Район погружения был выбран в нейтральных водах Норвежского моря, поскольку нужных глубин на Баренцевом море нет. Первого октября прибыли в район.
Все шло своим чередом - с трудом погрузились и удифферентовались, поминая недобрым словом спасательные «цистерны», осмотрелись, доложили, получили «добро» адмирала на дальнейшее погружение и пошли вниз.
А вот и первый фокус, который, впрочем, не был неожиданностью. Дело в том, что через определенные интервалы глубины погружения командир был обязан докладывать наверх руководителю фактическую глубину, что он и делал, изъясняясь с руководителем по звукоподводной связи с помощью «секретного» словесного кода. Звучало это так: «Первый, я второй! Имею «грунт» сто». Это вместо того, чтобы просто сказать: «Глубина сто». Не знаю, долго ли мучился враг над расшифровкой наших сообщений, но то, что орали мы на весь океан, это уж точно.
Однако где-то между 30 и 40 метрами связь стала резко ухудшаться, а потом и вовсе пропала. Пришлось подвсплыть, восстановить связь со спасателем и максимум, что я мог предложить адмиралу, это попробовать увеличить дистанцию или, если связь не восстановится, потерпеть - может быть появится на большей глубине. Надо сказать, что Александр Иванович принял меры и при ослаблении сигнала умелым маневром находил нужное для связи положение корабля-спасателя.
Еще перед выходом мы с флагманским инженер-механиком, командиром и другими офицерами лодки наметили перечень систем, проверка которых требует специальной расстановки личного состава и определили персональные обязанности по их проверке. Вот только один пример. На подводной лодке есть разветвленная система забортной мытьевой воды. Используется она крайне редко и внимания к ней также крайне мало. Поскольку кингстон системы постоянно закрыт, нет никакой уверенности, что закрыты все расходные краны по отсекам. Не течет и ладно. Значит, надо расставить людей и все манипуляции с системой производить по командам центрального поста.
Так, в меру своего разумения, мы принимали дополнительные меры безопасности и по другим «шхерам».
Итак, погружение шло своим чередом. Личный состав и испытательная партия работали точно и без задержек. Ступенями через 50, а затем через 25 метров лодка шла на предел.
Инженер-контр-адмирал академик Соломенко Николай Степанович (1923-1995), известный специалист в области строительной механики корабля. - Роль российской науки в создании отечественного подводного флота. / Под ред. Саркисова А.А.. — М: Наука, 2008.
Руководителем испытательной партии был Николай Степанович Соломенко. Ныне контр-адмирал, член-корреспондент Академии наук, тогда он уже был видным «прочнистом», и его вклад в расчет прочного корпуса подводных лодок был чрезвычайно весомым. Он лично вел график напряжений самой уязвимой точки прочного корпуса, которая находилась в курительном помещении четвертого отсека, где в корпус упиралась мощная поперечная несущая балка. На каждой «ступеньке» погружения Николай Степанович приходил (или, если хотите, являлся) в центральный пост и увлеченно рассказывал о положительных результатах испытаний. В строгом смысле это называлось «доклад». И действительно - данные натурных измерений ложились почти точно на расчетный график напряжений. Не просто в область допусков, а именно на расчетную кривую. Конечно, радость ученого эффективностью своего труда можно было понять.
Но вот на подходе к предельной глубине начались непредвиденные события. Вспучилась и грохнула звуком гигантской консервной банки, ударив по пяткам, палуба. Затем начали заметно прогибаться вертикальные стойки электрощитов и приборов, отлетела как пуля головка крепежного болта коробки автоматической телефонной станции... То же самое наблюдалось и в других отсеках, хотя и в разной степени. Ну и действительно, если прочный корпус испытывает сжатие, куда же деваться приваренным к нему с обоих концов конструкциям, как не вспучиваться, гнуться и ломаться. Но вот как будут в этих условиях вести себя электрические элементы и проходящие сквозь прочный корпус кабели, этого не мог предвидеть никто.
И все же погружение продолжалось. На то мы и испытатели. Хотя напряжение в центральном посту, мягко говоря, имело место. Остановлены отсечные вентиляторы. Тишина... Только команды и доклады. Проверяются забортные клапана и кингстоны, нагружаются забортным давлением системы и магистрали, продуваются воздухом высокого давления соответствующие устройства, проверяется герметичность деидвудных сальников линий валов и всего того, что повседневно проверяется вакуумированием... Словом, испытывается и проверяется все. И вот в эту рабочую обстановку досадно вклинивается чувство постоянной опасности. Будешь тут хмурым...
Но, как всегда, среди всяких экстремумов наступает минута разрядки. Она пришла к нам вместе с радостной физиономией Николая Степановича, в поднятой руке которого был зажат график, где последняя измеренная точка без промаха угодила в расчетную. Он готов был демонстрировать это всем обитателям центрального! Он сиял! Он торжествовал! И когда, глядя на наши напряженные лица, спросил, не случилось ли чего, мы поняли, что этот увлеченный своим делом человек не видел и не слышал вокруг ничего, что отвлекало бы его от своей работы. Палубы, электрощиты - все это было вне его внимания. Ну как после этого не развеселиться! Главное свершилось - корпус испытан, прочен, больше ничего не выстреливало, не гнулось и не ломалось.
Хотелось нам с помощью БИУС «Туча» наделать на всех участвующих в испытаниях по сувениру, где печатается время, дата, место и глубина погружения, но из-за особенностей программы не смогли. Так что от первого погружения атомного ракетоносца на предельную глубину сохранилась только запись самописца устройства «Горизонт», где вычерчивается кривая скорости звука в воде в зависимости от глубины погружения. На кривой четко видны «площадки», то есть остановки на той или иной глубине, которые мы делали для того, чтобы осмотреться в отсеках, проверить технику и снять отсчеты приборов. Там же очень хорошо видно, почему в начале погружения мы теряли связь со «спасателем».
Этих записей две. Одна - погружение - у командира лодки Эрика Александровича Ковалева, другая - всплытие - у меня. И, конечно, этому документу не место в моем шкафу. Поэтому я передал его в музей завода, где была построена лодка - Северному машиностроительному предприятию.
Э.А.Ковалев. Зарисовки из жизни подводного плавания. - Военно-технический альманах «Тайфун» №11/2000.
Между тем программа испытаний подошла к концу, командир доложил об этом руководителю, и начали всплытие. Прослушали выстрелы палуб в обратном направлении, однако вертикальные стойки распрямились далеко не все. В целом испытания были успешными, все заинтересованные организации сделали соответствующие выводы.
Всплыли. Адмирал поблагодарил весь экипаж и испытательную партию за отличную работу, за мужество и выдержку, после чего мы взяли курс к родным берегам. Ну, а позже, конечно, первый тост был «за прочность прочного корпуса!»
«Туча». Про неё и вокруг
Когда Василий Федорович Кологриев заведующий музеем трудовой славы предприятия «Звездочка» пригласил меня в свой «цех» посмотреть новые экспонаты, встретиться и поговорить с детьми школы-интерната и одним из экипажей ремонтирующихся подводных лодок, я принял это приглашение с благодарностью. Дело в том, что я уже раньше был наслышан о том, как Кологриев инициативно и настойчиво пополняет фонд музея деталями, устройствами и аппаратурой, которые снимаются с утилизируемых подводных лодок. Так что его музей - это не выставка сувениров. Он (и это здорово!) больше похож на кабинет, где можно посидеть, посмотреть, пощупать технику, спросить и получить квалифицированную консультацию. А кроме того, не обременяя своими музейными делами руководство предприятия, он очень многое делает сам.
В этот раз на утилизацию пришел головной атомный ракетный крейсер 667-А проекта, построенный Северным машиностроительным предприятием и принятый в состав ВМФ СССР актом Правительственной комиссии от 5 ноября 1967 года. Ответственным сдатчиком корабля был покойный Валерий Николаевич Фролов, я - командиром. На ПО «Севмашпредприятие» лодку знали как «заказ 420», на флоте как «К-137», а с 1970 года как «Ленинец».
Честно послужив защите Родины более четверти века, крейсер закончил свой боевой путь на разделочном стапеле «Звездочки». Факт печальный, но, как говорится, «все там будем». Вот с этого-то корабля Василий Федорович и демонтировал основные пульты управления системами из тех, что установлены на главном командном пункте лодки (ГКП) и перенес их в музей. Экспонаты он расположил там примерно, как на корабле, и одно из центральных мест занял пульт «101-К» боевой информационно-управляющей системы (БИУС) «Туча». Система предназначалась для решения целого ряда информационных, тактических и огневых задач, а выделил я ее из всех других только потому, что в дальнейшем речь пойдет именно о ней.
В общем, пришел я в музей в несколько ностальгическом настроении, посидел на собственном кресле (кстати, устанавливать командирские кресла на ГКП приказал лично Главнокомандующий ВМФ Сергей Георгиевич Горшков), покрутил всякие маховички-рукояточки и совсем было расстроился, если бы не пацаны-интернатовцы. Мы вместе сфотографировались, а потом эта шустрая публика да и матросы тоже начали задавать вопросы, отвечать на которые надо было профессионально и не врать в воспитательных целях.
По заинтересованным лицам мальчишек я понял, что подводно-морское дело им по нраву, а по беседе с матросами и офицерами экипажа, что еще могу быть им полезен. Вот и этот рассказ пишется не только для того, чтобы рассказать «как это было», но и чтобы профессионал-подводник из того, что годами накоплено мной, нужное взял себе. Нельзя же познавать мир только за счет собственных шишек.
Уже в первые послевоенные годы на лодках начали устанавливать приборы, способные решать задачи торпедной стрельбы, а главное, которые умели на основании введенных наблюденных данных - пеленг, дистанция, свои элементы движения, время - вырабатывать величину элементов движения цели (ЭДЦ), т.е. ее курс и скорость, а также текущую дистанцию до нее. Далее прибор должен автоматически отслеживать движение цели и непрерывно вырабатывать угол упреждения торпеды, что позволяло произвести торпедный залп в любое время и с любой позиции. Торпеды в то время были только прямоидущие и математических осложнений при вычислении траектории не вызывали. Эти приборы назывались ТАС-Л-2 и ТАС-Л-4 и устанавливались на всех дизельных и первых атомных лодках.
Однако с появлением торпед, реагирующих на те или иные физические поля кораблей, торпед с ядерным зарядом, с появлением самоходных средств имитации, предназначенных для самозащиты лодки от противолодочного оружия, с принятием на вооружение дальнобойных ракетных комплексов, а также с усложнением тактических приемов борьбы на море, понадобился счетно-решающий прибор, способный принимать большой объем информации по кругу решаемых лодкой задач, обрабатывать ее и выдавать командиру рекомендации на маневр и установки на оружие. Причем быстродействие прибора должно обеспечивать решение задач в реальном масштабе времени. Таким требованиям могла удовлетворять только электронно-вычислительная машина.
За разработку такой машины взялся коллектив Московского Центрального научно-исследовательского института (ЦМНИИ), впоследствии «Агат». Руководил группой разработчиков главный конструктор Ростислав Рафаилович Бельский. Перечень задач и математическое обеспечение разработаны 24-м институтом ВМФ, представители которого Ю.Попов, М.Синильников, И.Чеботарев, Д.Сорокин, А.Лоскутов во время отладки постоянно работали вместе с группой Бельского. Разрабатываемый комплекс электронно-вычислительных машин, преобразователей, исполнительных и показывающих приборов получил название «Боевая информационно-управляющая система» и шел под шифром «Туча».
.
Личный состав, которому предстояло работать с системой, по замыслу разработчика делился на две части: «вычислители», которым предстояло осуществлять техническое обслуживание всей системы, и «операторы», т.е. лица, которые будут работать на пульте «101-К» и на оконечных приборах по роду своей деятельности. Наши первые «вычислители» (вначале по штату их было двое) - это выпускники ВВМУРЭ лейтенанты Николай Ступка и Владимир Егоренков. К работе на пульте «101-К» готовились старший помощник Игорь Тишинский и я, а к эксплуатации оконечных - командир штурманской боевой части Юрий Кальянов, ракетной - Анатолий Ильин, торпедной - Владимир Сергеев.
Получил хорошую общую подготовку по всей системе начальник радиотехнической службы Борис Новый, в чье заведование поступала «Туча». Разделены мы были на две группы специальной подготовки, и нашими учителями были, скажу без преувеличения, лучшие из военных специалистов в области радиоэлектроники и вычислительной техники преподаватели подмосковного Учебного центра ВМФ капитан 1 ранга Малашинин и капитан 3 ранга Карпов, впоследствии ученые, руководители научно-исследовательских коллективов.
Все мы, кроме Егоренкова и Ступки, знакомились с полупроводниковой техникой впервые, и нам еще предстояло узнать, что «дырка» это не только прореха в гардеробе, но и «электронная вакансия в кристалле полупроводника», чем отличается эмиттер от коллектора, и что есть алгоритм, а что программа.
Может быть, сейчас это кого-нибудь развеселит, но начали мы с популярной книжечки Айсберга «Транзисторы - это очень просто», где вся электронно-вычислительная заумщина (каковой мы ее на первых порах считали) превращалась во вполне понятную, осязаемую, а главное, интересную науку. Было, правда, одно непреодолимое препятствие в этом процессе познания . Дело в том, что Айсберг (не знаю уж в шутку или всерьез) каждую главу начинал с того, что рекомендовал читателю поесть рыбы. И как можно больше, т.к. считал, что насыщение мозга содержащимся в рыбе фосфором совершенно необходимо для усвоения транзисторных премудростей. Оно, это насыщение, должно быть регулярным и обязательно привязанным к программе обучения. Однако, так как в УЦ питание для нереакторщиков было организовано по береговой норме, то фосфора нам, конечно, крепко не хватало.
В общем, как бы то ни было, а через несколько месяцев учебы, после успешной сдачи экзаменов, мы были командированы в ЦМНИИ, где продолжили изучение БИУС «на железе». Руководили учебой как наши преподаватели, так и специалисты группы Бельского. Надо сказать, что подготовкой операторов пульта 101-К, т.е. старпома и меня, занимался лично Ростислав Рафаилович. Натаскивая нас, он добивался чтобы, вводя в систему какую-либо величину или делая те или иные переключения, мы совершенно ясно представляли себе какие качественные изменения происходят в недрах системы, и какой примерно можно ожидать результат решения. Своего он добился, но, как оказалось, «на свою же голову».
ЦМНИИ -
Дело в том, что в постановке или способах решения некоторых задач мы стали находить недостатки, которые требовали немедленного, на наш взгляд, исправления. Этот вопрос касался задачи выбора позиции для стрельбы ракетами, маневрирования и даже чисто технических задач. Например, для контроля за предстартовой подготовкой ракетного комплекса на пульте «Тучи» должны загораться определенные подсветки от обыкновенных лампочек накаливания. Общей же проверки исправности ламп, как это сделано, скажем, в системах управления и защиты реактора, не было. Но самая тяжелая несуразность таилась в задаче определения элементов движения цели по данным шумопеленгаторной станции. Надо сказать, что эта задача является базовой для решения всех тактических задач, а главное - для исчисления необходимых параметров прицеливания при торпедной стрельбе. Оказалось, что используемый в алгоритме способ математической обработки наблюденных данных не позволяет атаковать цель, идущую противолодочным зигзагом.
Продолжение следует
Уважаемый, Вадим Леонидович!
С большим интересом читаю ваши воспоминания «Штурм глубины» Во второй половине 60-х годов я после окончания института работал на Горьковском предприятии «ЭРА». В 1967 году я был в Северодвинске и в составе сдаточных команд К-78 (651 проект) и К-43 (670 проект) принимал участие в испытаниях этих кораблей.
После размагничивания К-78 некоторое время стояла перед носом Вашего корабля – здесь была большая глубина, чем на Сормовской сдаточной базе, а нам надо было проверить эхолот. В шутку мы называли Вашу лодку «Иван Вашингтон» за некоторое сходство. На К-43 я участвовал в ходовых и государственных испытаниях, а также в переходе лодки в Западную Лицу в конце декабря. Вы писали, что хорошо знали командира К-43 Вадима Владимировича Савицкого. Я интересуюсь историей К-43. К сожалению после того, как его сменил на посту командира Евгений Николаевич Золотарев, никаких сведений о нем мне не удалось найти.
Мне он запомнился веселым, плотного телосложения человеком среднего роста (с усами). Жена его была очень красивой женщиной. Она приехала за ним в Северодвинск и работала на Сдаточной базе секретарем Преображенского. В выходные дни я часто видел их вместе в городе. Последний раз я его видел в марте 1968 года в Западной Лице, когда приезжал в командировку на корабль. Может вы что-нибудь знаете о его дальнейшей службе.