"Моя служба в ПК ГПК началась с того, что в декабре 1983 года меня вызвал в Северодвинск вице-адмирал Сорокин Анатолий Иванович, где он возглавлял приёмную комиссию на подводной лодке проекта 671 РТМ. В процессе испытаний выявился факт выхода из рабочего состояния нового инерциального навигационного комплекса при переключении бортового электропитания. Возникли проблемы при подписании приёмного акта.
Я собрал штурманскую секцию, куда входили кроме штурманов представители промышленности и науки. Заслушав всех, я внёс предложение провести эксперимент переключения бортового электропитания при работающем навигационном комплексе у причала. При этом были назначены места у приборов и наблюдатели для фиксации результатов. Проведённым экспериментом было выявлено, что в блоке питания навигационного комплекса не срабатывают определённые кассеты. Они нуждаются в доработке, на что требуется не один месяц. Декабрь заканчивался, и подписанный приёмный акт завод должен был получить обязательно. Такова была практика. Появилась бумага, обязывающая создателей навигационного комплекса выполнить доработки соответствующих кассет и замечание устранить на подводной лодке по месту её базирования. Приёмный акт был подписан, и лодка ушла в одно из соединений Северного флота. Подобные факты дискредитировали наш статус, и чувство неудовлетворённости не покидало нас.
Вместе с тем на нашу долю выпадали приятные моменты участвовать в приёмке кораблей и судов за границей. Особенно часто пришлось ездить в Польшу. Там, в Гданьске строилась серия больших десантных кораблей, судов разведки и судов размагничивания. За границу мы выезжали в составе трёх человек. Попасть в эту тройку желали все. Работать там было не только интересно, но и прибыльно ( на сэкономленную командировочную валюту можно было купить дефицитные у нас в Союзе товары). Мы не были скупердяями, но, как и все советские люди, считали, что тратить валюту на
еду – кощунство. Поэтому, выезжая из Москвы, закупали наборы разных супов в пакетиках, консервов и водки. Правда, в море на испытаниях кормёжка всегда была отменной, не то, что на наших верфях. Но испытания в море длились всего десять суток из шестидесяти командировочных. Обхождение уважительное, во всём к членам комиссии внимание и предусмотрительность. К прибытию поезда с комиссией в Варшаву верфь всегда подавала машину. В пути от Варшавы до Гданьска кормили в приличных харчевнях. В Гданьске предупредительно забронированы были места в пятизвёздочной гостинице «Хевелиуш». После прибытия и размещения в гостинице приглашали в ресторан на встречу с руководством верфи и наблюдением, где комиссию знакомили с проблемами, предстоящими планами и датой выхода судна в море на испытания.
Как правило, комиссии предлагалось прибыть на следующие сутки на судно, которое находилось в море и на нём шли регулировочные работы систем управления двигателя. Ходовые испытания в присутствии комиссии не превышали десяти суток, после чего судно возвращалось на верфь. На нём шли отделочные и покрасочные работы, а также устранялись замечания, выявленные в ходе ходовых испытаний в море.
Каждое утро председателя приёмной комиссии и его двух товарищей у гостиницы ждала машина, которая доставляла их на верфь. Командир судна в присутствии военпредов докладывал председателю приёмной комиссии о ходе работ на судне, замечаниях и проблемах. Во второй половине дня делать комиссии на верфи было нечего.
Возвращались в гостиницу. Сообща готовили обед из привезённых супов и консервов. Расход продуктов строго контролировали, особенно водку. Если в составе тройки был наш коллега Георгий Анатольевич Кузнецов, которому водки всегда было мало, он выходил из «колхоза» на вольные хлеба. По улице Длугой, обычно днём заполненной толпами туристов, в ночные часы можно было наблюдать слоняющиеся две или три фигуры. Их мирную беседу прерывали мелодичные умиротворяющие звуки колокола древней ратуши. Из полуподвальных ресторанчиков тянуло аппетитными запахами, выплескивались на безлюдную улицу разноцветные отблески светомузыки,
слышался женский смех. Но наши товарищи на этот соблазн не поддавались – были морально устойчивы и безденежны, вели здоровый образ жизни и совершали перед сном обязательные прогулки.
Приёмка построенного судна заканчивалась подписанием приёмного акта. Это событие и подъём на принятом судне государственного флага обставлялись торжественно в соответствии с традиционным этикетом.
К прибытию на борт судна приглашённого по этому поводу консула СССР на кормовой площадке верхней палубы выстраивалась команда судна. Тут же в обществе представителей руководства верфи, комиссии и наблюдения присутствовала принаряженная, как на свадьбу, «крестная мама» (назначенная женщина, как правило, из жён консульских работников или наблюдения при верфи, которая при спуске судна на воду освещала его, произнося напутственную речь, и с помощью специального устройства разбивала о борт судна бутылку шампанского).
Командир встречал консула с рапортом и после того, как под сопровождение польского гимна, спускался польский флаг, с разрешения консула под звуки гимна СССР поднимался флаг СССР. Затем предоставлялась возможность всем желающим осмотреть судно. После осмотра все собирались в кают-компании. Командир предоставлял слово для тоста «крёстной маме». Он дарил «крестной маме» на память подарок. Затем командир предоставлял слово для тоста официальным лицам в порядке их должностного статуса. Выступающие ораторы благодарили «крестную маму» и строителей, желали команде и судну семь футов под килём и счастливого плавания.
Вечером по приглашению руководства верфи состоялся торжественный ужин в ресторане с присутствием представителей консульства, торгпредства, комиссии, наблюдения и командира судна. Велись лёгкие беседы, произносились тосты за дружбу и сотрудничество.
Вот такая тепличная работа выпала на долю офицеров, у которых прежняя служба в дальних закрытых гарнизонах теперь виделась им, как подвиг. Они, отдавшие свои молодые годы служению государству на дальних её рубежах, увидели себя и своё государство в ином свете, с жадностью всматривались в жизнь людей других государств.
Было странным, что в Польше, где быт людей, дозволенные свободы, наполненность магазинов товарами были намного лучше, чем в СССР, но граждане этой страны чем-то были недовольны, поддерживали антисоциалистическое движение «Солидарность».
Привитое нам чувство, побуждающее судить о людях с точки зрения их бескорыстного служения строительству и обороне социализма, вызывало в голове странную мысль: «Зажрались поляки, паразиты. Рязанский мужик остался гол, как сокол, ради укрепления мощи военного блока «Варшавского договора» - и не возникает»
Польша, между тем, отличалась от нашей страны обустроенностью своих городов и сельских районов. Их деревни в никакое сравнение не шли с нашими. Домики в два или в три этажа из кирпича, с добротными заборами, улицы покрытые камнем или асфальтом придавали сельским местечкам цивилизованный и уютный вид. Поля из геометрически правильных лоскутов радовали глаза своей технологической рациональностью и порядком на земле.
Каждый раз, как поезд, покидая Польшу, въезжал на мост через реку Буг, из окна вагона можно было видеть особую картину, которую представляла граница СССР. Вдоль берега реки тянулась вспаханная полоса, огороженная с двух сторон проволочными заграждениями. Над железнодорожным полотном развивался кумачовый плакат с надписью: «Добро пожаловать в СССР. Мы строим коммунизм».
После Бреста мимо окон мчавшегося к Москве поезда проплывали картинки - одна безобразней другой: пригород ли, посёлок ли, деревня, поля, леса – всюду виднелся беспорядок, свалки сельскохозяйственной техники, кучи бетонных и металлически конструкций, разбитые и утопающие в грязи улицы, одноэтажные деревянные хижины с покосившимися стенами, разваливающиеся в разные стороны заборы
Невольно думалось: «Слава Богу, что Михаил Сергеевич Горбачёв затеял перестройку. Вот только медленно она продвигается».
Нельзя не вспомнить нашу поездку в ГДР. Там в городе что на реке Пине строилась серия
Весной 1989 года мы прибыли туда, как было заведено, втроём: Батырев Виталий Дмитриевич, Неганов Геннадий Федорович и я. Председателем приёмной комиссии бал Виталий Дмитриевич Батырев, человек интеллигентный и осторожный. Он в нашем коллективе исполнял обязанности секретаря партийной организации. Душевного обхождения со стороны руководства верфи особо не чувствовалось, но зато бытовые условия организовали нам – лучше не придумать. Отвели отдельный угол в гостинице при верфи с двумя спальными комнатами, кухней и холодильником, который аккуратно пополнялся продуктами для приготовления завтрака. Обедали в столовой верфи. Европейская культура поражала. У входа каждого магазина стояли урны, куда люди опускали пустую пластиковую тару, принесённую с собой. По выходным дням в ближнем ресторане, где мы обедали, местные жители собирались семьями, кто-то садился за рояль. Здесь же можно было увидеть компанию военных матросов с девушками. Патруль их не трогал, и они, при появлении его, нисколько не смущались и не чувствовали себя виноватыми, как это бывает у нас. В такие моменты думалось: «Почему у нас заведено бояться патруля? Не от того ли, что у нас не принято уважать свободу личности?». Под впечатлением немецкого порядка пришлось пережить поразительную глупость, исходящую с нашей Родины. На верфь прибыла группа посланцев с Белоруссии. Они привезли бюллетени и урну для голосования. В Белоруссии шли выборы в Брестский областной совет. Какое мы - москвичи имели отношение к тамошним делам? Это дело местных жителей. Ан - нет! Голосуй! Можно было бы и проигнорировать, ведь, времена-то были перестроечные. Однако наш Виталий Дмитриевич рисковать не стал - не вышло бы чего нехорошего. Призвал показать пример команде катера.
Принимать, проверять – не строить. Строительство судов, а тем более боевых кораблей – процесс архисложный, и без замечаний во время испытаний не обойтись. Но вот, как на эти замечания строители реагируют и устраняют их, вопрос для принимающих - всегда чувствительный.
Нельзя не признать того факта, что тогдашняя наша плановая система в этом вопросе создавала для судостроителей не лучшие условия. В конце каждого года верстался план, и это заставляло судостроителей в спешном порядке к концу декабря завершать все работы, в том числе и испытания. Если выявлялись недоделки, замечания, председателю приёмной комиссии совали под нос совместное решение Минсудпрома и ВМФ, а то и высшего руководства страны о принятии корабля с имеющимися недоделками. Приёмный акт подписывался и корабль отправляли в действующее соединение с обязательствами устранения недоделок по месту базирования корабля. Что-то впоследствии кое-как устранялось, а кое-что годами никак.
Памятен такой случай. В конце восьмидесятых годов промышленность, используя известные приёмы, «спихнула» Тихоокеанскому флоту совершенно неспособную к боевым действиям многоцелевую подводную лодку. Командование флота подняло шум. Председатель приёмной комиссии капитан первого ранга Борисенко Виталий Дмитриевич был назначен крайним и был уволен в запас.
А как дело с замечаниями и недоделками обстояло на заграничных верфях? Таковые выявлялись и там, но они обязательно устранялись. А если что-то оставалось не устранённым, то только по вине нашей стороны. Приведу пару показательных примеров.
Осенью 1985 года я и коллега капитан первого ранга Батырев Виталий Дмитриевич были направлены в Финляндию, в город Савонлинна (Нейшлот) на приёмку малого гидрографического судна капитан судна Кобылянский Марат Григорьевич. Председателем приёмной комиссии являлся Батырев Виталий Дмитриевич. Верфь принадлежала акционерному обществу «Rаuма-Rеpоlа» и была новичком в судостроении.
С нашим прибытием вскрылся факт построечного статического крена. Руководство верфи предложило варианты спрямления крена. Мы ответили им, что варианты спрямления они должны согласовать не с приёмной комиссией, а с заказчиком. Зная, что на согласование уйдёт немало времени, а у нас командировка ограничена, мы предупредили об этом их.
Верфь взяла на себя оплату нашего пребывания. Нас разместили в курортной гостинице, где нам предоставили возможность завтракать, а обедать предложили в столовой верфи.
Когда крен спрямили, судно вышло на испытания. И тут обнаружилось, что якорь входит в клюз неправильно – лапами к корпусу. Верфь признала свою вину. Предстояли большие работы по замене клюза. Судно возвратилось с испытаний, и на нём начались корпусные работы. Надо было видеть, как из белоснежного готового судна превращается развалина. Нос судна разворотили, вырезали клюз и выполнили работы по установке нового клюза, снова всё покрасили.
Приведу ещё случай. Это было в Польше, в городе Гданьске. Там осенью 1987 года мы с капитаном первого ранга Сорокиным Владимиром Ивановичем принимали судно «ССВ-208» проекта 864, командир капитан 3 ранга Краснов Юрий Анатольевич. Председателем приёмной комиссии был капитан первого ранга Владимир Иванович Сорокин (брат Анатолия Ивановича Сорокина). После ходовых испытаний, во время отделки и покраски судна в районе миделя наружной обшивки корпуса боцман экипажа обнаружил сомнительного качества горизонтальный шов длиной около метра. Верфь организовала рентгеновское обследование шва и признала наличие трещины. Была произведена повторная сварка шва. По требованию комиссии осуществлена ревизия приёмки сварочных работ всего корпуса судна.
"С поставками оборудования из СССР весьма часто возникали тяжбы. Приходилось не единожды переживать, как говорил герой фильма « Белое солнце пустыни» Верещагин, «обиду за державу».
Так, на польской верфи в городе Щецине для ВМФ строились морские госпитальные суда «Свирь» и «Иртыш». Весной 1989 года на приёмку морского (капитан судна Белов Анатолий Андреевич) была направлена приёмная комиссия. Председателем комиссии назначен был я. В комиссию входили: полковник медицинской службы Неганов Геннадий Федорович, от других подразделений ВМФ главный хирург ВМФ полковник медицинской службы Ивануса Ярослав Михайлович, майор авиации Соловьёв Алексей Николаевич. Прежде чем выйти в море на испытания предстояли испытания у причала топливной системы авиакомплекса. Проектом судна предусмотрен ангар для вертолёта, взлётно-посадочная палуба (ВВП) и топливная система. Однако, из-за отсутствия топливных насосов, которые должны были быть поставлены нашей стороной, выполнить указанные испытания не представлялось возможным. Оговорённые сроки испытания судна срывались по вине нашей стороны. Было бы из-за чего. Как выяснилось впоследствии, этих насосов в любом авиаполку имеется достаточно. Позорную неповоротливость чиновничьих структур нашей стороны пришлось компенсировать предприимчивостью на месте. Мы отыскали в Польше нашу авиачасть и обменяли на краску, выделенную верфью, нужные нам насосы. Дальнейшие испытания авиакомплекса в море проходили не с меньшим позором. Судно прибыло на траверз мыса Таран. Связавшись со штабом Балтийского флота, я, ссылаясь на директиву НШ ГШ ВМФ, долго «выбивал» выделение оговорённого директивой вертолёта. К концу дня вертолёт «К-27» появился. Предусмотренную программой испытаний посадку на ВВП судна он совершил. Но дальнейшие испытания были сорваны. Пилот отказался выключить двигатель вертолёта. В ангар его втащить и произвести запуск двигателя от судовых систем не удалось. Пилоту приказали, находясь на судне под иностранным флагом, двигатель боевого вертолёта не выключать. Судно ещё не было принято, а потому находилось под польским флагом. Вот такие были у нас дела."
Борисенко Виталий Дмитриевич.
"Командиры корабля (экипаж в\ч 13048): Борисенко В.Д. (сентябрь 1966-октябрь 1973)."
"7 декабря 1967 г. советская атомная торпедная лодка «К-52» под командованием капитана 2-го ранга В.Борисенко в Тунисском проливе (Средиземное море) в подводном положении, меняя глубину погружения, «проехалась» по рубке «стратега» «Джеймс Мадисон» ВМС США, который следил за нашей АПЛ. В результате столкновения у американца были погнуты выдвижные устройства (перископы, антенны и т.п.). Нашу же субмарину с дифферентом на корму выбросило на поверхность. Как оказалось, у нее по левому борту ниже носового обтекателя в легком корпусе зияла пробоина размером 4х 8 м, были деформированы крышки торпедных аппаратов, смят обтекатель, помят киль и пр. Подошедшие советские корабли отбуксировали «К-52» на ремонт".
"Подводные лодки проекта 971 относятся к 3-му поколению атомных многоцелевых подводных лодок и предназначены для уничтожения атомных ракетных подводных лодок, корабельных ударных групп, а также нанесение ударов по береговым целям, при необходимости может брать на борт мины. Вооружение лодок состоит из крылатых ракет типа «Гранат», торпед ракето - торпед калибром 650 и 533мм. По конструкции лодка является двухкорпусной, с так называемым «лимузинным» ограждением выдвижных устройств. Лодка имеет высокое хвостовое оперение, на котором размещен обтекатель буксируемой антенны гидроакустического комплекса. Прочный корпус выполнен из высокопрочной стали и делится на шесть отсеков прочными, водонепроницаемыми переборками. Все основное оборудование и боевые посты размещены на амортизаторах в зональных блоках, представляющих собой пространственные каркасные конструкции с палубами. Зональные блоки изолированы от корпуса лодки резинокордными пневматическими амортизаторами. Легкий корпус лодки покрыт специальным противогидроакустическим покрытием. Подводные лодки проекта 971 разрабатывались в Ленинградском конструкторском бюро «Малахит» под руководством главного конструктора Г. Н. Чернышова, главный наблюдающий от ВМФ капитан 2 ранга И. П. Богаченко (Выпускник Ленинградского НВМУ 1948 года)...
Головная подводная лодка К-284 была построена на заводе им. Ленинского комсомола в 1984 году и после испытаний Комиссии Госприемки под председательством капитана 1 ранга В.Д. Борисенко в том же году была передана ВМФ. Первыми командирами АПЛ К-284 стали капитаны 1 ранга В.А. Алексеев (первого экипажа) и Ю.В. Кирилов (второго экипажа). Планировалась постройка серии из 20 кораблей и даже были заложены еще лодки (заводские № : 519, 520, 521, 836, 837) но из за экономических проблем достроены они так и не были."
ОКЕАНСКИЙ РАКЕТНО-ЯДЕРНЫЙ ФЛОТ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Н.М. Лазарев. 19.08.2008.
Кобылянский Марат Григорьевич.
Поляков Алексей Владимирович "Гордость военно-морского флота России" Руководители: Осокина Нина Викторовна, Кобылянский Марат Григорьевич.
Нахимовцы-военпреды.
Соколов Евгений Антонович. Выпускник Ленинградского НВМУ 1949 года.
Окончил ВВМУ им.Фрунзе В 1953 году, капитан 2 ранга, военпред, начальник бюро технической инспекции НПО «Аврора», Санкт-Петербург умер в 1992 году.
Пятьдесят лет спустя (альманах второго выпуска ЛНВМУ). Редактор - составитель: Солуянов В.Е. СПб., 1999.
"Соколову Евгению - Шульц -
Мы помним часто полусонным
За партой Женю Соколова.
В характере его таилось кредо -
Карьера Жени - военпреда."
В.С.
Бакуров Геннадий Иванович. Выпускник Ленинградского НВМУ 1949 года.
Участник Великой Отечественной войны. Как и его однокашники по первому набору, Саша Дворов, Саша Лебедев, Юра Семенов-Голубев, Леня Ивлев, Слава Солуянов, Валя Розов, Гена Бакуров с гордостью носил медаль «За оборону Ленинграда». Поступил в Тбилисское, закончил Ленинградское Нахимовское училище с серебряной медалью. После окончания ВВМИУ им.Дзержинского в 1955 году, служил инженером-кораблестроителем, военпредом СП, капитан 2 ранга, президент АО «Техномор». Москва.
Принимал участие в создании ракетно-ядерного щита, в проведении
как и его товарищи по шлюрочной команде Барянов, Важинский, Титоренко, Тушурашвили, Быстров, до седых волос сохранил любовь к парусному спорту.
Сын Геннадия Ивановича Андрей Геннадьевич Бакуров закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1985 году. У отца и сына есть еще одно общее увлечение, тесно связанное с профессиональной деятельностью.
"Первые водолазные костюмы, оборудование для саперных работ под водой, безразмерное снаряжение для спасения из затонувшего танка. Музей “Водолазный архив” по своей сути — частная коллекция. В Подольске он оказался, потому что принадлежит расположенной здесь научно-производственной лаборатории, которая занимается созданием новых водолазных приборов и техники.
Руководит лабораторией капитан третьего ранга Андрей Бакуров. Он служил в Мурманске, сам был водолазом, а когда увольнялся в запас, узнал, что в России нет ни одного собрания подводного снаряжения. Тут ему стало за державу обидно. Собирал он уникальную коллекцию, где нет ни одного муляжа, больше 10 лет. Все экспонаты — рабочие. В таком можно погружаться на глубину до 200 метров. Аналогов многим экспонатам нет не только в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге, но и за рубежом.
Некоторые экспонаты датированы 1890 годом. Вот, можно считать, первый водолазный шлем — поблескивает полированной медью из витрины. Сделали его в Германии. Хватаюсь за шлем, решаясь примерить. Не тут-то было! Весит он больше 25 килограммов. Андрей Бакуров выменял раритет у приятеля. Отдав взамен два современных. Отправил фотографии эксперту в Голландию — сразу же получил предложение продать предмет экипировки. Таких в мире — всего четыре.
— Шлем сохранился очень хорошо, здесь все оригинальное, кроме двух барашков на переднем иллюминаторе, все остальное — первозданное, — рассказывает заведующая выставочно-экспозиционным отделом подольского выставочного зала Татьяна Трибушинина, в котором сейчас экспонируется уникальное снаряжение. — Но основная часть коллекции — это костюмы и оборудование 30-х годов и более поздние экземпляры.
Исторические хроники свидетельствуют, что в начале прошлого века в водолазы принимали просто: наливали претенденту чарку вина — если не захмелел, значит, нырять будет. Крепкие нужны были люди! В воде, конечно, вес снаряжения не так чувствуется, но ведь до нее нужно сделать несколько шагов…
Рядом со шлемом — телефонная переносная станция из красного дерева, ей тоже больше 100 лет. Костюм начала 30-х, шлем “двенадцатиболтовка”, получил свое название по способу крепления. Позади два выхода: для переговорного устройства и для подачи кислорода. Водолаз головой надавливал на специальный клапан и получал воздух в нужный момент. На манекене теплый свитер и вязаная шапка, на груди чугунные гири по пуду весом — чтобы не всплыл. Снаряжение весит около 100 килограммов.
К 1971 году водолазная наука шагнула вперед, и шлем уже крепится на трех болтах. Трехцилиндровая помпа поставляет водолазу-глубоководнику воздух. Дыхательный аппарат — гелиевый, от него голос меняется на детский лепет, поэтому телефонная станция — с преобразователем речи.
В коллекции Бакурова есть снаряжение для выхода из затонувшей подлодки и даже для выхода из затонувшего танка — специального безразмерного костюма, чтобы можно было на ватник надевать.
Из-за быстрого поднятия с глубины появляется кессонная болезнь, буквально — кровь закипает, и водолаз теряет сознание. Довольно жуткая штука — воротник для вытряхивания человека из водолазного костюма. Говорят, если человек жив, то во время этой процедуры, от болевого шока, он приходит в себя.
“Если я не ошибаюсь, то здесь будет такой клев, что ты забудешь все на свете”, — обещал Кеша (Андрей Миронов) Горбункову (Юрию Никулину) в “Бриллиантовой руке”. А Лелик (Анатолий Папанов), насаживая рыбу, этот “клев” обеспечивал, плавая на чем-то, похожем на пропеллер. Так вот, это не киношная выдумка, а подводный носитель для диверсанта! Двигается эта штука по навигационным приборам. А вот еще один уникальный предмет, аналогов не существует, единственный экземпляр, — подводная кинокамера, которой снимался знаменитый советский морской боевик “Пираты ХХ века”.
Коллекция расширяется, вот только постоянной прописки у “Водолазного архива” нет. Пока лишь власти Подольска предоставили помещение для хранения экспонатов. Но Бакуров с коллегами надеются доплыть и до собственного музея."
Источник:
"Первые водолазные костюмы, оборудование для саперных работ под водой, безразмерное снаряжение для спасения из затонувшего танка. В Подольске впервые в России открылась уникальная выставка. Все экспонаты - в рабочем состоянии.
Музей "Водолазный архив" по своей сути - частная коллекция. Автор собрания - капитан третьего ранга Андрей Бакуров. Он служил в Мурманске, сам был водолазом, а когда увольнялся в запас, узнал, что в России нет ни одного собрания подводного снаряжения. Вот тут ему и стало за державу обидно. Теперь у Бакурова - уникальная коллекция, нет ни одного муляжа, всё рабочее. В таком хоть завтра можно погружаться на глубину до 200 метров.
"Снаряжение вместе с грузами, галошами, рубашкой, шлемом и ножом весит 90 килограмм, но опять-таки на воздухе, в воде оно может иметь даже положительную плавучесть. Поэтому есть сзади стравливающий клапан, которым они периодически воздух стравливают, чтобы не всплыть", - рассказывает Андрей Бакуров, руководитель музея "Водолазный архив".
Исторические хроники свидетельствуют, что в начале прошлого века в водолазы принимали просто: наливали претенденту чарку вина, если не захмелел, значит, нырять будет. Крепкие нужны были люди, в воде, конечно, вес снаряжения не так чувствуется, но ведь до нее нужно сделать несколько шагов.
Хорошей физической формой должны были обладать не только водолазы, но и обслуживающий ныряльщиков персонал. Например, к трехцилиндровой помпе 1946-го года выпуска для подачи водолазам воздуха полагалось две группы качальщиков, причем часто эту работу выполняли и женщины.
В коллекции Бакурова есть снаряжение для выхода из затонувшей подлодки и даже для выхода из затонувшего танка - специального безразмерного костюма, чтобы можно было на ватник надевать. В витрине - записная книжка ныряльщика. Рядом - полная экипировка боевого водолаза образца 70-х годов, подобные до сих пор на вооружении. А самый дорогой экспонат в коллекции - подводный шлем 1890-го года. Его Андрей Бакуров выменял у приятеля на два современных. Отправил фотографии эксперту из Голландии, сразу же получил ответ с предложением продать предмет экипировки. Таких в мире - всего четыре.
"Шлем сохранился очень хорошо, здесь все оригинальное, кроме двух барашков на переднем иллюминаторе, все остальное - первозданное, он требует реставрации, потому что верхний иллюминатор оторван, какой-то знаток передний иллюминатор не закручивал, а забивал", - подчеркнул Андрей Бакуров, руководитель музея "Водолазный архив".
На выставке в Подольске водолазную экипировку дополнили картинами художника-мариниста Владимира Медведева - 120 работ. Природу писал с натуры, а лодки и корабли - по фотографиям и каталогам.
"Капитан первого ранга подошел и так посмотрел на лодку, для него это было открытие, ведь это Мурманск, я же служил на ней, назвал марку", - отметил Владимир Медведев, заслуженный художник России.
Недавнее пополнение водолазного собрания - профессиональный бокс для подводной съемки, такой в мире один. Его ставили на штативе на дно, заправляли пленку 35 миллиметров, и снимали кино. Коллекция расширяется, вот только постоянной прописки у музея "Водолазный архив" нет. Кочуют водолазы с выставки на выставку, надеются когда-нибудь доплыть до собственного музейного помещения."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
