Беспощадный слышит сконфуженный голос акустика. Ну, конечно же, упустил! Что делать? Вызвать из гавани корабли? Но могло быть, что Кораблев ошибся. «Ну конечно. Конечно же, оно так и было», — успокаивает себя Беспощадный. «А может быть, мальчика вовсе не было?» — Откуда это? Беспощадный припомнить не мог. Над морем по-прежнему висит густая тьма. Корабль зарывается носом в черные волны. Не одну лодку обнаружил Сапетов на учениях, не одну лодку атаковал и уничтожил на кальке Беспощадный. А вот когда дошло до настоящего дела, Кораблев потерял контакт с лодкой, не доложил сразу на мостик, попытался самостоятельно разобраться; вел поиск, но безуспешно. Теперь не восстановишь контакт. А кто виноват? Он. Не допускал молодых. Надеялся на Сапетова, как на каменную гору. И вот, когда Сапетова нет, — его ученик оказался не на высоте! До этой ночи Беспощадный всегда испытывал лишь радость победы. Сегодня он испытал всю горечь разочарования. До сих пор он жил славой. Сегодня потерпел поражение. Любил беспроигрышную игру. И наконец — проиграл. Море — не класс, море — настоящая школа. А в этой школе он не обучал молодых. «Но, может быть, было ложное эхо? — тешил он себя надеждой. — Может быть, не было лодки? Ведь был же недавно случай, когда в дивизионе подняли боевую тревогу (кому-то показалось, что он обнаружил лодку), перебудоражили все корабли, вышли в море, искали, а лодки не оказалось — да и не было никакой лодки в тот раз!» Беспощадный убеждал себя, что Кораблев ошибся. Эхо — ложное. Лодки не было. Над морем уже вставал бледно-желтый . Беспощадный теперь был уверен: лодки не было. Он сказал об этом и штурману.
— Но ведь поступали доклады акустика... Я наносил на кальку... — возразил штурман Коротков. — А я утверждаю, что лодки не было. Кораблев все напутал... С тем и вернулись в базу: лодки — не было.
6
Живцов встретил Беспощадного на пирсе: — Почему не вызвали корабли с базы? Почему мне не доложили? — Потому что, товарищ капитан третьего ранга, я рискнул посадить на станцию еще малоопытного акустика. Риск для пользы службы. К сожалению — в этом я виноват, — акустик опростоволосился. Он перепутал шумы, принял за лодку рыбачью шхуну — мы ее встретили на рассвете; зря подняли тревогу. Эхо — ложное. Лодки — не было... — Лодка была! —отрезал Живцов. — Я вас не понимаю, товарищ капитан третьего ранга...
— Кажется, я говорю совершенно ясно. Лодка была, она высадила . Эхо не было ложным, как вы утверждаете. Вы ее обнаружили и упустили, вместо того чтобы уничтожить. Где же ваш Сапетов, хваленый «артист»? Почему вы не приказали ему сменить малоопытного акустика? — К сожалению, Сапетов в отпуске, поощрен за отличную службу. — Беспощадный умолчал, что Сапетов опаздывает из отпуска уже на семь дней. — Боюсь, вашему экипажу придется расстаться с высоким званием, — покачал головой Живцов. —А о вас вынесет решение адмирал. Мне вас искренне жаль, Беспощадный. Вы могли стать примером для других. А теперь на вашем примере будут учиться, каким быть не надо. Советую подумать, способны ли вы заново начать свою флотскую жизнь, с тем же, как раньше, энтузиазмом, но без зазнайства. Коли хватит у вас силы воли сказать себе: «Я шел не по правильному пути», вы сохраните себя для флота. Вы его любите и, уверен, потерять не хотите. Не правда ли? «Нет, не хочу! — хотел ответить Беспощадный комдиву, — Я люблю флот, люблю службу, меня опьянила слава, но я найду в себе силы побороть свои недостатки». Но — ничего не сказал. А Фрол Алексеевич вспомнил, как когда-то сам совершил большую оплошность. Тогда Юрий Михайлович Крамской вступился за него: «Живцовыми мы бросаться не можем, — сказал он.— Живцов совершил ошибку, но он — прирожденный моряк». И вот я продолжаю служить, ошибка забыта. А если бы не вступился Крамской? Беспощадного испортили. Но он — не карьерист, как Сухов. Беспощадный — моряк. Большой симпатии я к нему не питаю. Но вступлюсь за него. Я верю, что он станет настоящим командиром.
И Живцов приободрил Беспощадного на прощание: — Если вы способны одуматься, я отстою вас, Борис Арефьевич.
7
В тот же день Живцов пришел на корабль Беспощадного поговорить с комсомольцами. Он умел находить с молодежью общий язык. — Ну, что? Дохвастались? «Мы — гвардия»... Гвардия не упустила бы врага, смела бы его с лица земли. — Фрол крепко сжатыми кулаками чуть было не ударил в сердцах по столу. — Пустословием занимались: «Мы, отличники, в ответ на освоение космоса...» А сами? Делами слова подтвердить не сумели! Не стыдно друг другу в глаза глядеть? Вы помните, я предупреждал, что зазнайство к добру не приведет, вы тогда мне в ответ: «Ни одной лодки не пропустили, задачи сдали все на «отлично»... Учебных не пропустили, — значит, и чужую, когда час придет, не пропустим. В пух и прах раздолбаем». И вот — час пришел. И чужая — пришла. И напакостила. А вы? Раздолбали ее? Простить себе можете? — Не можем, — веско сказал Полищук. И в смущенных глазах остальных Живцов прочел молчаливое согласие с Полищуком.
8
Все офицеры корабля Беспощадного в сборе: помощник, он же штурман — старший лейтенант Коротков, начальники боевых частей Спевайло и Федоров. — Меня интересует, что побудило вас, Борис Арефьевич,— спрашивает Петр Иванович, — утверждать, что лодки не было: уверенность в этом или желание скрыть ошибку? Я не думаю, что из личных целей; вы — не Сухов. Видимо, было желание спасти честь корабля? — И то и другое, — начистоту отвечает Беспощадный. — Когда я понял, что мы упустили лодку, меня словно обухом по голове ударило: позор ляжет на нас! А потом и действительно зародилось сомнение — была ли лодка?.. — Я утверждал, что была, — сказал Коротков. — Да, вы утверждали, и я вам верил. Но я пытался убедить и себя и вас в том, что лодки не было. Моя вина... — Хорошо, что вы это сознаете, — сказал Петр Иванович. — Но я скажу больше: не только ваша вина. И мы чуть было не погрязли в тине очковтирательства. А она притупляет борьбу с недостатками. И в самом деле, мы все, признавая вас, Борис Арефьевич, умным и опытным офицером — а вы такой и есть, этого никто у вас не отнимет, — приводили в пример вас и экипаж ваш на всех совещаниях. На партийной конференции вас хвалили. Когда приезжали комиссии, вы показывали им положительное, а о недостатках умалчивали. Вы старались не замечать их. Вот у Крамского на корабле знают, что упущения не останутся незамеченными. Крамской понял отлично: высокая боевая готовность нужна не для того, чтобы заслужить похвалу. Его люди скромнее ваших. Вы, Борис Арефьевич, сами своих хвастунами сделали... Боюсь, на предстоящей партийной конференции вас будут критиковать так же горячо, как постоянно хвалили... Вы были у всех на виду... Подавали большие надежды. Ругать станут и те, кто хвалил вас... потому что вы обманули большие надежды, и те, кто завидовал вам.
Коротков выступил взволнованно: — Мы раздували успехи, которых действительно достигли, и достигли немалым трудом! «Мы — отличники, мы — беспощадновцы, мы чуть ли не гвардия. Мы да мы, да лучше нас нет...» Все это портило людей, — а народ у нас золотой, он за корабль, за командира в огонь и в воду пойдет, — заражало их самодовольством. Мы, мол, правофланговые, нам некуда больше стремиться... Некуда? Мы должны стремиться к тому, чтобы люди не только отлично владели оружием и приборами, с какими впору справиться инженерам, но чтобы они были и высококультурными, и начитанными! — Вполне присоединяюсь! — воскликнул следивший за Коротковым восторженными глазами худенький Федоров. — Я всегда завидовал «клубу волнующих встреч». Даже, признаюсь, бегал на соседний корабль... — А я, — сознался Спевайло, — боялся Сухова, а то бы давно взял в свои руки самодеятельность... которая у нас прозябает. — Вы бы слышали, какой у «беспокойных сердец» диспут был о любви! — все не мог успокоиться Федоров.— Любо-дорого послушать! У нас ничего подобного не было! — А могло бы быть, — сказал Петр Иванович улыбаясь. — Что ж, можно попробовать...
Через несколько дней Живцов на корабле Беспощадного зашел в бухту Киви. Причалили к рыбачьему пирсу. Фрол шел , усеянным валунами. Такой же берег был и в том городке, где Фрол и Никита лейтенантами начинали свою службу. Там на берегу стоял памятник погибшим в десанте матросам. А вот и беленький домик в саду, у самого моря; так и обрисовал его Славка. Овчарка кидается Фролу навстречу. — Буян, Буянище! — узнает Фрол. Он видел пса щенком. Наверное, Буян не помнит его. Но Буян вспомнил. Завилял хвостом. Его лай услышала Елена Сергеевна. — Фрол Алексеевич! — обрадовалась она. — Каким ветром к нам? — Могу я видеть Юрия Михайловича? — спросил Фрол, здороваясь. — Конечно! Давно вас не видели. А вы все такой же... — Старею, — с солидностью сказал Фрол. — Ну пойдемте, пойдемте... И вот Фрол сидит напротив Юрия Михайловича и рассказывает о промахе Беспощадного. — Чепе имело последствия? — участливо спрашивает Крамской. — От адмирала получил нагоняй. — Но, надеюсь, нагоняй не привел вас в уныние? Как это вы говорили когда-то? «Будем держаться», да? «Выдюжим»? — Да, «будем держаться» и «выдюжим»!
Нахимовцы ЛНУ 1953 г. выпуска. И.Шагин, Государственное издательство "Искусство", 1948 год.
— И теперь придерживаетесь этих мудрых нахимовских заповедей? — Придерживаюсь. — Ну так все обойдется, Фрол Алексеевич. Моряк не раз в своей жизни побывает на рифах. — Мне нужен совет. Мне кажется, ни Беспощадный, ни его «беспощадновцы», как они себя именовали, не уяснили толком, как велика их вина. Промах? Нет, не промах—расхлябанность! И этой расхлябанности цена — жизнь людей! Ведь высадились, сволочи. Вот что меня беспокоит. Крамской набивает табаком трубку. Фрол зажигает спичку. — Спасибо... Вот что, Фрол Алексеевич. У вас заведены «клубы волнующих встреч», я слышал? — У Ростислава — да; на корабле Беспощадного только собираемся создать такой клуб. — Ну и назначьте первое заседание на сегодняшний вечер.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Неожиданный удар прямо из гущи снежного бурана застал гитлеровцев врасплох. Не организовав преследования, корабли охранения сбросили наугад несколько глубинных бомб, не причинив лодке никакого вреда. В базе, поздравляя Федора Алексеевича с победой, друзья шутили: «Ты и снежные бураны себе в друзья записал, теперь фашистам крышка!» Атаки Видяева интересовали всех командиров: каждая из них решалась своеобразно, по-новому, без шаблона, исходя из конкретной тактической обстановки. Мужество и выдержка Федора Алексеевича особенно ярко проявились в его предпоследнем походе. Весеннее майское утро. Неяркое северное солнце неторопливо поднялось над горизонтом. Тишина. Поднявшись над водой не более чем на метр, окуляр перископа прощупывает все триста шестьдесят градусов горизонта. Вдруг он остановился, дернулся вправо, затем влево и впился в черную неподвижную точку на горизонте. «Вижу цель»,— доложил вахтенный офицер и уступил место у перископа капитану 3-го ранга Видяеву. «Боевая тревога! Торпедная атака!» — объявил командир и добавил: «Большой конвой». Прорвав охранение, подводная лодка проскочила внутрь конвоя. Быстро рассчитав данные для атаки головного транспорта, командир поднял перископ для проверки расчетов и увидел форштевень сторожевика, идущего полным ходом на лодку. Лодка погрузилась на безопасную от таранного удара глубину, но с боевого курса не свернула и продолжала сближаться с транспортом. Командир рассчитал: пока сторожевик сумеет атаковать лодку, он успеет выпустить торпеды. В центральном посту все затаили дыхание. Акустик докладывал о приближении вражеского корабля: «Четыре, три, два кабельтовых...» Лицо Видяева было спокойным, только на лбу выступили крупные капли пота. Точка залпа: «Аппараты! Пли!» — и в этот момент сторожевик отвернул, не дойдя до лодки какую-нибудь сотню метров. Он совершал свой маневр и лодки не заметил. Транспорт водоизмещением 6000 тонн взлетел на воздух. Фашистские корабли охранения бросились яростно бомбить лодку. Три часа длилось преследование. 360 глубинных бомб были сброшены на подводную лодку, но благодаря искусному маневрированию командира она ушла, не получив каких-либо серьезных повреждений.
Когда лодка вернулась из похода, командующий Северным флотом горячо поздравил Видяева с победой и прямо на пирсе вручил ему третий орден Красного Знамени. А командир бригады подводных лодок Герой Советского Союза капитан 1-го ранга И.А.Колышкин подсчитал, что с начала войны Федор Алексеевич Видяев пробыл в море триста суток, участвовал в потоплении пятнадцати кораблей противника, из которых восемь были на его командирском счету. Не успел Федор Алексеевич закончить беседу с командующим флотом, как попал в объятия своих верных друзей Александра Моисеевича Каутского и Константина Матвеевича Шуйского, тоже ставших к этому времени командирами подводных лодок. Шумный разговор как-то неожиданно сменился напряженным молчанием. «Что у вас? — забеспокоился Федор, — говорите!» «Подожди, Федя, вот письмо тебе, из Ленинграда», — тихо проговорил Каутский. Письмо пришло давно, когда Федор еще был в море, и друзья волновались, не зная, какие вести оно принесло. Лихорадочно пробежав глазами письмо, Федор вдруг схватил в объятия опешивших от неожиданности друзей: «Живы! Слышите вы, они живы! Машенька, Костя, родные мои, живы!» Эта весть мгновенно облетела всю бригаду. Счастливого Федора снова поздравляли друзья, радовались вместе с ним. Слава Видяева и экипажа разнеслась по всему Северному флоту. Североморцы знали о его делах, гордились им. Федор Видяев стал гордостью Северного флота. Как-то в июне, когда экипаж готовился к выходу в море, к Видяеву зашел командир бригады капитан 1-го ранга И.А.Колышкин. Поговорив о подготовке к походу, Колышкин, уже прощаясь, сказал: «Был я сегодня у командующего флотом. Есть решение отпустить тебя в отпуск к семье». «Товарищ капитан 1-го ранга, разве это можно? Ведь война же!»
«Ничего, можно, Федор Алексеевич! Вот сходите в поход — и в отпуск, в Ленинград». Долго в ту ночь горел свет в каюте Видяева на береговой базе. Склонившись над столом, Федор писал письмо в Ленинград. Письмо получилось длинным. Федор писал, что очень хочет видеть жену и сына; писал, как мучительно больно было жить, не зная, что с ними в блокадном Ленинграде. В конце письма Федор сообщал, что уходит в боевой поход, после которого приедет в отпуск к семье. В конверт вложил фотографию. Видяев на ней без головного убора, с тремя орденами Красного Знамени, с задумчивым, внимательным взглядом. На обороте написал: «Моему сыну Константину, будущему защитнику нашей дорогой Родины, от отца. Видяев. 23 июня 1943 года. Действующий флот». Это было его последнее письмо. 1 июля 1943 года Федор Алексеевич Видяев ушел в свой девятнадцатый, последний поход. В те дни Северный флот готовился отметить свое десятилетие. 25 июля, в день юбилея, Указом Президиума Верховного Совета СССР подводная лодка «Щ-422» была преобразована в гвардейскую.
Командир гвардейской подводной лодки «Щ-422» капитан 3-го ранга Ф. А. Видяев
Подводники радовались за своих друзей, ждали их к празднику, но видяевцы так и не узнали о той высокой оценке, которую дала им Родина за их боевые подвиги,— они не вернулись в базу... Никто не видел, как они погибли, но все знали: подводники гвардейской подводной лодки «Щ-422» пали смертью храбрых, отдав свои жизни за Победу, за счастье Родины. В столице подводников-североморцев, в городе Полярном, 6 ноября 1943 года, недалеко от пирса, где друзья провожали Федора Алексеевича Видяева в последний поход, отважному подводнику на собранные североморцами средства был поставлен памятник. Автор его — флотский художник Алексей Кольцов. Скульптор запечатлел Видяева таким, каким друзья видели его в последний раз перед выходом в море — в реглане, в шапке-ушанке. Смелое, волевое лицо. И кажется, что он стоит на мостике подводной лодки, открыв свое лицо ледяному ветру, и слегка прищуренными глазами зорко вглядывается в голубую даль родного моря.
Памятник командиру гвардейской подводной лодки «Щ-422» капитану 3-го ранга Ф. А. Видяеву
«В глубинах, где шли мы в подводном дозоре, Где нашим победам растили мы счет, Видяев, навеки оставшийся в море, Бессменную вахту поныне несет». Так выразил флотский поэт чувства тех, для кого отважный, талантливый подводник Федор Алексеевич Видяев навеки остался живым. 22 июня 1944 года в городе Полярный открыт памятник героям-подводникам Северного флота. Одной из первых на нем выбита фамилия Федора Алексеевича Видяева. Памятник воздвигнут по проекту и под руководством скульптора Л.Е.Кербеля на средства личного состава бригады подводных лодок Северного флота. Пережив все ужасы блокады, жена Федора Алексеевича Видяева— Мария Ивановна вместе с сыном Константином эвакуировалась в Ставропольский край. Здесь получили сообщение о смерти Федора. Долго не могла поверить в это Мария Ивановна... В 1944 году Мария Ивановна с сыном переехала к родственникам в Ржев. Друзья Федора не забывали его семью. С Севера часто приходили письма, вырезки из газет о Федоре Алексеевиче Видяеве. 11 февраля 1944 года Марии Ивановне пришло письмо от члена Военного совета Северного флота вице-адмирала А.А.Николаева.
«Придет время, — писал вице-адмирал, — когда можно будет рассказать о больших, героических делах Вашего мужа. Сейчас можно коротко сказать, Видяев был настоящим большевиком, в нем прекрасно сочетались качества дерзкого и скромного, мужественного и спокойного, честного и прямого русского моряка. Он выполнил свой долг перед Родиной до конца. Воюя с немцами, уничтожая врага, он защищал Родину, свое государство, защищал свою семью, он утверждал жизнь своему сыну. Видимо, лучшей памятью о Видяеве будет — воспитать сына таким, каким был его отец. Посылаю для Вас и сына фотографии т. Видяева. С самым наилучшим приветом, Николаев».
Орден Британской империи IV степени
В апреле 1945 года Марию Ивановну пригласили в городской военкомат, и седой полковник, военком города Ржева, волнуясь, вручил ей от имени народного комиссара Военно-Морского Флота СССР орден Британской империи IV степени и Грамоту, которыми правительство Великобритании наградило ее мужа, отважного подводника Федора Алексеевича Видяева. Затем полковник вручил орденскую книжечку и письмо заместителя народного комиссара Военно-Морского Флота СССР.
«Уважаемая Мария Ивановна! — говорилось в письме. Ваш муж, капитан 2-го ранга Видяев Федор Алексеевич погиб на боевом посту. Верный сын нашей Родины, славный подводник, проникнутый жгучей ненавистью к немецким захватчикам, Федор Алексеевич с беззаветной отвагой, мужеством и мастерством топил один за другим вражеские корабли. Федор Алексеевич участвовал в 19 боевых походах и в потоплении 15 кораблей противника. Подводники Советского Союза будут всегда с глубоким уважением вспоминать о своем замечательном командире и товарище. Моряки никогда не простят подлому врагу смерть своего лучшего друга и отомстят за него сполна. Партия и Советское правительство высоко оценили заслуги Федора Алексеевича, наградив его тремя орденами Красного Знамени и представив к награждению английским орденом. Передаю Вам, Мария Ивановна, орден Британской империи IV степени, которым правительство Великобритании наградило Вашего мужа».
Бюст командующего Северным флотом А. Г. Головко
Считаю, что от имени североморцев, да и от всех нас, подводников, горечь гибели замечательного человека в своей книге «Вместе с флотом» высказал командующий Северным флотом адмирал А.Г.Головко: «Пополнение достойное и кстати (Арсений Григорьевич говорит о четырех экипажах подводных лодок, прибывших с Тихоокеанского флота.—К.Ш). Оно как бы возмещает наши потери, хотя ничто и никто не может возместить потерю товарищей по оружию, плечом к плечу с которыми пройден самый тяжелый период войны... Тут даже время бессильно. Потери неизбежны, как ни тяжело мириться с ними. Давно истекли сроки возвращения Виктора Николаевича Котельникова, опытного подводника, ушедшего в последний поход вместе с начальником политотдела бригады Радуном, прекрасным человеком, отличным политработником... Пропал без вести Малофеев... Не вернулся из очередного поиска наш общий любимец Видяев — самоотверженный, скромный человек, бескорыстный, верный товарищ. Приняв командование новой лодки — «Щ-422», он за несколько месяцев увеличил счет ее побед с четырех до одиннадцати и сумел сделать многое для того, чтобы она стала гвардейской. Совсем недавно, перед уходом в этот последний поход, я вручил ему третий орден Красного Знамени. Вручил перед строем экипажа, на пирсе. Колышкин тогда подсчитал, что Видяев с начала войны провел триста дней в море. Триста суток... И вот — остался в нем навсегда...» ...Давно отгремели залпы на фронтах Великой Отечественной войны, но память об отважном подводнике не померкла. 28 июля 1968 года по проекту скульптора Д.М.Епифанова в заполярном городе, названном по просьбе подводников Видяево, установлен еще один памятник командиру гвардейской подводной лодки «Щ-422» капитану 3-го ранга Федору Алексеевичу Видяеву. Бронзовый бюст прославленного подводника установлен на двухметровом гранитном постаменте. Федор Алексеевич без головного убора, в кителе, с тремя орденами Красного Знамени на груди. Такой была его последняя пожизненная фотография...
Видяево. Памятник герою-подводнику Федору Алексеевичу Видяеву
Память о нем в наших сердцах. Память о нем в делах подводников, зорко несущих вахту в глубинах морей и охраняющих мирный труд нашего народа.
Использованная литература
1. Головко А. Г. Вместе с флотом. М., Воениздат, 1960. 2. КолышкинИ.А. В глубинах полярных морей. М., Воениздт, 1970. 3. Краснознаменный Северный флот. М., Воениздат, 1977. 4. Шопотов К. А. Газета «На страже Заполярья»: «В семье Федора Видяева». 12 февраля 1964 года; «Федор Видяев». Документальная повесть. 24, 25, 26, 28, 29, 30 марта 1967 года; «Торпедные атаки Видяева». 22 мая 1977 года. 5. Шопотов К. А. «Витязь подводных глубин». Сборник «Подводной войны рядовые». Мурманское книжное издательство, 1979. 6. Шопотов К. А. «Прорыв в Лиинахамари». Сборник «В огненных глубинах полярных морей (К 40-летию Краснознаменного Северного флота). Политическое управление Северного флота, г. Североморск. 1973. 7. Шопотов К. А. Бессмертно имя героя. Политуправление КТОФ. 1967. 8. Хаметов М.И. В океанских глубинах. М., ДОСААФ СССР, 1981. 9. Подводники. Рассказы, очерки, воспоминания. М., Воениздат, 1956. 10. Емельянов Л. А. Советские подводные лодки в Великой Отечественной войне. М., Воениздат, 1981. 11. Сергеев К. М. Лунин атакует «Тирпиц». СПб., 1999. 12. Книга памяти подводников Военно-Морского Флота, погибших в годы Великой Отечественной войны 1941-1945. СПб., Объединенный Совет Ветеранов-подводников ВМФ. 2007.
ГИМН ПОДВОДНИКОВ
Нет выше счастья, чем борьба с врагами, И нет бойцов подводников смелей. И нет нам тверже почвы под ногами, Чем палубы подводных кораблей.
Простились мы с родными берегами. Крепчает шторм, и волны хлещут злей. И нет нам тверже почвы под ногами, Чем палубы подводных кораблей.
Утоплен враг, идем сквозь сталь и пламя. Пускай бомбят: посмотрим, кто хитрей! И нет нам тверже почвы под ногами, Чем палубы подводных кораблей.
В морскую глубь на смертный бой с врагами Идет подлодка, слушаясь рулей. И нет нам тверже почвы под ногами, Чем палубы подводных кораблей.
Любимые, встречайте нас цветами. И хоть на свете вы нам всех милей, И нет нам тверже почвы под ногами, Чем палубы подводных кораблей.
— Что я позову ? — Зови! Сядешь еще лет на десять в тюрьму за укрывательство человека из «свободного мира»! — А если я все же их позову? — Тогда я забуду, что ты мой брат, Яанус. — Узнаю Яака! Помню, как ты на заборе повесил собаку. Из отцовского ружья перестрелял кошек во всем Кивиранде. Ты всегда был, Яак, живодером. — Помолчи. — Может быть, ты из тех, о которых нынче пишут в газетах? Из тех, кто были убийцами в Калеви-Лийва? — Молчи, я тебе говорю! — Хорошо. Помолчим и послушаем, что происходит за окнами. По окну скользнул луч прожектора. Яак прижался к стене, боясь, что прожектор нащупает его. — Если бы ты был здоров, — примирительно сказал Яак, — я бы, пожалуй, тебя взял с собой. — В свой мир приглашаешь? — Да.
: С самого 1945 года США не прекращали считать себя лидером «свободного мира». Однако сейчас администрация Обамы сталкивается с неожиданным и неприятным развитием событий в глобальной политике...
— Мне и здесь хорошо. Без тебя, без зла, которое у тебя под жилеткой. Уходи из моего дома. — Куда? — В лес. Там твои друзья — волки. — Я останусь. — Уйдешь. — Ты же видишь — шарит прожектор, — оглянулся Яак на окно. — Я уйду через час, через два. Ты меня никогда не увидишь. Наша мать... — Не вспоминай ее, Яак. — И отец... — Не трогай отца.
— Ну тогда вот что... — звериный блеск появился в глазах человека из «». — Если ты пикнешь, Яанус... — Ты повесишь меня, как повесил собаку? Боюсь, что не справишься. Во мне девяносто восемь кило чистого веса. От сидячей жизни. Иди лучше спать. Да не проспи смотри: утром придет прибирать девчонка. Увидит, что появился чужак, мигом побежит на заставу. Нынче молодежь прыткая и догадливая. Ты не забыл, как пройти на чердак? Там стоят с лета койки, на них спали дачники. Но чтобы утром духу твоего не было — слышишь? Пришелец оценивающе оглядывает комнату, неподвижно сидящего Желчного Старика, интересуется озабоченно: — У тебя всегда по ночам горит лампа? — Всегда. — В этом не заподозрят ничего необычного? — Нет. Яак успокаивается: — Ладно, Яанус. Лучше нам расстаться друзьями. Если кто-нибудь все же зайдет и спросит... — Я скажу, что я один во всем доме. Ты все же мне брат... — Родная кровь... — Родная кровь. Иди отдыхай.
— А ты? — Я отдыхаю в своем «кикитоле». Много мыслей приходит мне в голову в бессонные ночи. Спи. Дверь скрипит. Слышно, как гость поднимается по лестнице. На полу остаются две лужицы — следы его ног. Яанус погружается в думы. Яак ушел из Эстонии в Швецию во время войны... сказал, что не хочет жить с гитлеровцами... а вернулся от новых гитлеровцев, из Западного Берлина. Круг завершился. Яак в четырнадцать лет чуть не зарезал отца. В шестнадцать — бил мать. Родная кровь. Старший брат. Зачем он пришел? Убивать? Взрывать? Так же, как задержанные в прошлом году диверсанты? Пограничники их поймали на берегу, вот тут, рядом, чуть не под самыми окнами. Яак — эстонец? Нет, не эстонец. Он — враг, и да будет проклят эстонец, ему давший приют! Луч прожектора снова скользит за окнами, бежит по бушующим черным волнам. Море уже почти под самыми окнами. Пограничники обычно не заходят в дома, когда кого-нибудь ищут; они знают наперечет всех обитателей Кивиранда и убеждены, что ни один из них не даст приюта врагу. Они ищут нарушителей границы в густом лесу, среди бушующих сосен, на берегу, за огромными валунами. А этого, что скрывается там, наверху? Где его поймают? Яанус Хаас смотрит на трепещущий огонек. Рука его медленно тянется к лампе. Руки у него сильные, не то что ноги. Желчный Старик, размахнувшись, со всей силой швыряет лампу под дверь, прикрывающую ход на чердак.
3
С колокольни старенькой кирки разносится по поселку тревожный набат. Дом Хааса пылает, как костер в Иванову ночь. Яануса, почти задохшегося от дыма, вытаскивают соседи и пограничники. За горящим домом, в кустах можжевельника, находят человека со сломанной ногой. Соседи узнают в нем исчезнувшего в годы оккупации Яака.
4
Светает. Шторм продолжается. Желто-бурые волны набрасываются на берег, разбиваются, оставляют клочья злобной пены; на середине бухты, словно отделенные чертой, бегут зеленые волны с белыми гребешками. Где-то в густом можжевельнике скрывается загнанный враг. Ему не уйти, это ясно. Он расстрелял все патроны и потому молчит. — Сдавайтесь! — командует Аистов. — Вы окружены. Мудрый без команды, чего с ним никогда не бывало, стремительно ныряет в кусты. Сдавленный крик. Короткая вспышка взрыва освещает напряженные лица. «Граната»,— определяет Николай Николаевич. — Мудрый! — зовет он. Молчание. Пограничники раздвигают густые черные заросли. При свете фонариков они видят обезображенный труп и рядом — спасшего их Мудрого. Мудрый с вырванным лбом лежит на боку, еще вздрагивая... Почему мы не ставим памятников четвероногим героям?
Памятники служебным (пограничным, военным, розыскным) собакам установлены во многих городах мира. .
5
Невесело в море в дозоре в темную ночь. В лицо Беспощадному дует ветер, дождь сечет щеки, корабль то ныряет в белую пену, то накрывается черной волной. Беспощадный смотрит туда, где прожекторы выхватывают участки клокочущего моря. В такой шторм трудно работать гидроакустикам, не говоря уж о мотористах. Вот и дождался Борис Арефьевич настоящего испытания — не учения, не игры со своей же подводной лодкой. Недавно ТАСС оповестил на весь мир: «...За последний период времени имело место ряд нарушений морской государственной границы Союза ССР иностранными подводными лодками. При этом иностранные подводные лодки входили в советские территориальные воды в подводном положении, производили маневрирования и вели наблюдения с целью разведки... ...В связи с этим правительством Союза ССР даны инструкции Министерству обороны СССР впредь при обнаружении в советских территориальных водах иностранных подводных лодок, нарушивших государственную границу Союза ССР и находящихся в подводном положении, — принимать меры к уничтожению нарушителя».
И вот пограничники сообщили по радио, что предполагают у наших берегов . Беспощадный злится: — Жаль, нет Сапетова, я отпустил его на неделю, а он, сукин сын, опоздал! Кораблев доносит: «Эхо... пеленг... дистанция... курс...» Беспощадный знает, что короткие доклады акустика превращаются на кальке у штурмана в прокладку курса подводной лодки. «...тон — эхо — слегка выше... выше... много выше...» (значит, лодка делает поворот). Кораблев держит лодку! «Море не космос, лодка не ракета, никуда не денется, — сострил как-то Сапетов. Я выйду в атаку. Потоплю!» Но почему замолчал Кораблев? — Кораблев! Почему молчите? Докладывайте. Беспощадный понял, что Кораблев упустил лодку. Она уходит... В эту темную ночь лодка приходила не зря: она или высадила лазутчиков или производила разведку. — Кораблев! Почему замолчали?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В приведенных двух донесениях Военного совета КБФ обращает на себя внимание ожидание им скорого перелома в войне. Военный совет СЗН, со своей стороны, также донес наркому обороны И.В.Сталину о тяжелом положении Таллина и просил у него подкреплений и указаний. 14.08, после доклада И.В.Сталину, нарком ВМФ сообщил Военному совету КБФ: «Переброска частей с Ханко признана неправильной, предложено обеспечить запасы продовольствия и боеприпасов и драться» [док. № 218]. Вслед за ответом наркома последовали две директивы Военного совета СЗН. Первая содержала приказ объединить командование всеми сухопутными силами, оборонявшими Таллин, в руках командира 10-го ск, для чего корпус передавался в оперативное подчинение Военному совету КБФ (хотя Военный совет КБФ просил, как указывалось выше, подчинить корпус фронту), а его командир наделялся правами заместителя командующего флотом по сухопутной части. Вторая директива требовала: «Таллии безусловно оборонять всеми силами и средствами. Решается вопрос о переброске Таллин подкреплений... Пересмотреть все подразделения БО, зенитной артиллерии, базы, службы, аэродромы, не считаясь штатами, выделить всех, без кого можно обойтись. Сформировать из выделенных части и придать их на усиление сухопутной обороны» [док. № 222]. 17.08 Военный совет СЗН принял решение: «Для усиления частей сухопутной обороны Таллина сформировать 5-ю бригаду морской пехоты... Формирование закончить к 21 августа, после чего бригаду перебросить в Таллин» [док. № 235]. 19.08 вечером противник начал артиллерийскую подготовку штурма Таллина, а с утра 20.08 силами 42-го ак приступил к штурму столицы Эстонской ССР. Таким образом, 19 августа 1941 г. начался третий, последний, этап Таллинской оборонительной операции. ГБ КБФ штурмовали 254-я пд, 61-я пд, 217-я пд и полковая ударная группа 291-й пд. Будет, наверное, интересно знать, что первые три дивизии — участницы взятия портовых городов Гдыня в Польше в 1939 г. и Дюнкерк во Франции в 1940 г. Таллин защищали войска и силы с органами их управления и частями обеспечения, показанные в табл. 1, 2, 3 и 4.
Таблица 1. Боевой и численный состав войск, оборонявших район Таллин - Палдиски (по состоянию на 20.08.1941 г.)
Примечание: В эту таблицу не включен 46-й острб (1100 чел.). Он находился на о. Осмуссаар, 26.08 был перевезен с него в Палдиски, а 28.08 отправлен оттуда в ВМБ Ханко. Источники: АОЦВМА:Ф. 6. Д. 870.Л. 96;Д. 877.Л. 123;Д. 883.Л. 11;Д. 883.Л. 11. Д. 885.Л. 60-62; Ф. 9. Д. 651. Л. 133-135; Д. 1293. Л. 121, 443; Д. 8788. Л. 9-12, 40-41, 45-47; Ф.43.Д. 21618. Л. 1-13; Ф. 44. Д. 1329. Л. 20; Ф. 46. Д. 805. Л. 630-632; Ф. 122. Д. 36544. Л. 11, 16; ЦА МО: Ф. 217. Он. 1221. Д. 226. Л. 90-96,112-144; Ф. 344. Он. 5554. Д. 72. Л. 342; Д. 87. Л. 71; РГВА: Ф. 32904. Он. 1с. Д. 79. Л. 23-44; Ф. 38650. Он. 1. Д. 605. Л. 9.
Таблица 2. Части и подразделения КБФ, действовавшие на сухопутном фронте обороны района Таллин — Палдиски в непосредственном соприкосновении с противником
Примечания: 1. Во избежание двойного учета штатных частей, вошедших в состав нештатных, в таблице не показаны: а) опрожб ПВО ГБ и 47-й острб, вошедшие в состав стрелкового полка; б) пулр и прожр 5-го пза и пулр и прожр 202-го озенадн, обе БО ГБ, 153-й мер, 6-я эждр, 9-я ждр, 52-й и 91-й острб, вошедшие в состав стрелкового полка БО ГБ; в) части и подразделения тыла, гидрографической службы, 10, 28 и 256-й авиабаз, 28-го и 256-го батальонов связи 10-й абр и некоторых других органов обеспечения, вошедшие в различные нештатные части; г) отряд полковника Костикова, подразделения которого в ходе обороны Таллина влились в состав различных частей: штатных, нештатных и народного ополчения. 2. Моторизованная рота 3-го отдела КБФ, состоявшая из штатного взвода, дополненного курсантами ВВМУ им. М. В. Фрунзе, показана только взводом; курсанты показаны в отряде курсантов. Источники: АО ЦВМА: Ф. 2. Д. 20249. Л. 375; Ф. 9. Д. 1293. Л. 121, 443; Ф. 97. Д. 34045. Л. 23; ЦА МО: Ф. 217. Оп. 1221. Д. 226. Л. 90-96 [библ. № 102, 241].
Таблица 3. Состав артиллерии войск и сил, оборонявших район Таллин - Палдиски (по состоянию на 20.08.1941 г.)
Примечания: 1. В таблице учтена вся артиллерия, предназначенная для стрельбы по наземным, воздушным и морским целям. Из таблицы следует, что 80% артиллерии, участвовавшей в обороне Таллина, составляла артиллерия КБФ. Около 45% артиллерии БО ГБ, около 80% артиллерии ПВО ГБ и кораблей, 100% артиллерии 10-го ск и частей обороны ГБ применялись против наземного противника. Всего 404 орудия, в том числе 305 орудий КБФ (75%). Количество артиллерии 10-го ск и КБФ, действовавшей непосредственно в боевых порядках войск, соотносилось как 1:1,5. 2. В таблицу не вошли 12100-мм (102-мм), более 16076-мм, 45-мм и 37-мм орудий ПЛ, БТЩ, СКА, мобилизованных СКР и ТТЩ, а также ВСУ и ТР, не участвовавших в огневой поддержке войск. Они частично участвовали в ПВО ГБ, но их состав постоянно менялся.
Таблица 4. Состав авиации КБФ в районе Таллин — Палдиски (по состоянию на 0.00 20.08.1941 г.)
Примечания: 1. 10-й ск своей авиации не имел. 2. Самолеты Ар-2, СБ и МиГ-3 были отозваны из Таллина 23.08.1941 г. и вошли в состав авиагруппы, переданной в оперативное подчинение командующему ВВС Ленфронта. 3. В таблицу не вошли 8 самолетов И-153 из состава 12-й окиаэ с о. Эзель, которые 20.08 находились в Таллине, а 27.08 убыли на о. Эзель. Источник: АО ЦВМА. Ф. 46. Д. 789. Л. 92. 21.08 Военный совет СЗН во изменение своего решения от 17.08 приказывает: «Пятую морскую бригаду временно передать в состав Ижорского укрепленного района КВМБ для занятия Ковашинской позиции» (от названия реки Коваши. - Р. 3.)» [док. № 244]. Это был сильный удар по надеждам командования КБФ на получение подкреплений и его намерениям удержать Таллин. Но Военный совет КБФ, отлично понимая сложность положения Ленинграда, с потерей которого западной группировке флота просто некуда было бы возвращаться, обращается к Верховному главнокомандующему (ВГК) и главкому войсками СЗН с предложением об «организации наступления района Таллин, сохранив в нем неболъш. гарнизон соединенными силами гарнизонов Ханко - о-ва Эзелъ - о-ва Даго 10 ск, что в общем даст 45-50 тысяч человек при трех полках артиллерии, плюс морские бригады дадут 10-12 тыс. Гарнизоны Эзелъ, Даго можно перебросить немедленно, с Ханко перевозка займет 4-5 дней» [док. № 245]. Военный совет СЗН попросил наркома ВМФ высказать свое мнение о предложении КБФ, сообщив ему, что сам «считает в данный момент сворачивание Ханко, островов, Таллина нецелесообразным, несмотря на тяжелое положение в районе Ленинграда» [док. № 246]. Нарком ВМФ согласился с мнением Военного совета СЗН, добавив, что у защитников Таллина «наступательной силы нет, а держаться в укрепленных местах могут» [док. 248].
22.08 нарком ВМФ доложил И. В. Сталину согласованные с Военным советом СЗН соображения по поводу предложения КБФ организовать наступление из района Таллина, а затем сообщил военным советам СЗН и КБФ решение ВГК: «Постановка этого вопроса преждевременна» [док. 254]. В ответ на эту радиограмму Военный совет КБФ доложил наркому ВМФ: «Наше предложение у же опоздало плацдарм для развертывания отсутствует» [док. № 255]. Через несколько лет после окончания Великой Отечественной войны адмирал В. Ф. Трибуц, вспоминая это событие, говорил: «Время показало, что такая постановка вопроса, по-моему, была не преждевременной, а скорее запоздалой и недостаточно настойчивой» [библ. № 101]. Примечательно, что в этот же день Гитлер дает указание главнокомандующему сухопутными войсками о необходимости при продолжении операций на советско-германском фронте «учесть моменты, имеющие значение для Германии вследствие ее собственного положения: а) возможно быстрое занятие Прибалтики с целью обеспечения Германии от ударов русской авиации и военно-морского флота из этих районов...» [док. № 257]. Совпадение по времени этих решений и указаний советского и германского руководителей, конечно, было случайным. Но оно натолкнуло на мысль о том, что отказ принять предложение Военного совета КБФ о сосредоточении в Таллине всех наземных сил флота, оказавшихся в тылу врага, был вызван не столько опасением прорыва крупных кораблей германского флота в Финский залив, сколько стремлением Верховного главнокомандующего не просто продолжать, а усилить авиационные удары по Берлину с острова Эзель. На правомерность такой мысли указывает и ряд других фактов. Так, вечером 22.08 у И.В.Сталина на докладе были одновременно нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов, командующий ВВС Красной армии П.Ф.Жигарев, начальник Управления ВВС ВМФ С.Ф.Жаворонков и летчик-испытатель В.К.Коккинаки. Состав военных руководителей, принятых Верховным главнокомандующим, позволяет предполагать, что речь шла о бомбардировках Берлина [библ. № 255].
Начальник управления ВВС ВМФ С.Ф.Жаворонков
В помощь вдумчивому читателю. Приложения к книге Р.А.Зубков «Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота (август - сентябрь 1941 г.)»
Буря ломится в окна, стучится в двери, ломает деревья, с корнем вырывает кусты. Море заливает берег, выбрасывает камни в прибрежные сады. Плохо рыбакам, задержавшимся в море. Невесело и морякам, несущим дозор. Мигающий глаз маяка предупреждает о подводных камнях, об островках, почти скрытых морем... Прожектор разрезает тьму зеленоватым ножом, щупает бурлящую черную воду, метущийся лес, узкую полосу потемневшего прибрежного песка — не воспользовался ли враг ?..
Никого нет на улицах Кивиранда. Нет и огней в домах. По кромке берега, заливаемого волной, идут в капюшонах солдаты... Перед ними почти плывет Гром; его глаза светятся зеленым огнем, как два карманных фонарика. Николаю Николаевичу Аистову снится Сочи. В прошлом году он там был в отпуске вместе с Верой и детьми. Они лежали на раскаленном пляже у Ривьеры; детишки ползали по гальке, как крабики. У мола стоял теплоход; прокопченный солнцем мальчишка продавал букет роз, и Николай купил его Вере. Она закрыла цветы мокрым полотенцем, чтобы солнце их не сожгло. «Теперь нам надо скорей уходить, они завянут», — всполошилась жена. Теплоход подает гудки: один, другой, третий. Николай Николаевич просыпается. У изголовья гудит зуммер: один гудок, другой, третий. Мудрый поднял голову. Аистов берет трубку: «Иду!» Одевается. Вера проснулась; — На границу, Николаша? — Да. Спи. Горожане, приезжающие в Кивиранд на лето, часто посмеиваются: «Капитан ушел на границу? Тоже мне граница: пляж». Николай Николаевич знает, что такое граница, даже если днем на ней белеют телеса дачниц. Мудрый сидит у двери, взгляд его умоляющ: «Возьми». Трудно псу жить в отставке. Он хочет работать, он служил много лет. — Идем, — говорит Аистов. Только два коротких удара хвостом говорят о той радости, которую переживает Мудрый. Хозяин идет на границу, пес — с ним. Неважно, что молодой, необстрелянный Гром уже там... И для Мудрого хватит работы. — Шторм-то какой, Николаша. — Ничего, Верочка. Спи.
Капитан знает, где его ждут. Он идет с трудом, борясь с ветром. Дождь хлещет в лицо. Несколько раз он встречает темные мокрые фигуры в плащах с капюшонами, обменивается короткими фразами. Вся застава уже поднята и действует как хорошо слаженный механизм. Ночь темна. Только луч прожектора с дальнего мыса обшаривает берег и лес. Подходящая ночка для высадки! Хозяин и пес идут по мосткам, приподнятым над берегом. Их заливает волна. Справа — лес, слева — море, в море и на берегу — валуны. Невеселое место, когда знаешь, что в кромешной тьме скрывается враг. Аистову уже доложили шепотом: один ушел в море, не высадился, второй скрылся, третий — где-то неподалеку, ранен, слышали стон. Но и он ранил сержанта Сережина в руку. Мудрый обнюхивает мокрого Грома. Тот зарычал бы, да усвоил: на границе надо действовать молча...
2
Яанус Хаас страдает бессонницей. Он засыпает обычно только под утро; на столе стоит лампа под белым фарфоровым абажуром. Хаас в своем кресле-качалке читает — в который раз! — о веселых проказах озорника Тоотса. Здорово выдумано! Хотя люди и говорят, что Тоотс вовсе не выдуман Оскаром Лутсом и что до сих пор где-то живет вдова Тоотса — ей семьдесят лет. Или больше.
А недавно Хаас перечитал всего Тамсааре. Хорошо старики писали! Нынешние — пожиже. Хотя кое-чего достигают: один о рыбаках здорово пишет, другой о плавании в Антарктику написал — со знанием дела, тут уж Хааса не проведешь! Отложив книгу, он смотрит на трепещущий огонек. За окнами — шторм. Когда-то и он в такие ночи не задумываясь выходил в море. Теперь только слушает его неумолчный гул. Хаас поднимает руку и наблюдает, как по стене движется уродливая черная тень. Бесшумно открывается дверь (в Кивиранде нет воров, и двери не запираются на замки даже ночью). Кого, интересно знать, принесло в три часа осенней штормовой ночи? Если кто-нибудь заболел, то не Яанус же поможет беде: сам беспомощен. — Ты один, Яанус? — спрашивает ночной гость. — Я-то один, а ты — кто? — Не узнал? — Нет. — Значит, я здорово изменился? Теперь Яанус Хаас видит лицо посетителя.
— Да, здорово тебя жизнь , Яак. Он не испытывает удивления, хотя и не видел брата почти двадцать лет. Годы — скверная штука! Разве Яак был таким? За нынешним Яаком не только девчонки — не побегут и старые вдовы: лицо дряблое, волосы вылезли, в глазах какая-то пустота. — Ты откуда свалился, Яак? С того света? — В доме никого нет? — Я же сказал: я один. — Что ты живешь здесь один — мне известно. — Ах, известно? Так почему же ты спрашиваешь? И зачем ты явился? — Приехал тебя навестить. — Откуда? — Из Таллина. — Из Таллина? Ты двадцать лет жил, значит, в Таллине и раньше никак не собрался? На чем ты приехал? Разве ночью приходит автобус? Или, может быть, ты на персональной машине? — Оказией.
Ты и в детстве , Яак. — Я не лгу. — Лжешь. Что тебе нужно? — Поговорим утром. Я хочу спать, я устал. Я посплю там, наверху. Ладно? — У меня не ночлежный дом. — Яанус, Яанус! Разве так встречают родного брата? — У меня его нет. — Как нет? — Он умер. — Ты же видишь, я жив. —— Нет. Ты — мертв. — Да ты что — сумасшедший?
— Я, к сожалению, болен и не могу тебя вышвырнуть . Ты говоришь, приехал из Таллина? Лжешь. — Пусть так. Не из Таллина. Если хочешь знать, я пришел из «свободного мира». — То-то у меня в доме так скверно запахло! — Чем? — Падалью. —— Это ты гниешь заживо, Яанус. Встреть я тебя на улице в Таллине — я бы тебя не узнал. Не на пользу тебе пошли эти годы. Из них восемь в Сибири, не так ли? — Это была ошибка. — Твоя? — Нет. Тех, кто немало зла натворил. — А-а, понимаю. Русские? — Русские тут ни при чем. — Тогда Советская власть? — Советская власть освободила меня. Ты видишь — я дома. — В нашем доме... — В моем доме, Яак.. Твой дом в твоем... дурно пахнущем мире. Где он? — В Берлине. — В Западном, разумеется? — Да.
— И ты прямым рейсом оттуда? — Почти. — И надеешься вернуться обратно? — Разумеется. — И скоро? — Когда закончу дела. — Ты что же, свалился в Кивиранд с воздуха или вылез из моря? И тебя еще не заметили? Убежден, Яак, овчарки идут по твоим следам. Ага! Оглянулся на дверь? Сдают нервы? Кстати, что ты делал двадцать лет в твоем мире? Точил нож и учился стрелять? — Я — эстонец. — Бывший эстонец! — Я пойду спать.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
