Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Катерное производство КМЗ

Как устроено
производство катеров
на Кингисеппском машзаводе

Поиск на сайте

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 9.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 9.

Как театр начинается с вешалки, так прием пищи – с перехода в столовую. К несчастью для малышей их путь проходил мимо классов старшеклассников. Формально все воспитанники училища делились на учащихся старших и младших классов. Негласно существовало другое деление: старшие именовались питонами, младшие сосами. Слово «сос» одни возводят к слову «сосунок», другие объясняют сигналом «SOS» - Save Our Souls - Спасите наши души. И то и другое по существу было близко к истине. Нельзя сказать, что старшие издевались над младшими. Как раз, наоборот, у нас было много друзей старшеклассников. Но одна училищная традиция была довольно неприятной и связана она с переходом в столовую. Даже присказка такая была: «мичман Косов водит сосов».
Не раз описываются случаи, когда старшие сажали младших на шкаф, да еще закрывали у себя в классе, предварительно обставив пространство вокруг перевернутыми стульями, что и не спрыгнешь. Это случалось и с нами, но, разумеется, не со всеми.



Современный класс, современный шкаф.

Московенко: «Меня десятиклассники посадили на шкаф. Причем в начале урока. Вошедший в класс преподаватель немедленно это прекратил, и меня также мягко сняли, как и посадили. Даже не помню, плакал я или нет». Слово Строгову: «Лично меня сажали на шкаф, причём, думаю не со зла, но получилось, на мой взгляд, очень зло. Наша рота шла в столовую через старшую роту (старше нас года на четыре). Вдруг открывается дверь одного из классов, меня хватают и сажают на шкаф, вокруг стулья ножками вверх. Короче говоря, просидел на шкафу весь обед, затем меня сняли со шкафа, наша рота как раз шла с обеда, я встал в строй и пошел вместе со всеми обратно, единственное отличие было в том, что я-то остался голодным. Разговора о том, чтобы жаловаться, и быть не могло. Обидно было очень, да и голод не тётка».
Ясно, что Витя с Мишей пали жертвой в силу своего минимального тогда веса. А рота, миновав опасную зону, выходит на парадную лестницу. Там сходятся голодные потоки со всех этажей. Однако, как ни хочется есть, никто ни с кем не сталкивался. Потому что и порядок установлен, и командиры смотрят, и сама лестница обязывает. Там витиеватые поручни, и фонари, висящие на цепях по всему пролету. Внимание невольно отвлекается, и подъем на пятый этаж происходит незаметно.
Прием пищи начинался и заканчивался по команде. Времени на еду выделялось достаточно для того, чтобы тщательно пережевать пищу, но в столовой кроме процесса еды находилось масса интересных занятий: потолкаться с соседями ногами под столом; потихоньку спрятать ложку соседа, а потом «помогать» ее искать; рассказать или послушать новый анекдот и прочее. И вот, время вышло. Мичман, конечно, подождет, но недолго. Кто не успел, тот не съел. В итоге все успевали. Домашнего понятия «Не хочу!» у нас не было.

***

Нахимовская норма питания значительно отличалась и от матросской, и даже от курсантской. Факт зачисления в училище мы ощутили на своих желудках. Особое впечатление произвел первый нахимовский обед. Поскольку зачисление происходило не для всех одновременно, то случилась такая история. Одним сентябрьским днем питание кандидатов было переведено с «Авроры» в училище. И вот, войдя в обеденный зал, ребята увидели, что столы были разделены на две части. Уже зачисленных ребят ожидали свежие скатерти на столах и накрахмаленные салфетки в кольцах.



В бачках дымился куриный бульон и картофельное пюре с аппетитными кусками курицы.  Рядом на тарелочке - румяные пирожки с рисом и яйцом. Да еще от завтрака оставались масло, сыр и кусок арбуза. И еще что-то… А в тарелках кандидатов было то, что и прежде – матросский паек и ни крошки больше! В результате у одних – восторженные лица с сияющими глазами, другие от обиды едва сдерживали слезы! И вот, рыдания, душившие Толю Крамаровского, вырвались наружу, повергнув в уныние всех. Его утешила официантка, принесла ему чего-то вкусненького. Через несколько дней всех ребят, слава Богу, уровняли в правах. И все пошло установленным порядком.
Блюда были разнообразны: молочный и другие известные супы, картофельное пюре, макароны по-флотски или каша: рисовая, пшенная и, что в иные периоды было вообще редкостью - гречневая. Самым экзотическим был бигус [3] – тушеная капуста с нарезанными сосисками. У нас его звали – силос. В рацион нахимовцев обязательно входили фрукты. В те времена наличие овощей и фруктов было делом сезонным. От времени года зависело, что мы будем есть. Осенью – все свежее: сначала был короткий сезон арбузов, затем яблоки, апельсины. А зимой чаще всего давали консервы (ах, какими же вкусными были консервированные груши!). Еще одной особенностью нахимовского пайка является обилие молока и яиц. Яйца нам давали в разных видах: вареные вкрутую, яичницу, омлет и пр. В общем: разнообразие блюд, непременные фрукты, молоко, яйца – все выверено по калориям и витаминам - это и есть нахимовский рацион. Но перечислить его – это только половина рассказа.
Разнообразить стол помогало подсобное хозяйство.



Приходилось и картошку убирать.

В училищном лагере заготавливали варенье – клубничное и смородиновое. Но ягодники надо было пропалывать, для чего по весне нахимовцев классами вывозили туда на несколько дней, называлось это ездить на латифундию. Ежегодно туда же отправлялись работницы камбуза для варки варенья. И нам действительно иногда давали пироги с вареньем. А хотелось клубнички. Той самой, которую мы пропалывали, которая созревала буквально перед самым концом лагерного периода. И самые отчаянные пускались по-пластунски в опасный рейд между грядками. Добытые 3-5 ягодок могли восстановить справедливость, но не утолить аппетит. Зато в лесу к тому времени успевали созреть земляника и черника.
А еще в подсобном хозяйстве был свинарник. Для откормки свиней употреблялись отходы питания нахимовцев. Так что наши отходы нам же и возвращались в виде лишней отбивной. Кроме того, в подвале квасили капусту. Механическая овощерезка строгала кочаны в два дубовых чана выше человеческого роста, а мы месили это крошево ногами, обутыми в резиновые сапоги. Сапоги были обычные до колена и, когда чан постепенно заполнялся, длины сапог уже не хватало. «После того как мне довелось квасить капусту, - признался Саша Белогуб, - я год ее не ел, а потом ничего, опять стал употреблять».
Там же в подвалах находились и другие продукты, их перевозил на тележке и поднимал на лифте камбузный рабочий по имени Аркаша (А.Н.Петров – Ред.), жилистый детина, казавшийся нам Герасимом из только что пройденного «Му-Му». Свою тележку он прикреплял цепью на замок. Но, какой там! На этой телеге мы раскатывали по двору, навалившись целой кучей. Из трех колес телеги одно свободно разворачивалось, потому и телега на полном ходу сначала плавно, а затем вдруг круто поворачивала. Куча рассыпалась по двору.



Двор Нахимовского училища. Современный вид.

И однажды случилось неизбежное. Разгоняющим был Н.Петров (Филимон), впередсмотрящим – М.Хрущалин, он же Чама, ему и слово: «Когда телега вышла в режим неуправляемого движения, я сидел спереди, свесив ноги вниз. Все спрыгнули, а я успел только поднять одну ногу. В итоге левая нога попала между платформой тележки и стеной, Перелома или трещины не было. Был сильный ушиб». – «Спасли ботинки» – резюмировал Калашников. Главный недостаток «гадов», их дубовость, обернулся в данном случае спасительным достоинством. Через трое суток Мишу уже выпустили из санчасти.
А в хлеборезке работала одна вредная, да ещё и необъятных размеров тётка (кажется, тётя Тося). Что-то она нам однажды такое плохое сделала, что мы почти всей ротой обстреляли её окошко чёрствым хлебом так, что она спешно и в панике закрыла свое кукушкино гнездо.
Надо еще отметить, что при достижении 14 лет каждому нахимовцу отдельным пунктом в приказе увеличивалась норма хлеба. Но хлеб в то время уже не являлся мерилом сытости нахимовца. Часть хлеба оставалась не съеденной, и остатки хлеба сушились на сухари. В иные времена, как нам объясняли - из-за неурожая, с хлебом случались перебои. Тогда для экономии, чтобы не оставалось надкусанных огрызков, хлеб резали на маленькие кусочки.  



Начальник политотдела А.А.Стенин в такие периоды вывешивал по пути на камбуз плакаты: «Кто кусок хлеба бросил, тот гроша ломанного не стоит».
Порции разных блюд на младших и старших нахимовцев были одинаковы, а потребности в пище разнились весьма значительно. Поэтому младшие делились остатками еды со старшими, равно как и меньшие с большими. Запомнился один, чуть ли под два метра старшеклассник, у нас он имел прозвище Рубон, потому что часто, особенно по субботам и воскресеньям, когда наши ленинградцы были в увольнении, он подходил к столам нашей роты и говорил: «Ребята, а рубон у вас не остался?».

***

Едоки, как и на кораблях, делились по бачкам. Один из них попеременно назначался бачковым, в обязанности которого входила дележка поданной на стол еды. На каждом бачке делили по-своему, однако годами были выработаны устойчивые приемы дележа, в особенности это касалось порциальных блюд и штучных продуктов. Один способ - справедливый, типа игры в фанты, другой – быстрый: «на хапок». И, конечно же, бытовал старый проверенный – бросить «на морского». Суть его такова. По команде каждый показывал (считалось, что бросал) своё количество пальцев на одной или, по договоренности, на двух руках. Количество всех пальцев суммировалось, и начинался счёт по кругу. При этом заранее оговаривалось: направление счёта (по часовой стрелке или против), с кого начинать счет (с меньшего или с большего), и на кого падает (на конечного, на следующего или еще как). Таким способом можно выбрать все, что угодно: учебник, лакомство, трофей, очерёдность на экзамене и т.д.
Важной особенностью сервировки нахимовского стола является одна незаметная деталь, которой нет нигде на флоте. Нахимовцам масло подавалось единым куском на бачок, оно не делилось на каждого. Придумано это было еще в 1945 году и тогда считалось достижением педагогической мысли – общее масло напоминало домашнюю обстановку. Попутно этот прием избавлял и от одного человеческого порока – жадности, или, по крайней мере, внешнего ее проявления.
Фрукты также давали сразу на весь стол, на четверых, и по весу, а не по количеству. Если яблоки были мелкими, то их число было больше, чем количество едоков, и одному могло достаться два яблока, другому только одно. Но по справедливости завтра такой расклад не должен был повториться. Поэтому очередность выбора «бросалась на морского». При этом трогать руками лежащие на тарелке фрукты запрещалось. В.Калашников признал, что семилетний опыт выбора фруктов без прикосновения к ним пригодился ему в жизни. С вероятностью не ниже 0,8 он может на рынке выбрать яблоки нужного вкуса. В чем не раз убеждалась его жена – опыт не пропьёшь!



Но Слава является также изобретателем деления масла, которое было в каше.  Тут – дело такого рода. Более или менее твердые каши (рисовая и т.п.), возвышались в бачке горкой. В продавленной лунке на макушке находилось прилагаемое к каше масло, уже растопленное. Масло в каше – самое вкусное и ценное. Разделить его можно было бы просто - перемешав кашу, но тогда, если не съесть до конца кашу, то пропадало и масло. Слава решил этот вопрос с пользой для себя: если в горке каши быстро сделать подкоп снизу к масляному озерцу, то его можно спустить в свою сторону. Гениальный ход!
Были среди нас, как уже сказано, ребята из разных семей. Особенно это бросалось в глаза именно за столом.
Саша Берзин бы вегетарианцем. Просто они с бабушкой жили так бедно, что мяса на их столе в хлебном городе Баку не бывало. Он и здесь, уже по привычке, не ел мяса, и мог его выменивать у соседей по столу на сахар. На пачке сахара часто писалось по-украински «Цукiр», и процесс обмена такого рода получил название «цукориньга» - с английским выразительным окончанием ing. Этим словом стали дразнить Сашу. Грабарь с Сиренко изобразили его в стенгазете в виде менялы на восточном базаре. Дразнилка существовала недолго. Под давлением Калашникова Саша превозмог себя, и перешел на всеядный образ жизни. Теперь, наверное, жалеет об этом.
Особенно мы не терпели ребят с претензией в манерах. Эдаких «аглицких снобов». Этикету нас специально никто не обучал, и в нашем тогдашнем, детском понимании морской офицер – это несколько грубоватый по причине суровости моря, ладно сбитый атлет. А манерные, жеманные ребята – не мужчины вовсе. И, если такие появлялись, то возникало желание привести их в общий со всеми меридиан.



Первым этапом перевоспитания «сноба»  было истребление у него чувства брезгливости. Для этого достаточно было опустить палец в его кружку, и при этом грустно доложить всему столу: «А компот-то сегодня тёплый!». Брезгливый мальчик после этого естественно свой компот уже не пил, на радость соседям. Так продолжалось до тех пор, пока он не переставал обращать внимание на фокусы соседей. Он становился таким же, как и мы все. Моряк – не барышня, в обморок не упадет! Братья Козловские могли вылить компот один другому на голову, и – ничего!
Можно, конечно, сказать, что манеры нашего поведения за столом совершенствовались со временем. Хватать еду мы перестали довольно скоро, это ушло вместе с детством. Во-первых, эту дикость старались пресечь офицеры и мичманы. А, во-вторых, в начале шестидесятых годов столы были заменены на квадратные. То есть где-то в шестом или седьмом классе мы уже сидели в столовой по четыре человека за одним столом. И, конечно же, четверки формировались в основном по взаимным симпатиям. Но желание выкинуть какой-либо фортель не пропало. На этот счет можно отнести следующий случай.
В столовом зале стояли огромные, вероятно, трофейные буфеты. Туда ставилась большая бутыль с рыбьим жиром. Как известно, этот жир богат витаминами, поэтому в январе-марте в разгар авитаминоза он был особо необходим. Но также известно, насколько этот жидкий витамин противен на вкус. Употребляли его натощак перед обедом, и сначала, можно сказать, из-под палки. Руководила этой экзекуцией наш врач А.Д.Будникова, а следил за исполнением кто-нибудь из командиров. Нахимовцы становились в очередь к большой бутылке с рыбьим жиром со своими столовыми ложками. Со временем мы смогли всё же себя перебороть – полезно, значит нужно, тем более, говорили, что от него растут. Но однажды Миша Хрущалин, склонный к экзотическим поступкам, «хлопнул» этой гадости целую кружку, а во флотской кружке – не менее 300 грамм. Рассказанный в подробностях, этот факт имеет и некую научную ценность. За столом с Мишей сидел Слава Калашников, Горелик (?) и еще один, теперь уже неизвестный, который и поспорил с Мишей на 10 рублей. Причина спора также не запомнилась. Предмет спора, как вспоминает сам Хрущалин, – выпить половину наличного ротного запаса, а это - двухлитровая бутылка. Значит кружка, по всей видимости, была не одна! Миша по условиям спора, не торопясь, съел первое, второе и компот, а потом преспокойно выпил рыбий жир и даже не поморщился. В течение последующих двух часов при нём неотступно находились свидетели, дабы убедиться, что выпитое оставалось в организме испытателя. Миша доказал, что это возможно, и в этом состоит биологическая сторона эксперимента. Но есть еще и историческая! Спор был выигран, и надо было отдавать деньги, а это – целых 10 рублей! Много это, или мало?



Вопрос в том, что еще 26 февраля 1960 года начальник училища запретил хранить на руках более 10 рублей, а с 1 января 1961 года в стране началась денежная реформа, десять «старых» были приравнены к одному «новому». Теперь 10 рублей стали для нахимовцев просто неслыханной суммой. В общем, спор наверняка состоялся в 7-м классе, а датировать точнее нет никакой возможности. Может быть прав Боря Горелик, утверждая, что в тот раз спорили не на деньги, а по компоту с каждого. Может прав Калашников, говоря, что с того случая пошло поветрие спорить по любому случаю, но на деньги, причём ставка всегда была стандартной – 10 рублей. В таких расчетах следует учитывать, что тогдашнее время, теперь уже основательно подзабытое, делилось на две части: до и после денежной реформы.
Кажется, Лёша Мирошин тогда глотал хромированные шарики от спинки кровати и ел сырые лапки лягушки, по Горелику - купленной в зоомагазине напротив «Великана», по Крылову – пойманной в лагере, а по другим воспоминаниям лягушек глотал сам Горелик. Таково свойство памяти.
Можно еще вспомнить соревнование: кто больше съест. Стандартом являлась манная каша – ее не надо было жевать. Количество каши, съеденной претендентом на звание чемпиона, казалось, превышало его собственный вес. В чемпионах ходили Овчинников и Грабарь – вполне приличные в будущем люди, хоть и не худые, но вовсе не жадные до еды.
Вот столько всякого может быть связано с одним только приемом пищи.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю