4.
На исходе 1958 года, закончив ремонт и ходовые испытания, мы перешли в Советскую гавань, где встали на консервацию в составе сформированного дивизиона из трёх подводных лодок под командованием капитана 2 ранга Дивизион же входил в состав тамошней бригады лодок.
По законам возрастной деградации человеческой памяти я сейчас вступаю, видимо, в период, когда более близкие по времени события забываются быстрее, чем далёкие. Не мог вспомнить когда и куда ушёл от нас замполит Алексей Иванович Лизунов, который много помог мне на моей нескончаемой дороге. Совсем недавно я узнал о его дальнейшей судьбе. От нас он ушел на учёбу в Военно-политическую академию, и однажды я встретился с ним, будучи проездом в Москве. Окончив академию, продолжал служить на подводных лодках, а затем многие годы преподавал в Высшем военно-морском училище в городе Пушкине.
Из старых офицеров на лодке оставались только Ленинцев, которого восстановили в звании лейтенанта, вместо Козлова минёром пришел Горленко, а вместо Ивановского механиком стал Конев.
Моя маленькая кочевая семья в качестве жилья получила на отшибе в бухте Ильича заброшенный деревянный домик, стоящий под кронами высоченных лиственниц.
С помощью матросов были застеклены окна, заделаны щели, приведена в рабочее состояние печка, доставлены с базы стол, табуретки, три армейские железные койки и три тумбочки. Проведено электричество, а воды было сколько угодно в находящемся неподалеку роднике с вытекающим из него ручьём. И дров было заготовлено достаточно.
Неподалеку в наспех отремонтированном бараке поселились Ленинцев, Конев и Горленко. И зажили мы как у лукоморья, где дуб зеленый, только вместо учёного кота шныряли любопытные бурундуки. Перезимовав, мы перебрались в только что построенный почти в центре города пятиэтажный дом, где все получили по комнате, и зажили как белые люди. В общем всё сложилось, как нельзя лучше.
Как я понял тогда, наша консервация была опытовым мероприятием, так как на ТОФе она ещё не проводилась. Лодка была тщательно проверена, вычищена, покрашена. Все механизмы были слегка смазаны какой-то специальной смазкой. Во всех отсеках, трюмах, выгородках, каютах и приборах были размещены сетчатые пакеты с селикагелем – веществом осушающим воздух. Аккумуляторная батарея прошла лечебный цикл. Все запасы, кроме боеприпасов, продовольствия и пресной воды, были приняты и сохранился полный штат экипажа.
Один раз в неделю в течение получаса производился тщательный осмотр в отсеках, снятие показаний влажности, температуры и наличия в атмосфере водорода, и вручную проворачивали все механизмы. Селикагель менялся ежемесячно. Всё остальное время экипаж занимался боевой подготовкой в учебных кабинетах и различными хозяйственными работами.
Для поддержания практических навыков матросы и старшины небольшими группами от 2-х до 5 человек периодически выходили в море на плавающих лодках. Также и офицеры проходили стажировку на лодках, сдающих курсовые задачи и выходящих в море на различные учения.
Я такую стажировку прошёл в течение марта месяца в Ракушке на ПЛ «С-240», где командиром был капитан 3 ранга Шеметнёв. За это время поучаствовал в контрольной проверке по задачам №1 и №2, в обеспечении кораблей ПЛО и в учении по форсированию противолодочного рубежа. Размещался я там в офицерском общежитии, располагавшемся за КПП на втором этаже над магазином, хотя у меня было ещё пристанище в казарме лодки в каюте старпома Горюнова.
Должен сказать, что та стажировка больше походила на отдых, поскольку свои обязанности в море мне выполнять было нисколько не в тягость, а на берегу я, как наёмник, ни за что не отвечал и свободное от плаваний время использовал по своему усмотрению. Из развлечений там было только кино, которое три раза в неделю крутили в столовой бригады, да игра в нарды.
Правда, офицеры и сверхсрочники с семьями и без хаживали на танцы и другие подобные увеселения в дом культуры в поселке Тимофеевка, находящийся в десяти километрах от Ракушки. Но я сызмальства танцам обучен не был, а к прочим светским реверансам питал равнодушие, даже презрение, граничащее с отвращением. И поэтому в части находился безвылазно, никакого удручения не испытывая. А вскоре и там нашлись и интересные и полезные занятия.
В общежитии, в большой комнате, где я размещался, подобралась куда как весёлая компания из командиров, флагманских специалистов и всяких командированных. Постоянно там проживали три холостяка: помфлагмеха, помфлагсвязиста и начальник минно-торпедной части береговой базы, ну и я с ними. Довольно часто сиживал с нами командир, не помню какой лодки, Герой Советского Союза Герасимов. Частенько захаживали командир Шеметнёв и закоренелый холостяк и первый парень на деревне Павел Анисимович Дементьев, тоже командир какой-то лодки по прозвищу Паша Тихоход.
Его потому так величали, что он очень тихо ходил. Настолько тихо, что при всем желании никому ещё не удавалось от него отстать. Он не шёл, а шествовал, как в медленном бальном танце. Казалось порой, что даже при резком расстройстве желудка он не ускорит свою походку. Но он у нас бывал редко, так как предпочитал почаще ходить на танцы.
Основным нашим времяпрепровождением там было, если выразиться строго военным языком, приведение себя в нетрезвое состояние путём распития спиртных напитков. Было весело, интересно, познавательно, и время незаметно летело, и засиживались мы там в возвышенно-лирическом состоянии далеко за полночь. Но службу не забывали и дров не ломали, потому как люди все там были в этих делах закаленные, привычные, и умеющие знать меру.
Да и наш постоянный тамада и арбитр Герасимов был хоть и отменный весельчак, но мужик изначально строгий, умеющий все чрезмерности пресекать в самом зародыше.
Для нестойких в злоупотреблениях и перед зелёным змием спасовавших применялось воистину садистское наказание. Такой на очередном мероприятии сажался за отдельный стол, сервированный такой же закуской, но вместо водки или спирта там ставился графин, наполненный неразведённый водой. И он пил её, поднимая свой стакан столь раз, сколько поднимали его другие, но с иным содержанием.
Он участвовал в общей беседе, только обращался к остальным исключительно на «вы». Действенное было наказание. Могу с гордостью заметить, что я там своего достоинства ни разу не уронил.
Очень интересный и достойный подражания человек был Герасимов. Он был исключительно невозмутим и находчив. Как говорится, за словом в карман никогда не лез, и любую ситуацию схватывал мгновенно. Помню однажды он буквально спас от серьёзной неприятности командование бригады, а заодно и всех участников одного инцидента.
Прежде чем изложить суть того, о чем я завел речь, сначала отмечу три важных момента, обусловивших его возникновение.
Момент первый: младшие офицеры «С-240», тоже любили собираться в своей казарменной каюте, где угощались, чем бог послал, а посуду не всегда за собой убирали вовремя, и она какое-то время валялась в тумбочках или просто под койками.
Момент второй: Среди офицеров был некто старший лейтенант Ясученя. Он был белорус и поэтому у него фамилия такая. Герасимов, по весёлости своего нрава, когда обращался к нему, то называл его «Тысученья», а когда упоминал его в третьем лице, то говорил «Онсученья». Но, Ясученя на него не обижался, да и вообще чего-либо особенного в этом нет. А потом, это не главное, а главное то, что Ясученя был заядлый охотник, и у него в тумбочке всегда стояла бутылка с порохом и бутылка с дробью
И, момент третий: В казарме было печное отопление и, по иронии судьбы, в офицерской каюте как раз находилась голландка, в которой в зимнее время практически всегда потрескивали горящие дрова и каменный уголь.
И вот однажды в Ракушку внезапно ворвался торпедный катер, на котором прибыл, известный своей строгостью, адмирал Васильев из штаба флота. Его встретили. Он распорядился собрать в течение часа офицеров, а пока, сопровождаемый комбригом и начальником политотдела, пошёл по бригаде посмотреть, как тамошний служивый люд обретается.
Буквально за несколько минут до его прибытия в казарму ПЛ «С-240» офицеры узнали об этом и лихорадочно начали наводить порядок в своей каюте. Весь мусор, объедки, бумажки и пустые бутылки, естественно, полетели в огненное жерло топящейся голландки. Туда же впопыхах кто-то швырнул и злополучную Ясученину бутылку с порохом. И сразу захлопнули дверцу.
И только в открывшуюся дверь каюты шагнул адмирал, а старший по каюте скомандовал «Смирно!», как раздался ужасный взрыв.
Чугунная дверца голландки вылетела и, разнеся оконную раму, упала в зашипевший сугроб снега за стеной, печь развалилась, а искры посыпались на головы всех присутствующих, нещадно жаля, как взбесившиеся осы. Уже дым рассеялся и пыль осела, а люди, все ещё не придя в себя, стояли в безмолвной тишине. Потом разом замельтешили и залопотали, одни вопрошая, другие ужасаясь. Но громкий окрик адмирала: «Что здесь происходит?» Я спрашиваю вас, комбриг, начальник политотдела? - враз заставил всех замолчать, и снова наступило безмолвие, которое нарушалось потрескиванием угольков на полу.
И в этот момент, спокойно, с самым серьезным выражением лица сквозь толпу в дверях протиснулся Герасимов, шагнул в каюту и громким спокойным голосом авторитетного тона сказал: «Товарищ адмирал, я кажется догадываюсь, в чём дело. Это очень серьезно. Сейчас доложу».
Все вперили в него расширенные страхом очи, и в них засветилась надежда на спасение. А Герасимов подошёл к затухающему очагу, поднял отдельно лежащий кусок каменного угля, перебрасывая его из ладони в ладонь, как горячую картофелину, осмотрел, понюхал и продолжил: «Так и есть, товарищ адмирал, это макеевский уголь. Его можно жечь только измельчённый, потому, что он часто бывает насыщен гремучим газом. В цельном куске этот газ сохраняется, а мощь его велика. Гремучий газ целые шахты разносит»
И сразу наступило успокоение. У адмирала кончился гнев, а у остальных улетучился страх. Как бы конец этого события ни казался наивным и даже глуповатым, мне кажется, что тогда у всех участников его глубоко в подсознании возникло тайное, неосознанное желание и надежда чтобы эти тягостные для всех минуты рассеялись бы сами собой и получили любое объяснение. Только бы пропали и этот гнев и этот страх. Люди всё-таки люди, и человеческое в них побеждает чаще тогда, когда всем страшно, или всем горько.
Так это или не так, но пока матросы устраняли следы погрома, офицеры отсидели на собрании, которое прошло спокойно и по-деловому, после чего адмирал умчался в водяных брызгах и реве катера, все облегченно вздохнули и занялись своими делами. В качестве же памяти о случившемся остались листки инструкций поблизости от печей, где напоминалось, что угли в них засыпать надобно только в измельчённом виде. Я же по окончании стажировки вернулся в Совгавань, и новые события вытеснили и заслонили собой минувшее. Своей чередой пролетели совгаванские дни и ночи, и вскоре зовущий рог судьбы послал нас в новый путь.
В середине лета поступила высочайшая команда: лодки расконсервировать, прибыть в Ракушку и войти в состав тамошнего соединения подводных лодок.
5.
Прибыв в Ракушку, мы подверглись контрольной проверке по всем курсовым задачам, выполнили торпедные стрельбы и в начале зимы вошли в боевое ядро флота. Началась размеренная служба. По месту базирования Ракушанская бригада подводных лодок входила в состав Владимиро-Ольгинской военно-морской базы, а оперативно замыкалась на 6-ю эскадру ПЛ, находящуюся в бухте Улисс.
Место, где мы базировались, было несказанно живописное и уютное. Там, где кончалась акватория базы с тремя пирсами и двумя причалами, на север до впадения речки Холуай тянулся широкий песчаный пляж, где на каждом шагу попадались ракушки от мельчайших до таких, чьи размеры были в суповую тарелку. Потому и бухта так названа.
За речкой Холуай пляж становился ещё шире и тянулся до поселка Весёлый Яр с аккуратными белыми хатами, большим деревянным домом культуры и Агар-агаровым заводом. От моря бухту Ракушка ограждает гористая гряда, покрытая лесом, которая оканчивается скалистым мысом Балюзек. Со стороны материка к бухте подступает густой непролазный лес с дубовыми рощами. Местность повсюду холмистая. Осенью после листопада холмы и низины между ними покрываются толстым слоем листвы, так что с холмов по этим листьям можно съезжать и на лыжах и на санках и на чём попало, не дожидаясь снега.
Из множества родников бегут ручьи. В летнее время над множеством больших и ярких цветов порхают громадные бабочки с крыльями чуть не со школьную тетрадь, и пауки величиной с кулак ребенка плетут сети между ветвями деревьев. Там и сям посвистывают юркие бурундуки, шуршат ежи в листьях, а в тёмных чащах и на больших полянах с травой по пояс, что за Весёлым Яром, водятся косули, кабаны и рыси. Старожилы рассказывают, что было время и тигры тут хаживали.
Подводники же водились по северному берегу. Там раскинулся городок из десятка двухэтажных бараков, за дощатым забором строения воинской части и причальная линия. На речку Холуай подводники хаживали ловить рыбу пеленгас, из которой получалось хорошее заливное, а в Весёлый Яр в основном за рябиновкой на коньяке. Очень хороший и крепкий веселящий напиток.
По своему укладу жизни и службы Ракушка чем-то напоминала Полярный. Это, наверное, потому, что тамошние лодки каждая в своё время пришли из Полярного, оттуда же и большая часть их экипажей. Жизнь шла своим замкнутым миром на большом удалении от дорог, по которым перемещалось высокое начальство. В свободное от плавания и другой службы время отдыхали там на пляжах, а вечерами резались в волейбол.
В каждом почти бараке была своя команда, и в городке было несколько волейбольных площадок. Особо выделялись три команды, которые возглавлялись: первая начальником штаба капитаном 1 ранга Булыгиным, вторая - начальником политотдела капитаном 1 ранга Комовым и третья – командиром лодки капитаном 2 ранга Купцовым. Мы с женой входили в команду Булыгина.
В зимнее время хаживали по сопкам на лыжах, а наиболее охочие до плясок добирались до посёлков Тимофеевка и Владимир, где этот вид развлечения был соответственно организован и обставлен. Матросы и старшины тоже в свободное время не скучали. Также в волейбол и футбол играли, и купались сколько влезет, собирали ягоды, охотно участвовали в художественной самодеятельности. Наиболее продвинутые бегали к девкам в Весёлый Яр, где тоже был клуб с танцами, а то и к солдатам в гости, воинская часть которых располагалась за лесами за горами километрах в пяти к востоку от Ракушки.
Должен отметить существенную особенность Владимиро-Ольгинского гарнизона. Несмотря на его отдалённость от зон цивилизации и не очень частую контролируемость свыше, я не помню, чтобы там происходили характерные гарнизонные явления, такие как злостные самоволки, тяжёлые пьянки и, тем более, драки.
Командира бригады лодок капитана 1 ранга Фощевского я за всю службу там видел не больше десятка раз. Он часто бывал во Владивостоке, а будучи на месте, общался в основном с командирами, да и то не всегда. Часто отфутболивал их к начальнику штаба. За глаза его называли – пан Фощевский, так как он был большим любителем бальных танцев и носил аршинные усы.
Фактически полновластным владыкой там был начальник штаба невероятно энергичный и вездесущий. В своём штабном кабинете он сиживал крайне редко и все служебные вопросы часто решал на ходу на территории части, в казармах и даже в курилках Его невозможно было никак обойти стороной или ускользнуть от его внимательного строгого взгляда. Казалось, он способен находиться одновременно в нескольких местах, причём появлялся всегда внезапно, хотя и не крадучись. У него был громкий голос, и он говорил не умолкая, давал команды, учил, распекал, так что его всегда было слышно издалека.
(Он?)
Даже шутка ходила: чем отличается Булыгин от реактивного самолёта? Тем, что реактивный самолет сначала видно, потом, когда пролетит, слышно, а Булыгина – наоборот».
Он был дотошен и строг, но отходчив и человечен. К нему в любое время мог по личному вопросу обратиться любой; от командира до матроса. Он всегда внимательно и участливо выслушивал и немедленно добивался разрешения любой ситуации самым справедливым образом. Ему не было зазорно зайти в свободное время в какой-нибудь кубрик и сыграть с матросами партию в домино.
Ничего плохого не могу сказать о начальнике политотдела Комове. Тоже был простой в обиходе человек, спокойный, справедливый. А его заместитель капитан 3 ранга Пашук был просто ходячая умора. Он был работящий, порядочный офицер, но очень уж непредсказуемо комичен. Твёрдо разбираясь во всех установках и решениях партии и правительства, он в силу недостаточности кругозора в иных областях, всё время путал пословицы, общеизвестные разговорные выражения, имена, названия и термины. И все его выступления на собраниях или политзанятиях, политинформациях и беседах с личным составом часто вызывали хохот, доходящий до истерии.
То он куклуксклановцев путал с кукрыниксами, то агентство Синьхуа называл агентством Синюха.
Джавахарлал Неру однажды назвал Джавахарлеем Нюрой. Всех его потрясающих перлов теперь и не упомнить. Он был заядлый охотник, и когда крался с ружьём наготове к уткам, то фуражку поворачивал козырьком вбок, чтобы утки подумали, что он смотрит не на них, а в сторону.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
