В 1951 г. - старшина роты на младшем курсе. Три галочки на рукаве и погоны главного старшины выглядели очень солидно
Ясно, что дальнейший разговор бесполезен. Выскакиваю из кабинета. Вслед за мной летит палаш. Ничего не понимающая секретарша уже не улыбается. Торопливо надеваю шинель, нахлобучиваю шапку и в училище. Впрочем, на душе как-то легче. Ясность всегда лучше неопределенности. Полученный от отца урок, «что такое хорошо, а что такое плохо», я запомнил на всю жизнь.
«ПО МЕСТАМ СТОЯТЬ, ПАРАВАНЫ СТАВИТЬ!»
Помните, как в «Капитанской дочке» у А .С.Пушкина отставной премьер-майор Гринев отправляет сына на службу: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся...» Почти за сорок лет своей службы на флоте этим принципам старался следовать и я. Разве что подчас на службу все-таки напрашивался. Увы, заканчивалось это для меня далеко не всегда благополучно. Об одном из таких эпизодов и пойдет мой рассказ.
Дело было в 1954 голу. Я служил на эсминце «Смелый», который входил в 32-ю дивизию крейсеров, базировавшихся на Таллинн. Командовал дивизией контр-адмирал . Память сохранила адмирала моложавым, фасонистым и не без причуд: на левой руке всегда перчатка, верх отогнут. Правая перчатка в левой руке. Адмирал постукивает ею себя по бедру. Весь ладный, подтянутый, властный и бескомпромиссно строгий.
Командир 32-й дивизии крейсеров контр-адмирал Пантелеймон Максимович Гончар
На Таллиннском рейде в ту пору обычно стояли два-три крейсера, пять-шесть эсминцев. Вот из Купеческой гавани выходит адмиральский катер. На носу, как и положено, флаг командира соединения, замерли крючковые. Горе зазевавшемуся вахтенному офицеру, не сыгравшему вовремя «захождение», - трое суток ареста обеспечены. Рассказывали, что, наблюдая за спуском катера из окна адмиральской каюты, комдив раздавал по 10-15 суток ареста. Доставалось всем: и боцману, и командиру катера, и помощнику командира крейсера. Случалось и такое: в гавани кормой к стенке стоят эсминцы. На один из них по сходне поднимается адмирал. Естественно, звонки, бегущий по правому шкафуту командир, выстроившаяся на юте дежурная служба, команда «Смирно!» П.М.Гончар принимает доклад и уже направляется в сопровождении командира в нос, как неожиданно замечает валяющуюся на палубе спичку. Адмирал круто разворачивается, подтягивает слегка брюки и, широко переставляя ноги, как по глубокой грязи, с брезгливым выражением спешит с корабля. Естественно, дежурному по кораблю злополучная спичка обходилась в несколько суток ареста.
Впрочем, нельзя сказать, что у офицеров, особенно у молодежи, это вызывало какое-то раздражение. Скорее, наоборот, рассказов о строгостях и чудачествах адмирала ходило множество, но все они воспринимались, как правило, со здоровым юмором. Отлично же поставленная служба, доведенное почти до блеска соблюдение старых морских традиций доставляло даже некоторое удовлетворение. Да и жизнь в Таллинне для молодежи была хороша. Какие только удовольствия не таил в себе этот город, уже тогда живший по западным меркам. Что касается собственно службы, то она шла своим чередом. Выполнялись артиллерийские стрельбы, торпедные атаки, минные постановки, отрабатывалось одиночное и совместное плавание. Одним словом, делалось все, что превращало корабль в боевую единицу, а дивизию — в достаточно грозное по тем временам соединение на Балтике.
Странно, но из всего многообразия задач, приходившихся на долю минно-торпедной боевой части (БЧ-3), мне, как командиру, особенно нравилась постановка параванов-охранителей. Было на «Смелом» такое еще довоенное средство защиты от якорных мин. Казалось бы, несложное устройство — два буя-отводителя да трал-трос, соединяющий их с форштевнем. И, тем не менее, постановка параванов требовала всегда очень четких и слаженных действий, к тому же участвовал в ней достаточно многочисленный расчет, не только личный состав БЧ-3, но и приходящие: боцманы, артиллеристы, электрики и другие. Естественно, при моем неравнодушии к этой задаче параванный расчет на «Смелом» был отработан блестяще. Замечу, что одна из основных операций при постановке параванов заключалась в их спуске за борт с помощью специальных параван-балок и сбросе в воду буев-отводителей. Именно при выполнении этой операции и произошли события, о которых я хочу рассказать. Но об этом чуть позже.
В начале лета по дивизии прошел слух: П.М.Гончар от нас уходит, назначен новый командир дивизии - контр-адмирал В.Ф.Котов. И действительно, вскоре «Смелый» получил приказание отправиться за новым комдивом в Кронштадт. Прибыв в Кронштадт, мы стояли там недолго. В один из дней рано утром, без всякой помпы, почти неожиданно появился адмирал — сухонький, пожилой, внешне невзрачный. Приняв доклад, коротко спросил: «Готовы?» И так же коротко приказал; «Поехали, командир». Прозвучал сигнал «Kopa6ль к бою и походу экстренно изготовить!» Через четверть часа (втайне механики к этому готовились) мы уже снялись со швартовов. Быстрое приготовление корабля и выход из гавани адмиралу явно понравились. И вот Кронштадтские створы за кормой. Мы ложимся на курс 270° и увеличиваем скорость до 24 узлов. К этому времени я заступил на вахту. Вскоре поднявшийся после завтрака на мостик адмирал заметил: «Не гонитесь командир, пойдем восемнадцатью узлами».
Контр-адмирал Котов Василий Федорович, зам. командующего КБФ, его младший сын Котов Валентин Васильевич, выпускник Ленинградского нахимовского училища 1952 года. См.
Погода стояла отличная, и все шло ладно. Править ходовой вахтой я умел, да и любил это дело. Сначала адмирал перебрасывался с командиром отдельными фразами, но потом, пригретый утренним солнцем, задремал в своем кресле на левом крыле мостика. Не помню уж почему, но у меня родилась мысль продемонстрировать адмиралу постановку параванов-отводителей. Сменяясь с вахты, я сказал об этом командиру. К моему огорчению, инициатива была отвергнута. «Занимайтесь своими делами!» - буркнул командир. Увы, идея продолжала жить. Прошло полчаса, и я уговорил старпома снова обратиться к командиру с предложением поставить параваны. Заверил, что все у нас готово, задачу сдадим, а заодно и продемонстрируем свою отработку. Старпом поколебался, но согласился. С мостика он вернулся не в самом лучшем настроении, сказал, чтобы я не впутывал его в свои авантюры.
На этом бы мне и надо было успокоиться. Увы, не тут-то было. Упрямство и какая-то одержимость продолжали действовать. Осмотрев со старшиной команды матчасть и убедившись в ее исправности, я еще раз тщательно проверил расписание личною состава и убедился в его наличии. Все это еще больше укрепило меня в моем намерении. Между тем справа по носу открылся Гогланд. Это означало, что первая половина пути скоро уже будет пройдена.
И тут я решился на отчаянный шаг. Поднявшись на мостик и спросив у адмирала разрешение обратиться к командиру, громко задал вопрос: «Товарищ командир, разрешите провести учение по постановке параванов?» Естественно, нарочито громкий вопрос услышал и адмирал. Повернувшись в нашу сторону и подумав несколько секунд, он сказал: «А что. командир, давайте поставим». Это уже было приказание, и командиру ничего не оставалось делать, как задать мне вопрос: «Когда будете готовы?» Ответ был краток: «Готовы».
— Вахтенный офицер, учебно-боевая тревога!
Постановка параванов-охранителей
Через несколько секунд колокола громкого боя разорвали столь непривычную для боевою корабля сонную тишину. Я ликовал. Приняв доклады с боевых постов, доложил старпому: «БЧ-3 к бою готова!» Далее, как и положено, последовали доклады старпома командиру и командира адмиралу: «Корабль к бою готов!»
«С богом», — напутствует адмирал. Через несколько минут по трансляции прозвучала столь желанная команда: «По местам стоять, параваны ставить!» Дробный топот ног, и через пару минут на командный пункт БЧ-3 поступают доклады: «Правый борт к постановке готов», «Левый борт к постановке готов», «Бак к постановке готов!», с подчеркнутой четкостью и явным удовольствием докладываю командиру: «Корабль к постановке параванов готов!». Далее следует команда вахтенному офицеру: «Малый ход!» и мне: «Поставить параваны!»
И тут-то произошло самое неприятное. Доклад о готовности правого буя-отводителя к сбросу на мостик не поступает. Запрашиваю: «Правый борт, в чем дело?» Отвечают: «Заминка с разворотом параван-балки». Странно, какая может быть заминка? Поворотное устройство параван-балки предельно просто: червячная шестерня на балке, мощный червяк, прикрытый легким металлическим кожухом, и маховик. Приказываю старшине команды торпедистов, опытному мичману, прибыть на правый борт и разобраться, в чем дело. Между тем время шло, и командир украдкой поглядывал на часы. Справа — Гогланд. Остров близок и в своем зеленом наряде очень красив. Слава Богу, адмирал рассматривает его в бинокль. Наконец, звонок с правого борта. Судя по голосу мичмана, он растерян: балка не поворачивается. Ничего не поделаешь, докладываю командиру и с его разрешения кубарем скатываюсь с мостика.
Боже мой! Что делается у правой параван-балки! Вся БЧ-3 с ключами, ломиками, усилителями, смазкой и г. п. Все советуют, помогают, дружно налегают на маховик. Увы, червяк ни с места. Старшина команды предлагает снять кожух и осмотреть нехитрое устройство внутри. Это уже явная задержка, надо докладывать командиру. Поднимаюсь на мостик, стараясь сохранять бодрый вид, и докладываю обстановку. Командир дает добро, но глаза его уже недобрые. Не буду утомлять читателя техническими подробностями и описанием всех усилий, которые предпринимались БЧ-3, а чуть позже, по приказанию командира корабля, и БЧ-5 во главе с механиком, чтобы развернуть параван-балку. Скажу лишь одно -- до самого Таллинна она так и осталась мертвой. Естественно, разбирать ее на ходу, почти за бортом мне не разрешили.
Скрылся за кормой красавец , прошли маяк Кэри, слева по носу открылся Таллинн. Давно было приведено в исходное положение параванное оборудование, сыгран отбой «Боевой тревоги». При встрече со мной кто сочувствовал, кто криво усмехался. Доска стенгазеты в офицерском коридоре украсилась бесчисленным количеством карикатур на минеров, БЧ-3 и, конечно, на меня лично. Странно, но разноса от адмирала я пока не получил. Уже на самом подходе к Таллинну за мной прибежал рассыльный с приказанием явиться на мостик Адмирал только и спросил: «Что случилось, командир БЧ-3?» Я пытался объяснить. Наверное, был многословен и неубедителен. Адмирал слушал молча, не перебивал. Выслушав, повернулся к командиру: «Что же, командир, возите пушки, возите, а не знаете, будут они стрелять или нет». Потом ко мне: «Можете идти». И все, никаких арестов, никаких взысканий.
За долгую службу всякие были коллизии, приходилось иметь и конфликты с начальством. Естественно, были и взыскания. Однако именно этот спокойный, даже в какой-то мере сочувственный, тон адмирала, обращенный к явно виноватому старшему лейтенанту и его командиру, остался у меня в памяти на всю жизнь. Много лет спустя, когда уже мне приходилось иметь дело с провинившимися подчиненными, я почему-то вспоминал именно этот разговор на мостике эсминца «Смелый».
Командир БЧ-3 эсминца "Смелый"
«ЭРМИТАЖ СПРАВА НА ТРАВЕРЗЕ»
— Стоим на двух бочках. Командирский катер на бакштове. В 23.00 начали приготовление корабля к бою и походу. Буксиры подойдут в 0.45. Из увольнения прибыли все. На берегу только командир и А.Голегузов (это командир БЧ-2, мой сосед по каюте. — Ю.К.), но они вот-вот должны подойти. Пошлешь за ними катер. Все, академик, вахту сдал.
- Да, кстати, Эрмитаж справа на траверзе, - бросает, уже спускаясь с мостика, сдавший мне вахту штурман.
«Академик» — это намек на мое предстоящее поступление в академию. Эрмитаж — на работавшую там мою жену, а было это ровно в полночь 3 мая 1957 года. Эсминец , на котором я служил командиром БЧ-3, после участия в параде на Неве готовился к переходу в Кронштадт.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
