Вспоминаю, что наша курсантская жизнь, однако, была заполнена не только изучением военной специальности, что, безусловно, являлось главным и первостепенным для дальнейшей службы. Хотелось также больше знать о новинках эстрадной, театральной и музыкальной и в целом в культурной сфере. Но, прямо скажу, в этой области знаний как в Севастополе, так и в Калининграде у меня произошло полное отставание, по сравнению с нахимовским периодом. Правда, я лично кое-как пытался наверстать упущенное в период своих отпусков, находясь в Москве.
Калининград в те годы, на мой взгляд, являлся самым запущенным, диким и отсталым районом страны. Представьте себе, абсолютно разрушенный город, мрачные развалины домов, уцелевшие стены некоторых зданий зияли пустыми глазницами прокопченных от пожарищ оконных проёмов. С наступлением вечерних сумерек всё погружалось в кромешную ночную темноту. Недалеко от центра города зловеще возвышалась полуразвалившаяся громадина старинного немецкого замка. Особо нелепо, неестественно и даже глупо невдалеке от городских развалин всё ещё возвышался, хотя культ личности был давно развенчан, гигантских размеров, наверное, метров 20-30 памятник И.В.Сталину, установленный на одной из площадей напротив двухэтажного универмага, неказистого старой немецкой постройки здания. Правда, вскоре этот памятник догадались снести, уронив с пьедестала на землю, где этот исполин, частично разрушившись, ещё долго лежал неприкаянный. Видимо, хотели как лучше, но получилось, как всегда, безобразно и непристойно.
На меня такая городская обстановка произвела весьма удручающее впечатление. Как же так, думал я, ведь с окончанием войны прошло уже одиннадцать лет, а здесь как будто только вчера английская авиация – бывших наших сволочных и мало внушающих доверие союзников специально бомбила жилой центр города, где не было никаких немецких военных и промышленных объектов. Создавалось даже впечатление, что вот-вот совсем недавно здесь закончились уличные бои за освобождение города.
Сразу приходил на память недавно покинутый Севастополь, который был вообще полностью разрушен фашистской авиацией и артиллерией, а теперь радовал глаз белыми красивыми вновь построенными жилыми и административными зданиями, продолжал интенсивно строиться: возрождались здания Севастопольской панорамы, театра имени А.В.Луначарского, Базового матросского клуба. Велось массовое жилищное строительство.
В одном из первых своих писем в Калининград мама просила меня выполнить просьбу дяди Вити (Виталия Александровича Соколова), своего брата, найти могилу Иммануила Канта (1724-1804), величайшего немецкого философа, профессора университета в Кёнигсберге. Со слов дяди Вити, мама уверяла, что И.Кант похоронен в Кафедральном соборе, который должен, якобы, находиться где-то в центре города. Я-то знал, что для дяди Вити философские взгляды И.Канта означают очень многое, с ними он был знаком ещё с гимназии, зачитываясь на немецком языке его научными трактатами, и во многом разделял его трансцендентальную сущность философского познания и мышления.
Нас на лекциях по марксистско-ленинской подготовке уверяли, что философия И.Канта во многом ошибочна, поскольку субъективна и идеалистична, а потому чужда для советского социалистического коллективного образа мышления. Не испытывая никакого душевного трепета перед авторитетом величайшего философа И.Канта, я, тем не менее, чтобы удовлетворить просьбу своего родственника, пытался что-либо узнать, сохранилось ли это историческое место, и где оно находится. Однако ничего путного тогда мне узнать не удалось. Я даже пытался ходить по городским развалинам вблизи того места, где должен находиться Кафедральный собор, но ничего не обнаружил, о чём с глубоким сожалением и констатировал в своём ответном письме.
Сейчас, к всеобщей радости просвещённых людей, в Калининграде многое изменилось к лучшему. Город строится, развивается, восстанавливаются исторические места и памятники, в том числе нашлась и могила И.Канта у стены Кафедрального собора, наиболее часто посещаемое различными экскурсиями и простыми людьми место, где отдают дань памяти выдающемуся философу с мировым именем.
Тогда, помнится, у нас, курсантов, были регулярные субботники и воскресники с главной задачей по добыче из разрушенных развалин кирпичей, которые тут же передавались строительным организациям для возведения новых и ремонта старых жилых домов, служебных и административных зданий. Для стимуляции более высокой производительности командиры обещали предоставлять дополнительное увольнение тем курсантам, которые выполняли и перевыполняли поставленные нормы. В большинстве своём ребята работали весьма активно, даже не ради дополнительного увольнения. Просто мы видели, как трудно живётся простому народу, если нет, - не то что дома, квартиры, а маленького своего угла.
Вспоминаю один случай, когда я и ещё кто-то из ребят, познакомившись с девчатами на училищных танцевальных вечерах, были приглашены к ним в гости. Прекрасно, думаю, проведём время в уютной, тёплой, дружественной компании. Всё так и произошло. Но было просто невероятно представить, где девчата жили. Весело что-то, обсуждая и беседуя, мы подошли к огромному разрушенному тёмному дому.
- Вот тут мы и живёт, - смеясь, сказали девушки.
Не совсем понимая, что происходит, шутят, что ли? Однако они уверенно нырнули в стенной проём, мы за ними, и тут же оказались в кромешной темноте. Спотыкаясь с непривычки на битых кирпичах, в избытке валявшихся вокруг, на ощупь и на слух следуя за нашими знакомыми, доковыляли до каменной лестницы без перил и медленно поднялись на второй этаж. Вдруг зажглась тусклая лампочка над единственной закрытой дверью, надо полагать, на остатке от бывшей лестничной площадки, где двум-то трудно было развернуться, рискуя свалиться в бездну. Подбадриваемые нашими спутницами, мы поодиночке втиснулись в комнату, которая оказалась достаточно просторной и по-женски уютно обставленной весьма скромными, но необходимыми домашними вещами. Девушки рассказали, что эту голубятню, иначе и не скажешь, они высмотрели среди развалин этого дома, сами оборудовали, как смогли, электричество с соседнего столба провели, теперь спокойно живут. Мы, разумеется, раз пришли, то вечер провели замечательно и душевно. У девушек нашлось вино, пили чай с печеньем, танцевали под патефон, непрерывно ставя одни и те же популярные тогда пластинки «Чёрный кот за углом» и «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?». Несмотря на то, что, покидая гостеприимных хозяек экзотической комнатки, спускались на землю, как альпинисты с Эвереста, настроение наше было хорошее и радостное, и чуточку тревожное одновременно.
Оптимизму этих девушек можно было только порадоваться. Но тут же с сожалением подумалось, разве это жизнь? Выживание на выносливость! В Калининград и область в те годы после выселения всех местных жителей немецкой национальности направлялись молодые люди и целые семьи из ближайших российских областей, а также из разоренных войной украинских и белорусских деревень и сёл.
Ясное дело, что мои впечатления о Калининграде, которые я получил в результате своего знакомства с городом, были настолько безрадостны, что мне с глубокой жалостью думалось о тех людях, которые в те годы были первыми поселенцами этих территорий.
Главные трудности у приезжих возникали не столько с устройством на работу, сколько с возможностью найти жильё, которого катастрофически не хватало. Эту ситуацию в полном объёме испытывали наши офицеры, которые получали назначение служить в этих местах, что мне пришлось испытать на собственном опыте буквально несколько месяцев спустя.
Конечно, в Калининграде и окрестных городах и посёлках сохранились от разрушений во время войны жилые дома и очень популярные у немецких жителей коттеджи. Например, подобные уютному домику, в котором обитал Штирлиц, советский разведчик, главный герой из примечательной и впечатляющей телеповести «Семнадцать мгновений...». Но этого было явно недостаточно. Вот и приходилось большинству приезжих ютиться, где попало.
Несколькими строками выше я привёл только один случай моего знакомства с местными девушками, который в силу определённых обстоятельств долгого продолжения не имел. Других встреч, надо отметить, было предостаточно, которые, как правило, происходили в компании вместе с ребятами. По правде, говоря, мне не встречались такие особы, чтобы можно было обалдеть, восхититься, обомлеть, остолбенеть и всё такое в этом роде. В одной нравилось одно, в другой было интересно что-то ещё, а третьи вообще не привлекали внимание.
Действительно, нет необходимости торопить время. Однако, как оказывалось, некоторые ещё, будучи курсантами, становились счастливыми, как они себя считали, обладателями «второй половины». Острословы над ними подшучивали, дескать, вот ещё кто-то стал обладателем «чемодана без ручки», что означало: «тяжело нести, но и бросить жалко». Например, как Гена Соловьёв, Саша Рожков, Боря Зимин и некоторые другие.
Недостатка в посещении вечеров отдыха в нашем училище, надо откровенно сказать, представительницами прекрасного пола никогда не было. Особенным вниманием с их стороны пользовались курсанты выпускного курса. Может быть, это было приятно и даже льстило, но одновременно, думалось, зачем слишком увлекаться, если на носу годовая экзаменационная сессия, следом идут Государственные экзамены, а затем трёхмесячная стажировка на кораблях. Тут не до сердечных воздыханий.
Как-то так получилось, что все экзамены (семестровые и государственные) я сдал без троек, можно сказать, без особого напряжения. Однако хочу сказать, что на одном экзамене со мной произошло непонятное явление, которому до сей поры я не могу найти объяснение. Случилось следующее. Предстоял очередной экзамен по радиотехнике, радиолокации и использованию РТС. Готовился нормально, всё вроде бы повторил качественно, особенно уделил внимание вопросам практической работе на аппаратуре. Вышел к экзаменационной комиссии, взял билет, прочитал вопросы, но совершенно ничего не понимал и не видел, что там написано. Странное было состояние, не волновался, какая-то прострация одолела моим сознанием. Подошло моё время отвечать, вышел к доске и стал что-то говорить, рисовал какие-то диаграммы, графики, но что же в реальности говорил – ничего не помню, как будто это говорил не я сам, совершенно не соображая и не слыша своего голоса. Наконец, вдруг как бы очнувшись из небытия, услышал голос преподавателя капитана 3-го ранга Канунникова, предлагавшего мне перейти к третьему вопросу.
Далее произошло то, что и должно быть на самом деле, услышав его реальный голос, я прочитал третий вопрос билета, где было написано: подготовить радиопередатчик Р-641 к работе, настроить на нужную частоту и подать высокое напряжение на излучение. Помню, как сейчас, я подошёл к огромному чуть ли не до самого потолка радиопередатчику, подал питание, а затем произвёл комбинацию нужных действий с переключением нужных ручек и тумблеров для настройки на нужную частоту. Затем без всяких волнений повернул переключатель на подачу излучения в эфир и лампочка, имитирующая нахождение высокого напряжения на передающей антенне, загорелась. Задание выполнено!
Я повернулся к столу, где находилась экзаменационная комиссия, и чётко доложил, что ответ по билету закончил. Никаких дополнительных вопросов ко мне не последовало. Тут же я заметил долговязую фигуру капитана 3-го ранга Канунникова, который стоял за моей спиной и, видимо, внимательно наблюдал за моими действиями при работе с передатчиком. Не скрывая сдержанной улыбки, Канунников сказал, чтобы я сдал свой экзаменационный билет и пригласил для сдачи экзамена очередного курсанта. В коридоре, где волновались мои товарищи, ожидая своей экзаменационной участи, с интересом стали расспрашивать, как прошёл у меня экзамен, на это я ответил, что ничего не помню, наверное, провалился, полнейший афронт. К моему превеликому удивлению при объявлении результатов экзамена зачитали, что я получил отличную оценку. Что такое произошло? Не знаю. Настоящее чудо, фантасмагория, не иначе? Возможно, это был мой предначертавший дальнейший ход событий для меня? В течение всей моей продолжительной и разнообразной жизни ничего подобного больше не запомнилось, хотя, возможно, какие-то знаки и предупреждения были, которым я не придавал значения, а напрасно.
В скором времени, однако, после выпуска из училища, как показали дальнейшие события, эта экзаменационная оценка по радиотехнике сыграла определённую роль в моей дальнейшей судьбе. Видимо, об этом придётся рассказать отдельно.
Незадолго до экзаменов нам предложили каждому написать свои пожелания, на каком флоте и на каких кораблях хотели бы продолжить службу. Мы все, конечно, понимали, что это будет являться для нашего командования только приблизительным ориентиром, и не послужит серьёзным аргументом для принятия окончательного распределения. Однако, как показала реальная жизнь, во многом наши желания относительно выбора флота были реализованы. Так, например, наши севастопольцы, пожелавшие служить на Чёрном море, а таких набралось не более десяти человек, с превеликой радостью узнали после выпуска, что их направили, как они и просили – на Черноморский флот. Подавляющее большинство выразили желание служить на Тихоокеанском флоте и их просьба, естественно, была выполнена. Я выбрал Балтику и намеревался попасть на эскадренный миноносец желательно нового тогда проекта «30-бис». Мой выбор частично был удовлетворён: распределение получил в распоряжение Командующего Балтийским флотом. На стажировку попал в Либаву в дивизион эскадренных миноносцев.
Курсанты четвёртого курса штурманского факультета Балтийского Высшего Военно-Морского училища. Слева направо: Анатолий Черцов, Владимир Демиденко, Геннадий Дудкин, Анатолий Сезоненко, Геннадий Знаменский, Анатолий Богодистый, Ростислав Пискун, Николай Верюжский, Евгений Елецкий, А.Зозуля, В.Сафьянов, В.Самбросов. Калининград. Май. 1957 год.
Перед убытием на трёхмесячную военно-морскую стажировку приказом начальника училища нам присвоили звание «мичман-курсант» и выдали офицерские фуражки с белыми чехлами, которые мы называли «мичманками». Без особого труда, преобразив фабричные несуразные головные уборы, что-то отрезав, а где-то что-то добавив и перетянув белые чехлы, как считали нужным, и в результате фуражки-мичманки приобрели в соответствии с нашим пониманием нормальный морской вид. Кстати говоря, в курсантские годы я уже не пытался увеличивать ширину брюк ни с помощью «торпедирования», ни с помощью вставки клиньев. Просто-напросто ещё в Севастополе сшил по заказу из тонкого чёрного сукна и белого гладкого полотна две пары необыкновенной ширины брюк, которые одевал, когда было возможно, даже будучи офицером.
Рассчитавшись с училищем полностью за осенне-зимнее обмундирование по вещевому аттестату, за пользование библиотечным фондом и другими материальными средствами на кафедрах и лабораториях, заплатив комсомольские взносы за три месяца вперёд, я почувствовал, как связь с училищем постепенно сужается и вот-вот прервётся окончательно. У меня даже появилась некоторая обида, неудовлетворённость, когда категорично заявили, чтобы мы не оставляли своих личных вещей и предметов в училище. Разве трудно было предоставить маленькую кандейку, куда бы мы сложили свои альбомы с фотографиями, личные книги, тетради и блокноты с разными записями? У меня получился увесистый пакет, который на практику не возьмешь. Не зная, куда припрятать свои вещички на трёхмесячный срок, попросил Гену Соловьёва, молодого женатика, сохранить у него в семейных апартаментах. Он согласился. Однако его любознательные домочадцы мой пакет раздраконили, разобрали, растащили и уничтожили. Спасибо, что хоть только один альбом с фотографиями каким-то образом сохранился.
Курсант Балтийского Высшего Военно-Морского училища Геннадий Соловьёв
Наконец, получив в училище полный расчёт: курсантский денежный оклад в размере 150 рублей за три месяца, а также премиальные за успешные результаты сдачи Государственных экзаменов (мне выдали 75% от месячного оклада, поскольку была одна четвёрка), продовольственный аттестат и предписание, мы все разъехались кто куда по своим флотам, базам, кораблям.
В соответствии с распределением наша группа в составе четырёх курсантов (Анатолий Гулько и я из одного класса, а другие два товарища из другого класса, по фамилиям я сейчас их не помню) поездом отправились в Либаву, на дивизион эскадренных миноносцев.
Либава (Лиепая) – приморский город на берегу Балтийского моря, осталась в памяти, как чистенький, аккуратный, с большим количеством зелёных насаждений, в большинстве своём с не очень высокими, уютными, преимущественно деревянными покрашенными в жёлтые или зелёные цвета домами. Среди городских зданий возвышалась готической постройки католическая кирха, весьма чётко видимая с моря, а потому являвшаяся в дневное время и в ясную погоду для штурманов хорошим навигационным ориентиром. Всё это придавало городу свой особенный характерный колорит. Мне сразу вспомнилась Рига, особенно ещё и потому, что в летние месяцы, когда созревали первые яблоки – белый налив, которые продавались, как и в Риге, везде и в изобилии, на рынке, в магазинчиках, в ларёчках, на лоточках, то всё окружающее пространство, казалось, наполнялось приятным яблочным ароматом.
В северной части города уже было всё по другому, как-то не так уютно, по-пролетарски, по-рабочему, там находился судоремонтный завод «Тосмаре», вблизи от которого на побережье были оборудованы причальные сооружения для торговых судов. Неподалёку располагался военный городок, где проживали семьи моряков, преимущественно военных. В этой части города, надо отметить, находился огромный чем-то напоминавший, как мне казалось, Исаакиевский Собор, в те годы не действующий и используемый в качестве Базового матросского клуба. Говорили, что, якобы, когда в 1904 году отправляли 2-ю Тихоокеанскую эскадру под командованием вице-адмирала З.П.Рожественского на Русско-японскую войну, в этом храме проходили богослужения. Либава ещё в царское время являлась крупной морской базой русского военно-морского флота.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
