…Увы, когда я доложил о своем решении командованию флотом, последовал прямой и однозначный приказ – выходить с полным комплектом прикомандированных специалистов. Девушка стояла все там же, на пирсе. Я чувствовал себя весьма неловко, когда сообщил ей о полученном распоряжении, и, тем не менее, нашел силы собраться и провести строгий инструктаж:
– На лодке находиться только в комбинезоне, никаких платьев, работать под присмотром командования – в центральном посту.
Девушка улыбнулась и ответила по-военному четко:
– Будет исполнено. И потом уже совсем по-женски добавила:
– Не волнуйтесь, командир, все будет хорошо.
Она так очаровательно улыбнулась, что я только утвердился в своих недобрых предчувствиях, но вслух только сказал:
– Вам будет выделена отдельная каюта.
Впрочем, предотходные хлопоты вскоре заслонили этот необычный эпизод. Наконец выполнены все формальности, из отсеков «К-438» поступили доклады о готовности систем, механизмов и вооружения к выходу в море. На пирсе и на лодке слаженно работали матросы швартовой команды.
Короткие слова прощания, по тысячетонному корпусу субмарины пробежала мелкая дрожь от работающей турбины. Поход начался.
3 августа, 17.00, траверз острова Кувшин
Меня всегда поражал контраст между близкой к помешательству атмосферой, царящей на борту подводной лодки перед самым выходом в море, и ощущением покоя и умиротворения, которое появляется после того, как родной берег скрывается за горизонтом.
И дело вовсе не в деловой предпоходной суматохе. Было и, наверное, остается «доброй» традицией всякого начальства демонстрировать свое внимание к уходящему в дальнее плавание экипажу.
Дело, конечно, в обычной перестраховке, но иногда навязчивый контроль принимал гротескные формы.
Навсегда запомнилась анекдотичная инспекция московского пехотного (!) генерала, которого какая-то «светлая» голова отправила проконтролировать отсеки атомной подводной лодки. Тощий как жердь, двухметрового роста проверяющий, в начищенных до блеска хромовых сапогах, изо всех сил пытался выполнить поставленную задачу и при этом не пасть жертвой общеизвестных флотских розыгрышей. Все шло хорошо, пока мы не подошли к командирской каюте, расположенной во втором отсеке субмарины.
Открываю дверь и, словно таможеннику, представляю объект к «досмотру».
– А что это за шкаф? – осмотрев каюту, неожиданно спросил пехотный генерал.
Я по достоинству, как показалось, оценил его юмор и с улыбкой ответил:
– Спальная комната.
Тут же стало ясно, что инспектирующий принял мой ответ за начало розыгрыша и немедленно вспылил. Пришлось официальным тоном, глядя разгневанному генералу прямо в глаза, доложить:
– Вы находитесь в каюте командира атомной подводной лодки.
После долгой минуты молчания опешивший москвич по-отечески участливо поинтересовался, как я помещаюсь в таком тесном пространстве. Наверное, представил себя самого на койке, рассчитанной на человека ростом чуть выше полутора метров…
Через несколько минут, удовлетворившись ответом, что место командира подлодки в море на командном пункте в центральном посту, генерал с явным облегчением сошел на берег.
…На счетчике оборотов турбины – 160 оборотов, это соответствует 16 узлам хода. Мы идем строго на север. Курс отрыва от берега – не простая задача. После того, как отданы швартовы, всякая связь лодки с берегом прекращается. Отныне наша радиостанция работает только на прием. У острова Кувшин сигнальщик лодки по старинке отстучал прожектором прощальный семафор на пост наблюдения: «Оперативному дежурному флота! Следую по плану. Командир».
Экипаж постепенно «вошел в меридиан», и у меня появилась возможность спокойно пообщаться с командиром субмарины Алексеем Коржевым.
Стала понятной причина столь неожиданного изменения моих личных планов и повышенного внимания провожающего начальства. В Боевом распоряжении «К-438» была поставлена задача - совершить длительное подледное плавание с выходом в точку Северного полюса. В поход, посвященный 60-летию Великой Октябрьской социалистической революции, мы отправились не одни. «Видимой частью айсберга» стал знаменитый на котором в честь юбилея решили поставить давно ожидаемый человечеством рекорд – достичь на надводном судне географической точки вершины планеты. Нам же надлежало обеспечивать и подстраховывать гражданских моряков в глубинах Северного Ледовитого океана. Идея была достаточно сомнительной – вряд ли в критической для ледокола ситуации мы смогли бы оказать ему какую-либо помощь. Однако для тех, кто рапортовал о подготовке знаменательного плавания, такой тандем показался очень выгодным. Политическое руководство страны в технические вопросы не вникало, а «конвоир» в виде подводного атомохода наверняка произвел на всех впечатление.
В пакете оказалось также обращение Военного совета Северного флота к экипажу «К-438». Оно состояло из привычных для того времени фраз о преданности делу коммунистической партии, лично ее Генеральному секретарю Л.И.Брежневу. Несмотря на заурядность содержания, для нас оно имело большое значение. Само по себе обращение высшего органа флота к экипажу отдельно взятого корабля было явлением из ряда вон выходящим, это подчеркивало значимость нашей миссии и во многом объясняло причину моего появления на борту субмарины.
Старший на борту, в гражданском флоте именуемый «капитан-наставник», каковым я являлся в этом походе, был практически неизбежным явлением в дальних походах советского ВМФ. Конечно, мой друг и однокашник по училищу подплава Леша Коржев был опытным командиром атомной подводной лодки и не нуждался в мелочной опеке.
Наши «вероятные противники» - американцы, англичане, французы – доверяли, на первый взгляд, своим офицерам куда больше. Но у них на борту находились экипажи, на 100% укомплектованные профессиональными военными моряками. И управляли они высококлассной техникой, которую не стремились любой ценой сдавать флоту к юбилеям и съездам. Командир мог передать управление субмариной вахтенному офицеру. Он был уверен не только в нем, но и в каждом специалисте, заступившем на вахту в отсеках лодки.
У нас ситуация складывалась иначе. Хотя «покупатели» от подплава ВМФ пользовались в военкоматах определенными преимуществами, полной уверенности в матросах и старшинах срочной службы не было, да и быть не могло. Грамотными подводниками они становились только к концу третьего года – перед увольнением в запас. На борту всегда находились молодые моряки, от которых можно было ожидать любых сюрпризов.
Уже стал хрестоматийным эпизод одного из пожаров на печально известной «Хиросиме» - многострадальном первом советском атомном подводном ракетоносце «К-19». Этот уникальный в своей трагической судьбе корабль. Он был плохо собран еще на стапеле, неоднократно горел, поражался радиацией, участвовал в столкновении с подлодкой американцев. Служба у него была долгой - с 1960 по 1991 год. Кому-то «наверху» хотелось доказать всему миру, что с АПЛ все в порядке. За тридцать с лишним лет субмарина убила как минимум пятьдесят два человека. Из них десять погибли при постройке лодки.
Двадцать восемь заживо сгоревших и задохнувшихся в ядовитом дыму были записаны на страшный счет подводного ракетоносца 24 февраля 1972 года. Утром этого дня в девятом отсеке из-за заводского дефекта лопнул трубопровод с маслом. Начавшийся пожар можно было погасить в первые минуты, если бы вахтенный отсека, матрос по фамилии Кабак, находился на своем посту. Однако в это время он выпрашивал у кока жарившиеся на камбузе оладьи…
Командир представлял лейтенанта к званию Героя Советского Союза. Морское начальство в Москве распорядилось иначе: «Аварийный случай… Обойдется орденом». - Советская подводная лодка К-19 || Специальный проект Белорусской виртуальной библиотеки.
Понятно, что именно такие реалии подводной службы и заставили командование пойти на введение института «старших на борту». В этом решении было заложено весьма рациональное зерно. На подлодке, находящейся в многосуточном походе, в любой момент могла возникнуть экстремальная ситуация. В этом случае решение должен принимать только командир, физические возможности которого не безграничны. Старший на борту, в недавнем прошлом сам командовавший подводной лодкой и шагнувший на одну-две ступеньки вверх по служебной лестнице, был единственным человеком, на которого командир АПЛ имел моральное и юридическое право хотя бы временно возложить ответственность за судьбу экипажа и техники.
Вот и мы с Алексеем Коржевым сразу после погружения договорились «по-братски» делить ходовые вахты. Я, пользуясь правом старшего, выбрал себе самую сложную – ночную. У командира, несущего полную ответственность за судьбу субмарины и экипажа, обязанностей на борту хватало, и мне хотелось создать ему нормальные условия для работы.
Впереди был долгий и интересный поход. Постепенно отошли на задний план огорчения, вызванные внезапным расставанием с семьей. Удивительная штука жизнь – ведь, скорее всего, кто-то другой, рангом поменьше, должен был отправиться к полюсу вместе с Коржевым. Но вот совпало – рекорд и Решили, что обеспечивать плавание должен зам. командира дивизии…
Подводный атомоход «К-438» уносил меня в прямо противоположном моим отпускным планам направлении. Северный полюс – извечная точка притяжения моряков и путешественников, неожиданно начинал становиться реальностью в моей судьбе.
4 августа, 03.00, Баренцево море
Сейчас главное – не дать висящим над подлодкой американским спутникам угадать правильный курс нашей субмарины. В надводном положении мы всем видом показывали, что идем выполнять учебную задачу в полигон боевой подготовки. Туда каждый день направляются 5-6 кораблей. После погружения, став невидимыми для «космического глаза», мы получили возможность обмануть спутник.
До кромки льда трое суток крейсерским ходом – 16-18 узлов. Там нас будет ждать судно обеспечения, задача которого – подстраховать нас на случай непредвиденных случайностей. Сделаем несколько пробных подныриваний под лед и – вперед к Северному полюсу.
Сейчас самое время привести в окончательный порядок разлаженное береговой суетой хозяйство субмарины. Командир БЧ-5 занят дифферентовкой подлодки. Для непосвященных скажу, что дифферентовка – это филигранный, требующий особого мастерства процесс. Необходимо довести остаточную плавучесть корабля (разность между весом в подводном положении и подводным водоизмещением) и его дифферент (угол продольного наклонения, вызывающего разность в осадках носа и кормы) до строго определенных величин. Важно точно рассчитать количество принятого балласта. Субмарина будет правильно сбалансирована, когда ее остаточная плавучесть окажется близкой к нулю и дифферент составит 0,5-1º на нос.
Интенданты на берегу постарались натрамбовать побольше продуктов и снабжения, и Юрий Козлов озабоченно ворчит, пытаясь вернуть «К-438» в состояние, пригодное для длительного перехода под водой. В нашем походе дифферентовка корабля имеет особое значение. Ошибка может привести к выбросу его на поверхность либо провалу на глубину. В районе полюса это приведет к одинаково трагичному результату. Поэтому Юрий Петрович дольше обычного возится с расчетами, но командир его не торопит, наоборот – просит еще раз проверить полученные результаты.
У меня – свои заботы. Стараюсь уберечь наш корабль от ловушек, которые, в буквальном смысле слова, подстерегают его здесь на каждом шагу. Наверху, как клецки в супе, собрались советские и норвежские рыболовные суда, ведущие промысловый лов в теплом течении Гольфстрима. Их сети уходят в воду на глубину в 150-200 метров и, словно огромные сачки, готовы пленить субмарину. Особенно опасны тралы норвежцев, сделанные из первоклассного капрона. Они вполне могут выдержать такую «рыбку», как наш атомоход.
В сети подлодки попадали достаточно часто. Причем как советские, так и стран НАТО. Правда, наша пресса писала об этом только тогда, когда «уловом» становились американцы и их союзники, обвиняя их при этом чуть ли не в пиратстве. На самом деле счет был примерно равным. Хотя все без исключения командиры старались держаться подальше от зон интенсивного рыболовства, инциденты с сетями повторялись регулярно. Вот и недавно командир подводного атомохода капитан первого ранга Виктор Храмцов рассказал мне о том, как он добрых полчаса пробарахтался в капроновых путах норвежского рыболова. Всплывать, к счастью не пришлось, но, глядя в перископ, командир без перевода понимал, что кричит в адрес невидимой субмарины стоящий на корме своего судна бородатый шкипер. Ему еще повезло – подлодка зашла в трал в направлении прямо противоположном движению надводного судна. Когда встреча субмарины с сетью происходила под углом, резкий рывок опрокидывал «рыбака» вверх днищем… Список пропавших без вести в Баренцевом море сейнеров и траулеров пополнялся каждый год.
Что и говорить – не всегда отрыв от берега проходит гладко. Слушая монотонные доклады гидроакустиков об обнаруженных по курсу шумах рыбацких судов, я вспомнил свой командирский поход на «К-469» в 1974 году.
Мы уже легли курсом на Атлантику, когда в центральном посту прозвучал сигнал аварийной тревоги. Из динамиков системы громкоговорящей связи «Каштан» поступила тревожная информация:
- В шестой отсек, через нарушенное уплотнение системы охлаждения резервного дизель-генератора начала поступать вода!
По инструкции нужно было всплывать и следовать в базу для устранения неисправности.
Помимо неизбежного и справедливого «разноса» от командования за срыв боевого похода, меня беспокоило молчаливое разочарование экипажа, который несколько месяцев усиленно тренировался, готовясь к предстоящему испытанию. Взвесив все «за» и «против», я решился на достаточно рискованный эксперимент.
подошла как можно ближе к пустынным скалистым берегам Кольского полуострова. Осмотревшись в перископ, я приказал всплыть в позиционное положение - так, чтобы из воды показалась только рубка субмарины. Затем был дан пузырь в кормовую группу балластных цистерн, и на появившейся из воды кормовой части подлодки начались ремонтные работы.
Конечно, случись это происшествие после печально известной посадки Матиаса Руста на Красной площади в Москве, я, может быть, не решился бы таким образом проверять надежность охраны северных рубежей Родины. Бдительные стражи границы, авиация и соответствующие подразделения родного военно-морского флота появления у своих берегов стометровой, оснащенной атомным оружием подводной лодки не заметили. Прозевали ее, судя по отсутствию патрульных самолетов, и находящиеся рядом норвежцы. Нам удалось беспрепятственно завершить ремонт и возобновить выполнение боевой задачи. В очередной раз сработало негласное, проверенное годами службы правило – чем нелогичнее действия командира субмарины, тем больше шансов на успех. Делай то, что от тебя не ожидают свои и чужие, не бойся нестандартных решений, разумного риска – выполненное задание спишет все «вольности». Победителей не судят.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
