Потом был СМЕРШ, госпитали в Мурманске и Петрозаводске, операции, мучительные перевязки и вторая группа инвалидности в 16 лет. Только в августе 1945 года Генри вернулся в родной город, где его дожидалась похоронка на него самого. Беды не кончились: недоверие, унижение, притеснения - такой была расплата за невольный плен. Только в 1954 году Генри Николаевич был полностью реабилитирован.
После войны Генри Таращук получил образование, работал инженером-проектировщиком, а затем преподавателем техникума. В 1965 году в дни празднования 20-летия Победы бывший юнга был приглашен в Мурманскую область. Было много встреч с молодыми моряками, экскурсии на современные корабли. Вечером во время прогулки по городу Генри Николаевич остановился у обелиска, поставленного в память о погибших героях-катерниках. Среди знакомых имен он прочел: "Генри Таращук, 1926-1944 гг.". Мне трудно представить, что мог испытать человек, найдя свое имя в списках погибших... За тот последний бой на ТКА-13 Генри Николаевич в ноябре 1966 года был награжден
Выйдя на пенсию, бывший юнга занимался с мальчишками судомодельным спортом. Неоднократно приезжал в Архангельск, бывал в нашей 11-й школе. Как жаль, что мне не посчастливилось встретиться с этим удивительным человеком! Сейчас его уже нет в живых... Мне кажется, в каждом человеке заложена частичка той свободы, за которую отдали свое здоровье, свои жизни герои Великой Отечественной войны. Берегите мир, за который заплачена такая высокая цена!
В начале Великой Отечественной войны на самые опасные участки фронтов командование бросало «черных дьяволов» — матросов. Это тогда родилась отчаянная песня:
Когда бои вскипают
И тебе сам черт не брат,
В жаркой схватке возникают
Бескозырка и бушлат.
Многие моряки не вернулись на свои корабли после бешеных сухопутных атак. Вот почему уже на втором году войны флот стал испытывать острую нехватку на море в хорошо обученных специалистах. Павших могли заменить юнги...
Стояли плечом к плечу 15—16-летние защитники Родины в бескозырках, в бушлатах, сквозь которые виднелись кромки тельняшек. Дали клятву «башкирские» юнги: Г.Н.Таращук, М.Ш.Ягудин, А.В.Ежов, Н.Н.Каримов, У.А.Идрисов, Г.Рыбников, И.М.Ящук, Г.А.Комиссаров, В.К.Кочетов, Г.И.Костылев, Л.М.Сычев, B.C.Богданов, В.М.Никитин, Г.В.Бриллиантов, Г.Н.Матюшин, Г.Н.Коновалов, И.Н.Малышев, Г.Н.Клюкин, Ю.Г.Смирнов и другие.
Клятву они сдержали, отважно сражались на Северном, Черноморском, Тихоокеанском флотах. Многие были награждены боевыми наградами и медалями. Многие не успели их получить... Погибли в боях.
...В 2005 году из 160 юнг Башкирии в живых остается только семь.
Татаринов Владимир
Владимир Татаринов из Свердловска. - Алексей Офицеров, Иван Дудоров. Мой дедушка – юнга с Соловецких островов. Воспоминания. Размышления. Книгу можно скачать на сайте Три части: .
Ткачев Юрий
Бой с подводной лодкой. Северный флот.
В шестнадцать мальчишеских лет
В октябре 1943 года состоялся выпуск первого набора школы юнг. Полторы тысячи ребят были распределены по флотам и флотилиям. По-разному сложились потом их судьбы. Некоторые остались в памяти Константина Лазарчука вечно молодыми, уйдя из жизни "в шестнадцать мальчишеских лет". К примеру, Юра Ткачев. Три тральщика, на одном из которых он служил юнгой, сопровождали транспорт на Новую Землю. Внезапно их атаковала немецкая подлодка. Она выпустила торпеду, и та устремилась к транспорту. Командир тральщика принял героическое решение -- взять удар на себя, защитив от взрыва транспорт с ценным грузом. Он крикнул команде "всем за борт!" и дал "полный вперед". Но Юра остался на тральщике. Он бросился к крупнокалиберному пулемету и открыл огонь по появившемуся из воды перископу подводной лодки, вдребезги разбив его.Тем самым он лишил подлодку возможности атаковать транспорт снова. Это все, что успел сделать юнга. Мощный взрыв уничтожил судно...
Ткаченко Николай
Николай Ткаченко вместе с юнгами Светлаковым Леонидом и Перетрухиным Игорем воевал в экипаже ТКА-114, ранее, в сюжете о И.К.Перетрухине был приведен рассказ Виталия Гузанова
Кирилл Павлович Голованов в книге рассказал о друдом эпизоде из героической биографии юнги Николая Ткаченко.
Глава 9. Шестьдесят шесть минут
22 апреля 1944 года
Через две недели Шлёнскому и Лихоманову приказали вновь высадить разведчиков во вражеском тылу. Медлить с этим было нельзя. Тёмное время суток съёживалось стремительно. 27 апреля над Варангер-фиордом начинались белые ночи. А с побережья ещё не ушла зима. Только снег, по-полярному сухой и сыпучий, в котором нога проваливалась до грунта, теперь, подмокая на солнце, стал липнуть. На нетронутом белом ковре там и сям отпечатались строчки звериных следов. Рыжие лисы, издалека заметные на снегу, ловили мышей-леммингов даже при солнце, не обращая внимания на множество вооружённых людей. Много было всякого оружия на полуостровах Рыбачий и Средний, но оно предназначалось не для лисичек.
Перед выходом в море из Пумманки радист Леонид Трунов затеял игру в снежки, и команды ТКА-13 и ТКА-114, радуясь неизвестно чему, обвалялись и промокли, как школьники.
— Лёня! — кричал Ярошенко. — Сбрей со щёк баки! Что ты подражаешь буржуям?
— Ничего, Иван Яковлевич, комбриг разрешил мне отпуск. Вот вернусь с моря, поеду в Новосибирск и женюсь. А там пусть Оля решает: может, я в баках ещё красивее...
— Ха, подывитесь, який гарный! Пока ты в отпуск соберёшься, Олечку лётчики увезут. Сам же признался, что она в лётной школе... — Потом Ярошенко отдышался и заговорил серьёзнее: — Хлопцы, не забудьте: завтра какой день! Владимиру Ильичу исполнилось бы семьдесят четыре года. Так неужели мы подарок ему не сделаем на день рождения?
— Братву бы тихо проводить, — показал Малякшин на разведчиков. Он не надеялся совместить шумную торпедную атаку с таким деликатным боевым заданием.
— Со всем справимся, — пообещал комсоргу Трунов. — Флот и рыбу научит песни петь...
Ночь выдалась звёздная. Стелилась дымка по спокойной воде. Средний двигатель ворчливо пришёптывал, пуская пузыри в воду, пряча в ней выхлоп. Темнота с левого борта шевелилась грязными лохмотьями-ремошками, и только опытный взгляд различал в неопрятной бахроме приметные мысы, ущелье Пеуровуоно, горловину Суоловуоно, устье реки Ворьемы, по которой годом спустя установят государственную границу с освобождённой Норвегией.
ТКА-13 шёл головным. На нём держал свой брейд-вымпел неугомонный командир дивизиона капитан-лейтенант Василий Фёдоров, который не пропускал ни единого боевого выхода. Виктор Шлёнский, с недавних пор старший лейтенант и командир звена, вёл ТКА-114 в кильватер, то есть вслед головному катеру.
Время, подобно моторам, скучно тарахтело на «малом ходу», пока не прожёг ночь, не заморгал частыми проблесками маяк на островке Итре-Коббхольмен. И тогда минуты, теснясь, затолкались не в очередь, а торпедные катера, не медля, развернулись навстречу врагу. Зажёгся, погас, снова зажёгся и пошёл молотить вспышками фонарь в белой восьмигранной башне на мысу Ворьема. Сомнений уже не оставалось: маяки светили конвою и тот был близко. Высадку разведчиков Фёдоров отложил, но докладывать об этом не стал, соблюдая радиомолчание. Шлёнский следовал за ТКА-13, как привязанный, отлично понимая манёвры командира дивизиона.
Перескакивая от мыса к мысу, катера ложились в дрейф. Моряки прислушивались, всматриваясь в темноту, но прежде ощутили носом присутствие химического дыма. В 2 часа 16 минут пополуночи на дистанции пятнадцать кабельтовых, или без малого три километра, разглядели юркие тени немецких сторожевых катеров. Их насчитали пять единиц, потом из тьмы вылупились ещё три таких же «егербота».
Капитан-лейтенанту Фёдорову стало ясно, что это передовой отряд охранения конвоя. Укрытые дымом транспорты следовали чуть отступя. Авангард противника был грозной силой. Каждый из восьми «егерботов», почти не уступая в скорости торпедным катерам, в три раза превосходил их по водоизмещению. Они располагали пушками калибром ствола 85 миллиметров и 40 миллиметровыми пушками-автоматами. Звено торпедных катеров могло противопоставить только четыре пулемёта, калибром 12,7 миллиметра. Казалось бы, верней, действуя из засады, пропустить мимо передовой отряд «егерботов» с его подавляющим огневым превосходством и неожиданно атаковать транспорты с никелевым концентратом-»файнштейном». Но только этот приём противник знал слишком хорошо, чтобы допустить ещё раз. Зелёная ракета над «егерботами» означала, что те обнаружили торпедные катера. Перед капитан-лейтенантом Фёдоровым оставалось только два выхода: либо благоразумно отступить, либо идти на прорыв...
Когда в моторном отсеке Сто четырнадцатого катера прозвучал сигнал тревоги и сразу за тем дали полный ход всем трём двигателям, старшина второй статьи Андрей Малякшин, нарушая порядок, высунулся по пояс из люка. Он увидел, как навстречу летели огненные змейки и неторопливые пылающие шары. Андрею с перепугу показалось, что вся эта иллюминация из трассирующего металла предназначалась лично ему. Но, взяв себя в руки, он убедился, что шары и змейки, чуть не доходя до него, сворачивали в сторону и, быстро мелькая вдоль борта, уходили за корму.
— Вот гады! Бьют, как из шланга льют! — в сердцах крикнул Малякшин.
Его никто не услышал. На полных оборотах моторы орали хором, как оглашенные. Спрыгнув обратно в отсек, старшина показал трём своим юнгам кулак, рывком выбросив его вперёд. Боксёрский жест означал: «боевая тревога без дураков. Будьте внимательны!» Саша Косулин и два Николая — Рымарев и Ткаченко — серьёзно кивнули. Непохоже было, что они ещё не обстрелянные.
Корпус катера стал явно вздрагивать. Малякшин ощущал короткие, шуршащие звуки. Деревянный корпус принимал пули и осколки, и этого не мог заглушить истошный рёв натруженных моторов. И ещё, задолбив в палубу, словно дятлы, ударили очередями пулемёты ДШК. В машину передали сигнал: «Дым!» Малякшин бросился переключать выхлоп среднего двигателя на специальную аппаратуру.
Звено торпедных катеров, не размыкая строя, шло на прорыв, навстречу «егерботам», развернувшимся полукольцом. Те, окружая, били вперехлёст, и было невероятно трудно, не дрогнув, лезть к чёрту в пекло.
Взрыв в боцманской пулемётной турели сорвал коробку с патронной лентой, смял прицел. Пригоршня осколков, хлестнув по каске главного старшины Александра Филинова, разлетелась рикошетом. Один из них на излёте зацепил бровь боцмана. Пулемёт поперхнулся, но ненадолго. Зарядив новую коробку с патронами, смахнув с глаза багровую слезу, Филинов опять гвоздил прямой наводкой. Частые огоньки-трассеры загорались на донышке каждой пули. Вырываясь из дула пулемёта струйкой, огоньки плыли затем потихоньку вдаль и вроде сами находили цель.
Капитан-лейтенант Фёдоров сблизился с «егерботами» до тридцати — сорока метров. Быстро созревал рассвет, выявляя на чужих высоких палубах осиные жала пушек и людей, копошащихся возле них. Моряки редко видели своих врагов так близко: лицом к лицу. Из-за торпед, привязанных к откидным тележкам на палубе катера, хлестнули очереди из личного оружия разведчиков, которые, наоборот, очутились в привычной обстановке ближнего стрелкового боя. Вся разница, что на берегу всегда находились окопы, ямки, либо складки местности, годные для укрытия. А палуба торпедных катеров была голой, ходовая рубка — фанерной...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
