7. Научные и другие истории.
В связи с такой несправедливостью мы неоднократно обращались с жалобами в различные инстанции. И однажды командующий Тихоокеанским флотом, войдя в наше положение, распорядился не прерывать нам выплаты двойных при заходах во Владивосток. Но воспользоваться этим справедливым решением успели только экипажи трёх лодок. Финансовые органы Министерства Обороны за перерасход денежных средств наложили на Командующего флотом начёт. И подводники, не желая того, чтобы за них материально пострадал уважаемый всеми адмирал Амелько, отказались в очередную получку от второго оклада.
И ещё существовало в отношении подводников Магадана одно дискриминационное положение.
В то время, как экипажи лодок других баз после выполнения автономок на боевую службу получали определённый отдых в санаториях или специальных базах отдыха, мы этого были лишены, поскольку такие учреждения от нас были далеко, и отправка туда экипажей была дорогим удовольствием. Поэтому, чтобы лишение нас заслуженного отдыха выглядело законным, нас на боевую службу посылали не на полную автономность (для лодок 613 проекта – 30 суток) а суток на 25-28. Это уже считалось неполной автономностью и права на отдых не давало. Но мы к этому привыкли и на такую «мелочь» внимания не обращали.
Как-то после очередного докования в бухте Диомида мы собрались уже возвращаться в Магадан и, в ожидании решения, стояли у пирса в бухте Улисс.
И тут по трансляции раздается: «Капитан 2 ранга Щербавских прибыть к начальнику штаба эскадры».
Я оставил на пирсе у телефона старпома, а сам быстро отправился, куда велено. Захожу, докладываю, что прибыл, а начальник штаба капитан 1 ранга Циунель меня и спрашивает: «Щербавских, вы про телепатию что-нибудь слышали?»
– Так точно, – отвечаю, – немного наслышан.
– Ну вот, – говорит начальник штаба, – сейчас к вам на пирс прибудут эти самые телепаты, по другому говоря, научные работники Ленинградского филиала государственного НИИ головного мозга. Как только загрузятся, доложите оперативному дежурному и, не мешкая, поспешайте в полигон № 26 заниматься этой самой телепатией. Их старший – доцент Солодовников вас введёт в курс дела.
Так и случилось. Когда я пришёл на пирс, учёные были уже там вместе с разными приборами и с сетчатыми клетками, в каждой из которых находилось по крольчонку.
Доцент Солодовников оказался симпатичным мужиком чуть старше меня по возрасту. Я дал старпому команду принять людей и груз и, пока они проворно загружались, Солодовников полностью ввёл меня в курс дела, которое оказалось совсем несложным. В бухте Шамора, что в Уссурийском заливе, в подземной лаборатории в специальной клетке сидит крольчиха, мать тех самых крольчат, что в сетчатых клетках, оборудованных электродами. Она увешана всевозможными датчиками для замеров пульса, кровяного давления, потливости, температуры, энцефалограммы головного мозга.
Мы на расстоянии от неё не менее 100 миль на глубине не менее 30 метров будем плавать определёнными курсами, и исследователи по определенной программе, одной из двух, и одному из двух вариантов этой программы, о которых тем, что в бухте Шамора будет неизвестно, будут этих крольчат легонько ударять электротоком. Естественно, крольчата на это будут реагировать, а крольчиха, как это ни странно, будет реагировать на их реагирование.
Все это будут фиксировать датчики, выписывая на лентах соответствующие кривые, которые и будут потом изучаться при сопоставлении времени у крольчат и у крольчихи. Чтобы исключить любой сговор тех, кто на лодке, с теми, кто в бухте Шамора, программу и его вариант назначит нейтральное лицо – начальник комиссии, которым является командир ПЛ, то есть я. Причём сделано это будет подбрасыванием мною монеты, взятой опять же у другого нейтрального лица, то есть у любого члена экипажа.
Вот так мы и плавали в 26-м полигоне возле острова Русский в течение нескольких часов, а эта учёная банда издевалась над несчастными что вызывало возмущение многих членов экипажа.
Работу мы закончили, вернулись в бухту Улисс, а наш переход в Магадан перенесли на следующее утро. Мы переночевали на лодке, а учёные, в ожидания отбытия в аэропорт, переночевали на береговой базе.
Поздно вечером мы с доцентом Солодовниковым посидели, поговорили в каюте одного из местных командиров. Я попросил его, сколько можно, рассказать об этом явлении. Он пояснил мне, что многое из сути исследованного имеет соответствующий гриф секретности, поэтому он мне расскажет только то, что можно в общих чертах. Причём сведения, до сих пор полученные по телепатии, крайне скудны. То есть телепатия – передача на расстояние мыслей, чувств и даже зрительных образов – существует, и об этом известно не одну тысячу лет. Вот только механизм её пока так и неизвестен.
Сначала предполагали, что это передается какими-то излучениями или волнами, вроде радиоволн, но вскоре от этого предположения пришлось отказаться, хотя не все ещё отказались. Дело в том, что неизвестный механизм телепатии, в отличие от волн, ничем не экранизируется, не ограничивается расстоянием, и передача происходит мгновенно. Больше этого, – сказал доцент Солодовников, – я ничего конкретного сказать не могу, так как всё остальное настолько запутано, что не укладывается в голове у людей, которые намного умней нас с тобой.
Но я продолжал наседать на него с расспросами так настойчиво, что, где-то, после пятого, кажется, стакана, он уже заплетающимся языком, ещё чуть-чуть приоткрыл мне завесу над этим явлением. Понизив голос до шёпота и указуя на потолок указательным перстом, он поведал мне, что на самом деле вселенная, в которой мы живём, выглядит совсем не так, как мы судим о ней на основании показаний наших органов восприятия окружающего, логике нашего, так называемого здравого смысла, и всех ныне существующих приборов. В подлинной вселенной нет таких понятий, как размеры, время, движение. В ней одновременно существует прошлое, настоящее и будущее. При этом в ней бесчисленное количество измерений, которые являются определёнными мирами, и бесконечность и нуль одно и то же. Поэтому всякое перемещение во времени есть ни что иное, как наше бесконечное мгновенное перемещение из одного измерения в другое.
Он столько много захватывающе интересного мне начал рассказывать, что я чуть было все окончательно не понял, но закончилась бутылка.
А на утро все то, что я уже понял вечером, вновь оказалось совершенно непонятным.
Утром мы двинулись в Магадан домой, наша «Бегущая по волнам» легко скользила по знакомым водам. Казалось, она настолько уже знает эту не раз пробегаемую дорогу, что можно вообще дать ей волю, она сама придёт туда, куда надо.
Это было наше последнее совместное плавание с старпомом Василием Прокофьевичем Клюшкиным (Контр-адмирал Усов А.А.: Прокопьевич). В конце того года он был назначен командиром ПЛ «С-334» взамен Юрия Алексеевича Фищева, которого комиссовали по здоровью и перевели на береговую службу на Черноморский флот. А замполит Светик ещё раньше тоже ушёл на берег.
Новым замполитом пришел капитан-лейтенант Малашенко, достойная замена Светику. Кроме того, он хорошо разбирался в строевых вопросах и лодку знал прекрасно. В течение года я его полностью подготовил на должность командира ПЛ.
Пришлось расстаться и с механиком Сан Санычем Горбовским. Он был подлинным виртуозом механической специальности и по своим знаниям и опыту давно уже мог стать флагманским специалистом. Но ему мешали особенности характера, из-за которых он, уже однажды назначенный помфлагмехом, был с этой должности снят. Будучи совершенно не подверженным пьянству, он редко выпивал, и то чисто символически. Но и этого было достаточно, чтобы все за версту увидели, что Сан Саныч выпивши. Нет, он вёл себя абсолютно прилично, просто становился тихим весельчаком, без конца улыбался и глаза его источали великую любовь ко всему сущему.
Но и не это главное. Главное, что он в таких случаях тут же нос к носу сталкивается с самым большим начальником, который оказывался поблизости. Если на площади хоть в 500 квадратных километров в данный момент находится хоть один проверяющий, то и с ним Сан Саныч обязательно встретится. Но, наконец, случилось так, что он долго ни с кем не встречался, и его успели назначить помфлагмехом.
Вместо него к нам пришел капитан-лейтенант Хороших, который был действительно любитель пообщаться с зелёным змием, однако механик вполне нормальный. Вот только с ним из-за его фамилии произошел анекдотический случай. Как-то по окончании рабочего времени он вместе с двумя своими приятелями пригубили лишку, но, проявляя всё-таки осторожность, так как на бригаде были проверяющие, они, чтобы ни на кого не напороться, сразу после возлияния улеглись спать в той же каюте на плавбазе. Номер её был 12-й.
И случилось так, что в начале того дня один из проверяющих взял у Хороших какую-то тетрадку на время. А вечером, будучи человеком обязательным, решил её вернуть.
(П...ц)
И вот идёт он по коридору плабазы и натыкается на двух лейтенантов, которые, сидя на корточках, то ли разбирают, то ли собирают какой-то механизм и так увлечены работой, что ни на что не обращают внимания. А проверяющий их и спрашивает: «Хороших не видели?» И один из лейтенантов, даже не взглянув на того, кто спрашивает, ответил: «Видели в двенадцатой каюте сразу трое таких». Проверяющий, поблагодарив, отыскал каюту, открыл дверь, а там действительно трое и все хорошие, то есть лыка не вяжут. Вот такой был мой новый механик.
А вместо Васи Клюшкина старпомом пришел капитан-лейтенант Поддубский, грамотный и очень аккуратный офицер, но Васю заменить полностью он не смог. Вася был моим двойником, в том смысле, что мы друг друга понимали с полуслова, а часто и вообще без слов, так как мыслили синхронно. Он был инициативен, сообразителен и вездесущ. Так что на «С-334» Фищева сменил достойный командир.
Немного о Фищеве, раз уж я его упомянул. Хороший человек и командир был Юрий Алексеевич, но была в нем одна особенность. Он был настолько материалист, что любое, не поддающееся объяснению с позиций общепринятого и общеизвестного явление, повергало его в шок, даже пугало и приводило к депрессивному состоянию. Я думаю, состояние его здоровья, приведшее к списанию на берег, стало таким в связи с тем, что пришлось ему, вопреки убеждению, признать реальность НЛО.
Я вначале тоже не верил в так называемые летающие тарелки, хоть и много слышал, и читал о них. Причин моего неверия в них было три.
Первая. По тогдашним представлениям, основанным на данных многих наук, космический корабль, способный преодолеть межзвёздные расстояния, должен быть громадным, так как даже при движении с околосветовыми скоростями, времени на такие перелеты требуется невообразимо много, и энергозапасов тоже. А тут какие-то диски величиной 20 на 3 метра в среднем, а то и вообще полутораметрового диаметра шары.
Вторая. Опять же по тогдашним понятиям, межзвездный перелёт для астронавтов есть столь значительное событие и сами они являются носителями настолько высоких разума и нравственности, что перелёт обязательно должен завершиться торжественным установлением контакта с теми, к кому прилетели. А тут летает какая-то вороватая шпана, и не понять, чего им тут надо.
И третья. Уж больно нереален факт безынерционного движения. Ведь НЛО совершают такие манёвры на суперскоростях, которые при наличии инерции, приведут к полному разрушению любой конструкции и гибели любого живого существа внутри неё. Да и само поведение так называемых инопланетян выглядит совершенно нелогичным и абсурдным.
Правда, мое неверие несколько поколебал один рассказ, который я услышал на мостике
Тамошний третий помощник рассказал, как он, будучи курсантом Арктического мореходного училища, будучи на практике на паруснике «Крузенштерн», своими глазами видел, и вместе с ним видело более сотни человек во главе с капитаном, как из под воды по левому борту вылетали дискообразные летательные аппараты, проносились над судном и ныряли в воду по правому борту. Такой хоровод продолжался несколько минут, в течение которых прервалась всякая радиосвязь и остановились все электромеханизмы.
Окончательно же поколебала мое неверие одна из автономок, где было получено радио в адрес всем командирам в автономном плавании за подписью главкома ВМФ.
Это было приказание командирам в случае обнаружении НЛО, уклоняться от них погружением, по возможности фотографировать или зарисовывать, заносить в вахтенные журналы характер их деятельности, параметры полёта и координаты.
С этого момента я поверил в реальность НЛО, но увидеть их тогда не удалось.. В то же время Фищев плавал с задачей патрулирования Южно-Курильских проливов и тоже получил это радио. По его словам оно привело его в полное замешательство. С одной стороны, он все силы прилагал к выполнению задания, а с другой же не мог допустить саму мысль, что такой авторитетный человек, как главком, верит в НЛО. Он тоже в тот раз летающую тарелку не обнаружил, но окончательно добил его перехват группой ОСНАЗ, находившейся на его лодке, радиограммы с американского самолёта своему командованию об обнаружении большого НЛО восточнее острова Шикотан. После этого Фищев, и раньше имевший обыкновение употреблять в одиночку, это мероприятие участил. И ещё он часто стал впадать в задумчивость. А известно, что внутренний разлад больше всего ослабляет здоровье.
8. Первая трагедия.
Зимой 1966 года, в начале нового года боевой подготовки, состоялся у меня с комбригом (правильнее будет – комбрига со мной) серьёзный разговор. Как-то вызвал он меня в неурочное время и ознакомил с написанной на меня аттестацией. Она мне понравилась не потому, что была хорошая, а потому что правильная. Хорошей-то её назвать нельзя. В ней указывалось, что я правильно понимаю политику партии и правительства, успешно выполняю все поставленные задачи, проявляя старание и разумную инициативу. И характер имею общительный и авторитетом пользуюсь. Вот только я недостаточно требователен к подчинённым и допускаю несерьезные поступки.
Так оно и есть. Действительно, я просто не любил наказывать ни офицеров, ни матросов. Рука не поднималась. Как-то получалось так, что опростоволосившегося или чего нашкодившего я просто отчехвостивал на чём свет стоит, и тот сразу сам исправлялся. Ещё в самом начале командирства, я мысленно оглядев себя со всех сторон, дал себе ряд зароков на будущее. Что я буду воспитывать из членов экипажа подлинных мастеров своего дела, стремиться предугадывать возможные аварийные ситуации, ежедневно лично обходить и осматривать лодку, буду вникать в нужды каждого подчинённого, на службе не буду ругаться матом, тем более материть подчинённых.
и
Но, неукоснительно выполняя все эти зароки, я так и не смог выполнить последнего из них. Я не только не перестал в критических ситуациях использовать крепко солёные выражения, но ещё больше в этом усовершенствовался, так как обстановка часто была слишком нервозная, а характер мой был далеко не покладистый
Говорю я об этом с искренним сожалением, но что поделаешь. Так что тут комбриг ещё не все мои отрицательные стороны знал.
А насчёт несерьезных поступков он был прав более, чем на 100 процентов. На бригаде настолько привыкли к моим хохмам, что однажды мне пришлось признаться даже в том, в чём я был абсолютно не виноват, так как если бы я стал это отрицать, мне бы просто не поверили. А это для меня было хуже, чем признать чужую вину своей.
Это я о том, что однажды командиру береговой базы подполковнику Родштейну пришли мастерски подделанные документы якобы из морского порта. В них уведомлялось, что в адрес береговой базы из главной базы получены следующие грузы: 3 012 000 коробок цветных карандашей для покраски корпусов кораблей и 12 пудов кузбаслака и черни для покраски копыт коров и свиней подсобного хозяйств. Кто-то очень точно скопировал мою манеру шутить, а командир бербазы, будучи сильно занятым, не вник в суть документов и сразу послал в морпорт машину за грузами.
Там же, ознакомившись с предъявленными документами, чуть со смеху не поумирали. Вот Родштейн и пожаловался на меня комбригу, и мне перед ним пришлось извиниться, хотя я уже догадался, чьих рук было это дело. Так что начальство бригады за службу меня уважало, но за шутки мои сильно и справедливо косилось на меня. Мне пришлось, как это ни трудно было, приступить к сдерживанию своего весёлого нрава, а когда вскоре произошли два события, я с этой стороны бытия был реабилитирован.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
