Подводный флот Республики в то время, когда я прибыл в Испанию, состоял из четырех действующих подводных лодок С2, С4 и С6, которые находились здесь, на севере, и плавали в Кантабрийском море, то есть в водах Бискайского залива и Атлантики, омывающих испанские берега, и подводной лодки С1, находившейся в главной республиканской морской базе — Картахене. События разворачивались быстро, мы с И.А.Бурмистровым решили сразу приступить к сдаче-приемке «С-6», и уже на следующий день мы вышли в море.
По сути дела, это был мой первый боевой поход в Испании. Находились в 15-20 милях от берега, в надводном положении. Было темное время суток, рядом с нами проходила международная трасса, на которой хорошо были видны яркие огни и флаги курсировавших кораблей. Находясь вдвоем на мостике, мы вдруг увидели на фоне огней силуэт мятежного крейсера «Альмиранте Сервера». Боевая тревога. В мыслях — понимание того, что это настоящие боевые действия и желание оказаться в них на высоте. Иван Алексеевич дает команду: «Аппараты 1 и 3... товсь!» Я ему советую подойти поближе к фашистскому крейсеру. Но Бурмистров считает, что пора, и командует: «Аппараты, пли!» Мы идем над водой по направлению стрельбы и видим, как одна из торпед вылетела из аппарата и, оставляя за собой яркий фосфоресцирующий след в прозрачной воде моря, вдруг неожиданно повернула и пошла на циркуляцию вокруг нашей лодки. Хорошо, что радиус циркуляции оказался не очень малым, и торпеда, наблюдаемая нами, прошла примерно в 50 метрах от кормы. Наше внимание было приковано и ко второй торпеде, которая сразу же после залпа сделала резкий поворот и через несколько секунд взорвалась, ударившись под нашим кораблем о грунт.
Подводная лодка С6 в главной базе республиканского флота. Картахена, 1930-е годы
Наше оцепенение было прервано. На этот раз все обошлось без потерь и повреждений. А могло быть и хуже. Крейсер мятежников уже был далеко, а мы, подавленные происшедшим, пытались найти причины нашей неудачи. Суть, очевидно, заключалась в неисправности старых итальянских торпед, а, может быть, и нежелании офицера, обеспечивающего стрельбу, топить свои, испанские, корабли. Так состоялась моя приемка подводной лодки С6. Я стал командиром подводного корабля. Под моим командованием находился полностью испанский экипаж моряков. Среди них были коммунисты, социалисты, беспартийные, многие из которых потом оказались анархистами. Все люди разных убеждений. Главной опорой для меня были рабочие парни из Каталонии и Валенсии. Комиссаром был коммунист Паоло, горячий и решительный человек, поддерживавший меня в различных ситуациях и помогавший мне в общении с командой, в обеспечении дисциплины и порядка на корабле.
Примечания научного редактора
Согласно документам Н.П.Египко командовал подводной лодкой С6 с 12 мая по 20 октября 1937 года, подводной лодкой С2 — с октября 1937 года по сентябрь 1938 года. Не совсем понятно, как он мог в Москве встречаться с Н.Г.Кузнецовым, который, согласно его воспоминаниям, был отозван в СССР в августе 1937 года. Это же подтверждается и документами Н.Г.Кузнецова. Возможно, назначение Николая Павловича вместо И.А.Бурмистрова командиром С6 было намечено в мае 1937 года, а прибыл он в Испанию не ранее августа, где уже Н.Г.Кузнецова не застал. Первая «испанская» дата встречается у Н.П.Египко на с.73 этих воспоминаний — «в ночь с 24 на 25 августа 1937 года», но при этом складывается впечатление, что он командовал подлодкой уже не первую неделю.
Моим адъютантом-переводчиком был коммунист, югослав Вальдес. Он являлся членом Центрального комитета коммунистической партии Югославии и был заочно приговорен к смертной казни. Ему удалось бежать в Советский Союз, откуда по линии Коминтерна он добровольцем приехал сражаться за Испанскую республику. Не так давно, уже в 1980-х годах мне передавали от него самые наилучшие пожелания и дружеские приветствия. Ну а тогда, в 1930-е годы мы с ним находились на испанской подводной лодке.
Примечание редакции блога
- Йосип Копинич («Вокшин», «Глумчев», «Н.Н.», «Антун Кадич») - работал на советскую военную разведку.
Вспоминается и еще один переводчик, который плавал с И.А.Бурмистровым. Это Анатолий Маркович Гуревич. Он участвовал в трудном переходе через Гибралтарский пролив на подводной лодке, которой командовал Бурмистров.
(слева) - легендарный "Кент" - на супертраулере «Иван Бурмистров»
Нам с Бурмистровым приходилось командовать испанскими экипажами подводных лодок, и необходимо было, особенно в тактических ситуациях, знать основные команды. Я старался как можно быстрее запомнить основные командные слова на испанском языке, такие как: immersion (погружение), immersion rapida (срочное погружение) и другие. Мы, как и испанские подводники, носили их форму. Это двубортная тужурка, как и у нас, из темно-синего материала, на рукаве нашивки — две средние полоски и третья с круглым вензелем — это звание «капитан де фрегата», то есть наш капитан 3 ранга. А в нашем флоте в то время я был капитан-лейтенантом. Фуражка, как и у нас, черная, обтянутая черной плетеной лентой, белый чехол. Эмблема на фуражке изображала башни и части крепости, вышитые на материи. Офицерам-подводникам республиканского флота выдавался значок для ношения на тужурке, который походил на значок королевского флота. Это был силуэт подводной лодки. Посередине лодки находилось овальное отверстие, затянутое красным сукном. Ранее в этом отверстии помещалась эмблема королевского флота. И я имел значок подводника республиканского флота. Сейчас этот значок подводника находится в музее Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола. Интересно, что при создании нашего нагрудного значка командира подводной лодки, который был утвержден в ВМФ в 1942 году, я высказывал свое мнение и показывал наркому ВМФ адмиралу Н.Г.Кузнецову свой значок подводника республиканского флота Испании. Николай Герасимович был в Испании военно-морским советником республиканского флота, и его там называли дон Николас. В Испании мы с ним не встречались, он уехал на Родину до моего прибытия в Испанию.
Трудность руководства республиканскими подводными лодками объяснялась, главным образом, отсутствием преданных и опытных офицеров, которые могли бы воодушевлять матросов и вести решительную борьбу с противником. Были случаи, когда отдельные командиры выходили в море, опускали лодку на грунт и бездействовали, а потом докладывали, что противник не обнаружен, без всяких весомых причин уходили и интернировались во Францию. Все это способствовало тому, что противник, уверенный в бездеятельности подводного флота республики, беззастенчиво хозяйничал у берегов и нарушал перевозку боеприпасов и продовольствия. А нашей общей задачей в то время была жесткая необходимость охраны побережья и проведение караванов судов со снабжением. Моя трудность заключалась также и в том, что торпеды не вызывали доверия, да и многое другое оборудование корабля было не в полном порядке, особенно после частых бомбежек и повреждений. Сама подводная лодка по конструкции была «интернациональной». Главное оружие корабля давно не проверялось, было итальянским, но купленным по случаю у Греции. Перископы были английскими, двигатели и гирокомпас — немецкими. Многие механизмы и оборудование требовали срочного ремонта. К сожалению, на севере Испании, то есть там, где мы находились, отсутствовала ремонтная база, не было простых ремонтных мастерских и других средств для поддержания разболтанного при обстрелах и эксплуатации оборудования корабля. Пришлось решать эту проблему самим, то есть приводить подводную лодку в порядок подручными средствами. Во многом помогал мне неутомимый и настойчивый Паоло. За неделю мы с командой осмотрели и подремонтировали все механизмы и вспомогательные средства. При одном из выходов в море я обратил внимание на интенсивную вибрацию командирского перископа, расположенного в боевой рубке корабля. На определенных скоростях перископ просто не работал. Без «глаза» в море на подводной лодке даже в то время делать было нечего. Как ни странно, но во времена испанских событий и в той сложившейся ситуации на море и на суше боевая деятельность подводных лодок с целью их эффективности не должна была всегда базироваться на их основном преимуществе перед другими кораблями — скрытности действий. В Испании в отдельных ситуациях работала не скрытность подводных лодок, а наоборот, демонстрация их присутствия. Скрытность мне и нашей лодке потребовалась при уклонениях от кораблей противника и особенно при форсировании Гибралтара.
Сейчас скрытность действия подводных лодок является их главным оружием как в бою при морских операциях, так и при решении стратегических задач. Однако обеспечение скрытности в Испании вызывало определенные трудности. Так, у И.А.Бурмистрова был случай, когда поврежденная кормовая топливная цистерна демаскировала длительное время подводное движение корабля. Авиация по всплывающему следу вела постоянную бомбежку лодки. Хорошо, что Иван Алексеевич применил тактическую хитрость и, повернув корабль, пошел обратно по старому топливному следу. У меня были случаи, когда беспокойный океан часто выбрасывал подводную лодку на поверхность. Дело в том, что основной командирский перископ, расположенный в рубке, был не в порядке, а чтобы смотреть из более толстого и надежного зенитного перископа, приходилось подвсплывать на 2—3 метра повыше, то есть на глубину погружения 8—7 метров, и подводная лодка оказывалась над водой. Опыт плавания и замена перископов помогли мне выработать наиболее удобную тактику использования подводной лодки. В подводном положении плавал на глубине 30—40 метров, затем на большой скорости подвсплывал на перископную глубину. Осматривал горизонт и опять погружался. И так же действовал, когда нужны были скрытность и эффективность защиты подводной лодки от вражеских кораблей и авиации. Были и тяжелые уроки, связанные с гибелью многих республиканских подводных лодок (пяти из девяти). Они заключались не только в малом опыте мужественных испанских командиров и моряков, но и в неисправности кораблей. Одним из отрицательных факторов была неумелая и неотработанная тактика использования кораблей. Морское республиканское командование допускало много погрешностей и ошибок оперативного и другого характера. Служба обеспечения кораблей не была организована, не было надежной системы наблюдения и связи, зачастую нарушались режимы секретности. Возвращаясь в свой порт, подводные лодки включали опознавательные огни, это сразу же оповещало противника о возвращении на базу корабля. После нашего заявления об этом командование приняло меры к проверке подходов к порту и создало систему секретных сигналов при входе и выходе корабля.
Крейсер мятежников «Альмиранте Сервера»
Были недоброжелатели в руководстве, на подводных лодках и вблизи мест их базирования, что в определенных случаях приводило к поражениям. Больше всего неприятностей доставлял нам крейсер мятежников «Альмиранте Сервера». Он часто беспокоил подводные лодки и обстреливал побережье. Одна из неудачных встреч у нас с ним уже была, когда выпущенные нами торпеды чуть-чуть было не решили нашу судьбу. Если бы у нас были настоящие боевые торпеды, а не рухлядь, которая долгие годы лежала на стеллажах и в аппаратах... Мое желание рассчитаться с «Альмиранте Серверой» активно поддерживал Паоло и ряд других моряков экипажа. Мы все хотели доказать врагу и командованию, что республиканские подводные лодки могут успешно решать боевые задачи. Эти мысли не оставляли нас, когда мы вышли в очередной боевой поход в море. Около часа шли под водой и затем всплыли на перископную глубину. Я посмотрел в перископ и увидел знакомые очертания вражеского крейсера. Срочно привел подводную лодку на боевой курс и скомандовал: «Кормовые аппараты... товсь!» Расстояние до корабля составило 4 кабельтовых (около 740 метров), были хорошо видны фигуры матросов и развернутые по борту орудия. Рядом со мной стоял штурман, и я с целью более точного опознавания корабля пригласил его к перископу. Взглянув в перископ, он выкрикнул слово «Сервера»! Боцман, сидевший на рулях, внезапно переложил их на погружение. Лодка провалилась на глубину. Кто-то, очевидно штурман, нажал на кнопку опускания перископа, тяжелый удар пришелся по мне, и я упал. Все произошло мгновенно, а подводная лодка уходила все глубже и глубже. Я пришел в себя после болезненной травмы и жестко подал команду: «Рули на всплытие!» Подводники, наблюдавшие происшедшую сцену, пришли в себя. Однако всплытие под перископ продолжалось, как мне казалось, весьма медленно. Взявшись за перископ, я увидел сверкающее море и уходящие за горизонт мачты и трубы «Альмиранте Серверы». Так второй раз миновал своей участи .
Три республиканские подводные лодки, плавающие в Контабрике, не могли расправиться с этим крейсером в течение долгого времени. Это позволяло крейсеру находиться без охраны и успешно решать свои задачи. У меня же на корабле то торпеды шли не туда, то мы сами проваливались на глубину. Две другие подводные лодки, на которых командирами были испанские аристократы, при выходе в море, как мне потом рассказывали матросы, отлеживались на грунте и ни в каких операциях не участвовали. Было среди республиканских командиров нежелательное для гражданской войны мнение, что топить свои, испанские, корабли ни к чему. Такого же мнения были и отдельные члены моего экипажа, а именно боцман и штурман. Таким образом, для обеспечения успеха в атаке необходимо было в то время иметь на подводной лодке не только командира, желающего этого, но и надежный экипаж корабля. Тогда для меня все неудавшиеся случаи были неожиданностью. Перед поездкой в Испанию вопрос о вредительстве и о невыполнении приказов даже не упоминался. Говорили, что все в порядке. У меня же во время плавания на севере Испании в конце концов создалось впечатление, что в команде подводной лодки есть люди, действующие против республики. С преданными делу коммунистами Паоло и Вальдесом мы решили поговорить с людьми. И о дисциплине, и о наших задачах. В первую очередь нас беспокоили «беспечное» поведение штурмана и «решительность» боцмана, а также четверка анархистов, чувствовавших себя уверенно и высказывающих свои мысли весьма открыто. Паоло убеждал меня, что в команде есть и надежные ребята. Такие, как Лукьяно, хорошо проявивший себя в плавании, и другие коммунисты и беспартийные ребята.
Очередная высокая должность. Опять трудности и переживания становления. Черт его знает, и чего я каждый раз чувствую себя неуютно? Неужели оттого, что опять моими подчиненными становятся люди старше меня? Во флотилии четыре дивизии: две стратегические — ими командуют Привалов Виктор Васильевич и Иванов Николай Тарасович, «оба старше меня по годам и по выпуску», и две оперативно-тактичекие — противолодочной командует Слава Заморев, противоавианосной Алик Берзин, мои однокашники. По должности, по одной из функциональных обязанностей, я их должен учить, во всяком случае, руководить их командирской подготовкой, когда это не делает командующий флотилией, а опыт службы на атомных подводных лодках у каждого из них больше, чем у меня. Короче, авторитет и соответственно право учить надо было еще поиметь. Однако начинать пришлось с совсем не авторитетных действий. Не помню уж, что за кабинетные перестановки на втором этаже штаба флотилии происходили, но мне пришлось с ходу заниматься ремонтом и оборудованием собственного кабинета. Кто-то брякнул: «Ну, ты надолго тут обустраиваешься!». — Да нет, не в этом дело — зима на носу, а тут из всех дырок дует. Эти дурацкие хлопоты прервал первый заместитель командующего ТОФ вице-адмирал Э.Н.Спиридонов, нагрянул с «визитом», объезжая пункты базирования ТОФ в новой своей должности, и стал «возить меня носом» по помойкам и задворкам огромного хозяйства флотилии и ее береговой базы, как будто бы сам только что не был «хозяином» всего этого бедлама. — Не бери в голову, — это Борис Иванович, когда я ему пожалился о выволочке Эмиля, — ему меня не ущипнуть, я напрямую ему не подчинен, так он через тебя наезжает. Твои проблемы не здесь. Наверно, сам понимаешь, что за плечами у тебя автономок мало. Авторитет надо нарабатывать. Понятное дело, командующий, так же как и я, понимал легковесность моего назначения заместителем командующего такой большой флотилии. — Я-то тебя знаю... с академической скамьи, — продолжал он, — а они-то нет. Я-то знаю, на что ты способен, твой потенциал, твои возможности, а они-то нет. Да, думаю, у него те же мысли, что и у меня. И имеем в виду мы одних и тех же людей. — Надо плавать, — отвечаю. — Я готов.
Командиры дивизий подводных лодок. Справа — В.Привалов, в центре — Н.Иванов. 1976 год
— Ну и хорошо. На днях на БС выходит «К-...», командир... Пойдешь с ним. Заодно познакомишься с отличиями от своей. Свою не забыл? — Нет, конечно. — Ну и хорошо, а это пр. 667Б. Три месяца автономки прошли почти незаметно. В свободное от несения командирской вахты время осуществил давнюю задумку. На большой склейке карт-сеток разыграл во временном и пространственном масштабе океанские баталии с участием лодок всех проектов флотилии. Тут были и тактические эпизоды дуэльных ситуаций ПЛА против ПЛА, ПЛА против противолодочных НК, уклонение от противолодочной авиации, сближение и длительное слежение оружием группы ПЛАРК в едином боевом порядке за АУГ и нанесение удара по нему противокорабельными ракетами и, наконец, переразвертывание отработавших по берегу ПЛАРБ для действий торпедами против НК и КОН. Словом, универсальный игровой планшет для проведения тактических летучек и групповых упражнений по командирской подготовке командного состава дивизий и кораблей флотилии. Исполненный в цвете, с учетом гидрологии и дальних зон акустической освещенности, планшет получился очень смотрибельным. Я его еще задумал на дивизии для отработки только с командирами ПЛАРК, но теперь исполнил в интересах всех лодок флотилии. К сожалению, на практике воспользоваться им пришлось только один раз. По возвращении из автономки и отпуска события развивались стремительно. Командующий флотилией уехал в очередной отпуск, я остался за него, что, как потом стало известно, вызвало недовольство члена военного совета — нач. политотдела флотилии Катченкова Ивана Архиповича. А почему? А потому, что начальник штаба флотилии контр-адмирал Авдохин Геннадий Федорович, он же по должности первый зам. командующего флотилии. Наверно, в то время это было бы и правильно, поторопился Борис Иванович. Кстати, Авдоха старше меня по выпуску и имел большой опыт службы на атомоходах. Еще четыре года назад мы все, Привалов, Иванов, Авдохин и я, были командирами на РПКСН в одной дивизии под флагом Бориса Ивановича. Но тогда я этих подковерных интриг Ивана Архиповича не замечал, тем более что на людях он был сама любезность и частенько напоминал о совместной службе у Кодеса на ДПЛ «С-290».
Командование флотилии и дивизий подводных лодок. Слева направо: И.А.Катченков, В.И.Заморев, А.Н.Луцкий, Б.И.Громов, Н.Т.Иванов, Г.Ф.Авдохин. Камчатка. 1978 год.
Дружеское застолье. 1976 год.
Да, так вот худо-бедно рулю флотилией, не сам, конечно, для этого целый штаб, командиры частей и подразделений флотилии. Все вроде идет по заведенному порядку, но вот случилось настоящее ЧП. На одном из РПКСН у пирса РТБФ, здесь же в бухте Крашенинникова, при проверке одной из баллистических ракет после загрузки ее в пусковую шахту случился пожар. Из-за ошибочных действий оператора произошла разгерметизация одной из мембран ампулизированного бака окислителя ракеты. На борту корабля, конечно, аварийная тревога, на РТБФ тоже. Немедленное оповещение по оперативной службе на дивизии, на КВФ, на КП флота, ОД ВМФ в Москву, первому секретарю Камчатского обкома и предисполкома г. Петропавловска-Камчатского. Ситуация исключительно опасная: к ракете пристыкована головная часть с ядерным зарядом большой мощности (ГЧ ЯБП). Можно было ожидать самовыброса горящей ракеты из шахты и падения ее в некоторой близости. Нет, ядерный взрыв, видимо, не последовал бы, но при падении на сушу взрыва обычного ВВ в ГЧ исключать было нельзя. А тогда — радиоактивное заражение местности и т. д. Я на телефоне ЗАС в кабинете командующего: на связи то Москва, то Владивосток, то Петропавловск. Мучительно долго убеждаю разрешить немедленный выход аварийного РПКСН в море. Все опасаются, а вдруг выброс будет на выходе в Авачинской губе, а тут город... Наконец, сомнения и нерешительность кончились, Москва дала «добро». Лодка выходит, я на выделенном ОВРом корабле сопровождаю ее на выход в море. Вышли. Аварийная лодка несколько часов маневрирует в нескольких милях от северного безлюдного берега Авачинского залива, тральщик 15 кб южнее. Томительное ожидание, напряженно всматриваемся в черный непривычно дымящий силуэт атомохода. Периодически обмен информацией по УКВ ЗАС. Наконец, из аварийной пусковой шахты форс пламени — головная часть ракеты, описав дугу в воздухе, плюхнулась сравнительно недалеко от лодки в воду... Тихо. Никаких других событий не последовало, система недопущения несанкционированного взрыва сработала надежно. Так закончилась незапланированная операция «Портал». Командующего отозвали из отпуска, прибыла высокая комиссия, причины и обстоятельства ЧП расследовали — лодку в ремонт, «фитили» раздать, лишним отойти! Командующий улетел догуливать отпуск. Теперь за него остался НШ флотилии Г.Ф.Авдохин. Работаем по плану дальше.. Операцию по подъему затопленной ГЧ ЯБП проводили позже, без нас. Из Приморья пришла специальная спасательная ПЛ пр. 690 с автономными спасательными аппаратами и спасательное судно «Машук». Изделие под именем «Палтус» подняли без замечаний.
Как-то в июле на пирсах РТБФ руковожу погрузкой ракет сразу двух подводных лодок. В перерыве между подачей очередной ракеты с техпозиции к пирсу подходит катер-торпедолов, прибыл комдив Привалов. Излагает: так и так, мол, одновременно выходят в море на контрольный выход два РПКСН, предстоят глубоководные погружения при взаимном обеспечении (КВФ, как всегда, корабль-обеспечитель не дает), нужен еще один старший на выход, а он один на дивизии и потому просьба — выйти старшим на одной из лодок, с Авдохой, мол, все согласовано. — Нет вопроса, надо так надо. Когда спланирован инструктаж? — Да, дело в том, что инструктаж проводить некогда, я сейчас на «К-...» с Ломовым уже выхожу, вон она уже на рейде, а «К-...» выходит завтра с утра, уже идет ввод установки, так ты с утра Морозова и проинструктируешь. Встретимся в районе глубоководного погружения. Кстати, если связь ЗПС прервется, есть предложение погружение не прерывать, иначе не успеем уложиться по времени погружения обоих лодок. Продлевать район очень нежелательно, временной график контрольных выходов очень жесткий, срок выхода на БС подпирает. — Так, ладно, раз такие жесткие обстоятельства, давай кое а чем договоримся. Гидрология сейчас действительно сложная, слой скачка на глубине 20—25 метров, и, чтобы связь не прервалась с погружением, необходимо обеспечивающей лодке, удерживая курсовой, потихоньку склоняться вправо, увеличивая дистанцию. Тогда можно будет удержать погружающуюся лодку в узком луче ЗПС. Говорю и при этом прутиком вычерчиваю на песке кривую графика изменения скорости звука в воде с глубиной, ход звуковых лучей ЗПС, положение лодки в луче с погружением. — Понял? — Да, это понятно. В районе встретимся, уточнимся.
Вот такой у нас получился инструктаж — в буквальном смысле на песке. За документальную точность приведенного разговора не поручусь, но смысл именно такой. Роковой инструктаж... и, действительно, «на песке». Встретились в районе, но позже назначенного времени: Привалов опоздал, задержался в предыдущем районе. Дальше — больше. Погружаться по плану он должен был первым, но погружаться не готов —подбивает компрессорами ВВД. Опять задержка. Менять план, очередность погружения (мы же готовы!) — запрашивать ОД флота надо, может больше времени уйдет... Ждем его готовности. Потеря времени против нас. Наконец, он готов. Вопросы есть? Нет. Договоренности все в силе? Да. Время упущено — тем более. Он пошел на погружение. ЗПС устойчива... Чуть ухудшается — увеличиваем дистанцию, держим курсовой. Я все время на мостике, контролирую и связь, и маневр. Что-то задерживается Привалов на глубине, третий час уже пошел... Наконец, сигнал: «Начинаю всплытие». Еще через час лодка всплыла, докладывает: «Замечаний нет». Это хорошо, но на свое погружение они потратили больше половины остававшегося полигонного времени. — Что задержался-то? — это переговоры по УКВ ЗАС. — Да так... Проверки по режиму... — Но нам-то времени не остается! А еще до исходной точки погружения идти. — Продлевать район дольше получится, сорвем завтрашний план. Может не доходя до точки нырнете? — Ладно, разворачиваемся, быстро устанавливаем связь и нырнем прямо отсюда. Как видишь, ЗПС все погружение была нормальная, только маневрируй, как договаривались. Развернулись на курс погружения, лодка-обеспечитель заняла позицию на курсовом угле 110 градусов правого борта в дистанции 5 кб, установили ЗПС. Да, времени мало, но постараемся успеть. Погружаемся. Идем сразу на 100 м для сокращения общего времени погружения, задерживаться на промежуточных горизонтах режима глубоководного погружения смысла нет, тем более что переход в район совершали на глубине 120 м. До глубины 150 м связь устойчивая, медленно с небольшим дифферентом идем дальше... — Центральный, —тревожный доклад гидроакустика, —сигналы ЗПС от «К-...» прослушиваются слабо, пеленг на лодку смещается за корму. Что за черт! Скорость хода обоих лодок должна быть постоянной! Что он место не держит? Чуть сбросили обороты, чтобы нагнал, курс нам менять нельзя. Задержались с погружением, чтобы дать время обеспечителю занять заданную позицию и восстановить связь. Но наши маневры безуспешны — звукоподводная связь утеряна. — Что будем делать, командир? — ..? — Вообще-то, как я уже говорил, мы с Приваловым договаривались, что в случае потери связи, глубоководное погружение не прерывать. Лодки-то надежны! — Ну, тогда идемте дальше.
И пошли. Почти заканчиваем режим проверок на рабочей глубине, и тут доклад штурмана: — До кромки района 5 кб. Командир: — Ворочать? Командир БЧ-V: — Может можно закончить режим? Еще минут 5—10. — Командир, задержись с поворотом, пусть закончат проверки. Соседних районов БП нет, впереди чистый океан, выйти за кромку не страшно. Развернемся и сразу пойдем на всплытие без задержки, полигонное время кончается. Вышли за кромку района кабельтов на 10 — еще одно мое нестандартное решение. Развернулись, всплываем. Акустический горизонт чист, ни шумов винтов, ни сигналов ЗПС. На глубине 50 м, глубине безопасной от таранного удара надводного корабля (судна), задержались (а зря!), прослушали горизонт — горизонт чист (естественно — слой скачка!), отвернули вправо на курс в открытый океан (еще одна предосторожность по договоренности с Приваловым, а он должен был отходить при нашем всплытии, наоборот, в сторону берега), прослушали горизонт и на этом курсе.., чисто. Три пузыря наверх, и КСП красного цвета — пли! Всплываем. Командир поднялся в боевую рубку к перископу, я занял место рядом с боцманом и машинными телеграфами (на душе что-то не по себе...). Командир из рубки: — Боцман, всплывай! Дифферент 5 градусов на корму! Обе турбины вперед малый! Радисты, готовьтесь передать радио! — 40 метров, 35.., 30.., — доклады боцмана, — 25 метров... В душе нарастает тревога, я уже готов скомандовать: «Стоп всплытие», и в этот момент — мягкий толчок, сотрясение лодки... В тот же момент командую и понимаю, что поздно: — Стоп всплытие! Рули на погружение! Лодка клюнула носом, дифферент перевалил на нос. — Обе турбины вперед средний! Боцман, держать глубину 40 метров! Осмотреться в отсеках! Из 1-го доклад: «Поступает вода из контрольного краника ТА №... », в остальных замечаний нет. Та-а-к, по меньшей мере поврежден волнорезный щит и передняя крышка ТА. Кого же мы поддели? Сейнер без хода? Или... Командир уже в центральном: — Сбавляй ход, прослушивай горизонт и всплывай! С передачей радио о всплытии уже опаздываем, на КП уже переполох.
Всплыли под перископ, РДО в эфир. В перископ ничего не видно, уже темно. На экране РЛС всего одна цель в дистанции 15 кб. Вызываем на УКВ ЗАС лодку-обеспечитель, ответила. Запрашиваю на связь Привалова: — Мы кого-то подцепили. Не вас ли? — Похоже, что нас. — А что ты тут крутишься, как здесь очутился? Ты же должен был быть ближе к берегу, раз связь потеряли, а ты залез в нашу полосу! Пауза. — Вас искал, беспокоился. Что у вас? У меня все нормально. — У нас вода из контрольного краника ТА №.... разгерметизация передней крышки, а что еще — неизвестно. — Что будем делать? — Что делать, что делать! Доносить и возвращаться в базу. — А может, пока не доносить, разойдемся по районам дальше по планам контрольных выходов? Вернемся в базу, разберемся, может ничего страшного? — Нет. Доноси об освобождении района и возвращении, я доношу тоже. Пришли в базу. Водолазные осмотры лодок подтвердили правильность решения о возвращении в базу: на одной повреждения в носовой части, волнорезного щита и тяг приводов передней крышки ТА, повреждения устраняются на плаву; у другой повреждения легкого корпуса в районе 4-го отсека ниже ватерлинии, требуется док. Выход на БС обоих лодок сорван. Скандал на уровне генерального штаба!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Известно, что водолаз, как и сапёр, ошибается один раз. К сожалению, некоторые водолазы (и руководители водолазных спусков) совершали ошибки, за которые расплачивались жизнью. Многолетний опыт руководства водолазными спусками, статистика аварийных случаев с водолазами на флотах СССР, которую я вёл с 1966 по 1988 гг., показывает, что основными причинами нештатных ситуаций при выполнении водолазных работ являются неправильные действия водолаза или ошибки руководителя водолазных спусков; техника, если её правильно эксплуатируют, как правило, не подводит. Замечу, что водолазы у меня не гибли. Расскажу несколько аварийных случаев с водолазами, которые закончились благополучно.
Водолаз и течение
В июле 1976 года 37 бригада спасательных судов проводила учение по оказанию помощи аварийной подводной лодке на глубине 120 м в полигоне у мыса Ай-Тодор. В учении, кроме подводной лодки, участвовали СС «Казбек», СБ-15, ВМ-88 и несамоходная морская баржа с рейдовым оборудованием. Руководил учением заместитель начальника Управления Вспомогательного флота и Аварийно-спасательной службы ЧФ капитан 1 ранга Юрий Лисичкин. Учение проходило по плану. Подводная лодка легла на грунт, произвели её поиск, разметили полигон, выставили рейдовое оборудование, СС «Казбек» стал на бочки. После точной наводки СС «Казбек» с помощью наблюдательной камеры НК-300 над ПЛ, начали спуски водолазов с задачей присоединить шланги вентиляции 1-го отсека ПЛ. Водолазы работу выполнили, произвели вентиляцию 1-го отсека ПЛ. На протяжении этого периода учения погода благоприятствовала нашей работе. К вечеру ситуация изменилась. Началось, а потом и усилилось до 1 м/сек течение направлением, противоположным курсу СС «Казбек». Так как продолжать учение было затруднительно, а время пребывания ПЛ на грунте в полигоне было ограничено, капитан 1 ранга Ю. Лисичкин принял решение прекратить учение. Однако СС «Казбек» был связан с ПЛ шлангами вентиляции, присоединенными к «эпроновской» выгородке 1-го отсека, поэтому не мог сняться с бочек. Было принято решение спустить под воду водолазов с задачей отсоединить шланги вентиляции от ПЛ. С учётом в районе работ сильного течения, в том числе и на глубине 120 м, задача была не из лёгких. Выполнить эту работу было поручено опытным водолазам-глубоководникам мичману В. Цымбалу и старшему матросу К. Махмудову. Спуск водолазов на ПЛ проводился ночью в гелиокислородном снаряжении ГКС- 3М. Несмотря на течение удалось спустить водолазный колокол с водолазами на платформе водолазного колокола близко к «эпроновской» выгородке 1-го отсека ПЛ. Первый водолаз мичман В. Цымбал перешёл с платформы водолазного колокола на ПЛ и приступил к работе. Второй водолаз старший матрос К. Махмудов, находясь на платформе водолазного колокола, обеспечивал работу первого водолаза, следил за его действиями, держал в руках шланг-кабель первого водолаза, по команде командира спуска потравливая или выбирая шланг-кабель первого водолаза. Первый водолаз работу выполнил и по команде командира спуска вернулся на платформу водолазного колокола. Водолазы осмотрелись, ничего не связывало платформу водолазного колокола с ПЛ (тросы, кабели, шланги). Начали подъём водолазов по режиму декомпрессии. На первой остановке первый водолаз зашёл в колокол. На второй остановке дали команду второму водолазу заходить в колокол, а первому принимать его. Однако К. Махмудов в колокол зайти не смог. Оказалось, шланги вентиляции отсека ПЛ течением унесло к водолазному колоколу и они зацепили его шланг-кабель, из-за чего водолаз оказался как бы привязанным к платформе водолазного колокола. Возникла нештатная ситуация с водолазом. С этого момента я, как руководитель водолазных спусков, лично, а не через телефониста осуществлял телефонную связь с водолазами. Необходимо было освободить второго водолаза от «зацепа» и дать ему возможность зайти в колокол с тем, чтобы впоследствии отжать воду из колокола, закрыть его крышку и безостановочно поднять колокол с водолазами на поверхность. С этой целью я дал команды: -первому водолазу вытравить с лебёдки, находящейся в колоколе, необходимую длину троса (трос с карабином), спуститься на платформу колокола и присоединить карабин за рым на шлеме второго водолаза; -второму водолазу соблюдать спокойствие, дышать в окно инжектора, отсоединить от скафандра свой шланг и кабель; -первому водолазу зайти в колокол, выбирать лебёдкой трос, а второму водолазу, дыша в окно инжектора заходить в колокол. Водолазы чётко исполнили команды, зашли в колокол и взялись на подвесы. Нештатная ситуация была ликвидирована и водолазов благополучно подняли на поверхность. Пока я поддерживал связь с водолазами, себя не чувствовал. Для меня существовали только водолазы, находящиеся под водой. Как только второй водолаз зашёл в водолазный колокол, я с облегчением вздохнул. Аварийная ситуация с водолазами случилась из-за стихии (течения), а благополучно закончилась благодаря хладнокровию, мужеству и чётким действиям водолазов.
Учение по оказанию помощи затонувшей подводной лодке
Крепление швартового троса к рейдовой бочке
Водолаз и акула, кто быстрее?
Летом 1972 года СС-26 выполнял задачи по поисково-спасательному обеспечению кораблей и судов ВМФ СССР, несущих боевую службу в Средиземном море. Командир судна - капитан 3 ранга Виктор Коптяев. В это время судно проводило запланированную боевую подготовку, в том числе отработку водолазов в положенные сроки в целях поддержания на высоком уровне профессиональной выучки и физиологической натренированности. Судно стояло в полигоне отработки водолазов-глубоководников на глубине 160 м, ошвартованное на рейдовом оборудовании. В районе спусков водолазов наблюдались акулы. У нас было специальное средство (репиллент) для отпугивания акул, однако создаваемое репиллентом облако акул не отпугивало. На второй день спусков в третьей паре под воду спустились старший лейтенант Вячеслав Беспалов и главный старшина Николай Малей в снаряжении ГКС-3М. Спуск проходил нормально, водолазы прибыли на грунт и по команде командира спусков приступили к работе. Через пять минут водолазы доложили: видим акулу. Командир спуска дал команду водолазам: первому водолазу зайти в колокол, второму водолазу обеспечивать заход первого в колокол. Через две минуты командиру спуска поступил доклад: водолазы в колоколе, берёмся на подвесы. Обычно в спокойной обстановке на заход водолазов в колокол требуется 5-7 минут. Как видим, в экстремальной ситуации человек способен на многое. Не были исключением наши водолазы. Спустя несколько дней мичман Александр Бабенко поймал акулу на консервную банку с крюком. Акулу мы тянули на судно шпилём. Зуб этой акулы долгое время находился в столе моей каюты.
Пришло время сказать, почему пост называется 25-ый кадр. Читая статьи одного из авторов на блогах, я стал замечать, что он очень часто, как бы невзначай, отмечает национальность некоторых своих персонажей. Эти лёгкие, вскользь, упоминания касались евреев. Иногда, кстати, ошибочные. Но всё очень литературно, красиво подано. Профессионально. Для многих читателей такие мелочи не имеют значения. Да и сам автор не слишком напирает на эту деталь. Но жёлтые метки упорно проставляются. Вот эту попытку приучить читателя к мысли, что всё плохое, все беды от евреев я почувствовал, наверное, раньше других. Имя автора я не называю, чтобы не нарушать Правил портала. Комментарии в том блоге меня попросили не оставлять. И поделом мне, сам знаю, что надоел. Причём даже раньше, чем написал второй свой коммент. И тут неожиданно мне помог Юрий Слесарев. Он мне и раньше помогал и свою благодарность я уже высказывал. Совсем по другому поводу. За признание нахимовского братства. В этот раз, читая о происходящих в Сирии безобразиях, Юрий Яковлевич рубанул, что мол пора с Израилем кончать. Уважаемый Юрий Яковлевич, который не любит обходить острые углы, надеюсь не будет в обиде за привлечение его имени всуе. Я понимаю, что поданный материал попал на подготовленную почву. Советский интернационализм так и проявлялся. Арабам надо помочь. Как тот веснушчатый мальчишка, приёмный сын Юра героя Папанова в фильме "Дети Дон-Кихота". Он стремился в Африку "освобождать угнетённых негров".
Юра, чёрт с ней с дипломатией. Согласен. Но логика-то должна быть. В Сирии насмерть бьются в течениe двух лет разношёрстная оппозиция и правительство. Ну надоела им династия тиранов. Хотят свергнуть Асадов. Которые, кстати, до сих пор не заключили мира с Израилем и официально продолжают оставаться с ним в состоянии войны. В Ливане убили премьера, захватили власть, воюют с Израилем. В далёкой Ливии сами помните, что случилось. Израиля там не было. Каддафи тоже угрожал Еврейскому государству. Ирак захватил Кувейт и скадами обстреливал Израиль. И тут вывод- бей евреев, кончай Израиль. Единственное государство, остающееся ледяным островком среди бушующего огня. Ну растопим мы этот островок. И что? Огонь погаснет? Ведь воюют шииты с суннитами, их многие миллионы. Выкидывают шахов, королей и диктаторов. А ведь не мной отмечено, что происходит всё это при племенном строе арабских государств. Там, где каждый сам себе шах. На карте (добавлено мною 05.06.2013) указано количество убитых во внутренних конфликтах в мусульманских странах. Потери от иностранного вмешательства не включены (например, советско-афганская война 80-х или война США в Ираке в 2000 г. Нет также жертв войны в Ливии). Где там Израиль? Сколько погибло арабов в антиизраильских войнах? А проарабская, антиизраильская пропаганда во всех бедах обвиняет Еврейское государство.
Конечно, я плохо осведомлён о бригаде(ах) Омара эль-Фарука. А кто из нас хорошо осведомлён? Тогда ему место не здесь. В русскоязычной прессе при переводе с арабского часто путаются: то бригады, то батальоны всевозможных "мучеников". Я исходил из советской и израильской классификации. Бригада (даже оппозиции) состоит из батальонов (они же полевые отряды в Сирии). Некоторые журналисты тоже так считают. Как это звучит по- арабски, признаюсь, не знаю. Хотя меня и причислили к арабам тоже. Ну к тем, которые против чего-то правильного. Процитирую-ка я журналиста Михаила Леонтьева, которого когда-то один мой питерский знакомый определил, как "подносчика снарядов". "При этом израильтяне на голубом глазу этих выродков лечат и вооружают. Сирийская армия за эти два года набралась уникального боевого опыта и очистилась. Все, кто мог дезертировать, уже сбежали(sic!). Рухнет Сирия — и вся эта шобла, международная шваль припрется к нам. Больше ей все равно деться некуда. И Дерайя будет не в пригороде Дамаска, а в пригороде Москвы. Сегодня, сейчас сирийская армия воюет, истекает кровью за нас. Не частый случай в отечественной истории. За это ей как минимум надо сказать огромное человеческое спасибо. А еще лучше - помочь материально". Почти всё очень созвучно комментируемым мною мыслям. Только глубже. Леонтьев за меня ответил, когда мне приписали трусость перед людоедами, а москвичам мол бояться незачем. Не добегут бандиты (которых оказывается я горячо люблю и должен слагать о них песни) с Голан в такую даль. A то, что добежали не только до Кавказа, но и до Москвы, мир уже удостоверился. Не мне рассказывать о взрывах в столице. И не хотел бы я, чтобы мой оппонент, отпуская внуков на прогулку, напоминал им указания службы тыла, как себя вести в случае ракетного обстрела. Как за 30 секунд нужно найти . Не считал(*), но думаю, что за 23 года не одна тысяча НУРСов пролетела над моей головой. А бывали и "Скады". Я не жалуюсь, а объясняю. Да, мы боимся за своих детей, за родных и за себя. Но мы живём здесь и не уезжаем. Кто хотел, те давно уже не в Израиле.
По поводу помощи сирийским раненым. Стали появляться вблизи разделительного забора на границе. Израильские солдаты пару раз получали приказ переправить их в госпиталь в Хайфу. Военных госпиталей в Израиле нет. Иногда в конце коридора лежит тюремный арестант с цепочками на руках и ногах под охраной. Бывает. Лечить надо всех. Решили вблизи границы развернуть полевой госпиталь. Принимают тяжелораненых. Обратившихся за несложной помощью не оставляют без внимания, но отправляют назад, в Сирию. В общем ведут себя, как всегда. Не одобряем-с. Надо просто смотреть, как сирийцы добивают друг-друга. Или по крайней мере документы спрашивать и у Путина разрешения просить на лечение. О Палливуде в следующий раз.
*) В блоге, который я рецензирую написано: "в сторону Израиля с 2008 года было совершено порядка 4000 пусков небольших ракет типа «Град» или самодельных «Хасам»". (вообще-то "кассам" - однозначно. Можно и "касам". Производства ХАМАС.) Подсчитал. Получилось с 2008 года 4360 ракет. "Порядка" на 360 штук больше. Всего-то по ракетинке в день в течение года. Ну вот сегодня (не дай Б-г) упала на Театральной площади, завтра попала в Торговый Центр в Купчинo, послезавтра грохнуло на фабрике "Большевичка". Так, мелочи. Можно привыкнуть. А почему точка отсчёта 2008 год? А не 2006-й? Ещё 1757 ракет. Опять мелочи. Напомню, что год 2005-й, год одностороннего размежевания. B сентябре израильтяне ушли из сектора Газы. Вскоре и начались обстрелы.
В первый же период войны подводные лодки составляли флотилию под командованием верного республике Р.Вердия. Деятельность флотилии координировалась директивами правительства, находящегося в Мадриде (позже в Валенсии) и морским министром. Действия подводных лодок не сочетались с действиями надводных сил и всего республиканского флота. Подводные лодки типа «С» по своим тактико-техническим элементам были схожи с теми, на которых я служил на Балтике и Тихом океане. Они имели ту же подводную скорость, подобное вооружение. Большим недостатком испанских лодок было слабое торпедное вооружение и плохая исправность других технических средств. В Испании торпеды не изготовлялись, и поэтому лодки были оснащены итальянскими торпедами, изготовленными в Фиуме. Фиумские торпеды были закуплены в Италии в 1928 году по одному комплекту на лодку и только для учебных целей. Других пополнений запаса торпед не осуществлялось. Закупка торпед в других странах не удавалась, и только случайно в 1937 году были куплены отдельные комплекты итальянских торпед у Греции. Надеяться на хорошие боевые качества этих торпед было нельзя. Состояние подводных лодок в целом по сравнению с надводными кораблями было значительно хуже. Надводные корабли и служившая на них знать привлекались к парадам по прибытии в порт короля, и были оборудованы и оснащены существенно лучше подводных лодок. При фашистском мятеже в заговор были втянуты командиры как надводных, так и подводных кораблей. Оставшийся верным республике командир лодки С5 , спокойный и уверенный в своих действиях офицер, в первые дни мятежа атаковал линкор мятежников «Эспанья», попал в него торпедой, но она не взорвалась. Это только одно из многих доказательств небоеспособности оружия республиканских лодок. Были и другие недостатки и ошибки.
С самого начала военных действий судьба подводных республиканских лодок сложилась неудачно. В первые месяцы погибли три подводные лодки «В». В сентябре 1936 года В6 была расстреляна у Сантандера фашистским эсминцем «Веласко», В5 пропала без вести, В4 была торпедирована у Гибралтара и погибла со всем экипажем. Остальные малые подводные лодки нуждались в срочном ремонте и в военных действиях не участвовали. Более современные лодки типа «С» принимали участие в борьбе с надводными силами противника и в транспортировке ценных грузов и людей из осажденных баз. Подводная лодка С3 погибла при выходе в надводном положении из Малаги для атаки мятежного крейсера «Альмиранте Сервера», ведущего интенсивный обстрел побережья. Она неожиданно взорвалась: то ли это была диверсия, то ли торпедная атака итальянской подводной лодки, курсировавшей вместе с «Альмиранте Сервера». Лодка мгновенно ушла под воду, оставив находившихся на мостике командира и штурмана. Хорошо плававший штурман освободился от одежды и быстро достиг берега. Командир, выбиваясь из сил, с трудом доплыл до берега, вышел из воды и умер на берегу от разрыва сердца. Подводная лодка С5 из-за технической неисправности не смогла погрузиться и в артиллерийской перестрелке была уничтожена двумя вооруженными рыболовными траулерами противника.
Долгое время, до октября 1937 года, подводные лодки С2», С4 и С6 базировались на севере Испании в портах Бильбао, Сантандер и Хихон. Подводная лодка С6 после повреждения при бомбежке, когда я был на ней командиром, была затоплена командой вблизи Хихона. С2 и С4 были интернированы во Франции и по просьбе правительства республики впоследствии были И.А.Бурмистровым и мной переведены через Гибралтар на юг Испании, в Картахену. После ожесточенной атаки мятежниками Картахены, где в конце войны находился весь республиканский флот, и при попустительстве командующего флотом профашистски настроенного М.Буиса, корабли убыли в марте 1939 года в Тунис (Бизерту) и прекратили свои действия в революционно-освободительной борьбе за демократию и республику. Подводя итог борьбы на море во время испанских событий, хочется отметить отдельные количественные результаты. Главными морскими силами можно было считать 19 надводных кораблей у республиканцев и 10 у франкистов, то есть всего 29 кораблей. В боевых действиях со стороны республики участвовало шесть подводных лодок «С» и три малые лодки типа «В». За период с 1936 по 1939 года на мине подорвался и затонул линкор республики «Хайме I», а при прорыве через Гибралтар был потоплен эсминец «Сискар». Также был потоплен в бою один крейсер мятежников «Балеарес»17, то есть из общего числа надводных кораблей 17 % было уничтожено. А по подводным лодкам дела обстояли хуже: из девяти действующих лодок шесть были потоплены и уничтожены. Получается, что 67 % республиканских лодок полностью были выведены из строя во время этих событий. Причин тому много, о них разговор впереди. Но главное — это отсутствие у республики достаточного числа опытных командиров и умелого руководства операциями, плохое техническое состояние кораблей, интенсивная фашистская наступательная целеустремленность в морских действиях и авиабомбежках и, наконец, нерешительность многих командиров и особенно руководителей, приводящая к бездеятельности, пораженчеству и изменам. Это моя сложившаяся в то время точка зрения.
Линейный корабль «Хайме I»
Пиренейский полуостров, находящийся на большом расстоянии от Советского Союза, долгие годы оставался под властью диктаторского фашистского режима, подобного режимам в Германии и в Италии тех времен. В Португалии было покончено с фашизмом в 1974 году, а в Испании — после смерти Франко, в 1975 году. Только потом в этих странах начался процесс демократизации общественной жизни.
В Испанию через Париж
Фашистский мятеж в Испании явился причиной пробуждения идей пролетарского интернационализма во многих странах. Большое число советских людей отправилось в далекую страну бороться за свободу и независимость испанского народа. Я заканчивал учебу на первом курсе академии. Вдруг неожиданно меня вызывают в Москву, в Генеральный штаб, где задают вопрос: «Желаете ли вы поехать в Испанию в качестве добровольца-интернационалиста на борьбу с международным фашизмом?» Я сразу же ответил: «Согласен!» — Может, вы подумаете, ведь у Вас ребенок, сын? — Что думать. Я полностью согласен! — Тогда все ясно. Будем Вас оформлять.
Н.Г.Кузнецов
Я встретился с Н.Г.Кузнецовым, который недавно вернулся из Испании и имел определенный боевой опыт борьбы республики. В Испании он был военно-морским атташе и советником по морским делам у морского министра республиканской Испании Индалесио Прието. Он в общих чертах обрисовал обстановку. Время на мои сборы было ограничено. Мне быстро выдали гражданскую одежду: костюм, макинтош, шляпу и другие вещи. Билет был взят заранее. Поезд шел через Ригу, Антверпен и далее в Париж, где в скором времени меня уже встречали представители нашего посольства. Поселился я в одной из гостиниц по советскому паспорту в качестве туриста. На другой день вечером я расплатился по счету и сказал, что уезжаю, а сам явился в советское посольство к военно-воздушному атташе Васильченко. Он, немного прихрамывая, подошел ко мне, поприветствовал, расспросил о впечатлениях и текущих делах. После сдачи своих советских документов меня на машине привезли в испанское республиканское посольство, где вручили испанские документы на имя дона Северино де Морено, по матери Лопес. Так я стал испанцем. Брюнет с голубыми глазами, со смуглым лицом — эта схожесть в некоторых случаях мне пригодилась. Потом в воспоминаниях писали, что я внешне похож на испанца. Вместе с испанским представителем мы поехали в другую гостиницу, где я уже был оформлен как настоящий испанец. Я стал испанцем, не зная испанского языка совершенно. В училище и академии изучал английский и французский. И это в какой-то степени пригодилось. Кое-как по-французски я говорил, иногда употребляя и некоторые английские фразы.
Все происходило очень быстро и оперативно. Через два дня меня отвезли в испанское посольство и на машине отправили на юг Франции. Ехали всю ночь. Прибыли на частный спортивный аэродром, остановились у сарая-ангара. Некоторое время мой попутчик выяснял обстановку. За каждого пассажира при перелете франко-испанской границы в то время приходилось платить большую сумму — 20 тысяч франков (легковая машина тогда стоила 25—30 тысяч франков). После договоренности я вошел в ангар и уселся в спортивный одномоторный самолет. Там уже был мой попутчик-испанец. Я обратил внимание на желтые крылья, на которых контрастно выступали огромные черные трефовые тузы. Стартовали мы прямо из ангара и взяли курс на Байону. Погода на французской территории была прекрасной. Когда подлетели к границе, то справа в небе появились облака. Я посмотрел в окна на гладь Бискайского залива и увидел гирлянду кораблей, состоящую из крейсера, эсминца и других вспомогательных судов. По бортам кораблей заметил систематические огневые вспышки — нас обстреливали. Обратил внимание летчика на это, и он постарался набрать побольше высоту и нырнул в находившиеся рядом облака. Плутали в них довольно долго. По времени казалось, что уже пора садиться. Увидев первый просвет в облаках, пилот завернул в него, и оказалось, что мы уже не над республиканской территорией, а у мятежников. Они открыли огонь из пулеметов. Были четко видны следы трассирующих пуль. Срочный разворот самолета, и резкое снижение высоты в сторону ближайшего республиканского аэродрома в районе Сантандера. Пришлось садиться с сложных условиях, так как побывавшие незадолго до нас «хейнкели» разбомбили взлетную полосу. Садились сбоку, на обочину полосы, с большой тряской.
И.А.Бурмистров
Нас уже ждали, был и наш русский представитель. Повезли меня в испанский штаб, где я встретился с Иваном Алексеевичем Бурмистровым. Он уже находился здесь с сентября 1936 года и был первым русским командиром подводных лодок С1 и С6. На С6, после повреждения ее при бомбардировке Бильбао, был закончен общий ремонт. И мне предстояло командовать этим подводным кораблем после отъезда на Родину И.А.Бурмистрова.
(sic!).
