Написать спешу Чижу!
У Вилена, без сомненья,
Юбилейный День Рожденья!
И рижане, и подготы,-
Ну, никак не меньше роты,-
П О З Д Р А В Л Я Ю Т !
И при том
Обнимают всем гуртом!
Н.З.
Вилен Михайлович Чиж закончил Рижское Нахимовское училище в 1949 году и был переведён в 1-е Балтийское Высшее военно-морское училище, располагавшееся в Ленинграде. Он «С отличием» закончил артиллерийский факультет в 1953 году и был назначен помощником командира сторожевого катера СК-344 79 отдельного дивизиона СК 19 дивизии ОВРа 8ВМФ в город Таллин.
Далее он служил на большом охотнике за подводными лодками, на эскадренном миноносце «Стерегущий» и командиром группы управления огнём главного калибра на крейсере «Адмирал Лазарев». На этом крейсере в 1955 году перешёл Северным Морским Путём на Тихоокеанский флот.
Служил он старательно, был на хорошем счету у командования, но перспектив продвижения по службе у него не было. Его тяготила напрасная потеря времени. По семейным обстоятельствам в 1960 году он был переведён в Таллин на крейсер «Комсомолец» на такую же должность. Ввиду значительного сокращения флота, Винен принял решение перейти в запас, и уволился «на гражданку» в 1961 году.
Он сразу же поступил на работу и на учёбу в институт. Преодолев все трудности такой непростой жизни в гражданских условиях и став инженером, он в 1966 году получил предложение занять должность главного инженера Вычислительного центра государственной статистики Эстонии. В этой должности он работал 25 лет, успешно внедряя вычислительную технику в производство и решая при этом важные задачи развития народного хозяйства.
Распад Советского Союза привёл к свёртыванию всех работ и ликвидации Вычислительного центра. Но эти события совпали со временем выхода на пенсию. Появилась возможность заняться семейными проблемами.
Об этом Вилен кратко рассказывает в своих воспоминаниях. - О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 9. СПб, 2008.
Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков.
ГИМН ПРОЕКТУ 613 (Глава из документального очерка Р. Рыжикова «Подводные лицеисты»). Окончание
Произнеся обычную скороговорку: «Прошу разрешения от стола!» (между прочим, до сих пор не понимаю ее смысла), я тоже двинулся к кормовой переборке отсека.
«А вас, Рудольф Викторович, я попрошу остаться!» — неожиданно и очень корректно, ну совсем так, как лет тридцать спустя произнесет аналогичную фразу Мюллер (Броневой), обращаясь к Штирлицу (Тихонову), приказал командир. Я замер и выполнил строевой прием «кругом».
Кивком головы командир приглашает следовать за ним. Начинаем вместе обходить корабль из носа в корму. Бачковые в отсеках вскакивают и вытягиваются без команд.
Наконец, перешагнув широкий стальной комингс, «ныряем» в концевой, седьмой отсек. Именно этим отсеком мне с сегодняшнего дня предстоит командовать.
Вежливо (я уже успел заметить и оценить вежливость командира), капитан 3 ранга выпроваживает из отсека бачковых. Остаемся вдвоем. Подойдя к моему непосредственному заведованию — торпедным аппаратам, командир опять же вежливо произносит «вводную»: «Приготовить и прострелять воздухом торпедный аппарат № 5!».
«А вот это — удача! — думаю про себя, — именно такой практический вопрос стоял в моем билете по торпедному оружию на госэкзамене в училище». Тогда, в кабинете, я уверенно приготовил макет аппарата и произвел из него условный выстрел.
Но что это? Я, как слепой котенок, тыркаюсь между аппаратами, ищу и не нахожу нужных клапанов, рычагов... Наконец, взмокнув, понуро признаюсь командиру в своей некомпетентности. Выходит кабинет, это еще не корабль. Сгорая от стыда, опускаю руки по швам, а голову — на грудь. Краем глаза наблюдаю за реакцией командира. Его лицо непроницаемо. «Теперь Вам ясно, чем предстоит заняться в ближайшее время?» Выдавливаю уставное: «Так точно!» Командир выходит из отсека. Остаюсь один на один с торпедными аппаратами...
И пошло-поехало!.. За два последующих месяца пришлось только дважды побывать на берегу. В первый раз для того, чтобы забрать из вокзальной камеры хранения чемодан, а во второй раз для традиционного «представления» офицерам в ресторане.
В те времена на флоте бытовало жестокое, но справедливое правило: пока не сдашь положенных зачетов на допуск к самостоятельному управлению группой, а затем, если хочешь продвижения по службе, то и боевой частью, о сходе на берег забудь! А ведь, кроме зачетов по специальности и еще десятка разного рода локальных зачетов, нужно было сдать флагманскому механику зачет самый трудный — по устройству подводной лодки.
Пришлось буквально «на брюхе» пролезть все трюмы и выгородки корабля, научиться на память рисовать все его системы, готовить эти системы к работе, уметь осушать отсеки и трюмы, уметь руководить борьбой за живучесть отсека, самому тушить пожары и заделывать пробоины и многое, многое другое. А ведь сдав на самостоятельное управление боевой частью, нужно было получать допуск к самостоятельному несению якорной и ходовой вахт... Вот это была школа!
Трудно даже сосчитать, сколько раз офицер сдавал устройство лодки... Зато, изучив 613-й как следует, можно было смело браться за освоение лодки любого другого проекта. Основа была заложена. Позже мне пришлось получать допуски к самостоятельному управлению лодками 611-го и 629-го проектов, и было понятно, что в основе их устройства лежат принципы 613-го — эталонной лодки последнего поколения дизельных «субмарин».
В памяти, разбуженной воспоминаниями, продолжают всплывать события, связанные со службой на средних лодках.
Переход Севморпутем. Я — помощник командира. Мне доверена «командирская» вахта во льдах! Идем за ледоколами, но больше стоим на якоре или лежим в дрейфе в ожидании разрежения ледовых полей. Из трех месяцев плавания по СМП фактически двигались лишь один месяц... Вспоминаю помывки в душе на плавбазе «Бахмут», к борту которой нас, правда редко, но подпускали. Даже дома, принимая душ, ощущаю какое-то особенное удовольствие: кажется, что ванна, в которой стою, вот-вот начнет покачиваться, как кафельная палуба душа на плавбазе.
Первые выходы в Тихий океан на учения флота и в «автономки»... Из одного такого учения мы с командиром, Юрием Владимировичем Перегудовым, — сыном В. Н. Перегудова — главного конструктора 613-го проекта — возвратились на неделю позже положенного срока. Жены нас тогда почти похоронили... А виноват был шифровальщик, не расшифровавший радио о возвращении в базу. И так бывало.
Помню, как в длительных походах я прямо с койки (радисты провели мне туда микрофон) читал по трансляции экипажу бессмертные романы Ильфа и Петрова...
Расстался с 613-м в 1962 г, в Индонезии. ПЛ «С-236» получила в индонезийском флоте имя — «Брамастра» (Дротик). Я подробно описал этот поход в рассказе «Тропические кочегары», или «Топи их всех!» Из почти двадцатилетней службы на лодках восемь пришлись на проект 613. Низкий ему поклон! На нем большинство из нас стали настоящими подводниками.
ПЛ "С-189" - памятник проекту 613.
ВОСПОМИНАНИЕ О ДРУГЕ И ФЛОТСКОЙ МОЛОДОСТИ (из очерка К. Булаха, журнал «Звезда» № 5-6 1992 г.)
Кирилл Булах — выпускник Дзержинки, инженер-капитан 1 ранга в отставке. Геннадий Крылов — выпускник 1БВВМУ 1952 г., штурман-североморец, мастер спорта.
В старости все мы помним первый выход в море...
Настоящее море в первом плавании началось после Таллина. «Комсомолец» совершал прибрежное плавание для навигационной практики будущих штурманов из училища имени Фрунзе и Первого Балтийского училища. Курсанты последнего были воспитанниками Ленинградского подготовительного училища и гордо называли себя кадетами Первого «бандитского» училища. Здесь-то и переплетаются мои воспоминания первокурсника-механика с воспоминаниями первокурсника — будущего штурмана Крылова.
Наш первый в жизни шторм... Я запомнил свинцовые гряды вздыбленной воды, темно-серое небо с летящими, почти черными облаками, уходящую из-под ног палубу. Ее настил был мокрым, но волны по нему не ходили. Только после гулкого удара в борт брызги, клочья пены перелетали через фальшборт. Потом волна отходила в сторону, борт шел вниз и гребень глядел на нас пугающе сверху. Но корабль был
высокобортным и так спроектированным, что даже на океанской волне начинающие мореплаватели оставались невредимыми и относительно сухими. Не будь он таким, наш флот недосчитался бы многих адмиралов, не говоря уже о капитанах разных рангов.
Для всех нас мечтою было увидеть заморские берега и побывать в иностранных портах.
Печально, что прожив жизнь, мы почти не жили, как положено каждому человеку. Растратив мозг, нервы, силы на службе, мы остались ничего житейски не видевшими, остались «молодыми».
Странная наша военно-морская дружба: верность безграничная на корабле и полная потеря контактов при расставании. Всю жизнь продолжаешь считать своим братом и за всю жизнь напишешь ему одну поздравительную открытку, да и то — по многолетним настояниям супруги. А при случайной встрече — объятия, бурные воспоминания, готовность поступиться ради друга-брата всем. И безмятежное расставание назавтра.
Судьба соединила меня с Геннадием Крыловым совместной службой на эсминце «Несокрушимый».
В море штурман Крылов выходил только при галстуке.
В те годы мы не знали рубашек с карманами и погонами, курток, всегда готовых к подвешиванию галстуков на резинках. Для торжественного собрания или ресторана — тужурка, а все остальное время — китель. Штурман же всегда был при параде. Его блестящий вид не давал повода хоть на секунду усомниться в такой же безукоризненности и всей боевой части.
Четверть века отплавал после выпуска Крылов в Арктике. Не уезжал он оттуда ни в академию, ни на курсы усовершенствования, ни на строящийся корабль. Все те же входные ориентиры, поход за походом, из года в год: Рыбачий, Кильдин, устье Кольского с постами Сеть-Наволок и Летинский. Скалистые, большей частью заснеженные берега, серая дымка, низкие облака...
Поездки штурмана Крылова в совместный человеческий (то есть семейный) отпуск были редкими и необычными. Жена с сыном, как и положено, отправлялась на юг летом. А мы в это время бороздили Северный океан. И друг мой обеспечивал плавание нашего «Несокрушимого» плюс иногда подстраховывал и менее опытных навигаторов на других кораблях, ибо на летний отдых претендовали командиры и флагспецы бригады.
Вот и отваливал штурман в отпуск зимой, один и, как правило, неожиданно, только и успев дать телеграмму в ленинградскую «Асторию» знакомому швейцару. Из года в год продолжалось их взаимовыгодное сотрудничество: швейцар бронировал люкс, а штурман платил ему за это полярную надбавку. И наступала неделя загула: рестораны, такси, чаевые, знакомые (а чаще — незнакомые), приятели.
Редким и необычным было для него это. Но тем, кто встречался с ним только в эти первые дни его одиноких отпусков, казалось, скорее всего, что такой образ жизни для него привычен. Встречи-то случались раз в год, а образ собутыльника запоминался на всю жизнь.
Больше, чем на неделю, заполярных средств не хватало. И тогда, купив на последнюю дохрущевскую десятку флакон пробных духов, он ехал на трамвае к маме. Остальные недели проходили тихо, под маминым крылышком, с книжкой в руках.
Но после отпуска — на мостике у пеллоруса, над автопрокладчиком, в ходовой рубке или в тесной двухместной каюте долго еще сверкали хрустальные люстры «Метрополя» и томили душу глаза таинственных ресторанных Незнакомок...
В декабре восемьдесят шестого праздновалось тридцатилетие подъема Военно-морского флага на нашем «Несокрушимом». На юбилейный подъем флага всем нам прислали с корабля пригласительные билеты. Я с радостью собирался в поездку, а Геннадий впервые за многие годы, может быть — за всю жизнь, колебался и никак не мог принять окончательное решение.
Крылов говорил мне, что он очень хочет поехать. Звала его на корабль не забытая до сих пор штурманская рубка, оборудованная когда-то по-домашнему. Помнил он тепло потрескивающих паром грелок в обшитой красным деревом уютной кают-компании после морозных зарядов на ходовом мостике. И хотел снова сыграть на постаревшем на четверть века пианино полонез Огинского, который он выстукивал когда-то четырьмя пальцами на зависть всем остальным посетителям кают-компании. Главное же — он снова хотел окунуться в полярную ночь оставшегося навеки родным Заполярья.
Но весной должны состояться лыжные гонки, на которых он имеет все возможности стать наконец чемпионом Ленинграда. И он обязан им стать. Поездка же — это срыв тренировок, наверстать упущенное за оставшееся время он не успеет. Я пытался его уверить, что успех обеспечен и при поездке. Ну, а если придет вторым, то победит в следующем году... Но Геннадий на это не согласился. Я еще и не подозревал, что в следующем году он уже не сможет участвовать в соревнованиях.
Строгий, казенный зал крематория... прощальные речи... После смерти Геннадия я с особой остротой вспоминал о нашей совместной службе тридцать лет назад. Кажется, только вчера мы осваивали Северный театр, только вчера были губы Новой Земли, мыс Желания, остров Медвежий, кромка льдов и айсберги. Долгие недели штормовых походов, и он — наш штурман — в телогрейке, а под ней — тужурка с модным галстуком. Чистейшие карты и журналы, сказочная точность счисления, проходы по заливу к причалу при нулевой видимости.
Он растет, становится помощником командира, кандидатом в старпомы. Но он с юности мечтает о подводной лодке и добивается перевода. Вновь проходит тяжкие годы начала, преодолевает скептицизм бывалых подводников и на лодке становится таким же асом-штурманом. Потом сложилось так, что против своей воли он снова попадает на надводный корабль и проходит на нем Северным морским путем.
И снова после этого — на лодку , и снова — с нуля. Командир группы, командир штурманской части, флагманский штурман бригады подводных лодок. Первые старты ракет из-под воды, первое и второе поколение атомных подводных лодок. Современная навигационная работа, доклады.
И еще всю жизнь в нем жила неистребимая приверженность к лыжному спорту...
В Ленинграде, на улице Халтурина, 22, есть музей. Там хранятся медали и грамоты ветеранов-спортсменов. Есть многочисленные отличия ленинградцев-олимпийцев и невелик набор наград ветеранов, сражавшихся на снежных трассах далеко уже не в юном возрасте. Мне дорог хранящийся там совсем не олимпийский протокол лыжных гонок на 15 километров, в которых участвовало 110 спортсменов старше 50 лет и Геннадий Крылов занял первое место среди ленинградцев.
Штрих к портрету:
В давние годы одна милая дама отвернулась от молодого, но безденежного Геннадия, предпочтя только что возвратившегося из рейса пожилого рыбака с большими деньгами. Уходя из ресторана «Арктика» под ручку со своим избранником, она бросила через плечо: «А ты, пока подрастешь, поиграй в песочек!» Он так и сделал. Угостил знакомого шофера, да и наглухо засыпал песком из самосвала выход из квартиры меркантильной красотки, жившей в полуподвале. За что и загремел помощником на буксир.
Из письма Геннадия Крылова Виктору Конецкому:
«Это только сухопутному человеку, ну и служаке на берегу, носящему морскую форму, кажется, что — огромное и бесчувственное создание. Для моряка, пережившего ураганы и штормы на этом создании рук человеческих, известно, какое оно маленькое, слабенькое порой в грозной стихии, но и какое же оно умное и крепкое в смелых морских руках! К кораблю, за долгие годы службы на нем, привыкаешь как к родному человеку. И расставаться с ним порой тяжелее, чем с другом.
Не сразу приходит выдержка, упорство, смелость. Все это накапливается десятками морских лет. Море — это не танк, под который можно броситься со связкой гранат и прославиться героической гибелью. В обычной жизни уважение к моряку приходит только с годами.
Ох, как трудно начинать гражданскую жизнь заново более или даже менее военному мужчине. Начинать, когда ты только что был военным, подтянутым, накормленным и обутым. Когда у тебя были красивые женщины, безумно влюбленные в твою черно-золотую форму. Когда были деньги, чтобы пару раз в месяц ресторанно попыжиться в компании подобных тебе... И разом «было» — оборвалось. Началось потихоньку «есть». Есть никчемный теперь диплом, удостоверяющий, что ты человек боевых кораблей и моря. Но море тебе ограничивается плаванием в пруду Летнего сада или Обводным каналом. Есть куча долгов, есть куча проблем, не говоря о других кучах... И проблема самая банальная, роднящая с алкашом из утренней очереди за пивом: «На что жить?» или «На что пить сто пятьдесят с прицепом, которые совершенно необходимы перед принятием ответственного решения?» Но здесь надо помнить нашу юношескую песенку:
Не надо бояться быть честным и битым,
А надо бояться быть трусом и сытым».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
