Однако развивающиеся на сцене события настолько захватили зрителей, а артисты играли так эмоционально, что создавалось впечатление реальных событий. В последней сцене перед антрактом накал страстей и переживаний, на мой взгляд, достиг своего апогея, когда мученик и страдалец, безвольный царь Фёдор Иоаннович, роль которого исполнял артист Б.Г.Добронравов, завершая свой монолог и простирая руки к своему недружелюбному и жестокому оппоненту Борису Годунову, сначала опустился на колени, а затем повалился на пол. В наступившей тишине занавес стал медленно закрываться, и только тогда неожиданно раздался настоящий шквал аплодисментов. Все действия артиста мне показались очень натуральны. Никуда не хотелось идти. Даже глазеть на Кадочникова не все побежали. Многие оставались на своих местах. Антракт затягивался. Давно прозвучал третий звонок. Зрители своевременно заняли свои места и тихо переговаривались, предвкушая увидеть и сопереживать дальнейшему развитию событий трагедии А.К.Толстого (1817-1875).
Вскоре, к несчастью, наступила настоящая трагическая развязка. На сцену вышел кто-то из администрации театра и в наступившей тишине с глубоким волнением произнёс, что из-за внезапно наступившего у артиста Добронравова тяжёлого сердечного приступа продолжение спектакля отменяется. Такое известие всех ошеломило. Народ не расходился, обсуждая случившееся. Мне показалось, что высокая фигура Кадочникова мелькнула около сцены, где стали собираться многие зрители.
Для нас последовала команда, идти одеваться и выходить из театра. В это время уже на улице мы заметили приехавшую скорую помощь. Во время этой тревожной обстановки распространился слух, что артист Б.Г.Добронравов, не приходя в сознание, скончался. На следующий день в газете «Правда» был опубликован некролог о смерти народного артиста СССР Б.Г.Добронравова (18961949).
Помимо театральных представлений, как я уже упоминал, мы посещали и спортивные соревнования. Например, запомнилось посещение переполненного стадиона «Динамо», где проходил футбольный матч между командами ЦДКА и Динамо (Тбилиси) с участием Дёмина, Гринина, Григория Федотова, Всеволода Боброва, Гогоберидзе, Бориса Пайчадзе и других знаменитых футболистов и, что знаменательно, на поле не было ни одного бразильца, а футбол был классный.
После недавно просмотренного фильма «Первая перчатка» (1947) с участием И.Ф.Переверзева в главной роли, особый интерес для нас вызвало посещение соревнования по боксу в тяжелом весе, где участник войны, партизан и многократный чемпион страны тридцатилетний Николай Королёв отстаивал свой чемпионский титул. Противостоял ему молодой, сильный, амбициозный боксёр Шоцикас. Бой был тяжелейший, но по-спортивному достойных соперников. Победа Николаю Королёву досталась на этот раз с огромным трудом.
Запомнившиеся экскурсии в Политехнический музей, где мы увидели первый советский действующий телевизор с малюсеньким экраном; в Планетарий, где ознакомились с некоторыми созвездиями, ближайшими к Солнечной системе звёздами и даже «совершили» фантастическое путешествие на Луну; в музей Революции, где увидели подарки И.В.Сталину, присланные к его 70-летию; конечно же, в Третьяковскую галерею и другие музеи все эти походы, в большинстве своём, были крайне интересны, чрезвычайно познавательны, но порой некоторые из них были даже чрезмерны, а потому утомительны.
Для установления контакта «питонов» с местным населением иногда даже организовывались поездки в московские женские школы на вечера отдыха с непременными танцами. Запомнилось, например, посещение школы-интерната, где жили и обучались дети наших дипломатов и работников различных представительств, находящихся в зарубежных командировках. Девочки были в красивых нарядах и держались самоуверенно, раскованно и независимо, да и наши ребята не слишком стеснялись и скромничали. Насколько мне известно, что у некоторых расторопных нахимовцев старших классов состоялись знакомства, и даже завязалась переписка с ученицами этого интерната. К сожалению, подобные мероприятия были редким явлением. Наиболее активным «питонам», стремящимся к общению, приходилось самостоятельно проявлять инициативу во время увольнения.
Главной нашей задачей, естественно, являлось продемонстрировать свою образцовую строевую выправку и безукоризненно промаршировать по неустойчивой Тренировались, как я уже указывал, ежедневно с большим напряжёнием, целеустремлённо и настойчиво.
Ради истины, хочу заметить, что требования для участников парада на Красной площади имели свои существенные особенности. Одно дело пройти в физкультурном строю по стадиону «Динамо», как это было с нашими нахимовцами в августе 1947 года. Другое дело промаршировать торжественным маршем мимо трибун и мавзолея на Красной площади. И на самом деле, не всё оказалось так просто. Известие, что наше училище впервые будет участвовать на Первомайском параде 1948 года в Москве, нам стало известно ещё в марте месяце.
Командованием училища было принято решение немедленно приступить к тренировкам. Дважды в неделю по два часа всё училище занималось строевой подготовкой как индивидуальной, так и в составе рот и парадных батальонов, по той системе, как мы участвовали на парадах войск Прибалтийского Военного округа в Риге.
Но вот к нам в училище приехал из Москвы полковник Карпецкий, вышколенный строевик, высокий, потянутый, пружинистый, подвижный, который стал для нас на несколько лет нашим требовательным наставником и главным ответственным за нашу строевую подготовку.
Несмотря на наши старания, первый же строевой смотр показал, по мнению полковника Карпецкого, что все наши навыки и умение в строевом отношении никуда не годятся: оркестр исполнял марши не с той скоростью, частота движения строя не выдерживалась, высота ног, взмах рук и равнение в шеренгах – полная чехарда. Но самое главное то, что мы никогда не ходили, чтобы в шеренгах было по 20 человек. После такого разбора началась настоящая подготовка. Полковник Карпецкий засекал по секундомеру скорость исполнения музыкального сопровождения и количество шагов в минуту, бегал от одной шеренги к другой и чуть ли не каждому показывал, как следует поднимать ногу и тянуть носок, как делать взмахи руками, как высоко поднимать подбородок, как держать равнение в строю. Среди наших ребят, да и у офицеров и старшин часто можно было услышать «школа Карпецкого», «наука Карпецкого», «делай по-Карпецкому».
Нам, нахимовцам, по каким-то слухам между собой было известно, что Карпецкий окончил Военно-морское училище имени М.В.Фрунзе и направлен на фронт, где воевал в составе морской пехоты Черноморского флота. Но особенно нам импонировало известие о том, что Карпецкий, якобы, входил в инспекторскую группу по подготовке парада Победы в 1945 году.
В Москву мы тогда приехали в конце марта или начале апреля и предстали перед полковником Карпецким в более благообразном виде, но свои требования к уровню нашей строевой подготовки наш строгий куратор не снижал.
Тренировка к прохождению торжественным маршем. Москва. Крымский мост. Во главе батальона на дальнем плане капитан - Л.А.Круглов на ближнем плане – капитан-лейтенант В.С.Штепа. (Снимок из фотоархива Виктора Степанович Штепы).
Поначалу местом наших тренировок в Москве была большая площадка на набережной, под Крымским мостом, что рядом с запасными воротами в Парк культуры и отдыха имени А.М.Горького, на территории которого тогда располагалась весьма обширная выставка образцов военной техники и материальных средств фашистской Германии, поверженной в ходе Великой Отечественной войны. На этой выставке нам удавалось не только неоднократно побывать на экскурсиях, но и в перерывах частенько проникать на территорию выставки для самостоятельного осмотра подбитых и развороченных нашей доблестной и непобедимой армией германских танков, пушек, самолётов и огромного количества другой вражеской военной техники.
В последующие годы местом наших тренировок стало более удобное место, находящееся перед Северным речным вокзалом. Обязательные две или три генеральные репетиции традиционно проводились, как и в настоящее время, на Центральном аэродроме имени В.П.Чкалова (бывшей Ходынке). Ночные репетиции на Красной площади в тот период не практиковались. При проведении генеральных репетиций на аэродроме возникали определённые неудобства. Дело в том, что прохождение торжественным маршем всех участвующих в параде воинских частей выполнялось по несколько раз. Если учесть, что прохождение войск пешим строем в те годы замыкала кавалерия, то второе и последующие повторения становились весьма затруднительны. В ожидании своего движения застоявшаяся конница, гордость и услада маршала С.М.Будённого, который чаще всего оказывался инспектором по проверке готовности сухопутных войск к параду, после первого же прохождения оставляла за собой превеликое количество своих экскрементов, что при повторном и последующем движении войск торжественным маршем держать равнение в шеренгах и чётко печатать шаг по лошадиной комковатой массе было почти невозможно. В последующие годы, к счастью, как военный анахронизм, перестала на военных парадах демонстрировать боевую мощь Советской Армии, но мы этого уже не дождались.
В праздничные дни, также как в субботу и воскресенье, нас отпускали в увольнение: тех, кто имел в Москве родителей или близких родственников, увольняли с ночёвкой, а тем, кто желал провести свободное время самостоятельно, разрешалось побродить-погулять по городу до 22-х часов.
В первый же приезд нашего училища на первомайский парад 1948 года мама, заблаговременно узнав из моих сообщений об этом событии, подробными письмами известила дядю Витю, Виталия Александровича Соколова своего родного брата, и дядю Колю, Николая Николаевича Верюжского родного брата моего папы, о моём нахождении в Москве. О том, что у меня в Москве, кроме названных, также проживают и другие близкие родственники, знали из моих анкетных данных и офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Века, и командир роты капитан-лейтенант В.С.Штепа. Однако, чтобы получить разрешение на длительное увольнение, необходимо было личное ходатайство и заверение самого родственника. Если честно говорить, то я не особенно старался и надеялся получить дополнительные льготы по увольнению, зная и чувствуя, что моё неожиданное появление в этих семьях может вызвать не столько родственную радость, сколько житейские проблемы и лишнее беспокойство. Другое дело, я думал, навестить родственников на часок-другой, когда представится такая возможность во время дневного увольнения, предварительно сообщив о своём намерении по телефону. Но даже и такое скромное желание не всегда, как оказалось на практике, могло реализоваться.
Вот об этом я хочу сказать несколько слов. Буквально на второй или третий день нашего первого пребывания в Москве, когда мы только обустраивались и обживались на новом месте в так называемых Краснопресненских казармах, во второй половине пасмурного апрельского дня появилось свободное время, которое нами тут же использовалось для спортивных игр. Любители волейбола, как правило, это были старшеклассники, сразу же разделились на команды и вели свою бескомпромиссную борьбу на волейбольной площадке, бурно поддерживаемую заинтересованными болельщиками. Ну, а мы, малышня, раздобыв мяч, который не жаль было попинать ногами, самозабвенно бегали на небольшом грунтовом более-менее подсохшем участке территории, изображая игру в футбол.
Мой дядя Николай Николаевич Верюжский и я нахимовец РНВМУ Коля Верюжский. Москва. Ноябрь. 1949 год.
В самый разгар игры к нам прибежал запыхавшийся рассыльный с вопросом: «Нет ли среди играющих в футбол воспитанника 6-ой роты Верюжского? Ему срочно требуется прибыть на КПП». С большим недоумением я помчался на проходную и весь такой возбуждённый, взлохмаченный, потный, замызганный вдруг очутился в объятиях дядя Коли. Оказалось, что Николай Николаевич Верюжский, разузнав через московскую гарнизонную комендатуру, где разместились Рижские нахимовцы, прибывшее в Москву для участия в параде, разыскал и приехал меня навестить. Вот это да! Вот это приятная неожиданность!
На КПП находился также мой офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Века, который пришёл значительно ранее для выяснения, кто меня разыскивает, и я понял, что между ними уже состоялся обстоятельный разговор, и по просьбе дяди Коли даже было принято решение, если я того пожелаю, отпустить меня в увольнение. Как же можно было отказываться от такой неожиданной радости? Я мигом бросился в казарму привести себя в порядок и переодеться в форму первого срока. Через некоторое время после того, как меня кратко проинструктировали о порядке поведения в городе и выдали на руки увольнительную записку, я был свободен и в течение целых суток находился в обществе дяди Коли. На следующий день к обозначенному в увольнительной записке времени дядя Коля доставил меня в расположение казарм. В последующем, когда я изъявлял желание получить увольнение на продолжительный срок, то повторного подтверждения от родственников не требовалось.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
