Решение главкома о приеме в академию без экзаменов наконец пришло. Правда, к этому моменту я уже успешно сдал два вступительных экзамена и, скорее всего, так же успешно сдал бы и остальные, но лучше быстрее уехать в отпуск, тем более что несколько дней уже пошли, как говорят, в «пользу МОПРа». Надо было еще сдать дела на лодке. Оказалось, что на мне числятся две подводные лодки «С-150» и «С-337». ПЛ «С-150» к этому времени уже стояла в судоремонтном заводе в бухте Диомид. Совершенно исправна (так как весной в доке Дальзавода поврежденные рули и цистерны качественно зачинили), любовно вычищенная и выкрашенная экипажем польскими эмалями, но без перископа (а потому не боеготовная), лодка стояла у причала завода среди потрепанных и ржавых судов малого каботажа. Перископ дернули и воткнули другой лодке, которая уходила в автономку (свой командир, кстати мой однокашник, загнул: подлез под судно — измеритель магнитного поля, когда проходил КИМС). Конечно, командира же нет, он плавает на «С-337»... Дальше больше, запасных перископов на складах нет, надо заказывать промышленности, а когда это будет... Лучше сунуть ее в ремонт — и с плеч долой. Короче, прощание с «С-150» было морально трудным, на душе ощущение, что предал... Формально дела сдать было легко, старпома Евсеева уже не было, ушел на повышение, и.о. на борту был помощник Савосин. Горькие слова сказал он мне на прощание: — Экипаж пойдет вразнос, все морально подавлены. Надеялись, что вы вернетесь и опять войдем в строй, а тут опять завод, да какой... Никогда лодок не ремонтировал. А что ремонтировать? Провели дефектовку, все исправно... Все в недоумении, чего мол пришли, а техупр требует: оформляй ремонтную ведомость... В ответ сказать было нечего. Вторую лодку, «С-337» сдал, как и рассчитывал, Иванову, атаку в океане зачли.
В явился к началу учебного года, отпуск догуливать не стал, и так длинный. Досдавать вступительные экзамены не пришлось, зачли зачеты и экзамены за первый семестр. Вспомнить и оценить все, что было в академии, сейчас уже трудно. Одно слово, академия — это АКАДЕМИЯ, тем более что набор 1967 года был последним набором с трехлетним обучением, более подробным и насыщенным, чем последующие двухлетние. Хочется вспомнить наиболее яркие и значимые события и впечатления. В классе, как и на ВОЛСОКе, офицеры, в основном командиры с различных классов кораблей, надводники и подводники, в том числе с атомоходов, морские пограничники, разведчики и ОСНАЗовцы —со всех флотов Союза. Понятное дело, происходил естественный обмен практическими знаниями и опытом, соответственно своеобразное восприятие лекционного материала и различные постановочные вопросы, совместный поиск истины и, в конечном счете, расширение кругозора каждого до коллективного разума. Старшиной класса был капитан 1 ранга Громов Борис Иванович, в академию пришедший с должности заместителя командира дивизии атомных подводных лодок. С ним судьба связала более чем на десятилетие. Примечательно, что на последней двусторонней военной игре в академии на последнем курсе он исполнял должность командующего флотом «Восточных», я же при нем начальник штаба, а в жизни в 1977—1978 гг. он — командующий флотилией атомных подводных лодок на Камчатке, я его заместитель — член военного совета флотилии.
После первого года обучения — практика на Черном море на надводных кораблях. Но в море не выходили. Тогда же знакомство с береговой артиллерией и береговыми ракетными комплексами флота, с авиацией флота. А в общем, воспоминания более курортные, чем служебные: севастопольские солнечные пляжи, тенистые бульвары, кисляк пивными кружками. Ну и, конечно, Севастопольская панорама, памятные места обороны Крымской 1853-1854 гг. и Отечественной 1941-1945 гг. войн — само собой. На втором году обучения большинство занялось подготовкой и разработкой тем дипломных работ. Я выбрал тему по кафедре «Управление силами ВМФ», связанную с оценкой боевой устойчивости подводных лодок в зависимости от организации связи, интенсивности боевого управления, частоты всплытий на сеанс связи для приема информации с КП флота, т. е., в конечном счете, от скрытности. Тема продвигалась трудно, требовалось усложнять математическую модель. Руководитель темы был полон оптимизма, я надеялся на него. Вторая летняя практика проходила на Северном флоте. Мы, я и Володя Кузнецов, два капитана 2 ранга, попали в штаб дивизии атомных подводных лодок. Начальник штаба дивизии был несказанно обрадован. Кратко смысл его эмоций был примерно таков: — Вот кто нам годовой план по военно-научной работе вытянет! На лодках вам делать нечего, еще успеете. Задача: написать проект «Наставления атомным подводным лодкам по скрытному преодолению Фареро-Исландского рубежа при выходе в Атлантику»!... Да-да, не робейте... Условия: рабочий кабинет во флагманской каюте ПКЗ, спальная каюта, само собой, как напишете — сразу отпускаем по домам, понятное дело, характеристика в лучшем виде за полную стажировку и еще кое-что... В «Наставлении...» должны быть соответствующие расчеты, формулы, обоснования с точки зрения теории вероятности и т. д.
В.Кузнецов. 1969 год.
Сидим с Володей в «рабочем кабинете», соображаем, усваиваем ситуацию. Да-а, попали... Тук-тук, открывается дверь, входит секретчик, приносит рабочую тетрадь и разведкарту. На карте все, что известно к тому времени об оборудовании на рубежах и о противолодочных силах «вероятного противника» от наших берегов до Атлантики. М-да, попали... Опять — тук-тук, входит мичман с канистрой... — Это, как сказали, для разгона мысли. Двадцатилитровая автомобильная канистра. Открываем, нюхнули... «Шило»!.. Работа пошла. Управились дней за двадцать. В канистре поубавилось, остальное Володя взял с собой: мол, для ремонта автомашины в качестве «всесоюзного эквивалента» в самый раз. Как-то уже на Камчатке, в 1970-х годах, получили с Севера в порядке обмена опытом документ «Наставление подводным лодкам по преодолению противолодочных рубежей» (за точное название документа не ручаюсь, память может подвести). Смотрю, что-то до боли знакомое. Конечно, законы теории вероятности и логика мысли всеобщи, но все-таки приятно, если и твои творческие усилия пришлись к месту. Третий год обучения начался с беспокойства за дипломную работу. Руководитель по теме оказался в больнице. Проходит месяц-другой, интересуюсь на кафедре — все еще в больнице, говорят «сдвинут по фазе», то ли шутят, то ли злословят, пытался, мол, быстренько тензерное счисление освоить. Неужели для дипломной работы?.. Уточнять не стал, неудобно. Но факт — надо менять тему дипломной работы! Но уже январь выпускного года! Многие уже шоколадки машинисткам носят за напечатку дипломов, а у меня еще ничего нет. Из трех оставшихся по командному факультету тем две вообще не по моему профилю, третья, как говорят, не подъемная. Три года подряд задает ее главком ВМФ в перечень тем, и никто не берет. Как звучит название? Дипломная задача: «Скрытный выход атомной подводной лодки на боевую службу в Атлантику»! Судьба?.. Может быть. Беру. Знакомлюсь с руководителем. Работа идет, естественно, по кафедре «Тактика подводных лодок». Капитан 1 ранга Ю.В.Магницкий сочувствует, что другой темы нет, эта практически не решаема, но отрицательный результат в науке — тоже результат. Тем более что для диплома главное показать, что дипломант владеет методикой исследования.
Военно-морская академия. Работа над дипломом. Справа — В.Иванов. 1970 год
Так что вперед, ведь уже февраль! Изучаю разведматериалы по стационарным гидроакустическим системам обнаружения и слежения за подводными лодками, составу и тактике маневренных противолодочных сил. Как раз получены новые данные, во многом более серьезные для нас, чем то, с чем пришлось иметь дело на Северном флоте летом. Как говорили на кафедре разведки, эти данные были доложены Горшкову, и то, что ни одна подводная лодка не выходит в Атлантику незамеченной и без «хвоста», так расстроило главкома, что он отменил ежегодную военную игру в академии, которую обычно проводили в дни зимних каникул слушателей. Так ли это было, не берусь утверждать, но, что игры зимой 1970 года не было, это факт. Чем больше я размышлял над работой, просчитывал вручную варианты действий лодки и обеспечивающих сил, тем больше убеждался, что «супостат» нас здорово запечатал. Кстати, к 1988 году, когда я встретился с этой проблемой в ЦНИИ ВМФ в Петродворце, ситуация еще больше осложнилась: добавились плотные минные рубежи мин-торпед США Мк-60 «Кэптор». Преодолеть «Кэптор», по крайней мере, для себя удалось в 1990-х годах, уже на пенсии, работая в ЦНИИ «Гидроприбор». А тогда, в академии самым опасным противником оказался противолодочный самолет Р-3С«Орион». Старый знакомый! Вцепившись в лодку, он мог ее потерять только в штормовых условиях, когда из-за общей шумности моря не могли эффективно работать радиогидроакустические буи слежения. Вариант решения явился, как это часто у меня бывает, во сне. Идея была бредовая. Посчитал «на пальцах» — вероятность выхода без «хвоста» приличная. Понятно, потом надо будет составить математическую модель, отдать программисту, ввести в ЭВМ с различными исходными данными, получить и проанализировать результаты и только потом делать выводы. Интуиция подсказывала, что получится. Ведь уже март! Обсудили идею с Магницким. Первоначальная реакция его была негативная, суть звучала примерно так: — Брось! Идеи Хияйнена о совместном плавании подводных лодок сейчас уже не в почете. Но «Папа Хи» — это фигура! А тебя вообще засмеют. А моя идея выглядела так. Подводные лодки для отрыва от слежения противолодочных сил и средств могут использовать самоходные имитаторы ПЛ, запас которых на лодке весьма ограничен, а время и дальность хода ее тоже сравнительно малы. Противолодочный самолет, например Р-3С «Орион», вполне в состоянии следить одновременно и за лодкой, и за имитатором, пока он не самоликвидируется в конце дистанции хода, т. е. для него вопрос «Who is who» не стоит.
Другое дело, если в последний момент, пройдя все рубежи (м. Нордкап — остров Медвежий, Фареро-Исландский или Датский проливы) и районы поиска МПЛС (маневренные противолодочные силы), на выходе в открытый Атлантический океан отслеживаемая подводная цель вдруг раздваивается, расходится под большим углом, каждая имеет все демаскирующие признаки подводной лодки (и по шумности, и по электрическим и магнитным полям, и т. п.), каждая может применить свой комплект имитаторов и приемов уклонения сравнительно длительное время. Эта ситуация для «Ориона» будет посложнее. Вероятность успешного отрыва подводного ракетоносца можно подсчитать. Но чтобы до поры до времени обе лодки воспринимались как одна цель, они практически от базы должны идти в едином строю, особенно в районах моря, прослушиваемых стационарными гидроакустическими системами дальнего действия, и в районах поиска МПЛС. Дистанция между лодками должна быть столь мала, сколько надо, чтобы разрешающая способность по углу комплекса обнаружения или слежения не смогла бы выявить две цели. Кроме того, имея в виду, что вторая лодка является многоцелевой, предполагалось, что она выполнит функции боевого охранения, повысит боевую устойчивость ПЛАРБ. В конце концов, после не очень длительных обсуждений и размышлений Магницкий согласился поставить свое имя под эту «бредовую» идею. — Ладно, дерзай! В крайнем случае как доказательство аналитических способностей сойдет. В мае диплом был готов. Результаты обсчитаны на компьютере, сведены в таблицы и графики, нанесены на демонстрационные схемы и рисунки, пояснительный текст отпечатан и переплетен. Опасаясь за последствия, Магницкий вынес работу на НТС кафедры. Шок! Однако после бурных дебатов решили представить работу на научную конференцию академии. Конец мая 1970 года, военно-научная конференция в актовом зале академии. Полный зал: слушатели, преподаватели, руководство академии и представители других военно-научных организаций ВМФ. В первом ряду начальник академии, ветеран ВОВ, заслуженный подводник адмирал Орел.
Начальник Военно-морской академии А.Е. Орел. 1970 год.
В душе трепет! Наверно, из-за волнения я не запомнил, каким по порядку выступал. Помню, что всех предыдущих выступающих принимали, слушали и обсуждали хорошо. У меня же зрело предчувствие, что со мной будет хуже. Так и случилось. Доложил, как мне казалось, обстоятельно, главное без запинки. Кончил, в зале тишина. Председательствующий просит задавать вопросы. Тишина... Наконец, кто-то, кажется из гостей, задает уточняющий вопрос. Отвечаю, удовлетворен. Опять тишина. Вдруг встает адмирал Орел и устраивает мне буквально разнос. Резюме: работу ни в коем случае не допускать к защите в качестве диплома, срочно подготовить другую! Автор, мол, претендует на «красный» диплом с отличием, а если выпустить этот бред на защиту, то будет неминуемая двойка! Стою на сцене около трибуны, в голове шум, ничего не слышу, ничего не вижу, кроме красного налитого гневом и возмущением лица начальника академии. Приговор! Какую другую работу... На носу июнь, госэкзамены и защита! Кто-то с кафедры тактики попытался защитить, сгладить формулировку, но... рекомендация ВНК — работу переработать в свете требований и канонов традиционной тактики, руководителю темы оказать необходимую помощь. Пару дней приходил в себя, размышлял. Прямого запрета нет. Времени писать другой диплом тоже нет. Друзья, сокурсники сочувствуют, но ничего посоветовать не могут... Магницкий: «Решай сам». А что решать?! Решил: БУДУ ЗАЩИЩАТЬСЯ! А теперь все внимание непосредственной подготовке к госэкзаменам. Все госы сдал на «пять». На защите дипломной задачи высокая госкомиссия (за столом адмиралы и офицеры, в том числе из штаба ВМФ) очень заинтересованно слушала, задавала много вопросов. Кончил, вышел в коридор. Одноклассники поджидают под дверями, «болеют» за меня: «Ну, как?». Из класса бегом выскакивает академический клерк из учебного отдела. За дверью слышен галдеж. Очередного дипломанта не приглашают. Через несколько минут в класс проследовал начальник академии адмирал Орел... Ну, думаю, все! К двери никто не приближается. Ждем... Хлопнув дверью, красный, злой, ни на кого не глядя, не отвечая на приветствия, адмирал Орел скрылся в конце коридора... Через некоторое время на защиту пригласили очередного. Результат узнал на общем подведении итогов защиты класса. Пять! Как отметил председатель госкомиссии, работа спорная, но интересная и блестящая, а потому «пять!». Магницкий потом рассказал, он, естественно, присутствовал на защите и обсуждении, что Орел настаивал на «двойке», комиссия настаивала на «пятерке» и на представлении дипломной работы главкому ВМФ, так как тема задана именно им. Сошлись на том, что ставят «пять», но главкому не представлять. Ну, и не надо! Еще все впереди, может самому удастся осуществить идею. А пока, ура, победа!.. Наивный, молодой еще... На этом борение с Орлом не кончилось. Еще до госэкзаменов приезжали в академию московские кадровики, готовили распределение по окончании. Так как я проходил по спискам претендентов на диплом «с отличием», то имел преимущественное право выбора места службы. Как в сказке, два желания: первое — флот(?), второе — кем(?). Отвечаю: во-первых, ТОФ, еще раз ТОФ, во-вторых, командиром атомной подводной лодки, еще раз, так как это не удалось после ВОЛСОК, командиром атомной подводной лодки, и лучше новейшей. «Но, позвольте, контр-адмирал Попов, командир эскадры предлагает вам место начальника штаба бригады подводных лодок!». «Да, но дизельных, а я давно рвусь на атомный флот!». И вот приказ Министра обороны СССР — назначен командиром ракетного подводного крейсера стратегического назначения РПКСН «К-258», строящегося в Комсомольске-на-Амуре, с последующим базированием на Камчатке. Ура! Впереди полет на Камчатку, формирование офицерской части экипажа, далее перелет в Эстонию, в Палдиски, обучение в специальном учебном центре, а пока...
А пока торжественное вручение дипломов. Дипломы вручал начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Сергеев. Сказал несколько теплых слов и пожеланий, он, оказывается, хорошо знал моего отца. Потом торжественный банкет в столовой академии, а еще потом поездка вместе с группой других выпускников академии с «красными» дипломами в Москву на банкет в Георгиевском зале Кремля выпускников военных академий армии и флота. Торжества кончились — все по отпускам, а у меня житейские проблемы. Семья в это время жила в однокомнатной квартире служебного академического дома на пр. Смирнова. В прошлом году, когда родилась дочка, удалось получить эту квартиру после освобождения ее выпускником. До того, два года учебы в академии, мы проживали у родственников жены. Нас трое — я, жена и сын да их четверо — теща, сестра жены с мужем и дочкой в трехкомнатной квартире в Купчино. В общем-то, мы каждый раз, приезжая в отпуск, на учебу в ВОЛСОК или проездом, куда-либо на курорт, всегда останавливались у них. Больше было негде. Моя мать проживала в 14-метровой комнате в коммунальной квартире. В этой комнате мы жили с 1944 года втроем — мать и мы с братом. Правда, с лета 1945 года, когда я поступил в Ленинградское Нахимовское училище, я там был больше гостем. Так или иначе, но у нас с женой своего жилья не было. И вот, выпустившись из академии, надо было освободить служебную жилплощадь, иначе предписание для следования к новому месту службы на руки не выдавали. Что делать?! Выселяться и вновь вселяться к родственникам? На месяц-полтора, пока я смотаюсь на Камчатку? А потом опять сборы, переезд в Палдиски? А каждый переезд равен пожару! А на руках грудной ребенок!.. Короче, пошел к начальнику АХЧ академии с просьбой разрешить семье задержаться с выездом на месяц-полтора. Не тут-то было! Разрешить, оказывается, может только начальник академии. Записался на прием. Наивный, на что надеялся? После того, что было? Но Орел принял. Кратко и обстоятельно изложил просьбу. — С чего это вы взяли, что я вам должен предоставлять жилплощадь? Кончил академию — и освободи. И вообще, надо ж было набраться нахальства обращаться ко мне со своими проблемами!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сергей Яковлев, посол РФ в Израиле: «Сегодня мы рады приветствовать в Хайфе наш первый за все время дипломатических отношений с Израилем российский корабль... Событие из ряда вон выходящее. Это не только первый в истории заход, но он еще и приурочен к годовщине нашей победы в Великой Отечественной войне…» Так как событие до сих пор не нашло себе места в новостной ленте (послал ещё вчера), пришлось создать сообщение в блоге. Или редакторы, как и израильские чиновники не знают что с этим делать, или вовсю идёт празднование Первомая. В общем с Праздником всех. Итак впервые в новейшей истории боевой корабль Российских ВМС встал у стенки в Хайфе. Военнослужащие получили возможность не только в окуляры оптических приборов обозреть городские кварталы, но и пройтись по древним улицам на своих двоих. Лучше, правда, процитировать (видео). Большой десантный корабль "Азов" в 2012- ом году заходил в сирийский порт Тартус, где расположен 720-й ПМТО Российского ВМФ. Однако в Хайфу он прибыл исключительно с мирной целью. Говорит капитан первого ранга Алексей Комаров, командир бригады десантных кораблей ЧФ: «Приказ на посещение Хайфы моряки получили, будучи уже в море, и всю программу визита готовили на борту. Так сложилось, что у нас на борту был оркестр и рота почетного караула с другого официального визита в Италию. Все, что мы подготовили и наработали, с удовольствием покажем и жителям города Хайфа, и дорогим уважаемым ветеранам. Для нас 9 мая – это день святой, поэтому все, что можем, покажем». Российским морякам дадут увольнительные, и они смогут выйти в город. Но поработать им тоже придется. Участие в праздничных мероприятиях ко Дню победы - миссия ответственная и не менее важная, чем выполнение боевых задач в Средиземном море. "Визит российских военных моряков продлится три дня, в течение которых нас ждет большая культурная программа. Поскольку начинка этого корабля, несмотря на серьезное вооружение и серьезные боевые задачи, которые он может выполнять, оказалась все-таки культурной. Оркестр, рота почетного караула и все это приурочено к Дню великой победы, важному дню в истории двух государств, России и Израиля".
Сегодня я обрадовался: не прошло и двух недель как у американских СМИ стали возникать вопросы в связи с бостонскими взрывами. Вообще, пора бы, и мы эти вопросы рассмотрим поподробней, поскольку они разумны и интригующи. Но радость моя оказалась преждевременной — задачи американских СМИ не сводятся только к заданию вопросов. Их еще используют для ненавязчивого вброса информации.
Поэтому начнем с вбросов, а вопросы оставим на потом.
Начнем с географии. Нужно сказать, что средний американец в географии не силен. Наверное, поэтому, как я уже отмечал, американские спецслужбы очень любят людей с загадочной географией в анкетах. Такая, например, у Ассанжа — сын бродячих актеров, учился в десятках школ и в каком-то количестве университетов, где-то работал, где-то служил. Другими словами, человек как бы есть, но как-то ненастоящий, из которого можно «лепить» всё, что потребует оперативная необходимость. То же самое было с первой волной лидеров «арабской весны» — привозные лидеры рождались в экзотических местах, и всё у них было как-то туманно. Абсолютно то же и с Царнаевыми. Они, как джин из бутылки, откуда-то появились в Калмыкии, чтобы почти сразу переехать в Киргизию, а оттуда в Дагестан. Если еще добавить, что сами они чеченцы, а это уже Россия, то получится как раз тот коктейль, который кое-кому оказывается очень нужным.
Во-первых, повод упомянуть Чечню как источник исламского радикализма и терроризма. Во-вторых, два дня назад появились сообщения, что террористы, взорвавшие 11 сентября международный торговый центр в Нью-Йорке, «проходили спецподготовку в Дагестане». И это утверждается через десяток лет после теракта в связи с бостонскими взрывами. А это опять Россия.
В-третьих, братья Царнаевы не могли сами по себе прийти к мысли подорвать международный марафон в Бостоне. Поэтому должен быть кто-то, кто способствовали их «радикализации» (сейчас этим термином пестрит вся американская пресса). Со ссылкой сначала на мать братьев Царнаевых, а потом на родственников в целом, называется таинственный «Миша», который как-то не так молился и мог радикализировать невинных овечек, которыми до сих пор рисуются братья-бомбисты. Ни где этот «Миша» живет, ни чем занимается, никто поначалу не знал. Знали только, что он как-то уж слишком усердно молился и «мог влиять на братьев». И вдруг в СМИ появляется сразу огромное количество информации, по которой его не вычислить просто невозможно. «Миша» — рыжебородый, недавно обращенный в Ислам армянин (!), проживающий в пригороде Бостона. Поскольку его сразу вычислили по приметам, то тут же появилось сообщение: новый подозреваемый готов сотрудничать со следствием. Следствие следствием, а «Миша» оказался не лыком шит и успел повстречаться с корреспондентом газеты, на которую теперь ссылаются все остальные издания. Не поверите, но счастливой газетой оказалось «Нью-йоркское книжное обозрение». Это еще раз подчеркивает жанр пьески, которую разыгрывают спецслужбы США.
Армянская диаспора в Америке возмутилась так громко по поводу того, что армянин принял Ислам, т.е. религию одного из исторических врагов всего армянского народа, что «Мише» пришлось переделывать биографию. Итак, «Миша» — это Михаил с очень армянской фамилией Аллахвердов. Его родители — армянин и украинка. Живет в чистеньком, небогатом районе Род-Айленда. Интервью он давал на русском языке. Сразу заявил, что последний раз видел Царнаевых больше двух лет назад, поэтому все заявления о том, что он прививал братьям вкус к терроризму, ни на чем не основаны. В связи с этим более обоснованной выглядит догадка журналиста Уолтера Каца, который уверен, что «Миша» — агент-информатор, через которого ФБР следило за братьями Царнаевыми и могло манипулировать ими.
Итак, на всякий случай уже прозвучали Чечня, Дагестан, Армения, Украина, причем, во всех случаях контекст самый отрицательный. Естественно, звучит слово «Россия». Один из членов комиссии конгресса США по внутренней безопасности позавчера договорился до того, что во взрывах в Бостоне виновата ФСБ России, потому что переданная ею информация о Царнаевых «была недостаточно убедительна» для ФБР и не позволила этой американской спецслужбе предотвратить взрывы.
Еще Россия виновата в возникновении международного исламского терроризма, который возник как ответ на чрезмерно жесткие действия федерального правительства против чеченских сепаратистов. Всего-навсего. Весь терроризм прошлый и будущий — ответ на «массированные бомбардировки Чечни», федеральными силами, в результате которых погибло много мирных жителей.
Судите сами, сколько получилось небольших вбросов информации, имеющей не вполне безобидный смысл.
Теперь о вопросах. Одна американская газета грустно вздыхает: «Чем больше нам рассказывают, тем меньше мы знаем». Я уже писал, что ФБР совершенно запуталось в количестве скороварок, которыми пользовались бомбисты, и если их все сложить, то будет больше десятка, хотя недавно было всего семь. Скороварки тоже непростые. Оказывается, в них использовался не порох из петард, а взрывчатая смесь, которую так просто не приготовишь. Сразу начался поиск инструкторов, которые могли обучить братьев взрывному делу. Идея о том, что такие инструкторы сидят в кабинете за стенкой, пока не высказывалась, но, я думаю, до этого все-таки дойдет. Кроме взрывчатой смеси, были обнаружены фрагменты довольно сложного дистанционного взрывателя, который срабатывает по звонку с мобильного, хотя для этой цели проще взять радиоуправляемую детскую игрушку.
На одной из бомб, число которых тоже все время меняется, обнаружены следы женской ДНК. Первой подозреваемой стала жена старшего Царнаева — Катерин Рассел, которая фигурирует то как американка, то как итальянка, но тоже принявшая Ислам. Пробы у нее уже взяли, но результаты пока неизвестны. Своего мужа Тамерлана будет хоронить она, и тело выдадут ей. Родители ехать в Америку отказались. Свидетельство о смерти, тело Царнаева и заключение патологоанатома будут выданы Рассел одновременно, до этого любую информацию о причинах смерти Тамерлана выдавать в СМИ запрещено. Со ссылкой на анонимные источники, сообщается, что во время инцидента неделю назад полиция остановила угнанный братьями автомобиль. За рулем сидел Джохар, Тамерлан вышел, чтобы пообщаться с полицией, но в него сразу стали стрелять. Джохар нажал на педаль газа и, переехав через тело брата, скрылся от полиции. Не исключено, что в заключении патологоанатома будет указано, что причиной смерти стали несовместимые с жизнью травмы, полученные от столкновения с автомобилем. Это уже третья версия того, что произошло при первом столкновении братьев с полиций. Интересно, что даже тип автомобиля, который братья, якобы, угнали, постепенно поменялся на «внедорожник».
Если в газетах часто звучит вопрос о том, что было известно ФСБ о Царнаевых до взрыва, то простые американцы в ответ задают более интересные вопросы редакции. Например, что делали в районе взрывов оперативники одной из самых одиозных частных военных компаний США — «Крафт Интернэшнл»? Вопрос, конечно, очень интересный. Действительно, что там делали ребята, которым платят по 1000 долларов за день работы?
Газета «Уик» задается вопросом, не свидетельствуют ли бостонские взрывы о том, что кому-то надо, чтобы место пресловутой «Алькаеды», которая сразу открестилась от теракта, занял «Кавказский эмират» Доку Умарова? Тоже хороший вопрос.
Я уже не говорю о том, что пока никто еще не разобрался в мотивах теракта, в том, кто, когда и как сделал бомбы, известны ли такие типы бомб специалистам-взрывотехникам. Остается еще много вполне разумных вопросов, которые спецслужбы пока просто не замечают.
Американцы посчитали, что семья Царнаевых в Америке получила в виде пособий и материальной помощи более 100 тысяч долларов — субсидии на жилье, талоны на бесплатную еду и т.п. Это на всех за 10 лет. Появились намеки, что Тамерлан зарабатывал на нелегальных боксерских поединках. Джохар вообще был матерым наркодилером, забросившим учебу. Сериал крепчает.
А пока Джохар Царнаев был переведен из одиночной камеры в тюремную больницу, и не исключено, что его судьба зависит от того, решатся ли спецслужбы на проведение суда или раньше доложат о том, что уже выполнили все поставленные перед ними задачи.
Читать Люда по-настоящему не умела; она перелистывала страницы, добираясь до сути, заглядывала в конец и, найдя книгу неинтересной, отбрасывала в сторону. крутить надоело — пластинок было не очень уж много. В кинотеатре показывали какие-то похожие друг на друга картины. А дождь все лил, лил — не выйдешь без плаща и без зонтика. Правда, и плащ и зонтик у нее были модные и очень хорошенькие. И вечера были такие длиннющие, что даже если пораньше заляжешь спать, среди ночи проснешься. Нет, это не Ленинград! Да еще надо в дождь идти в магазин, что-нибудь приготовить себе на обед. Васе-то хорошо, поест в кают-компании. То ли дело Удельная — маме скажешь, чего тебе хочется, и мама раздобудет и сделает. И Люда стала питаться, пирожными... Вася, приходя домой, уже не видел блеска радости в беспокойных глазах, замечал, что и дом не прибран, и постель с утра так и осталась раскрытой. Он принимался за приборку, мыл накопившуюся посуду, сбегав в магазин, готовил что-нибудь повкуснее. Потом они шли в офицерский клуб — и фильм оказывался старый, неинтересный, и Люда вздыхала: «То ли дело у нас в Ленинграде... Куда хочешь, туда и пойдешь...» Коркин вдруг вспомнил, что познакомился с ней, когда она пришла на танцы одна... «Значит, не подвернись я — она могла бы с другим познакомиться... И с другим бы пошла танцевать, и другой бы обнял ее за талию, а потом провожал бы домой в ту белую ночь... и, может быть, целовал бы ее пухлые губы... мерзавец!» И Коркина одолевали призраки — нагловатый директор кинотеатра и все кандидаты на Людочку. Черт их возьми! Однажды, придя домой невзначай, Кдркин не застал Люды дома. Прибрав комнату и прождав часа полтора, он стал беспокоиться. Отправился ее разыскивать. Забежал к Норе Мыльниковой. Нора, глядя на него прищуренными глазами, сострила: — Поищите, поищите, может, где-нибудь и найдете. Мало цените ваше сокровище, найдутся другие — оценят.
Коркин опрометью кинулся в с готовым выскочить из-под кителя сердцем. Может быть, уже нашелся другой, оценил? Он не знал, что он сделает с этим «другим». Но ее потерять он не может. Она нужна ему, как кислород, как солнце, которое греет и светит, как компас, который показывает путь кораблю... Она, смеющаяся, целующаяся с другим, чудилась ему за каждым деревом парка. Повстречался Щегольков, спросил, что случилось. Щегольков шел с Хэльми, хирургом-врачом, на ней он, кажется, хочет жениться. «Погоди, — подумал злорадно Коркин, — и ты побегаешь, и тебя будут спрашивать, что случилось». Он был вне себя; сердце бешено колотилось. Он обыскал весь парк, все улицы, все кафе, забежал и в клуб. Пора было уже идти на корабль. Тогда он зашел домой. Люда мирно спасла, подложив под щеку ладонь. Он разбудил ее: — Где ты была? — У Норы. — У Норы я был, тебя не было. — Ну тогда, может быть, не у Норы. Ей-богу, не помню. Он схватил ее за руки и встряхнул. Беспокойные глаза стали круглыми, удивленными. — Ты с ума сошел! Руки ломаешь... Он опомнился и стал целовать ее руки. — Мне ведь скучно, вот я и слоняюсь туда и сюда... Мне ведь до смерти скучно, — протянула она еще сонным голосом, — а ты, я не знаю, что думаешь... У него не хватило мужества напомнить ей, что не скучают же жены, которые заняты делом, — в офицерском клубе всякие есть кружки: и языков, и машинописи... Нет, такое сказать своей Людочке он не осмелился. Минуты бежали, а ему так хотелось, чтобы время остановилось хоть на полчасика: он выпросит у нее прощение, в котором, как в хлебе, нуждается. Он не может жить без ее ласки, без ее беспокойных глаз... С тех пор он и на корабле не имел ни минуты покоя. Его грызла мысль: «Где она и что делает?» Или: «Думает ли она обо мне?» Или: «А что, если она не одна?» Это портило Коркину жизнь. На корабле он целиком положился на боцмана Межуева — не каждый имеет такого боцмана: секретарь партийной организации дивизиона, участник войны, сверхсрочник, знает как свои пять пальцев, не только корабль, но и каждого подчиненного. Молодежь его зовет «батей». С ним не пропадешь.
«А вдруг Люда возьмет и уедет? — вдруг приходило в голову. — Мы стали часто ссориться, и она теперь возьмет и уедет?» А Нора своей философией заразила Люду. Ну да, заразила, как заражают болезнью. Разве Люда такой была, пока с Норой не зналась? Разговоры о нарядах, поклонниках, какие-то странные разговоры... Люда поговаривает о том, что хорошо бы им перебраться поближе к родителям. ...О Норе говорят, что она способна на многое, чтобы вытащить Мыльникова отсюда. И что Мыльников способен на все это смотреть сквозь пальцы. Какой позор! Это в царское время, от кого-то он слышал, жены ходили с просьбами к морскому министру и к штабным адмиралам... Нет, не слышал, он это читал. У Станюковича, конечно. И за перевод мужа женам приходилось платить. Мы живем не в те времена, разумеется, но Людочка такая хорошенькая, что какой человек с пожилыми чувствами не встрепенется, увидев ее?» И Коркин, нафаршировавшись подобными мыслями, приходя домой, обижал Людочку и, обидев, сразу же просил прощения. Жизнь их стала с некоторых пор весьма неприглядной. На корабле и в кают-компании многие заметили, что лейтенант Коркин больше не излучает сияния. Ореол беспредельного счастья погас... Насупленным, мрачным, настороженным и мятущимся Коркин готовился к экзамену; в душе не было уверенности в победе. «А тут еще завтра придет новый штурман... Интересно, каков он, Живцов?.. Кажется, рыжий, кудрявый. Я встречал его в коридорах училища».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЛАЙНЕ И ХЭЛЬМИ
1
— Мусти, домой! Девушка в пестром ситцевом платье оттолкнула пытавшуюся прорваться на улицу черную и прикрыла калитку. Собачонка, недовольно ворча, поплелась к белому домику с широкими окнами, гравий похрустывал под ее мохнатыми лапами. Возле дома доцветали бегонии. Черепичная крыша алела в густой темной зелени сада — осень запаздывала, и клены едва начинали желтеть. Сентябрь походил на июль, и морскую гладь, по-летнему светлую, разбалтывали мальчишки. Лайне — так звали девушку — шла по дорожке вдоль моря, и ее обгоняли велосипедисты, спешившие в школу. Давно ли она в васильковом беретике ездила на велосипеде в школу? Она свежа, кровь с молоком; светлые волосы, зачесанные назад, открывают маленькие розовые уши. О глазах ее как-то сказал один молодой лейтенант, любивший стихи: «Я в твоих глазах увидел море, полыхающее голубым огнем...» Она здесь родилась и любила свою тихую «улицу капитанов», где доживали век старые морские волки на пенсии, капитанские вдовы и рыбаки, почти каждый день выходившие в море; возле домиков цвели георгины и астры и стояли флагштоки, а море тихо плескалось в хорошие дни, а в штормовые — бурлило под самыми окнами. Чайки, сидя на камнях на отмели, попискивали, как новорожденные котята, или шумно и злобно дрались из-за общей добычи. Рыбаки возвращались с уловом сига, камбалы, кильки. Тем, что не возвратились с моря, на тихом кладбище, почти рядом с домом Сааров, воздвигались слишком дорогие для маленького городка памятники: дочь плачет над безвестной могилой отца, вдова горестно смотрит в море, отнявшее мужа.
Пройдя через лес, густо заросший , можно было войти в самый город. Лайне с детства любила развалины на холме, окруженном рвом, заросшем травой и бурьяном, и знала легенды о старой крепости. Любила башенку колокольни с красным петушком на высоком шпиле. Считала своими приятелями бирюзовые и розовые дома, смотревшиеся в прозрачную воду, — они, шириной в три окошка, были прикрыты остроконечными крышами. Любила старый парк с могучими ясенями, где хорошо мечтать, сидя над раскрытою книгой. И базар, северный молчаливый базар, где серебром отливающие угри извиваются на дне глубоких корзин, где продаются рыжики, гладиолусы и пучки розовой и алой гвоздики, поздняя ежевика и кислые яблоки. Она любила толстую маячную башню и бухту, жемчужную гладь которой рассекали буксиры и моторные шхуны. У пристани гудел пароходик с белой трубой и особняком, прижавшись друг к другу бортами, застыли у пирса небольшие военные корабли. А вдали, в сизой дымке, скользили треугольники парусов. Лайне была врачом по образованию, художницей по призванию и рыбачкой в душе — недаром она выходила на лов с рыбаками и была дочерью капитана дальнего плавания Юхана Саара; ее отец исколесил все моря, а на закате жизни стал начальником пристани и именовал себя капитаном порта. Он был оригинал. Среди кустов сирени в саду возвышалась корабельная мачта, кабинет был заполнен моделями парусников, а вместо дверного звонка висел небольшой, до блеска надраенный колокол, снятый с отслужившей век шхуны. Во время войны Юхан Саар уходил в лес, к партизанам, забрав с собой дочку; после победы она уехала в университетский город учиться. Вернулась в родной городок врачом... С нею поминутно здоровались рыбаки — ее пациенты и родители ее маленьких пациентов. У театра повстречался старый артист Хуго Эллер, и его иссеченное глубокими морщинами лицо просветлело, когда он приподнял шляпу. Недавно она лечила его внучку, болевшую корью. Широко улыбнулся ей городской архитектор Март Раудсепп, он всегда уверяет, что ее мозаики будут украшать музеи Эстонии и залы театров. Брат отца, «толстый Саар», дядя Херманн, прогремел, торопясь на рыбачий причал: «Алло, Лайне! Пойдешь с нами в море?» Он был морем весь просолен — с толстых ног до лица, словно высеченного из коричневого гранита. Мальчуганы в голубых кепи здоровались: «Здравствуй, Лайне!» Девочки в васильковых беретах чуть приседали — давно ли она сама приседала перед взрослыми? И давно ли боялась розового дома с золотым кренделем на фасаде, поверив мальчишкам, утверждавшим, что из окна выскакивает черная кошка и выдирает прохожим глаза? Моряк-лейтенант отдал ей честь и застыл, провожая ее восторженным взглядом. Веселый и неплохой парень, но не им полно сердце Лайне. Нет, не им! Другим. Она встречала его у подруги в Таллине, они катались на яхте. Он был курсант, его звали Никитой.
Зимой она поехала на экскурсию в Ленинград. Хэльми, подруга из Таллина — они вместе учились в университете, — позвала ее встречать . Хозяйка, еще молодая, красивая женщина, встречала их приветливо, словно старых друзей. Это была мать Никиты. А Никита был, как и Лайне, художником. Он показывал ей рисунки, безусловно талантливые. Они ужинали, танцевали и проговорили весь вечер — она помнит, как ей не хотелось уходить из уютной квартирки на Кировском... Через несколько месяцев, летом, она приехала на каникулы в родной городок. Вышла на шхуне на лов с дядей Херманном; заблудшая мина запуталась в сети. По радио запросили о помощи; вскоре пришел небольшой серый тральщик. С борта спустили тузик. В тузике было двое — матрос и курсант: курсант — Никита. Они распутали сети. Раздался взрыв — и рассеялся столб зеленой воды и ослепительной пены... ...А вечером Лайне с Никитой шли рука об руку по берегу моря, среди серебристых от чешуи рыбачьих сетей; Никита сказал: его мать, молодая, веселая женщина, танцевавшая с ними в новогоднюю ночь, умерла... Лайне взяла его руку в свою. Зашли к ней домой; она подарила ему на память маленькую марину. Ее отец, морской волк, Юхан Саар, разговорившись с молодым моряком, одобрил любовь его к морю... Никита оставил ей фотографию: сероглазый, в матросской форменке, в бескозырке, с веселым открытым лицом... Задумавшись, Лайне не ответила на чей-то поклон — кланялась Нора Мыльникова, которая недавно просила ее набросать фасон вечернего платья. Возле сквера кто-то схватил Лайне за плечи, затормошил и закричал прямо в ухо: — Мечтательница! Так можно угодить под машину! Это была ее Хэльми, баловница Хэльми, она — врач-хирург. — Зайдем-ка в «кохвик», у нас с тобой еще час свободы, — предложила Хэльми. — Мне надо тебе кое-что сказать... О-о, ты не думай, очень существенное, — напустила она на себя таинственный вид. — Нет, нет, пока не закажем кофе с пирожными, и не спрашивай, — и она свернула в по-летнему раскрытую зеркальную дверь.
Небольшой полутемный «кохвик» негромко гудел, словно улей. В зеркалах отражались головы склонившихся над шахматами игроков; пожилые женщины поставили у ног сумки — они забежали в кафе, возвращаясь с базара и зная, что мужья не скоро вернутся с работы; молодые девушки щебетали за круглыми столиками над компотом со сбитыми сливками. Хэльми устремилась в самый дальний угол, в кабинку, где два коротких диванчика были прижаты к столу; сказала хорошенькой кельнерше: — Шесть пирожных, два черных кофе, пожалуйста. — Ты с ума сошла! — воскликнула Лайне. — Ничего, одолеем; мне ужасно хочется сладкого. Смотри-ка, там, налево, сидит Аугуст Порк... И она кивнула блондину в сером костюме, помешивавшему ложечкой кофе. — Он давно о тебе вздыхает,— подмигнула Хэльми.— Ты знаешь, надеюсь? Он живет тайной надеждой, что у тебя когда-нибудь заболит горло и ты придешь к нему в поликлинику на прием... Поблагодарив кельнершу, Хэльми принялась уничтожать пирожное с кремом.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Друзья пишут : скорей бы тепло, соскучились по даче, по работе на грядках. Синоптики на майские праздники в Пермском крае обещают чуть ли не летнюю « жару». Сосед по даче уже доложил : на моих клумбах расцвели крокусы , зеленеют тюльпаны и нарциссы, набирают силу мускари ( из рода гиацинтов )… Пора рвануть, полюбоваться, поклоняться земле.
Голос леса в моей голове, Он шумит , призывает к себе Убежать от мирской суеты, С головой окунуться в мечты… Мне мой город чужой, не родной Сердце просит природы покой… Я уйду, убегу, уплыву И не только во сне. Наяву.
( стихи Акулины Ковалевой из видео клипа « Голос леса « : с березовой рощей и птичьими голосами , этот голос зовет и манит , настаивает встрепенуться и … в путь ).
Мои друзья из Ижевска, посадив уже редиску и салаты, уверяют , что слышали « Салют весне « :
Ударил гром двенадцать раз и замер в стороне… Природа отдала приказ – салютовать весне ! Приказ – черемухе цвести, крапиве быть не злой ! Дождю – дорожки подмести серебряной метлой ! Чтоб каждый кустик был певуч – всем птицам звонче петь ! А солнцу выйти из-за туч и веселее греть !
Для всех, поселившихся уже на даче, или занятых приготовлением к поездке наши семейные поздравления:
Поздравляем с Первомаем ! Теплых дней мы вам желаем. В руки не бери плаката Ведь тебе важней лопата. Поработай в огороде, Ты в труде, и на природе, И по лозунгу как раз: Мир. Труд. Май – не в бровь, а прямо в глаз… От души всех поздравляем С молодым, звенящим маем. Пусть он будет самым светлым, Самым добрым и приветным … В лето двери отворяет Щедро счастьем одаряет .
