"Сложность обстановки в то время в Латвии могу проиллюстрировать таким примером. Старшина 1-й статьи Маняпов (Владимир Ибрагимович) был отпущен в увольнение в город. Отправился он в какой-то клуб на танцы. Во время танцев был застрелен кем-то из латышских парней за то, что пригласил на танец латышскую девушку. Из десятилетнего опыта жизни в Латвии могу сказать, что латышские женщины никогда не отличались агрессивным отношением к русскоязычному населению республики, особенно к морским офицерам. Более того, они охотно выходили за них замуж.
Мужское же население было настроено крайне антисоветски. Латышские парни часто организовывались в небольшие группы, которые устраивали охоту на офицеров-одиночек, оказавшихся в темное время суток в каком-нибудь безлюдном районе Риги. Чаще всего они выбирали подвыпивших офицеров и жестоко их избивали. Бывали случаи нападения на офицеров, снимавших жилье в частном секторе. В марте 1960 года я попал в гарнизонный госпиталь в Усть-Двинске с ущемлением мениска коленного сустава. В одну из ночей в госпиталь был доставлен майор (фамилия не запомнилась), у которого была глубокая рана на затылке от удара тяжелым предметом. По словам этого офицера, они с друзьями сидели за столом, и он по нужде вышел во двор. Через небольшой промежуток времени, получив сильный удар по голове, потерял сознание и с трудом добрался до своей комнаты.
Примечательный случай произошел со мной и моим товарищем старшим лейтенантом Пузаковым Геннадием Петровичем. Мы втроем (с нами была моя жена) провели вечер в ресторане аэропорта. Закончив ужин, и не сумев поймать такси, мы сели в рейсовый автобус и поехали домой в Болдераю. Было уже далеко за полночь. Не доезжая одной остановки до конца маршрута, мы вышли из автобуса, намериваясь направиться домой. Большая толпа латышских парней, находившаяся на остановке, разделилась на две группы, они окружили меня и Генку Пузакова. Латышские парни принялись жестоко избивать нас сначала кастетами, а потом, когда мы упали в снег, ногами. Живого места на наших лицах и телах не осталось. У Генки был огромный вздувшийся синяк под правым глазом, а у меня перебита переносица. Кроме того, наши физиономии и тела украшали еще множество мелких ссадин и синяков. От избиения до потери пульса нас спас истошный вопль моей жены, взывавшей о помощи. На ее крик откликнулась группа матросов, очевидно самовольщиков, поскольку глубокой ночью по городу могли гулять только они. Увидев, что избиению подвергаются люди в черных шинелях, матросы сняли поясные ремни и начали бляхами колошматить латышей. Через мгновение толпа латышских парней рассеялась, как будто ее и не было.
На следующее утро я отправился в магазин за покупками. Проходя место нашего позора, я увидел на утоптанном снегу огромное пятно крови, оставленной латышом, которому наши спасители-матросы нанесли серьезную травму ударом бляхи. Мы не скрывали от друзей историю своего «отдыха» в ресторане аэропорта и его финал. Очевидно, все это стало известно КГБ. Во всяком случае, кто-то мне рассказал, что в Усть-Двинске в середине 1960 года была арестована группа латышских националистов, занимавшихся подрывной деятельностью против Советских вооруженных сил.
Антисоветский настрой латышей, безусловно, являлся главной причиной того, что их практически не брали служить в вооруженные силы. За время моей сорокадвухлетней службы в вооруженных силах я встретил только двух латвийцев, носивших форму офицера Военно-морского флота СССР, первым был капитан-лейтенант Залитэ, о котором я уже рассказывал в самом начале, а вторым - капитан-лейтенант Круминьш – штурман подводной лодки «С-166» в военно-морской базе Лиепая. Это был красивый мужчина, высокого роста. Я ни разу не видел улыбки на его лице, он очень редко общался со своими коллегами, но как специалист пользовался у своих сослуживцев заслуженным авторитетом. А командиры подводных лодок высоко оценивали его мастерство, когда им приходилось работать с ним на тренажере."
От редакции. Несколько цифр.
Пузаков Геннадий Петрович - в дальнейшем - директор одного из рижских предприятий) в январе 1960 года. См.
"150 тыс. солдат и офицеров, призванных с территории Латвии, воевали в германской армии. Среди них были не только латыши, но представители и других национальностей. Из них 40 тысяч погибли, 50 тысяч попали в советский плен. Остальные бежали в Западную Европу. 130 тыс. жителей Латвии, сообщают советские источники, участвовали в боях против гитлеровцев (80 тысяч в рядах красной армии, 20 тысяч — в партизанах и 30 тысяч — в подполье)". -
"Всего за годы оккупации на территории Латвии было уничтожено почти 120 тысяч латвийских евреев". -
"В Латвии был более известен его однофамилец - член сборной команды СССР и республики по баскетболу. Мне довелось его встретить в самом центре Риги около памятника Свободы. Я выходил из маленького парка, расположенного рядом с училищем. Мне вдруг бросилась в глаза такая картина - рядом со стоявшим на остановке автобусом и чуть выше его по воздуху передвигается голова. Все прохожие, увидевшие эту картинку, остановились и стали наблюдать за видением. Кто-то из прохожих спокойно произнес: «Это - член сборной СССР по баскетболу». Моему сослуживцу было далековато до таких размеров, рост Круминьша баскетболиста был 220 сантиметров. Рост же нашего Круминьша был примерно 190 сантиметров, а может быть немного ниже...
Несколько слов об одном из значимых событий, которое произошло во время учебы в Нахимовском училище. Это была поездка на физкультурный парад 1947 года в Москву. Сразу же после сдачи годовых экзаменов нам объявили о предстоящей поездке на парад физкультурников в Москву. Перед посадкой в поезд нам выдали сухой паек на одни сутки, который мы слопали, едва тронулся поезд. Из-за отсутствия каких-либо дел мы улеглись на полки. Проводницы, зная какие пассажиры будет ехать в вагоне, на всякий случай убрали из вагона все матрасы и подушки. Но нам и голые полки почему-то не казались жесткими, и мы на сытый желудок быстро уснули и под стук колес крепко спали до самого утра.
Утром на следующий день кушать, конечно, хотелось, но весь рацион был благополучно съеден еще на кануне. Вскоре поезд остановился, не доезжая до очередной станции. День был очень жарким, градусник показывал более +30 градусов по Цельсию. Нас вывели из вагонов и построили перед составом. Кто-то из офицеров сообщил нам, что шедший впереди нас грузовой состав сошел с рельсов, и что до окончания работ по ликвидации аварии, наш поезд будет стоять.
Нас почему-то продолжали держать в строю на диком солнцепеке до тех пор, пока голодные нахимовцы (в том числе и я) не начали падать в обморок. Только после этого нас отвели в вагоны. Прибыли мы в Москву с опозданием на сутки. Можно себе представить, с какой жадностью мы набросились на еду после двух суток голодания.
Расквартировали нас в казармах на Красной Пресне, которые сейчас используются для размещения призывников. Наш быт мало отличался от рижского, разница была в том, что вместо обычных уроков у нас были строевые занятия, которые начались на следующий день после прибытия в столицу. Местом для нашей муштры была выбрана площадь под Крымским мостом рядом с парком культуры и отдыха имени Горького. Каждое утро после завтрака нас на голубых «Фордах» привозили к парку и в течение шести часов с небольшими перерывами гоняли по плацу. Все это происходило ежедневно без выходных.
Часто на наши занятия приезжали полковники из московской комендатуры - крупные специалисты в области «балета». Они личным примером демонстрировали правильность выполнения строевого шага. Иногда на строевые занятия нас привозили в парк Московского военного округа в Лефортово. Оказалось, что на местном футбольном поле тренировались футболисты ЦДКА (ныне это ФК ЦСКА). В то время за команду играли Владимир Федотов (отец), Всеволод Бобров, Валентин Николаев, Гринин и Владимир Демин. Вратарем был Никоноров. Мы были свидетелями двусторонней игры между основным составом и дублерами. За дубль в воротах стоял основной вратарь Никаноров. В то время, когда шла игра наши командиры - офицеры-воспитатели устраивали нам перерывы в строевых занятиях слегка побольше, и мы все, и нахимовцы, и офицеры высыпали к кромке футбольного поля. Однажды мне довелось испытать силу удара Демина. Его удар прошел мимо ворот, но как раз мне по ногам. Я оказался лежащим на траве. Не помню, были ли синяки, но боль после попадания мяча мне по коленям я почувствовал. Однако болельщиком ЦСКА я так и не стал. Связано это с тем, что мой отец на заре создания футбольного клуба «Спартак» (тогда он назывался «Красная Пресня») играл в нем вратарем. В то время клуб поочередно назывался «Пищевиком», «Промкооперацией» и «Красной Пресней». Моя привязанность к этому клубу сохранилась на долгие времена. Все 42 с половиной года моей службы в вооруженных силах мне пришлось находиться среди фанатов ЦСКА, а они являются злейшими врагами спартаковских болельщиков. Хочу уточнить - в центральном аппарате Министерства обороны большинство офицеров и служащих являются болельщиками ЦСКА, а болельщиков «Спартака», кроме меня было двое - Игорь Попов, адъютант начальника ГРУ Петра Ивановича Ивашутина и Эдисон Петрович Краснов, мой сосед по комнате. Может быть, были и другие болельщики, но рекламировать себя они опасались.
Я не стану утверждать, что юные нахимовцы с трепетом ждали начала парада физкультурников и жаждали увидеть живьем отца всех народов Генералиссимуса Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина. В те времена вождя хотели увидеть почти все, хотя бы из простого любопытства. Скажу откровенно, когда мы шли перед трибуной, где стоял вождь и его окружение, какого-либо трепета я не испытывал. Между прочим, несмотря на усиленную промывку наших мозгов идеями марксизма-ленинизма, все мы почему-то так и не прониклись безграничной любовью к вождям нашего народа. А вот когда кто-либо из них пытался сделать что-нибудь новое, нестандартное, большинство советских людей воспринимало это с энтузиазмом. Так были встречены хрущевская «оттепель» и горбачевская «перестройка». К сожалению, и то и другое оказалось пустышкой, как впрочем, и многие демократические реформы уже в наши дни.
Из событий тех дней в памяти сохранились и экскурсии по музеям, и походы в театры, и бесконечные строевые занятия на плацу под Крымским мостом рядом с парком имени Горького.
Репетиция парадного батальона на плацу под Крымским мостом в Москве.
Впрочем, в тринадцатилетнем возрасте сил хватало на все. После шестичасовых занятий строевой подготовкой мы с наслаждением уходили в увольнение. Те, у кого в Москве были родственники, обычно уезжали по домам, остальные мотались по городу – ходили в парки и кинотеатры. До танцплощадок в то время мы еще не доросли. Да и не знали, где они размещаются.
Увольнение у нас заканчивалось в десять вечера. К этому времени мы собирались около станции метро «Динамо», отсюда нас забирали голубые «Форды» – эти грузовики Советский Союз получил от американцев во время войны по ЛЕНД-ЛИЗУ. Такая схема доставки нахимовцев в казармы, где мы жили во время подготовки к параду, была выбрана потому, что общественный транспорт до Краснопресненских казарм не ходил.
Обычно у станции метро собиралась большая толпа будущих флотоводцев, и добрые тетки, контролировавшие проход пассажиров в метро, разрешали нам покататься на эскалаторе. Для москвичей эта забава была никчемной, остальные же катались с наслаждением.
Сам парад прошел без каких-либо эксцессов, если не считать дикой жары, стоявшей в городе. Многие участники парада начали терять сознание и падать как подкошенные на землю. У одного из старшин в руках моментально оказался пузырек с нашатырным спиртом. Он смочил им свои парадные перчатки и начал прохаживаться вдоль парадных шеренг, внимательно вглядываясь в лица юных нахимовцев. Как только он замечал у кого-либо бледную физиономию, он моментально подносил к его носу мокрую перчатку, сознание моментально возвращалось к готовому упасть в обморок человеку. Таким способом удавалось держать всех участников парада в готовности продемонстрировать Генералиссимусу Советского Союза И.В. Сталину боевую мощь подрастающего поколения.
1947 г. Физкультурный парад в Москве. Во главе сводного батальона: капитан Круглов Леонид Алексеевич (на дальнем плане); капитан-лейтенант
По возвращении в казармы нам сообщили еще одну «радостную» весть – нам доверили участие в параде, посвященному дню Военно-Морского флота, который ежегодно отмечается в последнее воскресенье июля. Парад планировали провести на территории водного стадиона «Динамо». Наше участие ограничивалось построением на V-образной вышке для прыжков в воду. Вид вышки очень хорошо показан в кинофильме в котором оператор много внимания уделил Химкинскому водохранилищу и неоднократно демонстрировал прыжки спортсменов с этой самой вышки.
А вызвано это было тем, что по сценарию главный герой фильма будущий чемпион по боксу, его роль исполнял известный киноактер Переверзев, очень любил прогулки по водохранилищу со своей возлюбленной на прогулочной лодке.
Наш парад занял немного времени. Перед строем военных катеров, стоявших на якоре, проследовал катер с адмиралом, принимавшим парад. У каждого катера командующий делал остановку, здоровался с экипажем и поздравлял его с днем Военно-морского флота. Та же участь ждала и нас – юных нахимовцев. Адмиральский катер сделал остановку и около вышки для прыжков в воду. Раздался зычный голос адмирала, усиленный электромегафоном. В ответ раздался дружный писк: «Здравия желаем, товарищ адмирал»,- а на поздравление с днем Военно-морского флота – дружное троекратное УРА, хотя все равно писклявое.
Парад физкультурников на стадионе «Динамо» был первым из шести, проходивших в Москве, в котором мне довелось участвовать. Все остальные парады проводились на Красной площади. В 1949 году приезд в Москву запомнился одним печальным событием. В один из вечеров для нас было организовано посещение Московского Художественного Академического театра имени А. М. Горького. Давали постановку «Царь Федор Иоаннович». Я не отношу себя к знатокам-театралам, но игравший царя Федора производил неизгладимое впечатление. Казалось, что перед глазами не сцена театра, а сама жизнь. Мы видели, как проходили дни больного, слабоумного человека. Но не это было главным, артист так вошел в роль, что к концу спектакля у него начался сердечный приступ. Антракт перед последним актом сильно затягивался, и вдруг, раздвигая занавес руками, перед зрителями появился с расстегнутым пиджаком и с взлохмаченными волосами кто-то из администрации. Он сказал, что с артистом Добронравовым случился глубокий сердечный приступ, и в связи с этим спектакль продолжаться не будет. В то время, когда мы садились в автобусы, мы узнали, что Борис Георгиевич скончался.
После первых в своей жизни парадов меня ждал первый отпуск в военно-морской форме. Все мы поменяли на своих безкозырках несолидные бантики на длинные матросские ленты. А по дороге в поезде я чувствовал какое-то стеснение, побаивался, что не найду дорогу от (так в то время назывался Рижский) до Химок. Но все кончилось благополучно.
Мой первый нахимовский отпуск пришелся на последний год введенной с началом Великой отечественной войны. В связи с этим нам выдал продовольственные аттестаты, по которым мы имели право получить в военной комендатуре Москвы продукты, полагавшиеся нам за целый месяц. Я уже точно не помню, как мы с отцом доволокли огромное количество продовольствия от комендатуры, где его выдавали, до Химок, где жили мои родители."
От редакции.
См. От автора: "Правящий режим России отличается тем, что у него никогда нет денег для России. То российскому режиму на Западе кредитов не дают, то, наоборот, он сам деньги Стабилизационного фонда американцам в кредит отдал под смешные проценты. И головы в телевизоре все время сочувственно кивают: что же тут поделать — нет у России денег! Эта книга о настоящем хозяине страны — о настоящем экономисте, который начал с того, что создал деньги практически из ничего, а потом с их помощью обеспечил такой экономический рост государства, который до сих пор никому в мире не снился."
"Полученная гора продуктов оказалась очень полезной, ведь время было послевоенное и очень голодное. Продукты довести до дома помог кто-то из соседей, обладавших автомашинами. У одного из них - у Павла Перевозчикова была «Победа», а у Федора Ануфриева - маленький «Москвич». И надо отметить, что оба соседа никогда не отказывали в транспортных услугах. Более того, иногда просто приглашали куда-нибудь съездить или покататься. Так, Ануфриев повез меня с младшим братом смотреть Московскую кольцевую автодорогу после завершения ее строительства при Хрущеве. Смотреть тогда, правда, было не на что - всего-навсего бетонные плиты, положенные на песчано-щебеночную подушку.
По-моему не было случая, чтобы кто-нибудь из них не отвозил меня на вокзал, когда у меня заканчивался отпуск. Мой первый отпуск ничем особенным не отличался от всех последующих. Менялось только времяпрепровождение, связанное с возрастом. Чем взрослее я становился, тем более разнообразным и интересным было время отпуска. В этот раз главными были мои походы к каналу имени Москвы (в то время он назывался «Москва-Волга»)."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
