... Замначпо между тем всё больше впадал в транс. Он пытался сослаться на начальника, подписавшего арестную записку. Но комендант, повернувшись к Аркаше, полуобнял его и по-отечески сказал: «Молодец, лейтенант! Не посрамил Флот! Будь здоров!». И, пожав прочувственно лейтенанту руки (тот поморщился), вышел из КПП, сел в «Виллис» и укатил...
Доставка драчуна в часть и сцена чествования его самим комендантом потрясла всех.(5) Замначпо всего перекосило. Похоже, он был в полуобморочном состоянии: благодарить буяна прилюдно (?!) и унизить его - представителя политотдела (!) - отказом принять записку об аресте. Какой-то сухопутный майоришко одним махом разрушил всю тонко сплетённую интригу показательного осуждения лейтенанта! Замначпо в помутнённом сознании взвизгнул:
- Все - ко мне! - и ушёл.
Вслед за ним последовали остальные. На ходу к ним присоединились командир роты и командир курса.
В политотделе замполита курса хорошенько отчитали и... примерно наказали. За ним список получивших взыскания пополнили командир роты, командир курса и... Аркаша - за «неосмотрительность» поступка.
Если что решил политотдел -так тому и быть: что ему комендант и здравый смысл.
Аркашу ещё раз я увидел после «убытия из училища» - на фото - в центре витрины местной фотографии г. Энгельса, пышно именуемой «Фотоателье».
На меня глядел неунывающий Аркаша, в форме и в лихо заломленной мичманке(6). Рядом с ним - миловидная молодая женщина. Но, как водится, на провинциальных фото изображение искажено: лицо Аркаши сплющено, что не соответствует оригиналу, у женщины - заострено.
Я вошёл внутрь. Девчушка-приёмщица выстрелила очередью:
- Что желаете? На документ? На юбилей? На память? Портрет? Какого формата? (И ещё что-то в том же духе). Я ответил:
- Ту, что в центре витрины. Приёмщица вытаращилась на меня:
- Какую?
Я взял её за руку и вывел на улицу.
- Вот эту.
Она озабоченно ответила:
- Нельзя. Не положено.
- Тогда зови заведующего или как там его. Девушка сжалась и жалобно сказала:
- Аркадий Моисеевич будет сердиться.
- Пусть сердится. Зови.
Она обречённо пошла за Аркадием Моисеевичем.
Вышел очень пожилой человек, почти старик, вполне определённой внешности: сутулый, голова меж плеч впереди, с крючковатым крупным носом и морщинистым лицом, глаза навыкате, какие-то потухшие.
- Что Вам угодно, молодой человек?
Я объяснил, что угодно молодому человеку. Старик покачал головой:
- Это невозможно.
- Почему?
- Нельзя разрушать композицию витрины: это наша
- Но могут быть исключения?
- Нет, не можно (и тут у него прорезался местечковый акцент). Добрый час я убеждал Аркадия Моисеевича отдать мне фото. Он не соглашался, часто повторяя: «То не можно», и очень вежливо отказывал.
Тогда, собрав всё своё красноречие, я проникновенно выразил свои чувства к Аркаше:
- Понимаете, Аркадий Моисеевич, наш Аркаша не просто офицер: он - как старший брат, к которому тянутся младшенькие в большой семье за пониманием, за помощью, за поддержкой.
Слушая меня, старик полуприкрыл глаза. Лицо его вдруг передёрнулось гримасой, что бывает предвестницей плача. Я испугался за него. Какие-то не очень приятные воспоминания взволновали старика. Может, ему вспомнилось голодное и невесёлое детство в большой нищей семье, где его никто не называл ласково-уменьшительным именем «Аркаша» и никогда не выражал так бурно и искренне чувства любви к нему, как он услышал сейчас в адрес Аркадия Полудницына.
А не сфантазировал ли я, и ничего такого не было? Я не торопил и не тревожил старика.
Наконец Аркадий Моисеевич открыл глаза: он был явно растроган. Помолчал и произнёс слегка дребезжащим голосом:
- Хорошо, молодой человек. Вы меня убедили, - и, помявшись, добавил:
- Но это будет стоить денег.
Я выразил готовность и стал судорожно перетряхивать карманы в поисках необходимой наличности.
Старик послал приёмщицу снять фотографию с витрины:
- Только аккуратнее, Аллочка!
Та смотрела на Аркадия Моисеевича
- Иди, иди, нечего на меня глазеть.
Аллочка с удивлённым видом пошла за фотографией.
Через несколько минут я стал обладателем фото Аркаши. Бережно спрятав фото в документы, церемонно распрощался с Аркадием Моисеевичем и отправился в путь.
Не успел отойти от фотоателье, как меня окликнула запыхавшаяся Аллочка и выпалила:
- Что с Аркадием Моисеевичем? (Откуда мне знать?). Он никогда меня так не называл. Что Вы ему сказали? Он плачет. (Вот-те на!). В растерянности я ответил:
- Не знаю. Должно быть, вспомнил молодость или детство. И, оправившись, добавил:
- Аллочка, Вы с ним помягче, поласковее. Он добрый и отзывчивый человек, но, наверное, не очень счастливый.
И Аллочка убежала утешать старика. Я продолжил свой путь в новую жизнь....
Долгие годы, а это более полувека, фото Аркаши находилось со мной. Но недавно, перебирая
Память подсказала мне кое-какие подробности тогдашней жизни и я решил поделиться ими со своими товарищами. Аркаша заслужил это.
Кто помнит своих офицеров-воспитателей и замполитов? Кто может рассказать что-нибудь особенное, выделяющее их из всей массы, кроме как «были такие»?
Для меня большинство из них растворилось во времени расплывчатым пятном и, кроме нескольких фамилий, и то по подсказке, ничего не задержалось в памяти.
А вот Аркаша Полудницын запомнился не только фронтовыми замашками, налитыми мускулами и мышцами, а, прежде всего, внутренним благородством, готовностью защитить человека, не взирая на последствия подобной «неосмотрительности».
Комментарии - сноски
1. Судя по последующим годам обучения в Высших училищах и военной службы (да и после ее окончания) в массе своей бывшие подготы отличались независимостью помыслов и поступков, из-за чего нередко тугодумное начальство впадало в раздражение, считая эту независимость проявлением упрямства.
2. Другие офицеры-воспитатели могли тоже многое показать, но внимание автора сосредоточено на Полудницыне.
3. Замполит - заместитель командира по политчасти.
4. Замначпо - заместитель начальника политического отдела.
5. Впоследствии ни разу за тридцать лет военной службы автор не встречал даже намёка на увиденное. Хотя и знавал лично и контактировал с легендарным Голубом - комендантом Севастополя и комендантами местных гарнизонов.
6. Мичманка — поветрие того времени среди лейтенантов и старшин — перешивалась из штатной фуражки: тулья убиралась; верх туго натягивался пружиной, принимая форму блина; штатный козырёк, презрительно называемый «аэродромом», заменялся на узкий - «нахимовский».
Июль - август 2004 года
Подгот - не школяр
Незадолго до первого сентября 1950 года встал вопрос: что делать дальше? Формально я пребывал в числе отчисленных из Саратовского военно-морского подготовительного училища «по зрению».
Трижды в день я заглядывал в почтовый ящик (почта тогда работала отменно, не то, что ныне) в надежде обнаружить извещение, об обещанном в Аппарате Военно-Морского Министра, положительного решения о восстановлении в училище.
Время шло, ожидаемого извещения не было. На семейном совете было решено не терять даром время. Я написал заявление на имя директора школы, где учился два года назад.
Первого сентября после традиционной торжественной линейки и символического «первого» звонка я сидел за партой в первом ряду в 10 «Б» классе рядом с очкариком - примерно-показательным отличником и гордостью школы.
Первый урок был организационным. Его вела классный руководитель, хорошо знавшая всех в классе и даже узнавшая меня. Она сообщила расписание уроков, учебные предметы и имена преподавателей; распределила обязанности между учениками и объявила график дежурств по классу. Расспросила каждого, где и как провёл летние каникулы. Чувствовалось взаимопонимание между учениками и классным руководителем. Она была настроена очень доброжелательно ко всем.
Сами школьники появление новичка в морской форме встретили настороженно. Да и я ни к кому не набивался с ходу в друзья.
Следующим уроком была математика. По школьной программе начиналось изучение раздела геометрии - стереометрии. Урок поначалу показался тягомотным, неинтересным. Преподаватель излагал учебный материал, никак не отходя от текста учебника - «от селе до селе», - точно тяготился своим трудом. (Куда там до наших училищных преподавателей!).
Материал показался несложным, и я откровенно позёвывал, глядя надоску. Перешли к решению задач. Ученики у доски путались в буквенных обозначениях. Перехватив мой взгляд, учитель спросил: «Что-нибудь не так?». Я встал и по привычке назвал себя. Математик улыбнулся: «Что значит - военный». Я пояснил, что при множестве линейных элементов внутри фигуры проще использовать буквенные обозначения не по концам отрезков: А, Б, В ..., а по их длине: а, б, с ....
Учитель оживился и предложил проиллюстрировать это утверждение графически на доске. Я выполнил его требование. Очкарик спросил: «А как быть с обозначением углов вершин фигуры?» «С помощью математических символов» - ответил я и тут же изобразил их на доске.
Преподаватель заметил: «Это выходит за рамки школьной программы, это - из университетской программы». «Возможно - согласился я. - В нашем училище большинство преподавателей из Саратовского Университета. Они ознакомили нас с математической символикой по всем разделам математики. Это облегчает решение задач. Кстати, предложенная Вами задача имеет, по крайней мере, три варианта решения» - и тут же написал их на доске.
Получив, к изумлению одних и к зависти других, пятёрку, я вернулся за парту. Очкарик с уважением глядел на меня.
На переменке ко мне подошло несколько человек. Завязался непринуждённый разговор. Я поинтересовался: «А что за следующий урок?» Мои собеседники засмеялись: «Будет Вобла - и, увидев мое недоумение, пояснили - Большая оригиналка и очень злая особа». Вот так охарактеризовали преподавателя то ли истории, то ли обществоведения (не помню уже точно).
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru