А это задворки «Шведской казармы».
Они отгорожены от бульвара Падомью высоким дощатым забором, выкрашенным серой краской. Там, вдали, в конце здания, есть ещё дверь – вход в санчасть.
Здесь, в свободные от занятий погожие дни, мы проводили неофициальные спортивные игры.
По окончании училища здесь было торжественное построение – нам вручали лейтенантские погоны, офицерские кортики и дипломы о получении высшего образования.
А вот третье событие - эпохальное.
В начале второго семестра второго курса, после небольшой задержки в Москве, из командировки прибыл наш Батя - начальник училища. Собрал весь состав училища в клубе и зачитал приказ: нас сделали подводниками, а училище стало именоваться (в закрытой информации) "Второе Высшее Военно-морское училище подводного плавания". "Первым..." стало "Первое Балтийское" (позже - училище им. Ленинского Комсомола).
Известие было встречено громом аплодисментов.
В этой связи произошла и коренная структурная реорганизация. Вместо “однопрофильного” - подготовка вахтенного офицера - училище стало специализированным. Были созданы два факультета: штурманский и минно-торпедный. Это, в свою очередь, привело к изменению внутренней подчиненности. Если ранее курсы представляли собой как бы административные единицы со своим начальством, нечто горизонтальное, подобное многослойному пирогу, то теперь факультетская организация стала похожей на институтскую (университетскую). Структура училища приобрела “продольный” или “вертикальный” вид: штурманские роты всех курсов, от первого до последнего, замкнулись на свое факультетское руководство.
Разница только в титулах руководителей. Если в гражданском ВУЗЕ руководитель факультета - декан, то у нас - начальник факультета.
С утверждением новых должностей появились и новые начальники. Начальником моего штурманского факультета был назначен капитан 1 ранга Кабо Исаак Соломонович. Его заместителем стал капитан 2 ранга Олянюк С.А., бывший нашим начальником курса со дня образования училища.
К 1954 г. (мы уже третьекурсники) наши жилищные условия значительно улучшились. Нахимовцев осталось мало (последний 10-й класс), их переселили в клуб на первом этаже соседнего со “шведской казармой” здания, бывшего Собрания какой-то гильдии (позже – Музей Революции, а ныне Музей Вооруженных Сил Латвии). Это здание вплотную примыкает к “Пороховой” башне и сопрягается с ней внутренними лестничными маршами. С лестничных площадок между первым и вторым, а так же между вторым и третьим этажами были входы внутрь "Пороховой" башни, где были оборудованы "Ленинские комнаты" с подшивками газет, журналов, настольными играми, пианино и проч.
Рига улица Смилшу 20.
Здесь проводились собрания, коротали досуг в свободное время. Кубрики третьего курса разместились на 2-м этаже, четвертого - на 3-м. Каждый взвод (класс) имел свой кубрик, кровати располагались в один ярус (в отличие от прошлого). Между ними прикроватные тумбочки для средств личной гигиены и письменных принадлежностей. Между двумя крыльями спальных помещений – просторный вестибюль, где проводились общие построения. У одного из простенков вестибюля стояла открытая пирамида с личным оружием - винтовками Мосина образца 1891/30 года под присмотром дневального.
Уход за винтовкой (чистка, смазка) - личная проблема курсанта: подошел к пирамиде в удобное для тебя время, взял свою винтовку, проверил, привел в порядок при необходимости, поставил на место в свою ячейку и гуляй смело. Но если до тебя проверил командир роты и обнаружил на винтовке легкий налет пыльцы - прощай очередное увольнение.
Несколько позже пирамида обрела запоры с амбарным замком. Но ключ находился у дежурного по роте и, при необходимости произвести чистку, проблем к его получению не было.
Еще у нас на вооружении были палаши. Это такая "штука", похожая на саблю, только покороче и менее изогнута.
Можете себе представить военного моряка с саблей на боку? Смешно! К счастью, носили мы палаш только при исполнении службы дневальным или дежурным по роте. Но мы знали, что наши “побратимы” в других городах даже в увольнение ходили с палашами у левого бедра. Попробуй пройтись с девушкой под руку, когда между вами оружие, хоть и холодное. А на танцах?
Помнятся бесконечные переходы строем. Особенно когда обрели спальные корпуса "шведской казармы" и бывшего Нахимовского училища. Утром из спальных корпусов идем на завтрак в учебный корпус (столовую открыли в нем после капремонта), расстояние около километра. После обеда - в спальные корпуса для послеобеденного отдыха (святое дело). После часового отдыха - опять в учебный корпус, после самоподготовки - снова в жилые корпуса.
Все эти “челночные” переходы из спальных корпусов в учебный и обратно осуществлялись по бульвару Падомью, мимо строящейся гостиницы "Рига". Начинали строительство гостиницы пленные немецкие солдаты, отбывавшие трудовую повинность за преступления, совершенные в годы войны. К 1952-му году стены здания поднялись до уровня 3-го этажа. Вскоре было принято решение о возвращении пленных в Германию, и леса строящейся гостиницы украсились молодыми каменщиками, маляршами, подсобницами. Между нашим строем и контингентом молодых строительниц иногда, по ходу, пробегал обмен короткими шутками, колкостями.
ФРАГМЕНТЫ ПАНОРАМЫ СТАРОЙ РИГИ.
По бульвару Падомью, мимо строящейся в то время гостиницы “Рига” (светлое семиэтажное здание слева) мы совершали неоднократные ежедневные переходы из учебного корпуса к спальным корпусам у Пороховой башни (справа на снимке) и обратно.
На перекрестке ул.Ленина и бульвара Падомью, чуть дальше статуи Свободе, возле уличных часов “Лайма” (“Счастье”), назначались все встречи в дни увольнений.
На плацу у Рижского замка, где размещался Дворец пионеров, мы “отбивали” строевой шаг. Жители улочек этой части города почти ежевечерне наслаждались нашими “концертами” строевых (и не только) песен.
Не знаю, правда это или нет, но молва донесла, что по выпуску, получив назначение к отдаленному месту службы, один наш однокурсник-лейтенант, назову его условно “Василий С.”, проходя мимо строящейся гостиницы, а к тому времени она уже насчитывала этажей 6-7, прокричал ввысь:
- Девки, кто хочет за меня замуж?
- Я-а-а! - откликнулись с лесов.
- Слезай!
И уехала молодая супружеская пара чуть ли не на Камчатку.
Но это, если и было, то потом. А до того мы все ходили.
Перед вечерней поверкой обязательная вечерняя получасовая прогулка по улицам Старой Риги, с распеванием строевых песен, а иногда слегка фривольных - “А парень с милой девушкой на лавочке прощается...”, или что-нибудь подобное. Иногда, чтобы не ломать голову над поднадоевшим репертуаром, заводили заунывную, нескончаемую за время прогулки, лермонтовскую “Скажи-ка, дядя”.
Наши вечерние "концерты", очевидно, нравились жителям Старой Риги. По крайней мере, жалоб, насколько помню, не поступало.
По большим праздникам - большие праздничные дневные прогулки с офицерами, в парадной форме, при орденах, во главе колонны, со Знаменем училища (Военно-Морским флагом), под марши духового оркестра по главным улицам столицы Советской Латвии. Дети радовались несказанно!
Поскольку ежедневные переходы большей частью были связаны с приемом пищи, имеет смысл остановиться и на проблеме питания.
Кормили нас хорошо. А годы-то были еще послевоенные, неурожайные или малоурожайные. Но мы получали полный рацион. Начальник училища лично сам уделял большое внимание этой проблеме. Лучшие повара, прошедшие испытание камбузом Нахимовского училища, стали нашими. Продукты на камбуз поступали всегда качественные, по установленным нормам. Закладка в котлы всегда проводилась под бдительным присмотром дежурной службы. Пробу пищи ежедневно снимал сам Безпальчев.
Камбуз училища.
И все же, поначалу, нам суточного пайка не хватало. В училище мы все пришли заморенные длительным недоеданием в военные и послевоенные годы. При установившемся активном режиме молодые организмы начали быстрый рост и еще быстрее начали набирать вес. Делили на пайки хлеб, масло, сахар, иногда просили добавку. Вроде наедались, а через 2 - 3 часа снова хотелось есть.
На втором курсе чувство постоянного желания поесть стало беспокоить меньше. Уже и первое оставалось в бачке, и добавок хлеба не стали просить, а кое-что из меню и вовсе перестало устраивать.
Запомнилась В Латвии этого "добра" – немерено, самый доступный продукт. Вначале мы эти кильки-салаки ели с удовольствием. Но поскольку их давали и в обед, и в ужин (большей частью как добавку к другой закуске), нам они скоро поднадоели. В то время мы еще принимали пищу сидя человек по 20 за длинными столами. Рассевшись, первым делом начинали сразу же отправляли алюминиевые тарелки с салакой на край стола за ненадобностью.
В один из обедов дежурному по училищу офицеру не понравилось наше отношение к закуске. Посмотрел он на эту процедуру и озабоченно, но строго спрашивает:
- А почему не едите кильки?
Молчание, наши головы опускаются ближе к тарелкам, шеи вдавливаются в плечи. Что тут объяснять, он ведь видит нашу трапезу не чаще одного раза в месяц, на очередном дежурстве, а у нас это ежедневно, да и не по одному разу в день.
Лицо дежурного багровеет, он видит в этой акции попытку отказа от приема пищи. Может быть, в его голове запестрели картинки из кинофильма "Броненосец Потемкин"? Это угроза ЧП!
- Почему, спрашиваю, не едите кильки? Вам что - не нравятся советские кильки? - взрывается дежурный.
И тарелки с салакой от края стола поползли в обратном направлении на свои места.
Это было в 1952 году. Много позже я дошел до осознания, что бутерброд с килечкой, украшенный срезом вареного яичка, да под... Но не буду отвлекаться. Конечно, килечка – вкусная вещь, и очень к месту в нужный момент.
Уже к третьему курсу мы имели два роскошных просторных столовых зала на втором и третьем этажах учебного корпуса, под клубом. Столики на 4-х человек, прекрасная столовая посуда, накрахмаленные и отутюженные белоснежные льняные салфетки в именных мельхиоровых колечках на столах. Каждый стол и место за ним расписаны, закреплены за конкретным курсантом на постоянно. Между столами замелькали молоденькие официантки в белых кружевных передничках и тоже накрахмаленных кокошниках, ряды которых поредели после первого выпуска.
Не говоря уже о хлебе, но даже часть сливочного масла и сахара после окончания трапезы оставались на столах. Мы наелись.
Но не покидало чувство тревоги от устоявшегося поверья, что нам в чай добавляют на камбузе бром, как средство притупления юношеской эмоциональности, так скажем. Название этому препарату дали простое и однозначно понимаемое - "Антистоин". Число сомневающихся в том, что это соответствует действительности, было незначительным.
Уже в пенсионном возрасте "со стажем", собравшись с бывшими коллегами-ветеранами на очередной пикник по какому-то случаю, в разговоре о былом один товарищ спросил:
- А помните, в училище нам давали "Антистоин"?
Присутствующие вспомнили сразу, закивали головами, заулыбались. Когда после паузы товарищ с грустью добавил:
- Только сейчас начало действовать, - взрыв смеха последовал за признанием.
А еще хорошо помнятся строевые занятия, бесконечные тренировки к очередным парадам. Парадов было много: 23 февраля в день рождения Армии и Флота, 1-го Мая в честь солидарности трудящихся всего мира, в Дни Победы над Германией и Японией, 7 ноября в ознаменование Дня Великой Октябрьской Социалистической революции, местный парад в День Военно-Морского Флота.
Сам по себе, парад - дело скоротечное. Но подготовка к нему! На неделе 2-3 дня по паре часов отбивали строевой шаг, отрабатывали равнение в движении, повороты колонн в движении, ответы на приветствия и поздравления воображаемых начальников.
Затем, то же самое, но с нашими длинными винтовками Мосина. Я уж не говорю об одиночной строевой подготовке, которая задолго предшествовала этому.
Тренировки большей частью проводились на прямо у стен Рижского замка. На эту площадь взирали окна квартиры нашего начальника училища. И подспудно сидело в голове: "А вдруг он за нами наблюдает?" Мы знали, что если Батя узрит какую "халяву" на тренировке - мало не будет никому!
Площадь пионеров ныне -
Ближе к дням торжеств к нам подключался духовой оркестр.
И нас удивляло: оказывается, оркестранты ходят не хуже нашего. Когда успели научиться? Не доходило, что на их счету этих парадов и тренировок побольше, чем у нас.
А на параде мы блистали и формой одежды, и исполнением строевых приемов. Только первый парадный сезон нас досаждало чувство ревнивой зависти, что КАУБО (среднее училище) на парадах ходит первым, а мы ("высшие") - вторыми. Начальники нас успокаивали: они, ведь, "краснознаменные"! Ну что ж, Богу - богово! Однако, эта "несправедливость", видимо, беспокоила и наше начальство. Оно, ведь, тоже бывает не лишено таких же чувств.
Начальство похлопотало и, к всеобщей нашей радости, мы стали ходить на парадах первыми. Хотя эта радость длилась не более двух сезонов. КАУБО стало "высшим", а поскольку они еще и "краснознаменные", то уже заслуженно и безропотно с нашей стороны возглавили все последующие торжества.
Запомнился парад 7 ноября 1953 года. День выдался по-осеннему ненастным. Накануне шел нескончаемый дождь, все поле площади Победы (“Узвара”), где всегда проводились парады, было в лужах воды. Временами с порывами ветра дождевые струи увлажняли участников парада и его гостей. Но парад был неотвратим! Принимает парад командующий войсками Прибалтийского Военного округа генерал армии Баграмян Иван Христофорович. Настрой у всех, вопреки ненастью, - показать класс! И мы показали!
В тот первый и последний раз на парад мы обули рабочие ботинки из добротной яловой кожи. Ни ботинок, ни ног не жалели, брызги летели выше головы! Видимо, с трибун зрелище выглядело эффектно. Генерал Баграмян объявил благодарность училищу и повелел вписать благодарности в служебные карточки каждому участнику парада. Я долго гордился этой первой большой похвалой, расценивая ее, как личную мне.
Генерал армии Иван Христофорович Баграмян со своей внучкой.
КАУБО. Отношения с береговыми коллегами складывались сложно. И не ревность в первенстве на парадах была тому виной.
Первопричиной стали разные уклады. У них он был уже сложившимся, имел многолетние традиции. Кстати, наш Батя свою ВМУЗовскую карьеру начал именно в этом училище еще до войны, в Севастополе, где дислоцировалось училище. У нас же традиции еще только начинали зарождаться. И не все несли высокую нравственность и высокую культуру.
Представьте, мы идем в свои первые увольнения в город. Встречается почти такой же курсант, как и ты, разве что с красной окантовкой погон, а не с белой, как у нас, и большим количеством "галочек" на левом рукаве. И ты слышишь вслед:
- Товарищ курсант!
Недоуменно оглядываешься, ищешь глазами большое начальство, которому зачем-то понадобился, и видишь перед собой только такого же горемыку, устремившего на тебя вопрошающий взор.
- Меня, что ли? – “Может, какой знакомый, или что-то хочет спросить…" - перебирают извилины в мозгу.
- Вы почему не приветствуете? – вопрошает курсант.
- Кого? - возникает невинный вопрос.
- Как это "кого"? Меня! Вы что, разве не видите? – набирает экспрессию диалог.
- А кто ты такой? Катись-ка подобру-поздорову, - возбужденный отпор "нахалу".
- Я курсант старшего курса! - не менее возбужденное резюме обиженного старшекурсника.
Нас инструктировали перед увольнением, напоминали правила поведения в городе, естественно, напоминали требования Уставов в части воинских приветствии старшим по званию. А то, что их надо отдавать и старшим по курсу - этого нам не объяснили, поскольку старшего курса у нас еще не было. Мы были единственными, а воинские уставы насчет старшинства по годам службы - безмолвствовали .
Заканчивались подобные встречи не только перебранкой, но и драками. Постепенно их "каубовское" болезненное самолюбие смирилось с "де-факто", не стали они проявлять эту традиционную особенность за пределами своих ворот. Со временем притерпелись, адаптировались, смирились с существованием себе подобных, но с небольшими странностями. А через пару лет, ходила молва, что отдельные подружившиеся наши курсанты даже стали бывать в КАУБО на танцах.
Было и еще одно среднее Военно-Морское летно-техническое училище. Но оно размещалось где-то вдали, на окраине Риги, в районе Киш-озера. Их курсанты в центре бывали редко, к нам относились с пиететом. Мы же, в свою очередь, принимали почитание благосклонно. На кличку "мокрицы", которую мы им дали, они не обижались.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
