Боря Кулешин не смог получить награду на палубе лидера «Ташкент».
2 июля 1942 года немецкие бомбардировщики совершили нападение на корабль, стоявший на причале в Новороссийске.
Не сумев потопить лидер во время походов в Севастополь и при возвращении корабля в Новороссийск, немецкое командование дало задание своим летчикам потопить «Ташкент» в порту, на стоянке.
Во время налета вражеской авиации на корабль Борис Кулешин был ранен и вместе с другими членами экипажа отправлен в тыловой госпиталь.
Осенью 1942 года я был назначен командиром гвардейского крейсера «Красный Кавказ». Многие из числа экипажа лидера «Ташкент» также вместе со мною получили назначение на этот прославленный крейсер.
Борису Кулешину после выздоровления предложили поехать учиться. Но Боря считал себя уже бывалым моряком и решил возвратиться на корабль. Боясь, что его отправят в тыл, он, как только получил старое армейское обмундирование, сбежал без всяких документов из госпиталя и стал пробираться в Батуми, где тогда базировались корабли.
В конце 1942 года он с трудом добрался до Батуми и явился ко мне на «Красный Кавказ».
Что было с ним делать? Пришлось взять его воспитанником на крейсер, и не было предела его радости, когда он узнал, что награжден орденом «Красной звезды». Орден я ему вручил на крейсере, а гвардейцы с радостью приняли Бориса в свою большую дружную флотскую семью. Он очень быстро изучил боевую технику и стал полноправным членом боевого экипажа гвардейского корабля.
Борис по-прежнему был зачислен в расчет зенитной установки и выполнял свои обязанности с присущей ему старательностью.
Война подходила к концу. Шел уже 1944 год.
Надо было подумать о дальнейшей судьбе Бори.
Учитывая его большую любовь к флоту, я вызвал его к себе и предложил ему ехать учиться в Нахимовское училище. Сначала Борис и слушать не хотел. Дело доходило до слез, орденоносец плакал. Но, в конце концов, мы с комиссаром корабля его уговорили.
Осенью 1944 года экипаж крейсера провожал Бориса Кулешина в Нахимовское училище. Окончив его, наш воспитанник поступил в Высшее военно-морское училище.
Лялин Валерий Иванович.
Начнем с письма Кристины Лагутенко и благодарности ей от нашего нахимовского братства.
"Здравствуйте! Я являюсь племянницей моего дяди, который в сентябре 43-го года спас торпедный катер в возрасте 13 лет. Смотрю у вас нет его отчества. Его полное имя фамилия отчество ЛЯЛИН ВАЛЕРИЙ ИВАНОВИЧ. Буду благодарна за исправление. Спасибо:)"
"Мы с механиком пошли за фруктами и орехами. Идем по набережной. Вдруг чувствую, что кто-то дергает меня за полу кителя. Обернулся. Вижу: паренек лет двенадцати — тринадцати, босой, грязный, оборванный. [45]
— Что тебе?
— Дяденька командир, возьмите меня на корабль.
— А родные есть?
— Папа командиром был, погиб на фронте, а маму на заводе при бомбежке убило.
Вспомнил я свое детство, как беспризорничал, чувствую: в горле запершило. Жаль мальчишку. Правда, теперь время другое — не пропадет, в детдом устроится. А может, все же его воспитанником взять хотя бы временно, пока на ремонте будем стоять?
— Что, механик, — говорю, — с мальчишкой делать
будем?
— А чего с ним делать, — отвечает, — взять на катер,
и весь разговор.
— А потом что?
— В школу юнгов устроим.
Так Валька попал в нашу дружную морскую семью..."
Валька и А.Е. Черцов.
Андрей Черцов."... Досрочный выпуск состоялся в марте 1941-го: флоту, как воздух, требовались командиры малых кораблей. Службу после училища мичман Черцов продолжил в должности дублера командира торпедного катера. Война для моряков-черноморцев, как и для всей страны, началась неожиданно. Вечером 21 июня был объявлен большой сбор. Через полчаса после того, как экипажи собрались на катерах, сыграли боевую тревогу. А на следующий день их атаковали с воздуха. Закрутилась страшная карусель Великой Отечественной…
Врага черноморские катерники били везде. Немцы и итальянцы старались избегать прямых столкновений с нашими ТКА, ибо такие встречи не сулили врагу ничего хорошего. Дивизион, где одним из катеров командовал лейтенант Андрей Черцов, исключением не был. Участвовали в обороне Одессы, потом последними уходили, забрав минировавших городские объекты подрывников, конвоировали транспорты, охотились за немецкими подлодками, высаживали десанты. 10 сентября 1943 года старший лейтенант Черцов возглавил звено торпедных катеров, перед которым стояла задача: прорвать боно-сетевое заграждение, обеспечив тем самым проход боевых кораблей с десантом в порт Новороссийска. Прорываясь под шквальным огнем, и первым пробивая брешь в обороне противника, бесстрашный офицер не мог тогда знать, что описание этого подвига можно будет найти во всех военных энциклопедиях.
Вошел в историю и юнга Валька, в том беспримерном бою спасший катер и семь человек экипажа. Его, портового беспризорника, весной 43-го Андрей подобрал во время стоянки в Батуми. Оставил на борту, вопреки всем инструкциям: слишком уж хорошо Черцов знал нелегкую бродяжью долю. За несколько месяцев Валера Лялин, так звали мальчонку, стал полноправным членом экипажа. Обучался он морскому делу охотно и быстро, так что скоро юнге можно было разрешить постоять у штурвала и даже доверить вахту моториста.
Успешно выполнив боевую задачу, катер Черцова получил более 200 пробоин. Серьезно ранен был и сам командир. В творящемся вокруг корабля аду нужно было, во что бы то ни стало, дотянуть до спасительной суши. Тогда за штурвал встал Валька. Выполняя указания Черцова, лавируя между разрывами снарядов дальнобойной артиллерии, юнге удалось выбросить горящий, тонущий катер на свой берег.
С юнгой Валькой. Севастополь. 15 сентября 1945 г.В тбилисском нахимовском, куда Вальку устроил учиться Андрей Черцов, тот был единственным среди воспитанников, на груди которого красовались четыре боевые медали. Позже командир добился, чтобы за спасение корабля юнге дали хотя бы орден Красной Звезды. Ходатайствовал о присвоении звания Героя, но командир дивизиона запретил Черцову поднимать этот вопрос:
— Хочешь, чтобы и тебя и меня разжаловали, когда узнают, что пацана на корабле держим?
Самому Андрею Черцову звание Героя Советского Союза за Новороссийскую операцию присвоили аж в мае 44-го. Незадолго до этого офицер снова отличился: при освобождении Севастополя за два боевых выхода катер под его командованием четырьмя торпедами потопил транспорт и три самоходные баржи с войсками и техникой противника...
Два капитана. Андрей Черцов и Валерий Лялин на праздновании 50-летия освобождения Новороссийска."
"... Катер старшего лейтенанта А. Е. Черцова совместно с другими катерами прорвался сквозь губительный артиллерийский огонь врага и высадил в назначенное место подкрепление десантников...
В Новороссийскую операцию командир, предвидя жестокий бой, не брал юнгу. Но тот зайцем пробрался на катер и спрятался в таранном отсеке. И уже когда катер вышел в море, Валю обнаружили. Так юнга стал участником битвы за Новороссийск."
"В 1943 году пела в морском госпитале под Новороссийском. Среди раненых был экипаж торпедного катера. Во время жестокого боя все члены экипажа или погибли, или были ранены. Чудом уцелел только 13-летний юнга Валентин Лялин. Он-то и стал за руль, довёл катер до родного берега... На концерт моряки принесли забинтованного с ног до головы командира катера Андрея Черцова. Когда концерт кончился, он вдруг начал протягивать в сторону Шульженко забинтованные руки. Она никак не могла понять этого жеста, тогда к ней подбежал Лялин и взволнованно сказал, что командир просит исполнить свою любимую песню. Шульженко запела “Руки”, не пытаясь сдержать слёз. В апреле 1975 года Шульженко пригласили на съемки “Голубого огонька”. И здесь её ждал сюрприз, который она потом назвала одним из счастливейших моментов в своей жизни. Перед съёмками эпизода с её участием Шульженко указали на группу мужчин, сидевших за дальним столиком, и когда Клавдия Ивановна стала внимательно вглядываться в их лица, то узнала возмужавшего Валентина Лялина. А рядом с ним сидели седовласый, со звездой Героя Советского Союза на груди, Андрей Черцов и все оставшиеся в живых члены экипажа героического катера. Певица расплакалась, подошла к ним, каждого обняла, поцеловала, а затем, глядя на Черцова, запела:
Среди нахимовцев первых наборов были и другие фронтовики. -
"... юные фронтовики - сыновья полков и юнги, имевшие правительственные боевые награды. Назову юных героев всех училищ. Это участник героической обороны Севастополя Боря Кулешин и партизан Вася Чертенко, на детской груди которых сияли орден "Красной Звезды" и медали, у Васи Осадчего сверкали три боевых медали, Боря Кривцов был награжден медалью "Нахимова", Костя Гавришин медалью "Ушакова", Петя Паровов орденами "Красной Звезды", "Славы 3-й степени" и медалью "За отвагу", юнга с торпедного катера Лялин, за проявленное мужество, награжден орденом "Красной Звезды". Им было в ту пору двенадцать - пятнадцать лет.
На одном катере с Валентином Лялиным и А.Е.Черцовым воевал и Николай Филиппович Ченчик, механик торпедного катера № 93, в дальнейшем ставший командиром роты в Тбилисском Нахимовском училище. См. Соколовский Валентин Георгиевич. В дополнение к публикации
26 апреля выдающемуся российскому государственному деятелю, ученому и замечательному человеку Валентину Георгиевичу СОКОЛОВСКОМУ исполняется 80 лет.
Главным делом всей жизни Валентина Георгиевича стала забота о состоянии окружающей природной среды – в 1973-1979 гг. он начальник отдела природопользования и защиты окружающей среды ГКНТ СССР, 1979-1988 гг. – заместитель Председателя Госкомгидромета СССР, 1988-1991 гг. – Первый заместитель Председателя Госкомприроды СССР, 1992-2000гг. советник Министра экологии и природных ресурсов Российской Федерации - Госкомприроды России. Он и до сих пор плодотворно работает в различных направлениях охраны природы.
В.Г. Соколовский автор более 100 научных публикаций по расчетам и конструкциям гидротехнических сооружений, по оптимизации затрат на охрану окружающей среды от загрязнения, о роли экономического фактора в выборе основных решений комплексных проблем охраны окружающей среды и др. Ряд его работ был опубликован в изданиях США, Китая, Швеции, Финляндии и ЕЭК ООН. Имеет авторское свидетельство на изобретение, награжден бронзовой и серебряной медалями ВДНХ.
Достижения Валентина Георгиевича в области научных и инженерных разработок, а также организаторской деятельности в деле охраны окружающей среды и рационального использования природных ресурсов отмечены высокими Правительственными наградами. Он является кавалером орденов Мужества и Дружбы народов, двух орденов «Знак Почета», награжден также медалями «За доблестный труд в Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» и другими.
Решением коллегии Министерства природных ресурсов Российской Федерации В.Г. Соколовскому присвоено звание «Почетный работник охраны природы», а Федеральной службой России по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды – «Почетный работник Росгидромета».
Обычно о юбилярах принято публиковать поздравления, в которых освещаются основные этапы их трудового пути, успехи, достижения и заслуги. В отношении Валентина Георгиевича Соколовского редакция нашей газеты решила сделать отступление от этой традиции и опубликовать запись состоявшейся с ним беседы главного редактора газеты Н.Г.Рыбальского.
– Валентин Георгиевич, – расскажите о себе: из какой Вы семьи, что оказало влияние на Ваш выбор профессии, работы, на формирование жизненных принципов?
– Родился я в г. Севастополе, в семье морского артиллериста. Отец командовал батареями береговой обороны от Одессы до Керчи, потом корабельной артиллерией главного калибра. Во время Великой Отечественной войны он участвовал в обороне Севастополя, в высадке морских десантов в Феодосии и Керчи, в боях за Новороссийск, а наша семья в это время в порядке эвакуации скиталась по разным городам и весям. В 1943 г., узнав о создании нахимовских и суворовских училищ, в которые принимали сыновей фронтовиков, подал документы для поступления в Нахимовское военно-морское училище.
Чем было обусловлено это решение?
Двумя обстоятельствами. – Желанием стать военным, потому, что шла война, конца которой не было видно, а быть военным моряком потому, что к этому предрасполагала вся атмосфера довоенной жизни нашей семьи. К тому же, чего греха таить, мне тогда было 14 лет, а какому мальчишке моего поколения не нравилась военно-морская форма? В училище я был принят по первому набору, в нём учился и воспитывался в течение 5 лет, – с 1943 по 1948 год. Кроме общеобразовательных предметов, соответствовавших школьным программам, в училище мы проходили строевую подготовку, изучали военно-морское дело, осваивали азбуку Морзе, флажной светофор, учились плавать, грести и ходить под парусами на шлюпках, тренировались в стрельбе из боевого оружия и несли ох-рану училища и летних лагерей. Много времени уделялось физической подготовке. Однако, стать морским офицером мне не было суждено. В 1948 г. заболел ангиной, которая дала осложнение на сердце. По заключению военно-медицинской комиссии, я из училища был отчислен и направлен в Ригу, где в это время служил отец.
– Вы были сильно огорчены этим?
– Еще бы. Сообщение о пришедшем из Москвы решении, в один миг обрушило все мои планы поступления в военный кораблестроительный институт, Правда, дня через два или три, на смену смятению исподволь пришло ощущение свободы, которой так не хватает в закрытом военном учебном заведении, особенно, когда тебе 19 лет. Тем не менее, должен сказать, что позже, мне ни разу не пришлось пожалеть о нахимовском периоде моей жизни. С годами и жизненным опытом пришло осознание того, что в разгар военной и послевоенной разрухи и нужды, ко мне, как и ко многим сотням других мальчишек, государством была проявлена отеческая забота. Нас обеспечили всем необходимым, учили и воспитывали. Офицеров, которые занимались нашим воспитанием, подбирали весьма тщательно. Каждый из них, в силу своей эрудиции, взглядов и нравственных устоев, был для нас безусловным авторитетом. Не столько нравоучениями, сколько личным примером, они прививали нам такие понятия как честь, совесть, порядочность, ответственность за себя и за тех, кто от тебя зависит. Их соблюдение становилось для каждого из нас принципами, которыми мы руководствовались в жизни.
– А чем Вы руководствовались в выборе профессии во второй раз?
– По времени необходимость выбора совпала с принятием в стране Сталинского плана преобразования природы. По радио и в газетах подробно разъяснялись разные аспекты этого плана. Найдя их интересными и перспективными, и решив стать инженером-гидротехником, я в 1949 г. поступил на гидромелиоративный факультет Латвийской сельскохозяйственной академии. Учебную и производственную практику проходил на разных объектах, в том числе на строительстве Каховской ГЭС. В 1954 г. закончил учебу и по распределению был направлен в Институт мелиорации Академии наук Латвийской ССР.
– Почему Вас направили именно в науку?
– Видимо потому, что мы с женой были единственными выпускниками, получившими в этот год дипломы с отличием. Должен сказать, что некоторые члены комиссии считали, что в Академию наук республики нужно направлять только национальные кадры. Однако, решающее слово сказали декан факультета Ян Бикис, который поощрял мои склонности к исследованиям и представитель Института мелиорации, который читал у нас лекции и принимал экзамены.
– Трудно было адаптироваться к латышскому коллективу?
– По разному. Дело в том, что, пройдя по конкурсу в аспирантуру, я был прикомандирован к Московскому институту инженеров водного хозяйства, где на материалах исследований, которые проводил в Латвии, в течение трех лет готовил диссертацию. Так что в этот период я мало сталкивался с проблемами коллектива в Риге. Директор института Я. Бергман был из латышских стрелков, коммунистом, так что националистических проявлений он не допускал. Тем не менее, сотрудники из числа буржуазных кадров, явно уклонялись от сотрудничества с молодыми специалистами советской подготовки, видя в нас своих конкурентов. Когда со временем мне удалось преодолеть языковой барьер, то обстановка сдержанного отчуждения вообще исчезла.
После защиты в 1958 г диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук и избрания руководителем гидротехнической лаборатории Латвийского НИИ гидротехники и мелиорации, мне пришлось заняться созданием ее материально-технической базы. На этой основе и были развернуты исследования и разработки новых конструкций шлюзов и водоспусков для прудовых хозяйств и осушительных систем, а также выполнено модельное проектирование берегозащитных сооружений на излучине реки Лиелупе на участке Юрмалы. Проект был реализован в 1962 г. и эти сооружения исправно функционируют уже 47 лет.
В 1965 г. мне неожиданно предложили радикально изменить характер работы.
– Как это произошло?
– Однажды меня вызвали в ЦК КП Латвии. Я полагал, что там возникли вопросы в связи с рассмотрением моих документов на запланированную стажировку в Англию. Но со мной встретился ответственный работник аппарата ЦК КПСС, которого интересовало мое мнение об эффективности мелиоративных и культуртехнических работ, проводившихся в республике, о результатах их проверки комиссией партгосконтроля, в которой мне пришлось принимать участие. На том мы и расстались. А два месяца спустя меня вызвали в Москву, где секретарь ЦК КПСС Ф.Д. Кулаков после расспросов о положении мелиоративных дел в Латвии и в соседних республиках, предложил перейти на работу в сельскохозяйственном отделе ЦК. Видя моё замешательство, он пояснил, что в отделе работает много специалистов, имеющих ученые степени и меня рассматривают именно как специалиста, и что в этом качестве я могу принести пользу в деле научного обоснования государственных решений по развитию мелиоративных работ в нечерноземной зоне страны. Не без колебаний (на одной чашеторской диссертации, группа аспирантов и сложившийся коллектив сотрудников лаборатории, а на другой – совсем другие масштабы работы и их значимость), я всё же дал согласие.
– А в чем именно состояла новая работа и связана ли была она с охраной природы?
– Моя работа в аппарате ЦК КПСС началась с участия в подготовке той части проекта постановления о мерах по широкому развитию мелиорации земель в стране, которая касалась республик и областей зоны избыточного увлажнения. В последующие годы занимался проверками на местах хода выполнения решений по этому постановлению. Мне также было поручено курировать мелиоративные научно-исследовательские и проектные организации, работающие по этой зоне. Естественно, приходилось принимать участие в подготовке других постановлений, в том числе постановления о мерах по усилению охраны природы и улучшению использования природных ресурсов.
– Вы всегда одобрительно относились к принимаемым Постановлениям ЦК и Совмина?
– Не всегда, особенно тогда, когда по таким постановлениям в республики Средней Азии направлялись многочисленные военно-строительные батальоны для выполнения комплексного строительства оросительных систем, жилья и всей инфраструктуры новых совхозных центров, и это в то время, как в этих республиках был избыток рабочей силы, а в обезлюдивших колхозах и совхозах нечерноземной зоны деревни и сельскохозяйственное производство приходили в упадок. Однако, установившиеся порядки в аппарате ЦК КПСС не позволяли инструкторам влиять на принятие решений. Поэтому, несмотря на то, что мной без отрыва от основной работы была с отличием окончена заочная высшая партийная школа, у меня не было стремления к продолжению своей деятельности на поприще организационно- партийной работы.
– А как произошел Ваш переход в природоохранную сферу?
– Само время предоставило мне возможность выбора нового пути.
Как известно, в начале 70-х гг. во всём мире особую остроту приобрели экологические проблемы. В сентябре 1972 г. Председатель Государственного комитета СССР по науке и технике (ГКНТ), Заместитель Председателя Правительства СССР, академик В.А. Кириллин на сессии Верховного Совета СССР сделал доклад об экологической обстановке в стране и необходимости бережного отношения к природным богатствам. Материалы этого доклада легли в основу подготовки проекта Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по усилению охраны природы и улучшению использования природных ресурсов». Поскольку мне довелось принимать участие в подготовке этого документа, в декабре 1972 г. состоялось мое знакомство с В.А.Кириллиным, который решил создать в ГКНТ отдел природопользования и защиты окружающей природной среды и предложил мне возглавить этот отдел. На этот раз я согласился без колебаний и в 1973 г. состоялся мой переход в ГКНТ СССР.
– Чем в принципе отличался характер работы в ГКНТ от работы в ЦК КПСС?
– Как инструктор сельскохозяйственного отдела ЦК КПСС я действовал только в соответствии с инструкциями, которые получал от руководства отдела и не имел права на какие либо самостоятельные решения. Другое дело начальник отдела, член ГКНТ, который имел не только сотрудников, но и право на подпись документов, подготовленных отделом, а когда было необходимо, мог сам направлять их от имени Комитета. Это, разумеется, не только другие возможности, но и другая ответственность.
– А Вас не испугали сложность и разнообразие стоящих перед страной экологических проблем?
– В тот момент, когда мне предложили эту работу, я не настолько был посвящен в специфику этих проблем чтобы испугаться, а позже, когда приступил к делам и прозрение наступило, пришлось решать дилемму: или уходить, или как можно быстрее расширять свои познания, особенно в области технологии различных производств, промышленных отходов, оборудования для очистки сточных вод и выбросов загрязняющих веществ в атмосферный воздух, приборов для контроля окружающей среды, материалов и т.д.
– В чём заключалась работа Отдела природопользования и защиты окружаю-щей природной среды в ГКНТ?
– Отдел, которым я руководил, отвечал за разработку заданий по решению важнейших общегосударственных научно-технических проблем в области охраны окружающей природной среды и рационального использования природных ресурсов, которыми, в частности, предусматривалось создание более совершенного газоочистного и водоочистного оборудования, автоматизированных приборов контроля качества воздуха и вод и т.д. Сотрудники отдела осуществляли контроль за ходом выполнения утвержденных пятилетними планами заданий. Отдел обеспечивал также работу Межведомственного научно-технического совета по комплексным проблемам окружающей природной среды и рациональному использованию природных ресурсов при ГКНТ, в котором я. выполнял функции первого заместителя Председателя.
В этот Совет входили ведущие ученые и специалисты страны – академики А.П.Виноградов, А.Л.Яншин, Е.К.Федоров, И.П.Герасимов, В.Е.Соколов, Н.П.Дубинин, И.В.Петрянов-Соколов, Б.Н.Ласкорин и другие, а также министры Е.Е.Алексеевский, П.С.Непорожний, А.В.Сидоренко, заместители министров и другие официальные лица, наделенные полномочиями принимать решения и обеспечивать их выполнение. На этом Совете рассматривались наиболее сложные проблемы межотраслевого и межрегионального характера (загрязнение вод озера Байкал, падение уровня Аральского моря, загрязнение сине-зелеными водорослями водохранилищ волжского и днепровского каскадов и т.д.). Работа в ГКНТ сыграла большую роль в расширении моих познаний в области инженерной экологии и особенностей функционирования различных экосистем.
В 1975 г. на Межведомственном совете был рассмотрен вопрос о состоянии воздушного бассейна страны и проблемах его охраны от загрязнений, а в следующем году, на закрытом заседании ГКНТ СССР был заслушан доклад академика Е.К. Федорова об экологической обстановке в стране.
В ходе обсуждения этого доклада, ГКНТ СССР было внесено предложение о создании государственного комитета по охране природы на базе Главного управления гидрометеорологической службы при Совете Министров СССР. Однако, против этого выступили министры-производственники. Тем не менее, оценка экологической ситуации в стране и предложение о необходимости неотложного совершенствования государственной системы охраны природы, обоснованные академиком Е.К. Федоровым, дали импульс к подготовке новых решений в этой области. В принятом 1 декабря 1978 г. Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по усилению охраны и улучшению использования природных ресурсов» на преобразованный из Гидрометслужбы Государственный комитет СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды были возложены функции не только контроля состояния природной среды, но и регулирования использования воздушного бассейна городов и промышленных центров.
– А как дальше складывалась Ваша судьба в сфере охраны окружающей природной среды?
– В 1979 г. состоялся мой перевод на работу в Государственный комитет СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды в качестве заместителя Председателя, где на меня была возложена ответственность за обеспечение функционирования и совершенствование общегосударственной системы наблюдения и контроля за загрязнением природной среды, за разработку и утверждение норм предельно допустимых выбросов загрязняющих веществ в атмосферу, за осуществление государственного контроля источников загрязнения воздуха и экспертизу проектов в части соблюдения требований по предотвращению загрязнения атмосферы.
Когда 26 апреля 1986 г. произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС, меня с двумя экспертами срочно направили в Польшу, для оказания консультативной помощи Правительству республики в связи с начавшейся там паникой, вызванной ростом уровня радиации.
– Как Вас там встретили? Вы ведь были представителями страны, виновной в трансграничном радиационном воздействии?
– В возникшей обстановке радиационной опасности польская оппозиция нагнетала страхи, обвиняя Правительство республики в бездействии, а руководству Польши для принятия необходимых мер по обеспечению безопасности населения, была необходима срочная объективная оценка степени опасности. В ходе бесед с польскими коллегами мы обнаружили грубую ошибку в использовании норм МАГАТЭ средствами массовой информации Польши, о чем сообщили Правительству республики. Нам предложили тут же выступить с разъяснениями по телевидению. Вместо этого мы рекомендовали организовать наши встречи с авторитетными для польской общественности специалистами в области ядерной энергетики, здравоохранения и экологии, с тем, чтобы после полученных разъяснений именно они с экранов телевидения дали населению объективное и квалифицированное толкование сложившейся ситуации и соответствующие рекомендации. Это было правильное решение. В результате их выступлений страсти улеглись и 1 мая в Варшаве состоялась традиционная демонстрация трудящихся, в которой приняла участие и наша группа, пройдя в колонне сотрудников министерства охраны окружающей среды.
– Долго Вы пробыли в Польше? Насколько нам известно, Вы были активным участником ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС?
3 мая я был уже в Киеве, Председатель Госкомгидромета СССР Ю.А.Израэль, имевший большой опыт работ, связанных с испытаниями ядерного оружия, был уже там, он организовал и координировал работу всех наших служб. Мне пришлось заняться обеспечением ежедневных радиометрических съемок, так как обстановка постоянно менялась. Несколько раз вылетал в Чернобыль, выполнял наземные контрольные измерения уровня гамма излучения, перелетая на вертолете от одного населенного пункта к другому. В июне в Гомеле состоялось координационное совещание руководства Украины, Белоруссии, Минздрава СССР и Госкомгидромета СССР, на котором, в частности, было принято решение о возложении на меня функций руководителя Межведомственной оперативной рабочей группы по оценке радиационного загрязнения территории Белоруссии. Эту работу пришлось организовывать начинать с нуля, а порой самому вылетать и проводить контрольные замеры уровня радиации. Тем не менее, к концу 1986 г. карта плотности загрязнения территории республики цезием-137 была составлена и послужила основой планирования мероприятий, связанных с обеспечением безопасности проживания населения, с производством сельскохозяйственной продукции и т.д.
– Вы стояли у истоков создания первого природоохранного ведомства в нашей стране. Расскажите, пожалуйста, как это происходило?
– 7 января 1988 г. в нашей стране произошло знаменательное во многих отношениях событие, которое и по названию и, по сути, было в духе времени – ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли Постановление № 32 «О коренной перестройке дела охраны природы в стране». Почему это постановление можно считать знаменательным? Прежде всего, потому, что в нем признавалось совершенно недопустимым то, что государственные органы, призванные осуществлять контроль за состоянием окружающей среды, дублируют деятельность друг друга, ведут работу крайне неэффективно, руководствуясь зачастую ведомственными и местническими интересами. Сложившаяся система управления природопользованием ввиду чрезмерной разрозненности природоохранных функций по различным министерствам и ведомствам не отвечала современным требованиям хозяйствования и расценивалась как серьезный фактор, сдерживающий интенсификацию производства в условиях растущей взаимозависимости между состоянием окружающей среды и развитием экономики.
В связи с этим, было принято решение об образовании союзно-республиканского Государственный комитета СССР по охране природы (Госкомприрода СССР).
14 апреля 1988 г. меня назначили Первым заместителем Председателя Госкомприроды СССР.
– Трудно было начинать на голом месте, создавать экологическое ведомство с нуля?
– Разумеется. Пришлось заниматься организационными и кадровыми вопросами. Министерства и ведомства не хотели расставаться со структурами, которые должны были перейти к нам в соответствии с принятым Постановлением Правительства, тем более препятствовали передаче помещений, транспорта, оборудования и т.д. Нужно было налаживать работу управлений Госкомитета, устанавливать связь с создаваемыми республиканскими комитетами охраны природы. Это было время, когда на волне возросшей озабоченности населения неблагоприятной экологической обстановкой, в народные депутаты пробилось немало некомпетентных людей, которые предъявляли нам нелепые требования, писали на нас жалобы в ЦК и Совмин. Правительство требовало в таких случаях объяснений и это сильно отвлекало от основной работы.
В 1989 г. пришлось уделить много времени организации подготовки первого в истории нашей страны Государственного доклада о состоянии природной среды и природоохранной деятельности в СССР в 1988 году. Как только он был издан, его тут же в США перевели на английский.
– А что было самым трудным для Вас в это время?
– В связи с жалобами на высокий уровень загрязнения воздуха и воды, поступавшими в ЦК КПСС и Совет Министров СССР от населения промышленных центров, мне по поручению Правительства приходилось формировать комиссии и с выездом на места руководить оперативной разработкой мер оздоровления экологической обстановки в го-родах Кемерово, Ереван, Стерлитамак, Салават, Уфа, Братск, Кременчуг, Запорожье, Светлогорск, Щекино и др.
Обычно, мы завершали работу обсуждением этих мер с общественностью в самых больших залах городов. Это было время, когда эмоциональный накал был настолько ве-лик, что почти повсеместно раздавались требования самого радикального характера – за-крыть предприятия по производству белково-витаминных концентратов или фармацевтических препаратов, или хлоропренового каучука, или регенерации каучука из отработанных шин и даже тепловые электростанции, работающие на угле или мазуте и т.д. Вести разъяснительную работу с такой аудиторией было трудно, но не безнадежно.
– Насколько нам известно, за все годы ни один Госдоклад о состоянии окружающей среды Российской Федерации не был подготовлен без Вашего участия?
– С распадом Советского Союза, когда в феврале 1992 г. я приступил к работе в качестве советника Министра экологии и природных ресурсов Российской Федерации В.И.Данилова-Данильяна, мне предложили разработать концепцию и структуру ежегодного государственного доклада о состоянии окружающей среды и природных ресурсов Российской Федерации. Концепция и структура были одобрены и позже стали основой Постановления Совета Министров РФ № 53, принятого 24.01.1993 г. «О порядке разработки и распространения ежегодного государственного доклада о состоянии окружающей природной среды». В 1992 г. мне было поручено возглавить Межведомственную рабочую группу по подготовке государственного доклада о состоянии окружающей природной среды Российской Федерации, в связи, с чем пришлось провести большую организационную и методическую работу. Обязательное издание Госдоклада стало одним из положений Закона об охране окружающей среды, которое юридически гарантирует обеспечение его ежегодной подготовки. К сожалению, вскоре после упразднения Госкомприроды России, проекты ежегодных Госдокладов перестали рассматриваться с участием представителей экологической общественности и средств массовой информации.
С выходом на государственную пенсию в 1997 г., до 2005 г. работал в Центре международных проектов, затем в Государственном центре экологических программ Госкомэкологии России.
– Известно, что Вы принимали активное участие в международном сотрудничестве по проблемам окружающей среды, всегда твердо отстаивая экологические и экономические интересы России. Ваша научно обоснованная и принципиальная позиция на международных переговорах не только приносила пользу Отечеству, но и снискала ему заслуженное уважение наших зарубежных партнеров. За Вашей спиной десятки подготовленных международных соглашений. Что Вам наиболее памятно из этой части Вашей деятельности?
– В международном сотрудничестве по проблемам охраны окружающей среды мне довелось принимать участие, начиная с 1973 г., как по двухсторонним межправительственным соглашениям (США, Франция, Италия, Дания, Финляндия, Норвегия, ФРГ, Швеция), так и в международных организациях (ЕЭК ООН, ЮНЕП и др.).
С 1977 по 1991 гг. в качестве Старшего советника Правительства СССР по проблемам окружающей среды мне поручалось возглавлять все делегации СССР на переговорах по этим проблемам в Европейской экономической комиссии ООН и в ЮНЕПе. Наиболее значимой для меня работой этого периода была разработка и принятие по инициативе Советского Союза в 1979 г. Конвенции ЕЭК ООН о трансграничном загрязнении воздуха на большие расстояния. Поскольку этот прорыв удалось осуществить в разгар «холодной войны», то в знак признания успеха нашей страны, на первой сессии Исполнительного органа конвенции меня избрали ее Председателем. К этой Конвенции было принято 8 протоколов, которые сыграли большую роль в снижении уровня загрязнения атмосферного воздуха во всём Европейском регионе.
Позже мне в разной степени довелось принимать участие в подготовке конвенций «О раннем предупреждении о ядерных авариях», «О взаимопомощи при ядерных авариях», «Об изменении климата» и «О стойких органических загрязнителях».
Пользуясь случаем, разрешите от всей души пожелать Вам крепкого здоровья, благополучия и дальнейших успехов в творческой деятельности на благо России!"
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
