потоплена на внутреннем рейде!!!
«В бухте весь остаток морской мощи несчастной родины,- записал Политовский по прибытии в Носси-Бэ. Здесь всё, что осталось у России. Неужели и это бесславно и позорно погибнет? Эскадра ещё довольно велика, но будет ли толк? Было больше кораблей, и те или разбиты, или лежат на дне морском. Неужели наши корабли завершат великую трагедию гибели огромного флота?»
«Измученные люди нуждались в отдыхе, а материальная часть в ремонте. Известие о гибели артурской эскадры и падении Порт-Артура потрясло всех. Боевой дух на кораблях падал. Все были уверены, что эскадру вернут в Россию. Видимо, передавая общее настроение, капитан 2-го ранга Семёнов, как никто жаждавший реванша за гибель своего любимого учителя адмирала Макарова и артурской эскадры, записал в своём дневнике:
«Если бы в Петербурге поняли всю безнадёжность (чтобы не сказать-преступность) нашей авантюры, если бы оттуда было получено категорическое приказание возвратиться,- я бы не только не возроптал… сказал бы от чистого сердца: «Слава Богу! Догадались вовремя!»… Не решусь утверждать, но смею думать, что адмирал держался приблизительно такого же мнения… Если среди нас, в тесном кают-компанейском кругу, не находилось человека, который рискнул бы сказать громко: «Нет надежды! Впереди- бесполезная гибель. Надо возвращаться!»- то мог ли адмирал, на которого «с верою и крепкой надеждой взирала вся Россия», сам заговорить о возвращении?» («»Князь Суворов»»)
Невольно вспоминается так тонко подмеченная Ф.М. Достоевским «боязнь собственного мнения» у русских людей («Бесы»).
Разве четыре с половиной месяца назад, 10 августа 1904г., на особом совещании у Николая, это не ясно было? Допустим, царь был полнейшим дилетантом и военной бездарностью, но его министры и флотоводцы-то?
«В мемуарах граф С.Ю. Витте пишет (со слов присутствовавшего на заседании министра иностранных дел Ламсдорфа), что на совещании все сомневались в целесообразности посылки эскадры. Но Николай 11-й решил отправить её «вследствие лёгкости суждения, связанного с оптимизмом, а с другой стороны, потому, что присутствующие не имели мужества говорить твёрдо то, что они думали»…» («Три столетия…» Т.2)
В течение семинедельной стоянки на Мадагаскаре (поджидали дивизию Добротворского и эскадру Небогатова) команды русских кораблей разлагались с ужасающей быстротой: повальное пьянство, драки, бесчинства, безысходность. Тех, кто особо уж «отличился», арестовывали и отправляли в Россию в дисциплинарные роты. Такое «наказание» мало на кого действовало, и некоторые офицеры предложили командующему эскадрой публично вешать дебоширов. Но адмирал неожиданно резко ответил: «Я не могу приговаривать к смерти людей, и так идущих на смерть».
Характер адмирала стал заметно портиться.
«Сам Рожественский, раздражённый и злой, почти не выходил из своего салона, лучше других понимая безвыходность положения. 20 февраля, в частном письме в Морское Министерство Рожественский писал, что он чувствует в себе недостаточно нужных данных для решения поставленной задачи и просит заменить его…» («»Князь Суворов»»)
Поддерживать дисциплину и остатки боевого духп можно было только выходами в море- на стрельбы и маневрирование. За эти семь недель было четыре учебных стрельбы, но отсутствие снарядов не позволило улучшить комендорское мастерство, окончательно подорванное длительным походом. Ожидалось прибытие транспорта «Иртыш» с 12” снарядами на борту. 26 февраля 1905г. «Иртыш» прибыл- но вместо снарядов привёз 12 000 пар сапог. Снаряды же были выгружены перед самым выходом транспорта из Либавы и отправлены во Владивосток по Транссибирской магистрали. Поставить адмирала в известность никто не удосужился…
Маневрирование в строю эскадры так же было просто безобразным. Несмотря на все усилия, исправить положение Рожественский уже не мог. Видимо, в одиночку это было для него непосильной задачей, а толковых и инициативных помощников у адмирала, видимо, не имелось. Контр-адмирал Фолькерзам, младший флагман, лежал в салоне «Осляби» смертельно больной. Разлагающиеся экипажи становились неуправляемыми…
27 февраля было получено сообщение агентства «ГАВАС» о разгроме армии Куропаткина под Мукденом.
3-го марта 1905г. 2-я Тихоокеанская в составе 45 вымпелов покинула Носси-Бэ и продолжила поход. В том, что их ведут на убой, на корм дальневосточным крабам, в том, что 18. 000 русских офицеров и матросов- просто пушечное мясо, уже никто в эскадре не сомневался. Даже разговоры на эту тему прекратились. Снова потянулись томительные дни в вязком, влажном тропическом климате, в пустынном океане. Снова перегрузка угля с лихтеров. Снова эсминцебоязнь ночами…
«Скорей бы…»,- с тоской думал каждый.
Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Вице-адмирал Рожественский не раз и не два связывался с Петербургом, в открытую намекая не то, что на бесполезность дальнейшего следования к дальневосточным берегам, а на прямую гибельность такого следования. Но ему просто изменили задачу- вместо овладения морем теперь нужно было прорваться во Владивосток.
Русские моряки впадали во всё большую и большую прострацию.
Если в начале пути ещё говорилось о победе над Того, то теперь в кают-компаниях повис мрачный лозунг «корабль за корабль». Но и он никого не увлекал…
В целях экономии времени я привожу тут лишь малую толику из описаний крёстного пути русской эскадры. Ещё на пути к своей цели количество выпавших на её долю трудностей, испытаний и унижений превысило всё мыслимое и немыслимое. Остаётся лишь удивляться тому, что моряки, стиснув зубы, продолжали и продолжали безропотно выполнять долг свой.
«…несчастная русская эскадра,- пишет И.Бунич,- без баз и тылов совершила подвиг, который ни до, ни после неё не смог повторить никто. Ни одно правительство мира, кроме русского, не смогло бы бросить свой флот в подобную авантюру. В любой стране общественное мнение вынудило бы правительство вернуть эскадру. Но Россия, увы, это Россия и во все времена у её правительства, видимо, бессознательно, но очень отчётливо, бытует убеждение, что чем больше тем или иным способом удастся истребить собственных подданных, тем лучше будет для государства. В этом уникальность нашей страны…»
Мне не понятно очень многое,но для меня всегда важен смысл принимаемого решения Мои учителя твердили мне,каждый должен знать свой манёвр-прописная истина,солдат,комбат,генерал и особенно тот,кто обязан считать государево -народные деньги.Но очевидно каждый кто считает не свои кровно заработанные потом труда деньги думает иначе. Наш нынешний Главком один из них, бухающий бюджет флота в прорву афёры,которая изначально была призвана уничтожить то,что было гордостью страны,обескровить и без того скудное финансирование кораблестроительной программы.
Главком признал, что ракета не является идеальным оружием для Военно-морского флота. "Сама "Булава" не является абсолютным идеалом оружия ХХI века. Это шаг к этому идеалу, это шаг мысли, а не конструкции и технологий", отметил Высоцкий, выразив уверенность в том, что "Булава" будет принята на вооружение ВМФ. "Если бы я не был уверен в этом, то давно сам написал бы рапорт об уходе с должности. Это я официально заявляю", сказал адмирал.
При этом новейшие стратегические подводные атомные лодки проекта 955 не будут перевооружаться баллистической ракетой "Синева", заявил Владимир Высоцкий. "Их просто невозможно переделать. О возможности перевооружения этих лодок говорят простые болтуны и люди, которые совершенно не разбираются в проблемах флота и его оружии", сказал главком
Шесть из 11 испытательных пусков "Булавы", которой должны быть оснащены стратегические подлодки проекта 955 (шифр "Борей"), завершились неудачей. Последняя попытка состоялась 15 июля. Ракета самоликвидировалась после нештатного срабатывания первой ступени.
Очередной провал испытаний "Булавы" привел к отставке разработчика директора и генконструктора Московского института теплотехники (МИТ) Юрия Соломонова. Ряд экспертов предложили прекратить испытания и перевооружить создаваемые АПЛ проверенным комплексом "Синева".
И вот очередной поворот -все вдруг.
В случае дальнейших неудачных испытаний ракеты «Булава» межконтинентальные баллистические ракеты морского базирования РСМ-54 «Синева» могут быть установлены на новейшие атомные подводные лодки проекта 955 «Борей». Об этом 14 августа заявил источник в ракетно-космической отрасли.
По словам источника, «Синева» – самая вероятная альтернатива «Булаве». Если неудачи с «Булавой» не прекратятся, эта программа, скорее всего, будет приостановлена и начнется перепроектирование строящихся ракетоносцев проекта «Борей» под «Синеву». «Процедура эта обойдется дорого, но более приемлемого варианта в случае такого развития ситуации просто нет», – сказал источник.
Напомню сказанное флотоводцем: «О возможности перевооружения этих лодок говорят простые болтуны и люди, которые совершенно не разбираются в проблемах флота и его оружии".
12 марта Министр транспорта Российской Федерации Игорь Левитин вручил государственные и ведомственные награды большой группе работников транспортной отрасли. Капитан дальнего плавания Мурманского морского пароходства Людмила Анатольевна Тибряева была удостоена нагрудного знака «Почетный полярник». Наша справка: Людмила Тибряева - единственная в мире женщина-капитан дальнего плавания с 20-летним опытом работы в Арктике. Член международной ассоциации морских капитанов. Награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» второй степени.
Людмила ТИБРЯЕВА, капитан дальнего плавания: - Счастье - это битва, которую нужно выиграть, а не чувство, которого нужно ждать. Если вы ждете его, вы не поняли самого главного. Это не совсем моя формулировка, но то, что я когда-то прочла, мне очень понравилось и запомнилось.
40 лет ходит по морям, по волнам Людмила Тибряева, ровно половину - в должности капитана дальнего плавания. А ведь во флотской среде давно бытует поверье: женщина на корабле - быть беде.
Сегодня ее портрет в форменном кителе на фоне корабля украшает музей Арктики. Рассказы Людмилы Анатольевны о морских походах, затаив дыхание, слушают школьники. Но сама капитан знает, что главным подвигом была вовсе не борьба со штормами. Ни в одном советском учебном заведении девушек на судоводительские факультеты не принимали: - Я бы еще поняла, если бы государственные мужи желали оградить слабый пол от тягот и вообще запретили женщинам выходить в море. Так ведь нет! Женщины на судах всегда работали - уборщицами, буфетчицами, палубными матросами. А вот на капитанский мостик не пускали - мол, не женское дело. Мне буквально с первых же минут стало ясно, насколько твердый характер у Людмилы Анатольевны Тибряевой: она и наш разговор, словно судно, тут же повела по нужному ей руслу: - Ну, зачем же опять про детство вспоминать. Я сейчас совершенно иной человек, чем та девочка, что родилась много лет назад в городе Джамбул. И почему вас так удивляет женщина-капитан? На мой взгляд, поражаться надо, когда видишь, как наши женщины в оранжевых куртках ремонтируют дороги. А если рядом с ними стоит человек, что-то указывая-оценивая, то это непременно мужчина. Такое странное соотношение сил у нас почему-то воспринимается как норма. Я же считаю совершенно естественным право женщины на свободный выбор профессии. А вот препоны на ее пути к получению образования, дающего возможность посвятить себя выбранной цели, меня удивляют и возмущают, как всякая несправедливость. Поскольку в мореходное училище имени Макарова женщин не принимали, Тибряева решила поступать в гидрометеорологический институт на факультет океанологии. Но как раз тогда, в 1965 году, девушек перестали туда принимать. И Людмила поступила на учебу по более прозаичной, но тоже связанной с водой специальности, которая называлась "гидрометеорологический режим рек, морей, озер". Проучившись всего год, опять принялась штурмовать недоступную "макаровку". Декан факультета, побеседовав с решительной девушкой, понял: ее стремление получить морскую специальность - не каприз и не прихоть. И посоветовал пойти поработать в море, получить характеристику, и потом уже добиваться разрешения на учебу. - Теперь, вспоминая все те трудности, которые мне пришлось преодолеть на пути к капитанскому мостику, я думаю: вряд ли смогла бы пройти их еще раз, - говорит Людмила Анатольевна. - И далеко не каждая девушка, решившая стать судоводителем, сможет это сделать. А тогда, в 60-е годы, мечта о море привела уроженку жаркого Казахстана в заполярный заснеженный Мурманск: здесь на работу в море принимали иногородних. И 24 января 1967 года 19-летняя Люда отправилась в свой первый рейс на ледоколе "Капитан Белоусов". В трудовой книжке ее должность значилась как "матрос без класса", проще говоря, была уборщицей. Летом студентка-заочница отправилась в Ленинград сдавать сессию, а ледокол ушел в Арктику. Упрямая девчонка пробилась к министру, чтобы получить разрешение на поступление в мореходное училище. - Я даже не помню, что написала на тех листочках в клеточку, вырванных из школьной тетрадки, - улыбается Тибряева. - Конечно, самого министра я не видела, а свое письмо передала секретарю. Через него и получила в скором времени ответ: "В виде исключения разрешить поступление на судоводительский факультет". Училась курсантка Людмила Тибряева заочно, продолжая ходить в море на дизель-электроходе "Обь". - Чтобы подниматься по служебной лестнице, женщине нужно выполнять свои профессиональные обязанности не просто наравне с мужчинами, а намного лучше их, - свидетельствуют моряки, ходившие в море вместе с Тибряевой. - Промахи и случайные ошибки, которые считаются простительными для мужчины, женщине не простят ни за что. - А к вам обращаются с просьбами о помощи девочки, мечтающие о море? - спрашиваю я Тибряеву. - Да, случается, - неохотно роняет она.- Но я никогда не иду на это. Потому что пройти сложный путь к профессии каждый должен самостоятельно. Если же с первых шагов человек нуждается в том, чтобы его взяли за ручку, поддерживали, - значит, не за свое дело берется. Я не хочу сказать, что быть судоводителем - женская профессия. Это очень сложная работа, не каждому по силам. И, конечно, отбор девушек на эту специальность должен быть очень строгим. Тех, кому по плечу капитанский китель, единицы. Но в то же время ставить глухую преграду на пути девчонок, мечтающих о море, несправедливо. И все-таки они были, есть и будут - женщины, своим талантом, упорством, мужеством пробивающие путь к желанной профессии. - В нашем пароходстве есть девушка, которая учится на судоводительском факультете все той же "макаровки", - говорит капитан Тибряева. - Мне приходилось встречать своих коллег-женщин и во время зарубежных рейсов. В 1908 году Георгий Седов написал книгу "Право женщины на море", в которой прямо говорит: "Женщина может стоять на мостике. Может выполнять эти обязанности". Успешно капитанит на Сахалине ровесница Людмилы Анатольевны - Алевтина Александрова. Чтобы стать курсантом Невельского мореходного училища, ей пришлось добиться разрешения у Никиты Хрущева. На Камчатке два года назад стала первой в России женщиной-судоводителем промыслового судна 45-летняя Валентина Реутова. Кстати, начинала она, как и Людмила Тибряева, с должности матроса. "Как вы относитесь к девушкам, мечтающим поступить на судоводительский факультет?" - этот вопрос после разговора с Людмилой Тибряевой я задала помощнику начальника по Морской академии Мурманского государственного технического университета. Ответ был резко отрицательный: "Девочек принимать никто не будет. Никогда. Это же реальная опасность для судна!"
Я ставлю в храме восковые свечи За души тех, кого сегодня нет. А мне радирует мой друг: «Еще не вечер, Мой капитан, живите много лет…»
Эти искренние строки идут от самой души автора. Их часто цитируют на флоте, но немногие знают, что принадлежат они Николаю Николаевичу Покровскому, работавшему капитаном-наставником в Мурманском пароходстве. А посвятил он их капитану дальнего плавания Людмиле Тибряевой, которую считал своей названой дочерью и в судьбе которой принял непосредственное участие. Это Покровский ходатайствовал когда-то о приеме девушки на работу в пароходство, и благодаря его помощи Людмила впервые ступила на борт судна - вначале уборщицей, затем стала матросом. С той поры миновало немало времени. Давно ушел из жизни Николай Николаевич, но Людмила Анатольевна дорожит памятью о человеке, заменившем ей отца и воспитавшем лучшие черты характера, позволившие Тибряевой стать настоящим моряком, подняться на капитанский мостик и водить самые современные суда. Она вспоминает, как Николай Николаевич, убеждая девушку в необходимости учиться, рассказывал о своей нелегкой судьбе, не уставал подчеркивать, что сам только благодаря воле, труду и упорству прошел путь от подростка-беспризорника, ночевавшего на опустевших скамейках московского бульвара, до командира боевого корабля… Тогда я не знала, что Николай Николаевич пишет стихи. Известно о том было только близким людям, свое увлечение он не афишировал. Но уже после смерти Николая Покровского мне в руки попала маленькая книжица «Капитаны кораблей не покидают». И я не устаю ее перечитывать. Стихи просты, ведь автор - не профессиональный литератор. Многие его строки легко остаются в памяти. Море навсегда пленило сердце капитана. На стене в его комнате висела большая карта, на которой были отмечены маршруты морских походов. Казалось, море своей волной каждую ночь стучалось в его «иллюминатор». И стихи, словно ответ на этот зов, ложились на бумагу:
Хотя бы раз еще взойти на мостик, Проверить курс и вахтенный журнал! Взойти туда хозяином - не гостем… Я так давно на вахте не стоял.
Последней просьбой капитана Покровского к его названой дочери Людмиле Тибряевой было пожелание развеять его прах в Арктике. И это желание было выполнено.
"Двенадцать лет назад Людмила Тибряева получила знак "Капитан дальнего плавания" за номером 1851. Она - не только первая в Мурманском пароходстве женщина - арктический капитан, которых в мире меньше и сегодня, чем женщин-космонавтов. "Ледовый" капитан Людмила Тибряева в числе первых провела из Европы в Японию Североморским путем ледокольно-транспортное судно "Тикси", стала членом Ассоциации капитанов, в которую входят лучшие мореходы страны. - Людмила Анатольевна, тридцать три года отдано морю. Вспомните свой первый причал, откуда начиналась биография. - Это Мурманск, с которым связаны соленые морские страницы моей жизни. Приехала я из Казахстана, и мне было 19 лет, когда поднялась по трапу на теплоход "Художник Крайнев". Накануне в отделе кадров пароходства мне посоветовали: "Переговори с капитаном, может, возьмет в палубную команду матросом". И Евгений Михайлович Гусев, капитан, дал согласие. 6 лет я красила, драила палубу, несла вахту наравне с другими матросами. Тогда я еще не думала о капитанском мостике, но и оставаться рядовой "плавсостава" было не в моем характере, который изрядно "подпортили" Грин, Паустовский и Жюль Верн.
Поехала в Москву, думая попасть на прием к министру морского флота. Он, естественно, был занят, но заявление мое с просьбой разрешить учебу на судоводительском факультете ЛВИМУ им. адмирала Макарова попало ему на стол. Не помню сейчас, что я там написала, но резолюция была: "Принять в виде исключения". Можете представить, что это было такое, если и сегодня порой слышу за спиной язвительное: "Женщина как биологический вид плавать не может". Чего мне стоило оказаться старпомом на борту "Тикси", который направлялся в Арктику, - один Бог да моя подушка знают.
В 1987 году, став капитаном, убедилась, как правы мужчины: не женское это дело - ходить в море. Но возможность работать на равных с коллегами-мужчинами, если сделан выбор, у женщины должна быть. - Вы человек упрямый... - Раньше была упрямой, а вот упорства не хватало, потому не все и ладилось. Со временем многое из того упрямства, к счастью, перешло в упорство: на море иначе нельзя. - Странно слышать в таком "некомандном" голосе металлические нотки. Кстати, как вы отдаете команды мужскому экипажу? - Голос меняется в зависимости от ситуации: могу сказать "пожалуйста", но могу и так отчитать, что мало не покажется. Правда, замечания стараюсь делать с глазу на глаз: щажу мужское самолюбие. Но когда находишься в море по 7-8 месяцев, капитанские нервы, как и у экипажа, могут сдать. Экстремальных ситуаций на море достаточно. До сих пор помню рейс, когда у меня с девятиметровой высоты упал матрос на деку трюма. К счастью, на борту оказался такой опытный врач, как Юрий Сахаров: он буквально вытащил парня с того света. В том же рейсе у моториста "крыша поехала": долгие месяцы плавания не лучшим образом сказываются на психике мужчины. - А как же тогда с расхожим мнением, что у моряка невеста в каждом порту?.. - Ну вспомните еще так называемую "продукцию" секс-шопов: чушь все это. Не каждый мужчина пойдет "расслабляться" в порту. А для капитана, мужчина он или женщина, это, на мой взгляд, вопрос нравственности: вот и привыкаешь к капитанскому одиночеству. - Почему вы, такая интересная, такая "крутая", замуж вышли только в 41 год? - Замужество - не проблема, а вот условия ставились - списаться на берег. И тогда я выбирала море. Борис Михайлов поступил мудро, сказав: "Как сама решишь уйти, так и будет". Пыталась привести самый "убедительный" аргумент, что, мол, даже картошку не умею жарить. Но он и тут не дал маху: обещал и картошку, и даже пироги печь. С тех пор и "расплачивается": недавно мы отметили 11 лет супружеской жизни, а я все еще хожу в море. - Где же вы нашли такого покладистого мужа? - Он - тоже моряк. Наши суда пришли в Монреаль, экипажам организовали экскурсию, но переводчика не было, и поскольку я окончила курсы английского языка, то решилась помочь гиду. Как потом объяснял Михайлов, то, что я была штурманом, он "проглотил", но на моем английском "поперхнулся". Это было, как он признался, выше его мужского разумения. - Помните его первый подарок? - Он добился того, чтобы попасть на судно, где работала я. Объяснял это тем, что хотел к 8 Марта преподнести свой фирменный "михайловский" пирог. С трудом в это верю, но будем считать, что это правда. Тем более что пирог он тогда действительно приготовил и передал мне в каюту. Это и был его первый подарок. - Вы долго бываете вдали от родных берегов, от дома. Не сказывается разлука на ваших взаимоотношениях? Борис Николаевич не ревнует вас? - Что касается ревности, то мы оба неплохие лоцманы, и семейный корабль всегда выводим из рифов. Михайлов вообще удивляет своей слепой верой. Я же не то чтобы недоверчива, неревнива, но если Борис встретит другую женщину, буду страдать, но все перенесу. Так складывалась моя жизнь, что я всегда готовилась к сложным поворотам судьбы. Поэтому говорю ему, что он - свободен. А в ответ слышу:"Ты - неземная женщина". Знаете, есть что-то мистическое в нашей встрече с Михайловым: в тот день, накануне встречи, мы, как оказалось, оба читали рассказ Константина Паустовского "Ручьи, где плещется форель". В коротенькой новелле Паустовский очень точно передал душевное родство двух незнакомых людей, которых случайно свела судьба и - разлучила. Я иногда думаю, что это о нас с Михайловым, но со счастливым концом. - При всей вашей, казалось бы, благополучной жизни - престижная работа, любящий муж, уютная квартира, дача - есть что-то, о чем жалеете в жизни? - Помните Ассоль? "Счастье сидело в ней пушистым котенком". Кому не хочется такого "котенка"?
Только счастье у каждого - свое. Мне всегда говорили: "Твое счастье в твоей свободе, ты ни от кого не зависишь". Согласна, свобода - это прежде всего право на выбор жизненного пути, и в этом я преуспела. Но в моей свободе - бочке меда - столько дегтя! Поэтому жалею о многом. О том, что мало удается уделять внимания маме, Борису. Не понимаю, почему мы порой так жестоки с людьми, которых больше всего на свете любим и ценим. Горько, что не ощутила радость материнства... Но что случилось, то случилось... - Вы готовите себя к мысли, что придется оставить море? - Безусловно, эти мысли приходят, и они достаточно болезненны. Я думаю о том, в каком качестве смогу реализоваться вне моря. Уверенности в будущем, впрочем, как у многих из нас, у меня нет: проработав на флоте столько лет, "материальные" тылы себе не обеспечила. - Когда в очередной рейс? - Скоро. Два года я плаваю под чужим флагом: круинговая компания через посредников заключает договор с экипажем судна, которое поставляет грузы в ту или иную страну. Попасть на такие рейсы достаточно сложно, поскольку профессиональные требования и к командиру, и к экипажу очень высокие. - Наверное, и оплата соответствующая? - Труд российских моряков оценивается ниже, чем труд их западных коллег. Например, мой оклад - 700-800 долларов в месяц. Сейчас пойдем в район Юго-Восточной Азии, который моряки не любят: здесь не только интенсивное судоходство, но и возможны нежелательные встречи с пиратами. Это серьезная психологическая, физическая нагрузка: несешь 24-часовую вахту, обходя судно по всему периметру, одновременно держишь постоянную связь с вахтенными. И поскольку, как правило, нападают ночью - то освещение судна. А из оружия - лишь ракетница и пожарная магистраль под сильным давлением. - Неужели нет никаких иных средств защиты? -Сопротивление чревато последствиями. Судьба захваченных судов и экипажей складывается по-разному: как правило, пираты, забрав судно и груз, выбрасывают экипаж на каком-либо острове. - Что самое страшное на море? - Тишина, которая означает остановку двигателя. Изменение режима работы согласуется только с капитаном. Поэтому, если в экстраординарной ситуации такое решение принимает помощник, мчишься на мостик, забыв натянуть юбку. - Морская болезнь не изнуряет? - Есть такое. Как говорят моряки, потравила, то есть "покормила" Нептуна, достаточно. У штурвала стояла с пакетиком и прятала его, чтобы никто не догадался. А вообще нет людей, которые не реагируют на морскую болезнь. Причем тяжело переносится не шторм, а зыбь: она выматывает душу! ... Несколько дней назад капитан дальнего плавания Людмила Тибряева вывела свой балкер "Арктик Трейдер" в открытое море."
"Этот спокойный, мягкий, приятный голос объявлял по судовой трансляции, когда и где состоится инструктаж членов команды, которым предстоит работать при самовыгрузке. Вскоре в дежурную рубку вошла довольно молодая, среднего роста женщина и спросила: — Вы меня ждете? Тогда я поняла, что услышанный голос принадлежит ей — старшему помощнику капитана теплохода “Тикси” Людмиле Анатольевне Тибряевой. Она пригласила в каюту, где, сопротивляясь увяданию, стояли в вазе астры, купленные еще в Мурманске почти полмесяца назад. Здесь и произошел наш разговор, дружелюбный и вполне откровенный. Моряком она задумала стать еще в школе. Конечно, практических представлений о профессии не имела, просто начиталась книг. Работать на флоте начинала, как все женщины — в числе обслуживающего персонала. Но, хлебнув этого нелегкого труда, не отказывалась от задуманного. Два года добивалась права поступить в Ленинградское высшее инженерно-морское училище им. адмирала С. Макарова. Для этого пришлось обратиться в Министерство морского флота. Училась заочно, в 1973 году получила диплом об окончании судоводительского факультета. Параллельно продвигалась по службе: вначале была третьим помощником капитана, затем вторым. — Работа судоводителя тяжела для женщины, — откровенно призналась Людмила Анатольевна. — Но мне она по характеру. Конечно, нельзя не сказать о том, что в отношении меня, поскольку случай нетипичный, многое решается индивидуально... Любимое дело забирает все силы, но вместе с тем, считает она, именно флот подарил ей радость встреч с прекрасными людьми. Вот и сейчас, на борту теплохода “Тикси”, ей помогают освоить это мощное судно новой арктической серии специалисты различных служб. Поскольку работает она здесь недавно, своей главной задачей считает как можно лучше узнать его возможности. Вскоре старшему помощнику капитана Людмиле Анатольевне Тибряевой вместе с экипажем теплохода “Тикси” предстоит принять участие в зимней навигации на линии Мурманск—Дудинка. Я мысленно представляю себе, как во время проводки каравана, повторяя команды, идущие с ледокола, в эфире вдруг прозвучит приятный женский голос, и на мостиках ведомых судов с изумлением переглянутся вахтенные..."
Еще несколько ссылок на источники, повествующие о замечательной женщине, славном КДП (капитане дальнего плавания) Людмиле Тибряевой.