Совершенно неожиданно в командировке в гостинице умер Миша Лезгинцев – инфаркт. Мы все переживали эту утрату.
Видимо, сказались переживания за Свету, у которой врачи диагностировали «болезнь нашего времени».
Шло время, мы в Ленинграде. Эрик преподает в , дети учатся, я работаю во Дворце, опять общественные нагрузки, на этот раз их аж одиннадцать. При приеме меня в партию в райкоме спросили нашего секретаря: «Как же она справляется?» Он спокойно ответил: «Отлично». Ему порекомендовали немедленно освободить меня от всех нагрузок, за исключением председателя профсоюза нашего Дворца и ректора общественного университета по эстетическому воспитанию подрастающего поколения. Повезло.
Утром наш дежурный известил меня, что ко мне пришли молодые люди. В кабинет входит молодая красивая пара, все светятся, в руках цветы, коробка конфет, шампанское. Я сразу не узнала, прошло семь лет. Мой милый, мой трогательный мальчик Юра Лезгинцев держит в руках красный диплом и обращается ко мне со словами благодарности. Получив дипломы, вечером они сели в поезд и приехали ко мне из Москвы в Ленинград. Оказывается, он дал себе слово, что по окончании ВУЗа он меня известит первую. И как!!! На мой вопрос, чем я заслужила такую честь, ответ был до банальности прост. Проходя практику на заводе, где он перемыл десятки котлов после теста и выпечки хлеба, дал себе слово получить высшее образование. Я подумала про себя, сколько «приятных слов» было им сказано каждый день в мой адрес. Вот она «горькая, правда» формирования его личности. Стоик. Назначение он с женой Мариной получили в Иран или Ирак, не помню. В связи с восточными событиями мы переживали за них.
Однажды довелось встретиться в Москве, звонили по телефону до обмена их московской квартиры. Пару лет назад разговаривали по телефону – он из Венесуэлы, я из Атланты. Юрочка, всё тепло, которое вы подарили с Мариной в ваш выпускной день – оно в моем сердце. Будьте счастливы и здоровы вместе с вашими красавицами дочерьми, их у вас две. Наверное, есть уже и внуки. Добрый путь Вам всем!
Увидит ли, услышит ли меня Юрий Михайлович Лезгинцев. Юрочка, мы опять потерялись, после короткой встречи. Мне бы очень хотелось узнать о твоей маме и Мише. Последний раз я их видела в Севастополе, на вокзале, они меня провожали в Ленинград в середине девяностых. Но главное, напомнить тебе, что твой поступок в моей памяти до сих пор.
Я и Света Лезгинцева с младшим сыном – Мишей.
– высокая, под стать своему богатырю мужу Алексею Живописцеву – командиру лодки. Весельчак и придумщик, каких мало, казалось, в их жизни не было ни одной тучки. Сильные люди!
Ирина – педагог, литератор, впоследствии прекрасных стихов – с благословения Булата Окуджавы (муж старшей сестры Галины). Они пришли с Камчатки. Судьбы у нас были почти зеркальные. К ней приехал ее племянник Игорь – сын Булата Шалвовича, продолжить учебу в девятом классе нашей 45 школы. Мать Игоря умерла, когда мальчику было 11 лет.
Ирина и Алексей Живописцевы.
Такая же участь постигла и нашего Игорька. Разница была в том, что мы сразу нашего Игорька усыновили, а она не проявила настойчивость в то трудное для всех их время. О чём горько сожалела. Подробности я узнала много лет спустя из её сборников стихов, которые мне прислали мои Калиши в Майями, где я отдыхаю со своими внуками. Стихи меня потрясли!
Поздний тревожный звонок от Ирины меня взволновал, так как надо немедленно предпринять серьезные меры, чтобы мальчика оставили в Советской гавани до конца учебного года. Задача была не из легких. Игорь в Москве был замечен в распространении литературы шестидесятников. Это не удивительно, Булат Окуджава тоже входил в их число. И следственные органы требовали немедленного возвращения Игоря в Москву. Нашлись люди, которые встали на защиту Игоря. Спасибо нашему дорогому Панину, директору школы Владимиру Карповичу Манжосову, который не струсил, был со мной солидарен, как с председателем родительского комитета. Дело решалось на уровне Политуправления Тихоокеанского флота, семью офицера подводника Живописцева и их племянника отстояли. Дело ограничилось закрытым комсомольским собранием. Я никогда не забуду его глаза и его недоумение после собрания, он сказал: «Какие мы разные, хоть все живем в Советском Союзе. Какие вы все светлые». Он был прав. Наши ребята еще сохраняли свои идеалы. С разрешения Ирины, я коротко написала о жизни Булата, Галины и Ирины в журнале «СОВА» в Атланте. Думаю, она не обидится, если я закончу это воспоминание ее стихами.
ИГОРУШЕ.
ПЛАЧ.
1995 – 29.01.97.
Из «Ночных колоколов»:
... Мы все спешим туда, где многолюдней
(Так англичане в шутку говорят).
И снова после жизни многотрудной
Вы вместе – Галя, Игорь и Булат.
Это жгучее откровение Ирины. Её раскаяние, облегчило и мою душу.
Долгие годы терзали меня сомнения и вина перед родным отцом нашего Игорька. Хотя все мы понимали, что для будущего Игорька – это единственный выход – ничего не менять в его жизни. Кроме того, это было желание моей сестры. Отец Игоря – Анатолий – в силу своей профессии механика на рыболовецких судах, находясь по несколько месяцев в море, не мог заниматься его воспитанием. Время показало правильность нашего общего решения. Да, это было тяжело для Анатолия – не видеться с Игорьком до его совершеннолетия. Спасибо Толе, который сумел понять меня!
Он исполнил свое обещание, только однажды прислал сыну поздравление ко дню его рождения 19 марта. У Анатолия образовалась своя семья, родилась дочь, которую воспитать ему не пришлось по причине развода со второй женой. Своего сына он сохранил, познакомился с ним, когда Игорек заканчивал ВВМУРЭ им. А.С.Попова. Они часто встречались, сохраняя добрые отношения, Игорёк и его семья заботились о нем до конца жизни Анатолия.
Было очень трудно скрывать правду, она осложнялась долгой болезнью Людочки, которой мы должны были немедленно вернуть сына при ее выздоровлении. К этому я прикладывала все силы, внимание и заботу, помогала мне моя дорогая Мумка (свекровь, они и сейчас вместе на кладбище «Памяти жертв 9 января»). Во спасение этой ситуации, родилась игра: у нас появилось три мамы: родная мама, мама Айя, мама Еея (Виола) – наш большой друг семьи, у которой мы отдыхали каждое лето в Сухуми.
Эта игра была необходима для поддержки его детской памяти о его маме и папе, чтоб он в любое время мог вернуться к матери, что и случилось, после очередного лечения в . Людочке стало легче, мне пришлось привезти Игорька к ней. Эрик болезненно воспринял это расставание, уговаривал меня повлиять на Людмилу, не тревожить парня, которому так хорошо в нашей семье.
При их встрече (Толя, муж моей сестры, был в море) я с трудом сдерживала слезы. Боль разлуки с ним тщательно скрывала, счастье Людмилы давало мне силы. В голове стучало: надо, надо, так надо, а сердце плакало, скулило. Утром надо было улетать в Советскую Гавань. Игорек мирно играл со своими игрушками, увидев меня одетую, спросил: «Мама Айя, ты куда?». А как ответить, когда все слова у нас застряли в горле. Игорек мгновенно засобирался, бегая по комнате, разыскивая свои вещи. Людмила только сумела произнести: «Забирай, не знаю, что будет со мной».
Милая моя, родная девочка, как же тебе хватило мужества взять всю нашу боль в свое сердце и жить с ней еще четыре года, встречаясь с сыном один раз в году во время нашего отпуска. После смерти Людочки мы не тревожили память Игоря воспоминаниями о его родителях.
На четвертом курсе училища, когда Игорь приехал домой в увольнение, как всегда мы с ним уютно устроились на кухне с любимой его жареной картошкой и всякой вкуснятиной. В мирной беседе без Юлиньки и Эрика – они были в гостиной – неожиданно прозвучал его вопрос:
– Мама, а где мой папа?
Я спокойно отвечаю:
– Всё шутишь, на диване, в гостиной.
– Нет, настоящий мой отец, с которым ты развелась?
Мне надо было заново вернуться в далекое прошлое, вспомнить, что Эрик не родной его отец. Немного придя в себя, с ужасом понимаю, что я не родная его мать, о чем он пока не знает. Что делать? Какое решение принять? Сказать всю правду или только полуправду, добить сразу или пощадить временем, а потом чем оправдать эту ложь? Не дай Бог кому-то оказаться в подобных ситуациях. Мы готовили себя к этим признаниям во имя Толи, но этот разговор меня застиг совершенно неожиданно.
Я начинаю свою исповедь, почти твердым голосом:
– Игорек, прими мое признание, как взрослый мужчина. Но тебе сегодня лучше (как лучше, что лучше, – чушь, все мелкая чушь) узнать всю правду: ведь я не твоя мать...
Красная краска на его лице сменилась белой, резко отодвинув стул, возмущенно сказал:
– Вы учили меня правде, а сами врали мне всю жизнь!
И все-таки, есть Бог на свете! Чтобы облегчить его страдание, я ему задала простой вопрос:
– Игорек, твоя воля казнить нас или миловать. Но скажи, и только правду, когда-нибудь ты чувствовал разницу между тобой и Юленькой? А ведь она младше тебя и девочка.
Он был обескуражен.
– Нет, – тихо ответил он.
Постепенно мы вошли в детские его воспоминания, вспомнили последнее прощания с его мамой. Он, оказывается, многое помнил. Я спросила, как он узнал и знает ли отец и Юленька. Он ответил: «Нет», – и попросил не тревожить их этим разговором. А Юлишка – наш «Штирлиц», знала двумя годами раньше из свидетельства об его усыновлении, которое мы тщательно скрывали, но разве от них скроешь что-нибудь в их доме. Через какое-то время Игорек обнял меня и по-мужски сказал:
– Мамочка, какое это имеет значение, я знаю, что у меня две мамы и два папы.
Я рассказала о любви его родителей к нему, рассказала об их сердечности и порядочности. Об их желании видеть его счастливым, и предложила в любое время сходить на могилу к его маме. Это тоже было тревожно-мучительное время – ещё долгих три месяца.
Рано утром из училища прибежал Игорек и решительно сообщил, что мы сейчас едем к маме. Наконец-то, как тяжело он переживал все это время, хотя не подавал никакого вида, бывая дома в увольнениях. Сильный характер, достойный мужественного человека.
Встреча сына с матерью состоялась через пятнадцать лет. Высокий, спортивный (десятиборец), красивый, в форме курсанта 4 курса, великодушный – весь в свою маму Люсю – он долго стоял, низко склонив голову в своих мыслях, потом, опустившись на калено, приложил руку к бескозырке, по морскому ритуалу отдал своей мамочке честь. Я оставила их одних и про себя тихо повторяла: «Людочка, это твой сын, он достоин твоей мечты».
И это правда. Сегодня Игорьку пятьдесят. У него прекрасная семья: дочь Людочка и сын Антон, внук Алексей и замечательная жена Ирочка. Со своей Юлишкой не расстаются ни на миг, нежно любя друг друга, как в детстве, несмотря на расстояния и долгие разлуки. Их детская дружба и взаимовыручка востребована и сегодня, в чем бы она ни выражалась. Я счастлива и спокойна за них.
Продолжение следует
