И пошло-поехало... За два следующих месяца пришлось только два раза побывать на берегу. В первый раз для того, чтобы забрать оставленный в камере хранения вокзала чемодан, а второй раз -для "представления" офицерам корабля в ресторане "Приморский".
В то время на флоте было жестокое, но справедливое правило: пока не сдашь положенных зачетов и не будешь допущен приказом к самостоятельному управлению группой, боевой частью, несению якорной и ходовой вахт, о сходе на берег забудь! Это была суровая, но необходимая школа. Приходилось буквально "на брюхе" ползать по трюмам и выгородкам корабля, заглядывать в самые труднодоступные места, чтобы научиться не только наизусть рисовать все корабельные системы и устройства, но и уметь руководить борьбой за живучесть своего отсека, самому тушить пожары, заделывать пробоины, осушать затопленные помещения и многое-многое другое, вроде правил предупреждения столкновения судов в море, правил использования зрительной и радиосвязи, средств радиотехнического наблюдения и т.д., и т.п.
Офицер, не получивший вовремя права самостоятельно управлять вверенным ему подразделением и самостоятельно нести вахту, становился бесперспективным, про такого говорят, что "служба у него не пошла", его убирают с кораблей, начинают использовать на берегу, то есть там, куда его не готовили, но и на берегу он приживается редко. В конце концов флот избавляется от такого офицера, а он всю оставшуюся жизнь брюзжит об "ошибке" в выборе профессии.
Офицер же, сумевший преодолеть такого рода трудности, получает возможность не только нормально служить, то есть делать то, к чему готовился все годы учебы, но и получать от службы, я бы сказал, наслаждение и нормально, а иногда и триумфально преодолевать ее крутые ступени. Такой офицер и на береговой штабной, тыловой или преподавательский службе будет на месте, он никогда не пожалеет об избранном пути.
Между тем начали реализовываться далекие наметки кадровиков. Летом следующего года меня назначили командиром минно-артиллерийской боевой части на новостроящуюся лодку. Осенью мы, то есть офицеры корабля, начали принимать "матчасть" в городе Николаеве. Однажды во исполнение приказания старшего помощника мне пришлось возглавить свободную от вахты часть экипажа для приемки от завода тех самых водолазных аппаратов, в одном из подобных которым я чуть не утонул на Севере.
Аппараты были новенькие. Их резиновые дыхательные мешки были пересыпаны тальком, и моим матросам требовалось их промыть. Для осуществления этой операции заводом было выделено энное количество чистого спирта...
Я откровенно скучал, наблюдая за работой подчиненных, и совершенно легкомысленно разрешил им не выливать на землю отработанный, черный от талька спирт, а наоборот собрать его в найденные на заводском дворе емкости и доставить в казарму, где мы жили, якобы для чистки запачканных бушлатов и других предметов флотской одежды. "Все пятна очищает!" - преданно глядя мне в глаза, уверяли старослужащие. Однако...
Зайдя после вечерней поверки в кубрик экипажа, старпом пришел в ужас. Никто не ложился спать. Команда была чем-то возбуждена.
При внимательном, рассмотрении выяснилось, что все без исключения матросы и старшины - пьяны "в стельку".
Старпом, естественно, призвал меня к ответу, "распек" для начала, а затем вместе со мной с трудом уложил всех спать. Налицо - "ЧП"!
Дальнейшее расследование показало, какую вопиющую жизненную неопытность я продемонстрировал, разрешив сохранить "грязный" спирт! Опытные служаки продемонстрировали, что пропущенный сквозь коробку обычного противогаза "грязный" спирт становился чистым "как слеза" и вполне пригодным для внутреннего потребления. Это был мой первый офицерский урок жизни. Тут я и вспомнил про пятую пуговицу, застегнутую на кителе. Видно, не повернулось мое мировоззрение на 180 градусов. Нужно срочно "доворачивать".
В Севастополе после окончания заводских и государственных испытаний выяснилось, что лодка наша предназначена для Тихоокеанского флота. Так что с мечтой о службе на Черном море пришлось расстаться.
Первого мая 1956 года, на рассвете, мы продефилировали вдоль выстроившихся на парад кораблей и навсегда покинули севастопольскую гавань.
Впереди был переход по внутренним водным путям на Север, а затем по Северному морскому пути - на Тихий океан.
Зимой того же года я стал помощником командира, получил допуск к самостоятельному управлению кораблем и, стоя "командирскую" вахту во льдах, имел возможность любоваться флорой и фауной Северного Ледовитого океана, Шли в надводном положении: дизель-электрические подводные лодки долго плавать подо льдами не могли, нуждались во всплытии для зарядки. аккумуляторов. Часто пробитый идущим впереди каравана кораблей (девятнадцать подводных лодок и две плавбазы) ледовый фарватер пересекали медвежьи следы, а иногда совсем рядом с чистой водой спокойно восседала медведица с белым забавным медвежонком или лежала моржиха с моржонком... Как-то раз, когда наш караван стоял в сплошном льду, ожидая изменения ледовой обстановки, из близлежащей полыньи на лед вылез огромный морж-самец. Он важно проковылял к борту лодки и попытался своими грозными бивнями пробить корпус корабля. Старпом спустился на кормовую надстройку и попытался стукнуть "злодея" по голове валенком, обутым в галошу. "Злоумышленник" взревел и совершенно неожиданно высоко подпрыгнул, сумел задеть клыками валенок и сорвал-таки с него казенную галошу! После этого демарша морж-шатун гордо удалился в черную холодную воду полыньи. Альбатросы, летавшие над караваном в надежде поживиться пищевыми отходами, откровенно расхохотались над посрамленным старпомом.
Вечерами я по просьбе экипажа читал по корабельной трансляции неувядаемые шедевры юмора "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок".
Шли мы медленно. Из трех месяцев перехода на собственно ходовые дни приходился месяц. Остальное время стояли во льду, исполняя закон Арктики: "Терпеливо жди, быстро проходи!" Но мы не скучали. Как раз в это время страна узнала о запуске первого искусственного спутника. Это была сенсация! Кают-компания несколько дней строила прогнозы на использование спутников для обеспечения мореплавания. Надо сказать, что действительность превзошла все наши тогдашние мечты. Сегодня, используя спутники различного, назначения, мореплаватели всего мира плавают если и небезопасно, то, во всяком случае, гораздо спокойнее, чем в описываемое время.
В первом отсеке почти ежедневно крутили захваченные с собой кинофильмы. Во время стоянок во льду ходили пешком друг к другу с лодки на лодку в гости, менялись фильмами. Как-то раз я стал невольным зачинщиком очень бурного, а самое главное, весьма продолжительного спора: "Будет ли ревность при коммунизме?" Поскольку понятие об уровне сознания людей в далеком коммунистическом будущем, как выяснилось, у всех было разным, спор этот затянулся до самого прихода к новому месту базирования. В спор были вовлечены все без исключения члены экипажа, и вспышки его периодически отмечались на нашей лодке в течение нескольких лет. Так сказать, из поколения в поколение.
Осень 1954 года. Северный морской путь позади! Бухта Провидения. К форштевню лодки приварен своеобразный "рог". Им, при необходимости, лодка могла упереться в корму ледокола
"Морями теплыми омытая,
Цветами яркими покрытая,
Страна родная Индонезия..."
Популярная индонезийская песенка конца 1950-1960-х годов
ХОЖДЕНИЕ ЗА ЧЕТЫРЕ МОРЯ
Весна 1962 года. Я - старший помощник командира однотипной с "С-235" подводной лодки "С-236". Базируемся в одном из красивейших мест дальневосточного Приморья - заливе Владимира.
Стал семейным человеком. Получил первое в своей жизни жилье - комнату в домах офицерского состава поселка с романтическим названием "Ракушка". Как всегда, много плаваем. Отрабатываем и сдаем задачи "Курса боевой подготовки", выполняем боевые упражнения, стреляем торпедами, ходим аж в Токийский залив - ведем активную разведку, ведь Япония из противника США в прошедшей войне фактически превратилась сейчас в их союзника. Во всяком случае, в ее портах и базах находят приют корабли 7-го флота "вероятного противника".
Наша лодка, благодаря заботам ее командира Юрия Владимировича Перегудова, заслуженно объявлена отличной. В меру своих сил и возможностей помогаем командиру и мы, его помощники: я, помощник командира Виталий Ленинцев (остряки говорят, что до двадцатого съезда, на котором Н.С.Хрущев выступил с осуждением и разоблачением культа личности Сталина, Виталий носил фамилию "Сталинцов") и заместитель командира по политической части Володя Лепешинский (это он, будучи нахимовцем, снимался в фильме "Сельская учительница" в роли маленького ученика - Прова Воронова).
В свободное от службы время экипах принимает активное участие в самодеятельности. Даже я, никогда не игравший до этого ни на одном музыкальном инструменте, кроме губной гармошки, изображаю теперь в офицерском вокально-инструментальном ансамбле игру на огромной бас-балалайке. Совершенно неожиданно по боевой тревоге уходим в Главную базу флота - Владивосток (кстати, очень напоминающий Севастополь). Из Владивостока в начале мая уходим в... Индонезию. Маршрут наш, в отличие от "Хождения за три моря" Афанасия Никитина, пролегает за четыре моря: Японское, Восточно-Китайское, Южно-Китайское и Яванское. До поры до времени о цели нашего похода командование бригады - а ушли мы туда в составе целой бригады лодок, даже плавбазу "Аяхта" с собой "прихватили" - нам ничего не сообщает.
В главной базе Индонезийского флота - Сурабайе, по приказу нашего старшего военного специалиста в этой стране вице-адмирала Чернобая, нас переодели в неопределенную (без знаков различия) чужую форму, а на кораблях подняли индонезийские флаги...
На берегу - сплошная экзотика. Огромные пальмы с кокосовыми орехами. Бананы растут на кустах в каждом дворе. В парках по аллеям бродят обезьяны, клянчат у людей угощение, едят с рук, как у нас в некоторых парках - белки. В зоопарках можно видеть громадных человекообразных обезьян - орангутанов (оранг - человек, утан - лес; значит "лесной человек"). Поражают его размеры. Говорят, что есть случаи, когда такие обезьяны похищают индонезийских женщин и следы их теряются в джунглях...
На улицах, вдоль тротуаров, по специальным каналам текут нечистоты: открытая канализация, солнце, мол, все высушит! Естественно, запах на таких улицах, особенно на базарах и рынках - "специфический". С наступлением темноты тут и там пробегают стайки крыс, которых здесь очень много.
Сырую воду пить категорически запрещено: в этой воде - бациллы многих болезней, вплоть до брюшного тифа. В общем, как в сказке про доброго Айболита. Ужасная жара: в тени +30°С! С любопытством наблюдаем жизнь чужой страны. Судя по лозунгам, страна строит социализм, но наши наблюдения говорят об обратном. Дикая нищета здесь соседствует с роскошью. Среднего класса нет: или очень богатые, или очень бедные. В армии и на флоте дисциплина в буквальном смысле палочная. Процветает мордобой. Причем сами матросы и солдаты предпочитают получить пощечину вычетам из своего жалованья: армия и флот здесь состоят из служащих по контрактам. Офицеры до разговора с матросами не снисходят, по службе отдают приказания только через старшин. Даже в кинозале офицеры, старшины и матросы рядом не сидят: их разделяют пустые ряды. Обращение с оружием весьма вольное. Среди ночи можно слышать отдельные выстрелы и даже автоматные очереди. Офицеры постоянно носят пистолеты, причем могут оставлять их где попало: на ресторанном столике, например, во время танцев.
Все мелкие лавочки принадлежат китайцам. На самом видном месте в такой лавчонке обязательно красуется портрет Мао-Цзэдуна. Крупные супермаркеты - либо государственные, либо собственность выходцев из Индии. Нищие мальчишки на улицах не дают прохода: "Русский, русский, дай рубашка!"; "Хрущев байк (хороший)! Макнамара (тогдашний министр обороны США) тида-байк (нехороший)!"
Но в общем, народ очень гостеприимный и к нам, русским, относится с большим уважением.
Хочу отметить, что независимо от международной обстановки индонезийское военно-морское командование максимально облегчало наш быт и старалось разнообразить отдых.
Даже в тревожные дни "Карибского кризиса", когда вездесущие сурабайские мальчишки, завидев русского, срывали со своих ног любое подобие обуви и стучали им по поребрику тротуара, изображая поведение Никиты Сергеевича Хрущева на трибуне ООН, а всем нам было официально заявлено, что в случае советско-американской войны все советские, как, впрочем, и американские, специалисты будут просто-напросто интернированы, то есть помещены в концлагерь, нас, тем не менее, каждое воскресенье вывозили куда-нибудь за город, в горы или на берег океана, где было относительно прохладно. В фешенебельных бассейнах на туристских базах и в санаториях в горах, на прекрасных песчаных океанских пляжах мы могли купаться и загорать...
Это, опять же, резко контрастировало с бытом большинства окружавших нас людей.
Через весь город протекает река одинакового с городом названия: Сарабайя, от "сура" - акула и "байя" - крокодил. Крокодилов, правда, в реке давно не видно, но людей на ней видимо-невидимо! Они живут на многочисленных суденышках, стоящих вдоль берегов. В реке люди стирают, моются, умываются, чистят зубы и, судя по всплывающим за какой-нибудь торчащей из воды головой "продуктам пищеварения", делают в ту же реку все свои дела. Одним словом, не река, а какой-то гигантский банно-прачечно-туалетный комбинат.
Движение на улицах тоже своеобразное. Основное средство передвижения по городу - велосипед. Педали крутят даже древние старухи. Тут и там проезжают сооружения из трех велосипедных колес и сидений-кресел. Это велорикши, как их тут называют - "бичаги". Глядя на то, как позади такого дивана, на котором развалилась целая семья китайского лавочника в составе разжиревшего папаши, не менее жирной мамаши и трех-четырех упитанных малышей, крутит босыми ногами педали худющий, прожженный солнцем "водитель", хотелось плакать.
А нищие? Чтобы представить, что такое индонезийский нищий, нужно увидеть перед собой обтянутый задубелой, серой от пыли, с гноящимися и сочащимися кровью язвами, как правило без руки или ноги, а то и без рук и ног вообще, человеческий скелет, причем абсолютно голый или в редких случаях с подобием тазобедренной повязки в нижней части живота. Наш советский нищий, стоящий на паперти церкви или в подземном переходе. • "миллионер" по сравнению с тропическим нищим...
"Вот эта и есть капитализм?" - спрашивают наши матросы. А один из них признается: "Только теперь, товарищ капитан-лейтенант, я понял, что все, о чем вы говорили на политзанятиях в Союзе, - правда!"
Но, конечно, были и "юморные" моменты. На одном из автобусов, вывозивших нас за город, работал довольно пожилой, но очень веселый водитель. Он любил в пути развлекать нас рассказами, как в годы второй мировой войны его мобилизовали в свою армию японские оккупанты и как он, летая на истребителе с авианосца, храбро сражался с американскими летчиками. Распаляясь в ходе рассказа, он, к нашему ужасу, мог бросить руль автобуса, мчащегося со скоростью 90 км/час по узкой городской улице, кишащей велосипедами, "бичагами", мотороллерами, мопедами, мотоциклами и такими же, как наш, автобусами, для того чтобы задрать штанину и продемонстрировать свою изуродованную, израненную ногу.
Однажды я, чтобы прервать его очередной темпераментный рассказ, сопровождаемый слишком уж бурной жестикуляцией, задал ему полушутливый вопрос: "А правда ли, что в джунглях Индонезии до сих пор существуют племена людоедов?"
Балагур-водитель сделался серьезным, а затем спокойно, даже перестав вертеть головой, внимательно посмотрев на дорогу, произнес: "А я и сам человечинку люблю. Многих пробовал. Голландцев, американцев, англичан, японцев..." Затем вдруг обернулся, страшно оскалился, потом улыбнулся и заключил: "А вот русских еще не ел!"
Мы сдержанно поулыбались...
В последнее воскресенье июля (мы как раз отмечали День Военно-Морского флота) поступает неожиданная команда на срочный выход в море.
Через несколько дней мы уже галсируем в заданном районе патрулирования - прямо против "берега Маклая". Здесь, на территории острова Новая Гвинея, наш великий соотечественник ученый и путешественник Миклухо-Маклай проводил свои антропологические исследования в гостях у местных туземцев-папуасов.
Оказывается, Индонезия имеет претензии к западной половине территории этого острова, называя ее "Западный Ириан". На этой половине Новой Гвинеи хозяйничают голландцы. Нидерланды несколько сотен лет считали Индонезию своей колонией, а Западный Ириан был когда-то, еще раньше, присоединен к одному из индонезийских княжеств.
История - штука запутанная, и сейчас уже трудно разобраться, кто тут прав, кто виноват, но... Мы же - интернационалисты, борцы с колониализмом! Сейчас, по приказу нашего правительства, мы здесь исполняем роль добровольцев и оказываем дружественной Индонезии военную помощь, Во всяком случае, через район, где мы патрулируем, не должно беспрепятственно пройти ни одно судно или военный корабль.
Вот и утюжим мы море под водой, падая в обмороки от тепловых ударов: температура воздуха в отсеках где-то около 60 градусов! Но и этому приходит конец! Получаем шифровку о возвращении: вопрос с Ирианом решен мирным путем! Еще два месяца, почти до Нового, 1963, года, занимаемся обучением индонезийских экипажей, которые должны принять у нас корабли. Передаем им свои любимые "лодочки", наша "С-236" получила в Индонезийском флоте собственное имя "Брамастра" ("Дротик"). Убываем во Владивосток на одноименном пассажирском теплоходе.
Впереди - новый виток службы, новые корабли, новые назначения и учеба на Высших ордена Ленина Специальных офицерских классах в Ленинграде.
Прощайте, тропики!
ЗДРАВСТВУЙ, ТИХИЙ ОКЕАН!
У многих специальностей существуют курсы усовершенствования. Есть они у инженеров, врачей, учителей, юристов и многих других специалистов. Есть они и у военных: знаменитые подмосковные курсы "Выстрел", например.
Морские офицерские классы готовят как будущих так называемых "флагманских" специалистов, то есть, офицеров штабов, ведающих службами эксплуатации корабельной техники (энергетической установкой, штурманской службой, службой связи, гидроакустики и радиолокации, артиллерии, ракетами, торпедами, тралами и глубинными бомбами), так и будущих командиров надводных и подводных кораблей.
В конце лета 1963 года, получив заветное свидетельство о получении специальности командира подводной лодки, я уже стоял перед офицером отдела кадров Тихоокеанского флота. Еще через некоторое время пассажирский теплоход "Ильич" доставил меня к берегам малознакомой до этого Камчатки. Здесь отныне мне предстояло продолжать службу для начала в качестве старшего помощника командира корабля 1 ранга: крейсерской дизель-электрической, вооруженной тремя баллистическими ракетами и шестью торпедами, подводной лодки.
По тем временам подводная лодка представляла из себя внушительную силу. Поскольку ее ракеты были снабжены ядерными боеголовками и предназначались для уничтожения важных военно-политических и экономических объектов на территории "вероятного противника", лодка была не тактическим и даже не оперативным, а стратегическим оружием страны. Служба на таком корабле была делом очень ответственным и почетным.
Атомный подводный флот, идущий на смену дизель-электрическому, еще только набирал силу. Груз стратегии устрашения, а именно такая стратегия обеспечивала в те времена хрупкий мир на нашей планете, лежал пока на плечах таких вот кораблей.
Не без трепета ступил я на палубу подводного ракетоносца. Изучая его устройство и особенно его грозное оружие - ракеты, с благодарностью вспоминал преподавателей ракетного оружия офицерских классов.
Однако опыт и любовь к профессии позволили мне уже через несколько месяцев получить допуск к самостоятельному управлению этим кораблем и активно помогать командиру - капитану 1 ранга Белоусову в его многотрудном деле.
Служба на ракетоносце была на порядок сложнее, чем служба на лодке, вооруженной только торпедами.
Шло время, корабль наш ходил на боевую службу (боевое патрулирование в заданном районе в постоянной готовности к нанесению ракетно-ядерного удара) в определенные, достаточно удаленные от камчатских берегов районы Тихого океана, возрастал и мой опыт подводника.
"...И чайки сразу не поверят,
Когда в предутренний туман
Всплывем с мечтой
увидеть берег,
Подмяв под корпус океан".
"Самодеятельная песня-гимн экипажа подводной лодки "К-129", погибшей в марте 1968 года в Тихом океане при до сих пор не выясненных обстоятельствах)
Продолжение следует.
